Краснова О.В., Лидерс А.Г. Психология старости и старения. Хрестоматия

Подождите немного. Документ загружается.

страдающих сосудистой деменцией, оказалось, что только 4 % больных выполняют серийные

счетные операции без каких-либо нарушений. Задание часто выполняется в медленном темпе,

вычитание производится со значительными колебаниями уровня достижений, с постепенным

истощением и утерей программы. Наиболее часто встречаются ошибки в счете при переходе через

десяток, когда происходит как бы частичная потеря «направления» операции. Большинство

подобных ошибок не только не замечаются и не исправляются больными самостоятельно, но и не

могут быть исправлены с помощью психолога. Таким образом, компенсация дефекта оказывается

невозможной даже при включении помощи и контроля извне.

Зададим себе вопрос: в чем причина столь выраженных нарушений? Можно предположить, что они

возникают либо вследствие распада пространственных представлений, лежащих в основе

выполнения счетных операций данного типа, либо вследствие сужения объема психической

деятельности в целом.

Чтобы проверить, какая из причин главенствует, мы просили больных решать устно примеры на

вычитание однозначных и двузначных чисел (в среднем 6 примеров) как в пределах десятка, так и с

переходом через десяток. Оказалось, что безошибочное выполнение таких отдельных счетных

операций доступно 50 % больных. Следовательно, можно сделать вывод о том, что сужение объема

деятельности является генеральным фактором, приводящим к неуспеху при выполнении серийных

счетных операций, и адекватным методом опосредования здесь может быть только «кван-

тификация» — дробление выполняемой деятельности на отдельные операции.

Сокращение возможностей опосредования собственной деятельности при сосудистой деменции

прослеживается и при исследовании понимания больными содержания сюжетных картинок. То

перечисление элементов, составляющих картинку, которое при нормальном старении является

адекватным способом компенсации трудностей, приемом, облегчающим вхождение в задание,

оказывается при сосудистой деменции свидетельством дефицита целостного восприятия

изображения, причем этот дефицит не ограничивается сферой перцепции, но распространяется и на

интеллектуальную деятельность — около 80 % больных сосудистой деменцией с трудом

осмысливают содержание сюжетных картинок.

Ограничение возможностей опосредования при сосудистой деменции тем не менее не означает

исчезновения таких возможностей вообще. Одни уровни опосредования являются сохранными,

другие — нарушенными. Сравнив успешность выполнения больными перекрестных поз в пробах

Хэда по зрительному образцу и по речевой инструкции, мы обнаружили, что в случае зрительно-

160

го образца нормально выполняют задание 14 % больных, а по речевой инструкции — 74 %. Этот

пример показывает, что больным практически недоступно самостоятельное речевое опосредование

(анализ позы психолога, ее описание во внутренней речи и воспроизведение на основании такого

описания). Но если такое опосредование задается извне (и не требуется его самостоятельное

конструирование), то осуществляемая с его помощью деятельность оказывается значительно более

успешной.

Результаты выполнения проб логико-грамматического конструирования демонстрируют и

возможность опосредования деятельности с помощью наглядной опоры. Так, правильный выбор из

двух атрибутивных конструкций родительного падежа удается 39 % больных, если он

осуществляется при слуховом предъявлении, и 76 % — если он осуществляется с опорой на

рисунок.

...Приведенные данные показывают, что в возрасте инволюции опосредование остается значимым

способом регуляции активности в когнитивной сфере как при нормальном, так и при

патологическом старении. Более того, опосредующая деятельность на этом этапе жизни

направляется на преодоление когнитивного дефицита и встраивается в общий контекст

деятельности как компенсаторный механизм саморегуляции. При этом происходит

переструктурирование отношений между различными психическими процессами, что

свидетельствует об адекватности понимания старения как особой стадии онтогенеза,

характеризующейся не только дефицитарностью отдельных составляющих психической

деятельности, но и мобилизацией новых дополнительных средств ее оптимизации.

Уровень сложности используемых адаптивных возможностей характеризуется широким

диапазоном от сугубо внутренних (гиперконтроль за деятельностью) до чисто внешних

(применение лупы при чтении для реконструкции зрительного поля). Естественно, что в позднем

онтогенезе, в отличие от раннего, на текущую деятельность накладываются уже освоенные,

личностно адекватные и закрепленные в индивидуальном опыте опосредующие действия.

Значительно чаще по сравнению с периодом зрелости используются приемы опосредования,

вынесенные во внешний план психической активности, что обусловлено сужением объема

деятельности, осуществляемой во внутреннем интеллектуальном пространстве.

Вместе с тем на этапе позднего онтогенеза имеет место своеобразная дивергенция двух уровней

психической активности: натуральные когнитивные способности обнаруживают отчетливую

тенденцию к снижению, в то время как опосредование становится все более самостоятельной

формой активности. Последняя может носить гиперкомпенсаторный характер и в этом смысле

заменять собой реализацию актуальных задач и целей.

О Краснова

161

О. Н. Молчанова

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ВИТАУКТ

КАК МЕХАНИЗМ СТАБИЛИЗАЦИИ Я-КОНЦЕПЦИИ

В ПОЗДНЕМ ВОЗРАСТЕ

Согласно адаптационно-регуляторной теории старения, разработанной В.В.Фролькисом, наряду с

разрушительными процессами старения, сокращением адаптивных возможностей организма

существуют процессы, направленные на поддержание его высокой жизнеспособности, на

увеличение продолжительности жизни, которые были названы витауктом (vita — жизнь, auctum —

увеличивать).

Витаукт стабилизирует жизнедеятельность организма, восстанавливает и компенсирует многие

изменения, вызванные старением, способствует возникновению новых приспособительных

механизмов. Однако кроме биологического старения есть и психологическое, обусловливающее

изменения в когнитивной, личностной, мотивационной сферах человека, а также в его

самосознании.

Нас интересовал вопрос, существуют ли процессы психологического витаукта на уровне Я-

концепции и, если да, то в чем они выражаются? Наше предположение заключалось в том, что с

возрастом наряду с общим снижением ценности «Я» и отдельных его аспектов будет проявляться и

другая тенденция, названная нами психологическим витауктом, которая представляет собой

процессы, стабилизирующие деятельность субъекта, компенсирующие нарастание негативных

характеристик, уберегающих систему «Я» от разрушения.

Проведенное экспериментальное исследование по изучению динамики самооценки в зрелости и

старости, охватившее 328 человек в возрасте от 20 до 90 лет, обнаружило, что наряду с общим

снижением уровневых характеристик самооценки с возрастом нарастают факторы компенсации,

поддерживающие стабильность Я-концепции:

а) наличие у испытуемых позднего возраста высоких позиций реальной самооценки по шкалам

«характер», «отношения с людьми», «участие в труде».

Вероятно, высокие показатели по этим параметрам играют компенсаторную роль (на эту мысль

наводит способ аргументации названных позиций), «выравнивая» низкие оценки по дру-

Молчанова О. Н. Психологический витаукт как механизм стабилизации Я-концепции в позднем

возрасте // Психология зрелости и старения. — 1997. — № 1. — С. 24-25.

162

гим шкалам и обусловливая в среднем умеренный уровень общей самооценки личности в позднем

возрасте;

б) фиксация на позитивных чертах своего характера.

Люди пожилого и старческого возраста чаще приписывают себе позитивные качества, в основном

отражающие хорошее отношение к людям и деловые свойства, и реже указывают на свои

недостатки;

в) снижение идеальных и достижимых самооценок.

Что может носить компенсаторный характер, защищая человека от слишком большого разрыва

между реальным и идеальным «Я», гиперразведение которых свидетельствует о низком

самоуважении, неудовлетворенности собой. Сближение или слияние «могу» и «идеала» в позднем

возрасте говорит, по-видимому, о принятии своей позиции, даже если она не очень высока, о

тенденции довольствоваться тем, что есть, ощущать свое положение как вполне приемлемое;

г) относительно высокий уровень самоотношения.

Таким образом, в структуре общей Я-концепции одни элементы с возрастом начинают снижаться

(самооценка), другие остаются стабильными или усиливаются (самоотношение);

д) ориентация на жизнь внуков и детей.

В позднем возрасте при анализе и характеристике собственной Я-концепции нередко можно

встретить рассказы о жизни детей и внуков, описания их успехов и достижений. Такая ориентация

на детей и внуков сохраняет перспективу личностного развития, а следовательно, способствует

осознанию ценности своего «Я»;

е) ретроспективный характер самооценки.

Будущее для лиц позднего возраста нередко представляется угрожающим, ожидаемые изменения —

негативными, актуальная позиция не всегда удовлетворяет, поэтому характерной особенностью их

Я-концепции является обращенность в прошлое, которое для них приобретает большую ценность,

чем будущее и даже чем настоящее. Утверждение значимости своей прошедшей жизни и себя в

ней, оценка своих прошлых заслуг, достижений, статуса и прочего позволяют в какой-то степени

компенсировать негативные изменения, наступающие с возрастом, либо противостоять

возможности осознания своей малоценно-сти в настоящем, не принимать новый, более негативный

образ себя.

Перечисленные выше процессы можно отнести к защитным механизмам психологического

витаукта, которые позволяют удерживать собственную Я-концепцию на приемлемом для субъекта

уровне, однако их действие зависит от индивидуальных особенностей человека, общего стиля и

истории его жизни.

163

М. В. Ермолаева

МЕТОДЫ ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ РЕГУЛЯЦИИ ЭМОЦИОНАЛЬНЫХ ПЕРЕЖИВАНИЙ В

СТАРОСТИ

Практическая психология поздних возрастов испытывает потребность в новых специфических

методах работы, отражающих характерные для пожилых и старых людей возрастные изменения и

индивидуальные стратегии адаптации к этим возрастам. Старые люди болезненно относятся к

попыткам судить об их духовной жизни с позиции зрелого, т. е. более молодого для них, возраста.

Они обижаются на непонимание, покинутость и во многом правы: оказавшись в связи с уходом на

пенсию вне обязательных социальных связей, многие люди переживают глубокий стресс,

сопровождающийся ощущением безнадежности, и полагают, что те, кто не пережили этого, ни

понять, ни судить их не могут. Признание психологической уникальности поздних возрастов и

разнообразия индивидуальных форм старения обусловливает проблематичность использования

известных средств психорегуляции эмоциональных состояний, разработанных для зрелого возраста,

в работе с людьми поздних возрастов и необходимость разработки специфических методов,

отражающих характерную для этих возрастов структуру эмоциональных переживаний.

Раскрыть структуру эмоциональных переживаний в старости можно лишь в контексте целостного

учения о возрасте и важнейших критериях его оценки, которые определяют характерные

особенности социальной ситуации развития и ведущей деятельности. Социальная ситуация

развития в старости связана с отходом от активного участия в производительной жизни общества

— выходом на пенсию. Именно этот момент некоторые теории признают началом старости. Это не

случайно: профессиональная деятельность при любых особенностях индивидуальной жизни

обеспечивает человеку необходимые социальные связи (проблема может заключаться лишь в

качестве и объеме этих связей). Уходя на пенсию, человек сталкивается с необходимостью важного

и трудного, абсолютно самостоятельного выбора — между социальной и индивидуальной жизнью.

Момент выбора определяет стратегию последующей адаптации к старости и соответственно

структуру эмоциональных переживаний в этом возрасте. Это положение согласуется с мнением о

том, что системообразующим фактором адаптации к возрасту как адаптогенному фактору является

социальная деятельность человека [Медведев В.И., 1984].

' Ермолаева М.В. Методы психологической регуляции эмоциональных переживаний в старости //

Психология зрелости и старения. — 1999. — № 1 (5). — С. 22-48.

164

...По сути, человек на пороге старости решает для себя вопрос: оставаться ему в обществе

(сохранять прежние социальные связи, создавать новые) или перейти к индивидуальной жизни. Это

решение определяет две основные стратегии адаптации — сохранение себя как личности и

сохранение себя как индивида.

Большинство современных теорий старости, трактующих поздний возраст с позиций адаптации

[Альперович В., 1997; Давыдовский И. В., 1967; Шахматов Н.Ф., 1996], ее истощения (утраты

адаптационных возможностей)

, рассматривают вторую стратегию адаптации к возрасту —

стратегию сохранения себя как индивида — в качестве единственного пути старения. При этом

позитивные эмоциональные переживания старого человека в рамках этой стратегии не находят

убедительного толкования [Шахматов Н. Ф., 1996].

Учитывая значимость оценки смысла и результата прожитой жизни для структуры эмоциональных

переживаний в старости, Эриксон утверждал возможность двух различных по содержанию, знаку и

значимости для жизнедеятельности форм эмоциональных переживаний жизненного итога: если

человек убежден, что жизнь состоялась, то он уравновешен и спокойно смотрит в будущее, но если

жизнь оценивается как прожитая зря, то его настигают чувство бессилия что-либо исправить,

отчаяние и страх смерти [Эриксон Э., 1996]. Так, Эриксон оставлял за старостью альтернативу

исхода, но альтернатива эта, по мнению автора, в целом определяется характером прохождения

предшествующих этапов жизни. Однако, если рассматривать старость как возраст развития, то

следует признать за ней право и необходимость выбора смысла и цели жизни, а следовательно,

возможности прогрессивного или регрессивного изменения личности. Любой факт своей жизни

пожилой человек может оценить в пессимистической или, напротив, позитивной и конструктивной

форме. <...> Возможность свободного, хотя и трудного выбора позволяет характеризовать старость

как возраст развития, возраст потенциальных возможностей и дает шанс противостоять тотальному

угасанию. Итоговый выбор определяется решением задачи о смысле оставшейся жизни. Общая

структура этого смысла воплощается в картине и динамике эмоциональных переживаний.

Распространение основных положений учения о старости предполагает, что дифференциация

различных видов деятельности, динамика познавательных функций и изменение личности чело-

Здесь и далее в статье проводится мысль о том, что старение представляет собой закономерный

процесс адаптации к возрасту как адаптогенному фактору. Этой позиции придерживается автор

теории адаптации В.И.Медведев [1984], который утверждает, что в возрастном плане тезис об

уменьшении адаптации не вполне правилен, поскольку физиологические компоненты адаптации,

которые действительно характеризуются сужением функционального диапазона, в значительной

степени компенсируются поведенческими компонентами. — Примеч. сост.

165

века в этом возрасте определяются характером ведущей деятельности, особенности которой

воплощены в структуре эмоциональных переживаний. Как указывалось выше, ведущая

деятельность в позднем возрасте может быть направлена либо на сохранение личности человека

(поддержание и развитие его социальных связей), либо на обособление, индивидуализацию и

«выживание» его как индивида на фоне постепенного угасания психофизиологических функций.

Оба варианта старения подчиняются законам адаптации, но обеспечивают различное качество

жизни и даже разную ее продолжительность. В литературе наиболее полно описан второй вариант

старения, при котором возрастные изменения проявляются в качественно своеобразной перестройке

организма с сохранением особых приспособительных функций на фоне общего их спада [Фролькис

В. В., 1981]. Эта стратегия адаптации предполагает постепенную перестройку основных жизненно

важных процессов и в целом структуры регуляции функций для обеспечения сохранности

индивида, поддержания или увеличения продолжительности жизни, т. е. превращение «открытой»

системы организма в систему «замкнутую» [Давыдовский И. В., 1967]. В литературе указывается,

что относительная замкнутость (в психологическом плане) контура регуляции в старости

проявляется в общем снижении интереса к внешнему миру, уменьшении притязаний, эгоцентризме,

ослаблении эмоционального контроля, обострении некоторых личностных черт, а также в

нивелировании индивидуальных качеств личности [Милентьев А. С. и др., 1996]. Во многом эти

личностные изменения обусловлены замкнутостью интересов старого человека на самом себе. <...>

В данной стратегии адаптации эмоциональные переживания приобретают специфическую

старческую окраску, характерную для сенсорной депривации. Постепенная утрата значимых,

глубоких социальных связей проявляется в двух важнейших особенностях психической жизни:

снижении поведенческого контроля [Альперович В., 1997] и «истощении» чувствительности

[Грановская P.M., 1997; Давыдовский И. В., 1967; Старость: справочник, 1996]. Сознательная

регуляция поведения необходима лишь для социального бытия и осмысленна с точки зрения

общения с другими. Ослабление поведенческого контроля приводит к нарастанию эгоцентричности

в старости, убежденности стариков в неоспоримой справедливости их позиции и, как следствие,

амбициозности, обидчивости, нетерпимости к возражениям [Альперович В., 1997]. Старческая

болтливость и другие характерные изменения личности также обусловлены недооценкой

пожилыми людьми значимости сознательной регуляции своего поведения в отношении с

окружающими и постепенной утратой этих навыков. Снижение функций самодетерминации и

саморегуляции закономерно обостряет личностные качества: осторожность постепенно перерастает

в подозрительность,

166

бережливость — в скупость, появляются консерватизм, безучастное отношение к настоящему и

будущему [Милентьев А. С. и др., 1996].

Однако обострение личностных черт — лишь постепенно проявляющееся следствие выбора

стратегии адаптации по принципу «замкнутого контура». Центральным моментом психологической

адаптации служит направленное изменение семантики информации, что проявляется в оценке

самочувствия и настроения, а также фильтрация информации на всех этапах ее движения (включая

ее подавление на сенсорном уровне и гамму мнестических процессов, где главную роль играет

механизм забывания) [Грановская P.M., 1997; Медведев В.И., 1984]. Эта система информационной

защиты участвует в формировании концептуальной модели реальной действительности, по которой

и строится адаптационный процесс. Стратегия адаптации по «замкнутому контуру» предполагает

несколько индивидуальных вариантов: согласно их концептуальным моделям, мир видится

пожилым людям как неясный, непредсказуемый, иногда угрожающий, гибельный. В любом из этих

вариантов концептуальной модели (даже в наиболее позитивном из них) пожилой человек не

«владеет» этим миром, социально не причастен к нему, перспектива его собственной жизни не

зависит от него самого, а стратегия его поведения наиболее полно описывается житейским

понятием: «доживать свой век». В этом смысле суть исканий и притязаний пожилого человека в

данной стратегии адаптации расценивается как стремление приспособиться к жизни, которую он не

принимает, желание по возможности отдалить конец своего существования. Характерный для

стариков отлет сознания в прошлое имеет особое значение — в данном варианте старения люди

просто живут в прошлом, где все было ясно, потому что они сами строили свою жизнь и влияли на

жизнь других. Пребывание в воспоминаниях помогает отвлечься от неясного настоящего и не

думать о будущем, в котором они не видят ничего, кроме умножения физических страданий,

грядущей немощи, неизбежной смерти. <...>

Заметим, что в этой стратегии адаптации, направленной на сохранение себя как индивида, разрыв

временной связи между прошлым, настоящим и будущим выступает как защитный элемент,

существенный компонент концептуальной модели реальной действительности. Эмоциональные

переживания как субъективная сторона этой своеобразной концептуальной модели

действительности направлены на защиту пожилого человека от неуправляемой реальной жизни и

на стабилизацию его психических состояний и функций. По мнению Г.С.Абрамовой [1997],

эгоистическая стагнация в старости характерна для тех стариков, которые отказались от

собственной экзистенции, от собственных проявлений духа, не погрузились в глубины своего «Я»,

а замкнулись на прошлом и прервали связь с настоящим.

167

В гериатрической литературе достаточно подробно описаны собственно-возрастные

(непсихотические) типичные эмоциональные состояния в старости. Считается, что в основе этих

переживаний лежат механизмы, отражающие состояние психического упадка, однако без признаков

возрастно-органических психозов [Шахматов Н. Ф., 1996]. Предваряя конкретное описание

эмоциональных переживаний в структуре таких состояний, позволим себе не согласиться с этой

точкой зрения. Психический упадок — их следствие, а не причина, причем следствие хоть и

закономерное, но проявляющееся постепенно с довольно значительным латентным периодом. <...>

Эмоциональные переживания, являясь важным компонентом общего адаптационного синдрома,

отражают лич-ностно-смысловой вектор поведения, направленный в данной стратегии адаптации

на защиту от действительности, на продление индивидуальной жизни путем купирования

интенсивности жизненных проявлений и подавления активности личности. В связи с этим, по

мнению ряда авторов, основной характерной особенностью эмоциональной жизни пожилых людей

(закономерной для стратегии адаптации по «замкнутому контуру») является выраженная

озабоченность — не вполне осознанное, крайне генерализованное состояние [Александрова М.Д.,

1974; Апыгерович В., 1997; Шахматов Н.Ф., 1996]. Она включает озабоченность собственным

здоровьем, политическим и экономическим положением в стране (по отношению к перспективам

собственной жизни), будущим детей и внуков — всем понемногу. К. Рощак прямо указывает на

адаптивный характер старческой озабоченности: по его мнению, потребность в беспокойстве и

озабоченности служит своеобразным механизмом непомерно разросшейся в старости потребности

избежать страдания. Интересно, что обострение некоторых личностных черт в старости

представляет собой, по предположению автора, механизм адаптации — обособление и защиту от

непонятной, непредсказуемой, быстро меняющейся окружающей жизни. Так, автор рассматривает

шаблонизацию как средство осуществления потребности в постоянстве, а проявление упрямства

как путь защиты собственной независимости и внутренней стабильности видения окружающего

мира [Рощак К., 1990].

Анализ озабоченности (беспокойства) пожилых людей позволяет найти в этом состоянии много

общего с тревогой малой степени. Существует мнение, что тревога обусловлена угрозой

актуализации социальной потребности (в то время, как страх — биологической) [Lindell H.S., 1964].

Тревога основана на оценке предвосхищаемой и неопределенной угрозы [Lazarus R. S., Averill J. R.,

1972]. В.И.Медведев [1984] отмечает, что тревога возникает в тех случаях, когда ситуация

оценивается как непредсказуемая; при этом состояние тревоги направлено на поиск новой формы

ответа, адекватной особенностям сложившейся ситуации. Таким об-

168

разом, состояние тревоги характеризуется адаптивной функцией, функцией активного

приспособления к особенностям условий жизни и деятельности. Разумеется, под хронической

озабоченностью стариков мы понимаем лишь тревогу малой степени, адаптивный смысл которой

заключается в повышении бдительности старого человека по отношению к не совсем понятным,

настораживающим факторам внешнего мира и ухудшению внутреннего состояния. По мнению З.

Фрейда, антиципация опасности, характеризующая тревогу, предупреждает страх. Фрейд считал,

что если сигнал не отнесен к окружающим, то человек не готов к активному ответу на него. При

этом отсутствие тревоги может стать причиной последующего непоправимого нарушения

деятельности [May R., 1950].

Хроническая озабоченность помогает старым людям выработать специфическую тактику

сбережения усилий, способность заранее предвидеть, оберечься от возмущающего воздействия (или

несколько деформировать его, изменив к нему отношение) и тем самым избежать фрустрации с

сопровождающим ее сильным всплеском эмоционального возбуждения, гибельного для душевного

покоя стариков и, как следствие, для их хрупкого внутреннего баланса

Можно отметить и еще один характерный факт, свидетельствующий в пользу адаптивной ценности

старческой озабоченности: мотивационная обусловленность состояния тревоги сообщает

эмоциональным переживаниям в структуре этого состояния яркую

пристрастность [Bennet, Pravits J. G., 1987; Lazarus R.S., AverillJ.G., 1972]. Эмоциональные

переживания тревоги (в целом характеризуемые как неприятные) несовместимы с переживаниями

скуки и придают остроту субъективной картине окружающей действительности. Озабоченность по

поводу своего здоровья, что часто проявляется у стариков в форме ипохондрической фиксации...

побуждает развитие новых интересов и потребностей в обогащении медицинскими знаниями в

области лучших способов лечения и других форм борьбы со старческими недугами. Старики

получают большое удовольствие от рассказов о своих болезнях и при этом их не смущает, что

окружающими эти рассказы воспринимаются как навязчивые — пожилые люди искренне не

замечают этого, поскольку жизнь вне общества способствует снижению у них поведенческого

контроля. Но разговоры о болезнях, бесконечное лечение и самолечение — это процесс, это путь, а

не ко-

' Как отмечает И. В.Давыдовский [1967], общие энергетические ресурсы и механизмы, с помощью

которых в данную единицу времени могут быть пополнены затраты при стрессовых реакциях у

старого человека, являются ограниченными, и безопасность нейтральных для молодого человека

воздействий может превратиться в большую опасность для старого человека.

169