Кроз М.В., Ратинова Н.А., Онищенко О.Р. Криминальное психологическое воздействие
Подождите немного. Документ загружается.
случае коммуникативное воздействие обычно строится совершенно иным
образом, оно является значительно более тонким, изощренным.
Пропагандируя противоправные идеи, стремясь расширить круг своих
единомышленников, коммуникаторы активно используют методы
убеждения и внушения, они стремятся оказать влияние и на сознание, и на
подсознание аудитории. При этом опытные правонарушители обычно
применяют массу специальных приемов, направленных на усиление
психологического воздействия, повышение его эффективности.
Такие приемы, используемые в массовой и публичной коммуникации,
обычно отличаются от применяемых в межличностном общении,
например, при оскорблении или принуждении к действиям сексуального
характера. Многие подобные психологические приемы подробно описаны
в нашей работе, посвященной исследованию психологии разжигания
вражды и ненависти
246
. Другие приемы, основанные на использовании
языковых средств воздействия на аудиторию, рассмотрены в работах
лингвистов
247
.
Помимо приемов, данное преступление характеризуется и
специфическими методами воздействия коммуникатора на аудиторию.
Так, при публичном общении – выступлении на митинге, ином массовом
мероприятии ораторы для усиления эффекта воздействия могут
использовать метод заражения аудитории – трансляции ей собственных
переживаний, эмоционального состояния, психического настроя. Как уже
отмечалось, слушатели в толпе активно воспринимают и некритически
усваивают пропагандируемые идеи, принимают предлагаемые образцы
поведения, при этом не рефлексируя свои действия.
Возвращаясь к анализу понятий, использованных в формулировке ст.
282 УК РФ, отметим, что помимо возбуждения ненависти и вражды
противоправными являются действия, направленные на унижение
национального, расового и пр. достоинства субъекта.
Выше, в третьей главе мы уже анализировали понятие достоинства.
Напомним, что оно связано с самооценкой, самоуважением субъекта,
осознанием им своей ценности. Вместе с тем уважать себя можно как за
свои сугубо индивидуальные качества (например, острый ум, высокую
ответственность, отвагу или хорошее чувство юмора), так и за качества,
характеризующие субъекта (меня) как представителя тех или иных
социальных общностей (заботливый отец, опытный специалист-
профессионал в своей области, ревностный прихожанин и т.д.) Именно в
этом социальном смысле достоинство субъекта имеется в виду в
формулировке ст. 282 УК РФ. Действия трактуются как противоправные,
если они направлены на унижение достоинства субъекта не как
246
Ратинов А.Р., Кроз М.В., Ратинова Н.А. Указ. соч. С. 123-186.
247
См., например: Баранов А.Н. Лингвистическая экспертиза текста: Теоретические основания и
практика. М., 2007. С. 174-298.
141
уникального индивида (в этих случаях пострадавшему лицу следует
обращаться к ст. 130 УК РФ или ст. 152 ГК РФ, если избран гражданско-
правовой способ защиты прав), а как члена указанных в норме закона
групп. Соответственно, предполагается, что в данном случае будет
унижено достоинство и других членов данной группы.
Достоинство является атрибутом субъекта, личности, но не группы.
Как было показано А.Р. Ратиновым, во всех отраслях права обладателем
достоинства признается только отдельная личность (гражданин, человек,
физическое лицо). Аналогичным образом, и с позиции психологической
науки предположение о том, что некая социальная общность (группа)
может являться носителем достоинства и испытывать отрицательные
переживания от его унижения также является нонсенсом
248
.
Этот подход представляется наиболее правильным и с точки зрения
психологии воздействия. Влияние здесь оказывается не на группу как
некоего совокупного субъекта, а на ее отдельных членов. Так, восприятие
подобного воздействия всегда будет индивидуальным как индивидуальны
органы чувств человека. Лишь в результате суммированных
индивидуальных воздействий и под их непосредственным влиянием, в
результате обмена мнениями, взглядами, эмоциями в человеческой
общности формируются такие надындивидуальные образования как
групповое мнение, коллективные эмоции и т.д.
Поэтому в формулировке «унижение достоинства человека или
группы лиц» имеется в виду не некоторое гипотетическое «групповое
достоинство», а индивидуальные достоинства ряда членов группы
(возможно, всех ее участников), униженных по основаниям, связанным с
принадлежностью к данной группе.
В психологическом плане и унижение достоинства, и возбуждение
ненависти отражают явления одного порядка, и определяют действия, одно
из которого служит средством реализации другого. Например,
приписывание исламу идеи необходимости «истребления неверных»,
воспринимаясь как незаслуженное обвинение и унижение достоинства
последователей этой религии, одновременно формирует неприязненное
отношение к ним. Как правило, унижение человеческого достоинства
представляет собой частный случай или разновидность или способ
действий, направленных на возбуждение вражды.
Вместе с тем между возбуждением вражды и унижением достоинства
есть и существенное различие. Оно заключается в объекте
психологического воздействия, а также в том, кому адресована
информация, сообщаемая в материале СМИ, публичном выступлении, кто
является ее получателем.
В этой связи напомним, что в рассмотренных выше составах
преступлений объектом криминального психологического воздействия и
248
Ратинов А.Р., Кроз М.В., Ратинова Н.А. Указ. соч. С. 84-85.
142
пострадавшим лицом, как правило, выступает один и тот же субъект. То
есть, воздействие в таких ситуациях является непосредственным по
уровню опосредованности контакт между сторонами.
В отдельных случаях воздействие может быть и опосредованным,
например, когда оно направлено не на самого потерпевшего, а на его
близких (родителей, детей и т.д.), с тем, чтобы заставить субъекта
совершить действия, выгодные преступнику. В зависимости от степени
опосредованности контакта, как уже отмечалось выше, можно выделять
«жертв первого, второго и т.д. порядка».
Особая ситуация складывается при совершении преступления,
предусмотренного ст. 282 УК РФ. Формально говоря, и здесь воздействие
может быть либо непосредственным (ситуация публичного выступления),
либо опосредованным (средствами массовой информации). Однако есть
существенное различие между понятиями аудитории (публичного
выступления или СМИ) и объекта криминального психологического
воздействия. Последнее понятие значительно шире первого, оно включает
в себя не только лиц, ознакомившихся с некоторой информацией,
послушав оратора на митинге или прочитав заметку в газете.
Объектом криминального коммуникативного воздействия в
рассматриваемом случае выступает все общество в целом
249
. Однако это
воздействие по разному реализуется в отношении отдельных
общественных групп, общностей и индивидов, образующих данное
общество.
Здесь следует выделить, во-первых, группу адресатов информации
(сообщения СМИ), то есть тех, кому оно направлено, на кого оно
ориентировано (потенциальная аудитория), а, во-вторых, тех, о ком
говорится в сообщении, его персонажей, «героев» (те или иные указанные
в законе группы – национальные, религиозные, языковые и др., а также
отдельные лица как представители этих групп). Тогда между
возбуждением ненависти и унижением достоинства будет следующее
весьма существенное различие.
В случае унижения достоинства адресаты воздействия и «герои»
сообщения – это представители одной и той же группы (расовой половой,
языковой и пр.) При возбуждении вражды эти общности не совпадают,
ненависть возбуждается не к «нам», а к «другим».
В обоих рассмотренных случаях у адресатов различно восприятие
получаемой информации, поскольку в одном речь идет «о ком-то другом,
чужом, инаком», а в другом – «обо мне и мне подобных», «о нас».
Соответственно, включаются разные оценочные механизмы – например,
ауто- или гетеростереотипы.
249
Несколько забегая вперед, отметим, что аналогичным образом складывается ситуация с преступными
деяниями, квалифицируемыми по ст. 280 УК РФ.
143
Одна и та же информация, как правило, является одновременно и
унижающей достоинство представителей какой-либо группы, и
возбуждающей вражду у представителей иных групп. Например, публично
выраженное презрение к цыганам как к дикому и опасному племени не
только оскорбительно для их национального достоинства, но в то же время
поддерживает в общественном мнении негативный образ и опасливо-
враждебное отношение к данному этносу.
Вместе с тем из данного правила, как и из любого другого, возможны
исключения. Их природа определяется в первую очередь особенностями
действий преступника и ситуации совершения преступления. Психолого-
правовой анализ данных действий позволяет выявить их направленность,
прояснить субъективную сторону преступления (о которой речь пойдет
несколько ниже).
Зачастую правоприменители испытывают значительные сложности в
анализе преступных деяний данной категории, при квалификации
действий правонарушителя, в частности, когда они сопряжены с насилием.
Так, 12 января 2006 г. Александр Копцев ворвался в полное прихожан здание
Московской синагоги на Большой Бронной улице. Примерно за три минуты он нанес
охотничьим ножом ранения различной степени тяжести девяти посетителям синагоги.
Свои действия А. Копцев сопровождал выкриками: «Всех жидов зарежу!», «Вас, жидов
– евреев всех убью и зарежу!», «Хайль, Гитлер!».
Данное преступление получило очень большой общественный резонанс, оно
активно обсуждалось в средствах массовой информации и в сети Интернет. По словам
государственного обвинителя на первом судебном процессе по делу А. Копцева,
проходившем в Московском городском суде весной 2006 г., только за период с 11
января по 20 марта это преступление «…послужило поводом для более чем 500
публикаций в печатных изданиях России и зарубежья и более 500 000 публикаций в
системе Интернет»
250
.
Государственное обвинение следующим образом квалифицировало действия А.
Копцева. Он обвинялся:
– в совершении действий, направленных на возбуждение ненависти, вражды, а
также на унижение достоинства человека и группы лиц по признакам национальности,
отношения к религии, совершенных публично, с применением насилия (п. «а» ч. 2 ст.
282 УК РФ);
– в совершении покушения на убийство, то есть умышленное причинение смерти
другому человеку, более двух лиц, по мотиву национальной ненависти, вражды (ч. 3 ст.
30, п.п. «а», «л» ч. 2 ст. 105 УК РФ).
Прокурор утверждала, что А. Копцев не просто совершил покушение на убийство
по мотиву национальной вражды (что представляется совершенно справедливым и
обоснованным), но что целью самого этого покушения на убийство являлось
возбуждение в обществе национальной и религиозной вражды: «Признак «совершение
действий, направленных на возбуждение ненависти вражды» объективно установлен в
ходе судебного разбирательства и выразился в том, что Копцев, испытывая чувства
«ненависти, вражды, пренебрежения, брезгливости» по отношению к лицам
«неарийской» крови, людям еврейской национальности, считая их «проявлением
250
Речь государственного обвинителя по делу Александра Копцева, обвиняемого в нападении на
прихожан московской синагоги // Официальный сайт Генеральной прокуратуры России. 20 марта 2006 г.
(http://www.genproc.gov.ru/ru/news/news_current.shtml?2006/03/3562.html).
144
сатаны на земле», а «их религию – сатанинской», осознавая, что избранный им способ –
убийство людей еврейской национальности привлечет внимание людей, разделяющих
его взгляды (о наличии которых ему известно), желая стать для них «примером, быть
первым», побудить их, спровоцировать к совершению аналогичных действий,
11.01.2006 приехал в Синагогу на Б. Бронной, где причинил ножевые ранения 9
потерпевшим»
251
. Таким образом, прокурор полагала, что обвиняемый совершил
действия, направленные не только на унижение человеческого достоинства, но и на
возбуждение вражды и ненависти.
Эти логические построения не выглядят убедительными. Объективно сами
насильственные действия Копцева были направлены именно на нанесение телесных
повреждений, возможно, на убийство евреев – прихожан синагоги по мотиву вражды к
данному этносу и его представителям, а не на достижение гипотетических последствий
его деяния. Такие последствия, возможно, могли случиться, а могли и не произойти;
они могли выразиться как в росте антисемитизма в стране, демонстрациях
солидарности с действиями Копцева, так и в массовом проявлении поддержки и
сочувствия пострадавшим, а также формировании в обществе атмосферы нетерпимости
к подобного рода деяниям и порождающей их идеологии.
Кроме того, представляется, что в данном случае имело место типичное
приписывание обвиняемому способности прогнозировать отдаленные последствия
деяния, а также мотивов и целей, ради достижения которых он якобы, совершил
преступление, вместо серьезного всестороннего анализа субъективной стороны
преступления
252
.
Сказанное отнюдь не означает, что, по нашему мнению, в действиях А. Копцева
не содержалось состава преступления, предусмотренного ст. 282 УК РФ.
Антисемитские выкрики, которыми он сопровождал нападение на прихожан синагоги,
безусловно, являлись оскорбительными для правоверных иудеев, унижали их
религиозное и национальное достоинство. Однако эти же высказывания никак нельзя
рассматривать одновременно и как возбуждавшие вражду к иудеям, поскольку
разжигать ненависть к евреям среди евреев – это явный нонсенс.
Вероятно, из-за недостаточно аргументированной позиции государственного
обвинителя, не согласившись с приведенными доводами, Московский городской суд 27
марта 2006 г. вынес обвинительный приговор А. Копцеву лишь по ст. 30 УК РФ
(«Приготовление к преступлению и покушение на преступление») и п.п. «а», «л» ч. 2
ст. 105 УК РФ («Совершение покушения на убийство двух или более лиц, по мотиву
национальной, расовой, религиозной ненависти, вражды»). Данный приговор был
обжалован как прокуратурой, так и адвокатами Копцева.
20 июня Верховный суд РФ, рассмотрев кассационную жалобу адвокатов и
протест прокуратуры, отменил приговор, а уголовное дело в отношении Копцева
251
Там же.
252
Недостаточное внимание, уделяемое правоприменителями установлению субъективной стороны
преступления, отмечали многие правоведы. Так, например, Б.Я. Петелин отмечал, что и в следственной,
и в судебной практике удельный вес ошибок при установлении субъективной стороны преступлений
составляет более 50% (Петелин Б.Я. Теория и тактика установления субъективной стороны
преступления в процессе расследования. М., 1992. С. 5). А.И. Рарог писал, что на практике встречаются
случаи осуждения за причинение вредных последствий без вины, нередки факты неправильной
квалификации деяния из-за ошибки в установлении формы вины, неверной оценки мотивов и целей
деяния. Он полагал, что удельный вес таких ошибок составляет 40–50% (Рарог А.И. Квалификация
преступления по субъективным признакам. СПб., 2003.С. 111). В.В. Лунев прямо утверждал, что чем
больше опыт, тем выше склонность следователя не устанавливать реальную мотивацию преступника, а
презюмировать ее, исходя из абстрактной или усредненной сознательности человека, или «подгонять»
под диспозицию статьи (Лунев В.В. Субъективное вменение. М., 2000. С. 18).
145
отправил на новое рассмотрение в тот же суд, но с другим составом. 15 сентября
Мосгорсуд, вновь рассмотрев дело Копцева, признал его виновным также и по ст. 282
УК РФ. Рассмотрев очередные кассационные жалобы адвокатов, 30 ноября Верховный
суд РФ оставил в силе этот приговор Мосгорсуда.
Различия между возбуждением вражды и унижением достоинства
могут быть также связаны с индивидуальными особенностями восприятия,
переработки и оценки информации субъектом (потерпевшим), его
личностными особенностями, жизненным опытом и т.д.
Так, например, возможна ситуация, когда вполне невинный текст,
доброжелательно и в позитивном ключе описывающий национальные или
религиозные обряды какой-либо этнической либо конфессиональной
группы, будет восприниматься отдельными лицами – представителями
данных групп как унижающий их национальное (религиозное)
достоинство лишь на том основании, что в описании обрядов были
допущены некоторые незначительные неточности. «Святотатством» будут
считаться именно эти отступления от канона, известные лишь достаточно
узкому кругу лиц, в подавляющем большинстве – представителям
описываемой в тексте конфессии (этноса), а также еще более узкому кругу
ученых-этнологов или религиоведов. Естественно, что подобную
информацию вряд ли кто-нибудь будет рассматривать как возбуждающую
вражду в отношении соответствующей этнической или религиозной
группы
253
.
Вообще, как мы уже отмечали выше, анализируя ст. 130
(«Оскорбление»), с психологической точки зрения важнейшее значение
имеет то, каким образом воспринимаются, интерпретируются и
оцениваются слова и действия преступника пострадавшей стороной, какие
мотивы и цели жертва приписывает правонарушителю. Наибольшее число
случаев неадекватной интерпретации информации, как правило,
происходит именно в массовых коммуникативных процессах, в которых
общение имеет односторонний характер и опосредуется специальными
техническими средствами. Именно в такой коммуникативной ситуации
максимально увеличиваются различия в понимании смысла сообщения
автором (коммуникатором) и разными представителями аудитории
(отдельными читателями, слушателями, зрителями). Остановимся на этом
вопросе несколько подробнее.
При подготовке любого сообщения его автор (публикатор, оратор)
вкладывает в материал некоторые мысли и идеи, которые он стремится
максимально точно и полно донести до своей аудитории. С этой целью он
использует специальные языковые и невербальные средства для передачи
содержания сообщения, применяет особые приемы и способы подачи
информации и ее оформления. Однако даже в ситуации межличностного
общения двух субъектов зачастую возникают «коммуникативные сбои» из-
253
Анализируя данный пример, юристы скорее всего вообще не найдут в нем состава преступления. Нас
же в данном случае интересуют возможности не правового, а психологического анализа.
146
за неверного или неточного понимания воспринимающим партнером
смысла обращенного к нему сообщения.
Еще более значительные сложности возникают в условиях массового
коммуникативного процесса, когда сообщение транслируется для
обширной и разнородной по своему составу аудитории. Восприятие,
оценка и интерпретация информации, содержащейся в сообщении, ее
понимание и осмысление (т.е. буквально – придание ей определенного
смысла) во многом зависит от индивидуальных и групповых особенностей
читателей (зрителей, слушателей), их жизненного опыта, социальных
установок, ценностных ориентаций, а также от их мировоззрения в целом.
Соответственно, отдельные лица различным образом могут понимать и
истолковывать смысл одного и того же сообщения, полученного из средств
массовой информации. Кроме того, в массовых коммуникативных
процессах имеется очень мало возможностей для установления «обратной
связи» между коммуникатором и аудиторией для того, чтобы
представители последней имели возможность при необходимости
уточнить, что имел в виду автор послания.
Применительно к обсуждаемой проблеме возможны два крайних
случая неадекватного понимания содержания и смысла сообщения масс-
медиа. В первом случае часть аудитории может считать откровенно
экстремистские высказывания совершенно нормальными, правильными и
адекватными, поскольку они будут соответствовать установкам,
предрассудкам и стереотипам таких людей, их ксенофобскому
мировоззрению. В другом – читатели (зрители, слушатели) могут,
напротив, усмотреть возбуждение вражды либо унижение достоинства той
или иной национальной, религиозной или социальной группы в
совершенно нейтральном по своей смысловой направленности сообщении,
«вычитать» в нем то, что в реальности в данном материале не содержится,
приписать автору намерения и замыслы, которых у него в
действительности не было. Именно такая ситуация была описана выше. К
сожалению, подобного рода неадекватности в восприятии и оценке
сообщений СМИ зачастую встречаются на практике.
Так, например, в прокуратуру было направлено заявление председателя
Международного фонда славянской письменности и культуры Т.А. Квитковской в
связи с публикацией 5 января 2003 г. в газете «Известия» статьи «Когда родился
Иисус». По ее мнению, содержание указанной публикации было направлено на
разжигание религиозной вражды.
Как показал анализ этого материала, проведенный одним из авторов настоящей
работы, он написан в жанре научной популяризации. В тексте приводятся результаты
исследований ряда ученых, поставивших перед собой задачу использовать
возможности современной науки для проверки отдельных положений Священного
Писания. В заключение автор статьи С. Лесков излагает собственное отношение к
приводимым данным: «Ревизия некоторых символов веры не является ни ревизией
самой веры, ни тем более богохульством… Главное не рождение Иисуса, а его жизнь и
147
те истины, которые он проповедовал. Эти истины не потеряли значения и поныне. Как
показывает жизнь, мудростью Христа руководствуются и верующие, и неверующие».
Текст публикации выдержан в повествовательном стиле. Он не содержит
оценочных суждений. Лишь в заключительной части дается эмоционально
положительная оценка учения Христа. Отрицательных эмоциональных оценок и
унизительных характеристик, а также негативных установок в отношении какой-либо
религии в публикации не содержится.
В своем заключении консультант указал на то, что приверженцами той или иной
конфессии нетрадиционная интерпретация символов веры, попытки научного
объяснения, исследования догматов религии, альтернативные объяснения изложенных
в Священном Писании положений могут субъективно восприниматься крайне
негативно и расцениваться как кощунственные, оскорбительные. Установлено и научно
доказано, что на восприятие текста читателем оказывают существенное влияние его
мировоззрение, религиозные убеждения и установки. Эти психологические
образования могут искажать восприятие, интерпретацию и оценку текстов,
затрагивающих значимую для данных лиц проблематику. В социальной психологии
широко известны такого рода механизмы, в частности, ошибки каузальной атрибуции –
ложное приписывание другому лицу намерений, мотивов и личностных свойств.
Объективное же исследование подобного рода тенденций не выявляет.
Неадекватность восприятия психологического воздействия и его
результатов, интерпретации полученной информации определяется
оценочным характером человеческого восприятия и понимания, наличием
эмоциональных компонентов в этих процессах, а также пристрастностью
соответствующей части аудитории, причем эта пристрастность в оценках и
суждениях может в полной мере не осознаваться отдельными
получателями сообщения.
Завершая обзор психологических аспектов данного вида
преступлений, следует кратко остановиться на субъекте криминального
воздействия – правонарушителе. Поскольку, как было показано, данное
преступление главным образом связано с распространением
противоправной информации, то преступник здесь с психологической
точки зрения выступает как коммуникатор, создающий некоторое
сообщение и передающий, транслирующий его аудитории с тем, чтобы
оказать на нее воздействие неким, требуем ему образом, добиться
определенного результата.
Субъектом преступления может выступать как отдельный индивид
(например, самостоятельно изготовивший и расклеивший листовки
противоправного содержания), так и группа лиц – коллективный
коммуникатор. В некоторых случаях, например, при создании
соответствующих кино-, видеоматериалов и их последующей трансляции
по телевидению, в такую группу входит множество лиц, связанных
определенной системой отношений, формальных и неформальных
статусов, жестким распределением обязанностей: автор (авторы) сюжета,
режиссер, оператор, редактор, музыкальный редактор, ведущий и др., а
148
также различные технические работники, ответственные за выход
материала в эфир.
Меру ответственности каждого члена такой группы устанавливает
суд, оценивая при этом не только содержание и характер действий каждого
лица, но и его отношение к ним, мотивы и цели действий. Таким образом,
мы переходим к проблеме оценки субъективной стороны данного деяния.
Рассматриваемое преступление совершается с прямым умыслом,
который, как известно, состоит в том, что субъект осознает общественную
опасность своих действий (бездействия), предвидит возможность или
неизбежность наступления общественно опасных последствий и желает их
наступления (ст. 25 УК РФ). В то же время в формальных составах
преступления, как уже отмечалось, наступления вредных последствий не
предусмотрено. Соответственно, не требуется, чтобы индивид обязательно
прогнозировал возможность возбуждения ненависти в качестве результата
своих действий, достаточно лишь наличия первого (осознание характера
своих действий) и последнего (желание наступления определенных
последствий) признаков умысла.
Многие правоведы считают обязательным элементом субъективной
стороны данного вида преступлений цель действия преступника, которую
прямо выводят из формулировки диспозиции нормы: коли там речь идет о
«действиях, направленных на…», то и цель преступника связана с этой
направленностью действий, обусловлена ею и заключается в возбуждении
вражды и ненависти, унижении человеческого достоинства.
Так, например, В.А. Бурковская утверждает, что «Субъективная
сторона преступления, предусмотренного ст. 282 УК РФ, характеризуется
целью. Цель в данном случае является конститутивным элементом состава
преступления… В диспозиции нормы … цель определена как возбуждение
ненависти либо вражды, а равно унижение достоинства человека либо
группы лиц по признакам, обозначенным в законе»
254
. Авторы одного из
комментариев к Уголовному кодексу также полагают, что «Исходя из
направленности действий, целями преступления являются возбуждение
национальной, расовой или религиозной вражды; унижение национального
достоинства; пропаганда исключительности, превосходства либо
неполноценности граждан по признаку их отношения к религии,
национальной или расовой принадлежности»
255
.
С позиций психологического анализа, элемент субъективной картины
мира преступника (каковым является цель его активности – идеальный
образ результата деятельности) здесь прямо выводится из объективно
заданной направленности его внешних, предметных действий.
Представляется, что в этом случае происходит скорее догматическое
254
Бурковская В.А. Криминальный религиозный экстремизм... С. 139.
255
Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации. / Отв. ред. А.А. Чекалин.
149
приписывание субъекту некоторой цели, чем действительный анализ
побудительной сферы его активности.
Ничуть не лучше с точки зрения психологии выглядит и позиция
других исследователей, которая заключается в том, что обязательным
признаком данного преступления считается не цель, а мотив
правонарушителя
256
.
Наконец, некоторые правоведы считают, что и мотивы, и цели здесь
могут быть самыми различными и на квалификацию они не влияют
257
.
Наиболее психологичной, учитывающей реальные особенности
мотивационно-целевой сферы субъекта, является позиция А.Р. Ратинова.
Он утверждал, что «…применительно к злоупотреблениям свободой слова
понятие направленности определяет смысл распространяемой
информации, ее содержание, могущее вызвать вражду или унизить чье-то
достоинство. Прямой умысел состоит в том, что субъект осознает или
предвидит такой эффект своего поступка. …
В данном случае целью является обнародование в публичном
выступлении или в средстве массовой информации сведений, способных
вызвать вражду или унизить достоинство. Последствия деяний для
субъекта могут быть безразличны. А вот мотивами могут служить самые
разнообразные побуждения и интересы: помимо политических и
религиозных это могут быть мотивы самореализации, самоутверждения,
завоевания авторитета, стремление к материальной выгоде,
доминированию в бизнесе, дискредитации противников в избирательной
борьбе и пр.»
258
.
Соответственно «Прямой умысел по ст. 282 УК РФ состоит в том, что
субъект понимал, что распространяемая им информация может возбудить
вражду, предвидел, что его действиями такая информация будет
обнародована, и желал этого»
259
.
При производстве доследственных проверок, предварительном
расследовании и судебном разбирательстве уголовных дел, возбужденных
по ст. 282 УК РФ, правоприменители очень части обращаются за помощью
к специалистам. Анализ спорного материала, проведенный таким
специалистом в форме судебной экспертизы или внепроцессуальной
научной консультации, позволяет предоставить юристам-практикам
важные сведения, во-первых, о реальном содержании и смысловой
направленности сообщения (т.е. об объективной стороне преступления).
Во-вторых, такое исследование дает возможность правоприменителю
получить дополнительную информацию, позволяющую ему сделать вывод
о коммуникативных намерениях автора материала, целях и задачах,
256
См., например: Залиханова Л.И. Указ. соч. С.89-91.
257
Дуюнов В.К. и др. Указ. соч.
258
Ратинов А.Р., Кроз М.В., Ратинова Н.А. Указ. соч. С. 92.
259
Там же. С. 93.
150