Купина Н.А., Хомяков М.Б. Философские и лингвокультурологические проблемы толерантности: Коллективная монография
Подождите немного. Документ загружается.
Только досаду родит… —
это на его языке означало: „Как могут крестьяне выносить столько
обид и унижений и не восстать против своих угнетателей?“»
Эта отрицательная оценка терпения была первоначально заимст*
вована и советским дискурсом. Разумеется, речь шла не о том, что
советские люди призывались к бунту. По отношению к советскому
времени о терпении вообще не было речи, поскольку само обсужде*
ние того, надо ли терпеть, рассматривалось бы как идеологическая
диверсия: терпение предполагает, что сложившаяся ситуация при*
чиняет людям страдания. Само слово терпение считалось уместным
лишь по отношению к дореволюционной ситуации, в которой оно
в полном соответствии с наследием революционных демократов
оценивалось отрицательно. Однако ситуация переменилась после
того, как Сталин по окончании Второй мировой войны произнес
тост «За здоровье русского народа» и отметил терпение в ряду наи*
более замечательных качеств русского национального характера.
Тогда и терпение, как пишет Корней Чуковский [1952: 313], «стало
героической доблестью свободных советских людей».
3. «Терпеливо ждать».
В следующем круге употреблений, который является производ*
ным от предыдущего, глагол терпеть может быть истолкован при*
близительно следующим образом: «желая, чтобы произошло событие
Y, не пытаться его ускорить и демонстрировать желание, чтобы оно
скорее произошло». О «неприятной ситуации» речь уже не идет,
и глагол терпеть в этом круге употреблений является непереходным.
В данном круге употреблений терпеть также является непарным
глаголом, а потерпеть представляет собой делимитатив — ср.: по
терпи, и я все тебе отдам.
Производные, соотносимые с данным кругом употреблений,
в основном те же, что и в предыдущем: существительное терпение,
прилагательное терпеливый (вместе с наречием терпеливо и сущест*
вительным терпеливость), глагол вытерпеть (употребляемый в этом
значении без дополнения и, как правило, с отрицанием). Но имеет*
ся и особое производное — чрезвычайно характерное существитель*
ное» нетерпение» (ср. оборот сгорать от нетерпения). К данному
кругу употреблений примыкают используемые преимущественно
в контексте отрицания глаголы стерпеть и утерпеть: «сдержаться;
Раздел 2. Выражение толерантности средствами языка
121
121
не сделать того, что хотелось»: не утерпел и рассказал…, засмеялся
и т. п.; не знаю, как я утерпел и не рассказал; Баба тоже не стерпела —
кочергой его огрела.
На базе рассматриваемого круга употреблений слов из данного
фрагмента словообразовательного гнезда возникает еще один тип
употреблений — по отношению к кропотливой работе, которую че*
ловек выполняет, не рассчитывая на немедленный результат. Спо*
собность к такой работе оценивается в языковой картине мира поло*
жительно. Именно о таком терпении говорит пословица: Терпенье
и труд все перетрут. Заметим, что сам глагол терпеть не имеет ана*
логичного значения.
4. «Терпимо относиться».
В данном круге употреблений глагол «терпеть» означает нечто
вроде «мириться с существованием отрицательно оцениваемого яв*
ления». В контексте отрицания подчеркивается резко негативная
оценка явления (не терпеть чего*либо), не позволяющая с ним ми*
риться* (ср. также клишированный оборот терпеть не может). Пер*
фективный коррелят «потерпеть» используется в данном значении
почти исключительно с отрицанием (Не потерплю в своем доме…),
что затрудняет установление типа семантического соотношения
в видовой паре.
Именно с этим кругом употреблений глагола терпеть соотносят*
ся интересующие нас прилагательные терпимый и нетерпимый (и,
соответственно, существительные терпимость и нетерпимость).
Восходя по форме к пассивному причастию (ср.: Эти явления не мо)
гут быть терпимы), указанные слова в основном используются для
обозначения активной установки субъекта, мирящегося (или не ми*
рящегося) с негативными явлениями.
Однозначной оценки терпимости и нетерпимости русская язы*
ковая картина мира не содержит. Такая оценка устанавливается
лишь в рамках конкретной этической системы и тем самым оказы*
вается в компетенции моралистов, а не лексикографов. Приведем
рассуждение Владимира Соловьева (из «Оправдания добра»):
«Особая разновидность терпеливости есть качество, которому
Философские лингвокультурологические проблемы толерантности122
* Ср.: Я не терплю ресторанов, водочки, закусочек, музычки — и задушевных бе*
сед (В. Набоков).
присвоено по*русски неправильное в грамматическом отношении
название терпимости (passivum pro activo)*. Так называется допуще*
ние чужой свободы, хотя бы предполагалось, что она ведет к теоре*
тическим и практическим заблуждениям. И это свойство и отноше*
ние не есть само по себе ни добродетель, ни порок, а может быть
в различных случаях тем или другим, смотря по предмету (напр.,
торжествующее злодеяние сильного над слабым не должно быть тер*
пимо, и потому «терпимость» к нему не добродетельна, а безнравст*
венна), главным же образом — смотря по внутренним мотивам, ка*
ковыми могут быть здесь великодушие, и малодушие, и уважение
к правам других, и пренебрежение к их благу, и глубокая уверенность
в побеждающей силе высшей истины, и равнодушие к этой истине».
Однако, по Соловьеву, это же касается и других видов установки,
обозначаемой глаголом терпеть:
«Терпеливость (как добродетель) есть только страдательная сто*
рона того душевного качества, которое в деятельном своем проявле*
нии называется великодушием, или духовным мужеством. Тут почти
вся разница исчерпывается субъективными оттенками, не допуска*
ющими твердых разграничений. <…> С другой стороны, единство
внешних признаков может и здесь (как и в предыдущем случае щед*
рости) прикрывать существенное различие этического содержания.
Можно терпеливо переносить физические и душевные страдания
или вследствие малой восприимчивости нервов, тупости ума и апа*
тичности темперамента — и тогда это вовсе не добродетель;
или вследствие внутренней силы духа, не уступающего внешним
воздействиям, — и тогда это есть добродетель аскетическая (своди*
мая к нашей первой нравственной основе); или вследствие кротости
и любви к ближнему (caritas), не желающей воздавать злом за зло
и обидой за обиду, — и в таком случае это есть добродетель альтруи*
стическая (сводимая ко второй основе: жалости, распространяемой
здесь даже на врага и обидчика); или, наконец, терпеливость проис*
ходит из покорности высшей воле, от которой зависит все соверша*
ющееся, — и тогда это есть добродетель пиэтистическая, или рели*
Раздел 2. Выражение толерантности средствами языка
123
* Здесь в издании [Соловьев 1988] авторы комментариев (С. Л. Кравец
и Н. А. Кормин) делают следующее примечание: «восприимчивость к действию
(лат.)». Очевидно, что они просто не поняли смысл латинского выражения, означаю*
щего ‘пассив вместо актива’ и имеющего чисто грамматический смысл.
гиозная (сводимая к третьей основе)».
Впрочем, Соловьев предварил свое рассуждение словами:
«Смотря на одного и того же человека, спокойно переносящего
бедствия или мучения, один назовет его великодушным, другой —
терпеливым, третий — мужественным, четвертый увидит здесь при*
мер особой добродетели — невозмутимости (ajtaraxviдa) и т. д. Спор
о сравнительном достоинстве этих определений может иметь только
лексический, а не этический интерес».
Но для нас интерес представляют именно лексические вопро*
сы, а именно концептуализация терпимости и вообще терпели)
вости русской лексической системой. Как мы видим, для более
точного представления о месте терпеливости в русской наивной
этике требовался бы детальный сравнительный анализ слов сло*
вообразовательного гнезда с вершиной «терпеть» и слов, относя*
щихся к смежным семантическим полям: великодушие, мужест)
во, невозмутимость, стойкость, выдержка и др. Такой анализ —
дело будущего.
ТОЛЕРАНТНОСТЬ И НЕКОТОРЫЕ ОСОБЕННОСТИ
РУССКОГО МЕНТАЛИТЕТА В ЗЕРКАЛЕ ЯЗЫКА
О. П. Ермакова
Толерантность — важная культурно*психологическая категория,
которая является отличительной особенностью менталитета любого
народа. Русскому менталитету свойственно соединение противопо*
ложностей во всем. Есть оно и в проявлении толерантности, что на*
ходит отражение в языке. Рассмотрим свойственное русскому языку
выражение толерантности (или нетолерантности) в отношении не*
которых нравственных сторон жизни человеческого общества и от*
дельных проявлений «антиповедения» (безумия). По нашим наблю*
дениям, определяющими для толерантности (или нетолерантности)
служат понятия «всеобщность — невсеобщность» (или исключитель*
Философские лингвокультурологические проблемы толерантности124
© О. П. Ермакова, 2003
ность) и «свое — не свое». Терпимость человек проявляет, как прави*
ло, к тому, что свойственно в с е м, и, напротив, нетерпимость — по
отношению к тому, что свойственно е д и н и ц а м. Приведем отдель*
ные примеры.
Толерантность и грех
По данным языка, определяющим отношение к греху является
сознание его всеобщности. Отсюда терпимость, которая довольно
отчетливо выступает в русских пословицах:
Один Бог без греха; Без греха веку не изживешь; Невольный грех живет
на всех; Не согрешишь — не покаешься; Грех воровать, да нельзя миновать;
Грех да беда на ком не живет; На грех мастера нет; Грех не беда, да слава
нехороша; Грешный честен, грешный плут — в мире все грехом живут!
Выражения случился грех, впасть в грех, вводить во грех, грех попу)
тал создают представление о непроизвольности греха («без вины ви*
новатые»), а расхожие упоминания о своей греховности носят шут*
ливый характер (но не без элемента страховки — на всякий случай),
тем более что в таких ситуациях речь обычно не идет о тяжких гре*
хах. Ср.: Люблю, грешный человек, пустословить на сытый желудок.
Разрешите поболтать с вами? (Чехов. «Пассажир первого класса»);
Грешный человек, я вообразил, что Пунин пришел с намерением занять
деньжонок (Тургенев. «Пунин и Бабурин»).
Ср. также шутливо*укоризненное употребление слов греховод)
ник, грешок, ироническое грехопадение и др.: Какой)то греховодник
женился от живой жены еще на двух (Крылов, «Троеженец»); Ра)
бота в этой газете была моим первым грехопадением (устн. речь).
Из сознания всеобщности греха рождается оправдание себя, ко*
торым человек нередко пользуется. Ср. размышления Нехлюдова
после обольщения Катюши: «Что же это: большое счастье или боль)
шое несчастье случилось со мной?» — спрашивает он себя. «Всегда так,
все так», — сказал он себе и пошел спать.
«…Но что же делать? Всегда так. Так это было с Шенбоком и гу)
вернанткой… так это было с дядей Гришей, так это было с отцом…
А если все так делают, то, стало быть, так и надо» (Л. Толстой.
«Воскресение»).
«Так поступают в с е» очень часто является оправданием своего
Раздел 2. Выражение толерантности средствами языка
125
поведения в самых разных ситуациях. В одном рассказе Чехова
француз, наблюдая, как вполне благообразный человек поедает го*
ры блинов, ужасается, расценивая это как способ самоубийства,
и пытается этому помешать. Но на попытку внушить, что так много
есть нельзя, слышит: Что вы беспокоитесь? И вовсе я не много ем! По)
глядите, ем, как все! (в чем убедился француз, оглянувшись вокруг) (Че*
хов. «Глупый француз»).
И только исключительные личности действуют в о п р е к и в с е м.
Все — не мотив, не оправдание, а сигнал к инакомыслию, инакодей*
ствию.
Так трактует роль в с е х М. Цветаева:
…Кроме того: раз все вокруг шепчут: «Целуй руку! целуй руку!» —
ясно, что я руки целовать не должна. Я такому круговому шепоту от)
родясь цену знала (М. Цветаева. «Мой Пушкин»).
В то же время в этом снисхождении с позиции всеобщности гре*
хов малых и больших, кроме желания оправдать себя (что часто бы*
вает), заключается и элемент благородства: сознание отсутствия
права судить (и я небезгрешен).
Ср.: Я глядел на счастливое лицо дяди, и мне почему)то было страшно
жаль его. Я не выдержал, вскочил в экипаж и горячо обнял этого легко)
мысленного и слабого, как все люди, человека (Чехов. «Тайный советник»).
Н. Бердяев пишет, что в русском человеке, в соответствии с пра*
вославным воспитанием, всегда была «огромная нравственная сни*
сходительность». Ему было прежде всего предъявлено требование
смирения: «Лучше смиренно грешить, чем гордо совершенствовать*
ся…». «Высшие человеческие задачи стоят перед святыми. Обыкно*
венный русский человек не должен задаваться высокой целью, даже
отдаленно приближаться к этому идеалу святости. Это — гордость»
[Бердяев 1990: 74]*.
Философские лингвокультурологические проблемы толерантности126
* А гордость нетерпима с точки зрения бытового сознания, что отражается в сло*
вах гордец, гордячка, гордыня, да и слово гордый чаще актуализируется со значени*
ем ‘надменный’, а не с ‘чувством собственного достоинства’: «…Высока, стройна, бе*
ла, И умом, и всем взяла, / …Но зато горда, ломлива, своенравна и ревнива» (Пуш*
кин. «Сказка о мертвой царевне»); Ты бы посидела с гостями, а то подумают, что ты
гордая (Чехов. «В родном углу»). Ср. также спесь, чванство — семантические соседи
гордости: Варлаам: …Однако, отец Мисаил, когда я пью, так трезвых не люблю; иное
дело пьянство, а иное чванство (Пушкин. «Борис Годунов»).
Отсюда противоречивое отношение к тем, кто добродетельной
жизнью резко выделяется среди всех. Ср. употребление слов богомол,
богомолка, святой, святые в виде прозвищ в деревнях или в неболь*
ших городках с некоторой долей пренебрежения или осуждения. Ср.
также употребление в говорах слова богомолка — 1. «Девушка, отка*
завшаяся от замужества и посвятившая себя молитве и посту»; «Так
называются в Ферапонтовской волости Буйского уезда старые, об*
рекшие себя на безбрачие девы» (заметим, что старые девы никогда
не пользовались в народе особым уважением) [СРНГ 1968].
Ср.: богомолка — «богомолками зовут местами заматерелых де*
вок, грамотниц, посвятивших себя обучению детей и чтению псал*
тыря и канонов» (Даль); Богомолками же называли женщин, принад*
лежавших к секте шалопутов (разновидность хлыстовства. — О. Е.)
[СРНГ 1968]; Ср. также богомол в тюремно*лагерном жаргоне — «по*
прошайка».
Ср. ханжушка — таким насмешливым названием окрестили
в Киеве профессиональных богомолок:
…Молодой монах, не усвоивший еще в достаточной степени внеш)
нюю степень «ангельского чина», никогда не утратит случая, увидев
ханжушку, обозвать ее «мокрохвосткой» или «дармоедкой» (Куприн.
«Ханжушка»).
Очевидно, что коннотации у слова «богомолка» связаны с негатив*
ным оценочным компонентом, что наблюдается и в литературном
языке: — Вот полчаса холодности терплю, / Лицо святейшей богомол
ки. / И все)таки я вас без памяти люблю! (Грибоедов. «Горе от ума»).
Сознание, опирающееся на положение «один Бог без греха», со*
противляется вере в святость обыкновенного человека: вряд ли это
искренне. Отсюда, например, развитие у слова святоша значения
«лицемер, притворяющийся праведником, ханжа» (презрит.) (перво*
начально — «богомольный человек, строго исполняющий церков*
ные обряды»).
Здесь действует и еще один фактор: непонимание того, что не ук*
ладывается в норму, в средний стандарт, а непонимание обычно вы*
зывает раздражение. Людям нередко кажется неискренним то, чего
они сами сделать не в состоянии.
С этим вполне уживается почитание святых угодников: …Расска)
зывает она житие пречистой девы, житие отшельников, угодников
Раздел 2. Выражение толерантности средствами языка
127
божиих, святых мучениц (Тургенев. «Дворянское гнездо»).
С почтительным отношением к истинно святым связано и пере*
носное значение у слова святой — «высоконравственный, безу*
пречный в своей жизни, поведении». Ср., например, высказыва*
ние: Сахаров был святой (устн. речь).
Толерантность и зависть
Зависть, как известно, одна из самых страшных страстей челове*
ческих. Не случайно первое убийство, о котором сообщает нам Биб*
лия (Авеля своим братом Каином) произошло на почве зависти.
Однако, по данным языка, в народном бытовом сознании зависть
не представляется дьявольским порождением и не находит явного
резкого осуждения.
В пословицах русского народа она осуждается, но чаще всего
с юмором, с добродушной насмешкой. В поговорках показано, что
человек глупеет от зависти, утрачивает чувство реальности, доходит
до абсурда:
В чужих руках ноготок с локоток; На чужом дворе курица гусем ка)
жется; Чужие хлебы спать не дают; Завистливый по чужому счастью
сохнет; Господи, господи, убей того до смерти, у кого денег много и же)
на хороша! Чужие дураки — загляденье каки, а наши дураки — невесть
каки!
Только одна пословица у Даля представляет зависть как страшное
явление, разрушающее, убивающее человека: — Лихоманка да за)
висть — Иродовы сестры.
Поговорки показывают две стороны сущности зависти:
1) желание обладать тем, что есть у другого;
2) нетерпимость к чужому благополучию, превосходству, бес*
смысленное стремление к равенству.
Ср.: Не то обида, что вино дорого, а то, что целовальник богатеет;
Не столько смущает свой убыток, сколько чужой прибыток; Пусть
лучше у меня не будет коровы, только бы у соседа не было две; Чужим
здоровьем болен и т. д.
Об этом писал Достоевский: «В нынешнем мире равенство — это
ревнивое наблюдение друг за другом, чванство и зависть. „Он умен,
Философские лингвокультурологические проблемы толерантности128
он Шекспир, унизить его, истребить его“».
В то же время данные языка не только не выявляют дьявольскую
природу зависти, но представляют ее как некую норму человеческих
отношений, свойственную всем. Она всегда есть там, где у кого*то
что*то хорошо: Где счастье, там и зависть; Зависть прежде нас роди)
лась; Чужое завистливо (ему завидуешь); На чужое счастье глядеть
завистливо (Даль).
Об этом еще больше свидетельствует семантика слов и выраже*
ний, связанных с понятием зависть. Завидный (жених, место, работа
и т. д.) значит «хороший», сделать на зависть — «хорошо», в других
контекстах на зависть обозначает высшую степень чего*то хороше*
го: на зависть крепкое здоровье. О чем*то очень хорошем говорится:
предмет общей зависти. В качестве высшей положительной оценки
чего*то выступает указание, что это непременно вызовет зависть
у всех: Все иззавидуются (умрут от зависти). Ср.: И жених, и невеста
были предметом общей зависти (Гоголь). В говорах завистливый (или
завистный на что*нибудь) значит «усердный, старательный»: Она на
работу завистная.
И эта всеобщая зависть желанна, нередко является предметом ус*
тремлений:
Костюм бы сшить такого цвета. Все другие короли лопнули бы от
зависти (Е. Шварц). От такого мужа (красивого. — О. Е.) и стра)
дать)то счастье… Зато когда видишь, как все женщины завидуют те
бе, как зеленеют от злости — вот и торжествуешь. Я ей говорила: «Не
спеши выходить замуж… Может, явится такой красивый мужчина,
что заахают все дамы и девицы, вот тогда на зависть всем и бери его»
(А. Островский). Все дамы ее вкусу, красоте и экипажу завидуют (До*
стоевский).
Напротив, отрицательная оценка объекта или ситуации выража*
ется словами незавидный, я ему не завидую, ему не позавидуешь.
Таким образом, по данным языка, зависть представляется на*
столько распространенным чувством, что воспринимается как нор*
ма. И именно поэтому не находит резкого осуждения: все грешны.
Это отчасти напоминает отношение в народе к пьянству: все пьют,
что же судить*то?
Конечно, в художественной литературе мы находим и самые суро*
вые оценки зависти. В «Моцарте и Сальери» он [Пушкин] раскрывает
Раздел 2. Выражение толерантности средствами языка
129
5 Н. А. Купина
нам истоки одной из самых зловещих человеческих страстей — зависти
(Ф. Искандер); Кто скажет, чтоб Сальери гордый был когда)нибудь за
вистником презренным? Змеей, людьми растоптанною вживе? (Пуш*
кин). Можно встретить и указание на сатанинское начало этой стра*
сти: Демонское чувство зависти водило моей кистью (Гоголь).
Но это не изменяет общей картины представления в языке кон*
цепта «зависть» и в целом вполне терпимого отношения к ней.
Толерантность и безумие
Теперь я хочу кратко остановиться на отношении к такому явле*
нию, как безумие, с позиции толерантности и в зеркале языка. Безу*
мие —это болезнь. Но болезнь, которая выражается в необычности
поведения. Это, по выражению Б. А. Успенского, «антиповедение»,
это поведение в н е н о р м ы, отличающееся от поведения всех. Это
единственная болезнь, которая «породила» большое количество
слов, использующихся как грубые сравнения или презрительные на*
звания лиц в просторечии и жаргоне: идиот, придурок, полоумный,
шизик, псих, психопат, чокнутый, съехавший, стукнутый, долбану)
тый, шарахнутый — и массу нецензурных слов. Так обозначают, ес*
тественно, не больного на самом деле, а человека, с в чем*то откло*
няющимся от норм поведением. Более мягкие обозначения стран*
ностей — с прибабахом, с закидонами, со сдвигом.
То, что слова из поля безумия употребляются как бранные, гово*
рит о презрении к людям с психическими отклонениями у опреде*
ленной части населения. Они, психически больные, не как все. То*
лерантность же основана на всеобщности, а не на исключительно*
сти. Отчасти это явление объясняется и тем, что безумие не всегда
отграничивается от глупости, тупоумия.
В то же время русскому менталитету нередко импонирует компо*
нент неразумия, безрассудности, неистовства, который ассоциирует*
ся с безумием, и такие названия лиц, как безумный, ненормальный, су)
масшедший могут быть предикативами с оценкой «минус» и с оцен*
кой «плюс»: Она ненормальная, нельзя же держать в доме столько
кошек. Или при рассказе о немотивированной агрессии кого*то: Ну
что вы хотите? Он же ненормальный. Но и с восхищением: Мой муж
Философские лингвокультурологические проблемы толерантности130