Кортунов С.В. Национальная идентичность: Постижение смысла
Подождите немного. Документ загружается.
561
Россия на пути к мировому лидерству
4
Российскоамериканские отношения... С. 70.
5
Там же.
6
Там же. С. 71.
7
Россия и США: Дипломатические отношения 1900–1917. Документы. М., 1999.
С. 606–607.
8
Там же. С. 655.
9
Там же. С. 652.
10
Там же. С. 656.
11
Там же. С. 672.
12
Там же. С. 672.
13
Там же. С. 677.
14
Цит. по: Краткая история США. Харвест, 2003. С. 195.
15
National Security Strategy. Washington, 2006. P. 30.
16
Независимая газета. 2003. 11 сентября.
17
National Security Strategy. P. 30.
18
National Security Strategy. P. 4, 30.
19
Graham Th. Op. cit. P. 60.
20
National Security Strategy. P. 4.
21
Ibidem. P. 30.
22
АПН.ру.16.07.2008.
23
Коммерсантъ. 2004. 11 октября.
24
Официальный сайт Президента РФ.
25
Graham Th. E., JR. Op. cit. P. 82.
26
Краутхаммер Ч. Момент однополярности («El momento unipolar») // The
Washington Post. 1990.
27
Graham Th. E., JR. Op. cit. P. 74–75.
28
Российскоамериканские отношения... С. 70.
29
Кургинян С. Власть и оппозиция. М., 1995.
30
Бердяев Н. Судьба России. М., 1990. С. 89.
31
О соборности в русской философии. М., 1990. С. 5–6.
32
Там же. С. 62.
562
Приложения
Приложение 1
Коммунизм и христианство
Гуманизм. Подлинное христианство, доведенное до своей евангелической сути,
интересуется не столько Небом, сколько Землей, не столько потусторонним миром,
сколько миром посюсторонним, не столько Богом, сколько человеком.
Трактовка христианской истории спасения целиком определяется стремлением
добиться для человека, для каждого человека, возможности реализовать себя в каче
стве цели. Понимая под свободой полное самовыражение человека и преодоление все
го того, что стоит между человеком в истории и его идеальной сущностью, христиан
ство приобрело характер широкого освободительного движения. Если все то, что
противопоставляется человеческой свободе, есть отчуждение, христианство ставит
своей целью полное и окончательное преодоление подобного состояния в ходе борьбы
между добром и злом, которая является смыслом и душой истории.
Конечно, христианство — это религия, то есть определенное отношение человека
к Богу, при котором человек безоговорочно признает примат Бога. Однако несомненно
и то, что христианство — это не просто утверждение примата Бога, а освященный Бо
гом путь решения проблемы человека, его земного существования.
Бог — это существо бесконечно большее, чем человек, существо всемогущее, в ру
ках которого сосредоточены судьбы Вселенной и самого человека. Коммунизм утвер
ждает, что здесь кроется источник отчуждения. Однако положение о примате Бога при
вело бы к отчуждению, если бы в отношениях с Богом человек низводился бы до
положения средства и если бы взаимоотношения между ними исчерпывались диалек
тикой отношений хозяина и раба. Но такого отчуждения не было бы, если бы человек
рассматривался как цель, если бы указанное взаимоотношение понималось как диа
лектика отношений дружбы, как сосуществование двух свобод.
Между тем именно в этом состоит суть христианства. Бог так далек от желания
вступить в конкуренцию с человеком, что все его действия направлены на освобожде
ние человека путем слияния его с собой. Судьба человека находится не в руках хозяи
на, который рассматривает его как средство, а в руках бесконечной божеской любви.
Диалектика отношений хозяина и раба преодолевается здесь диалектикой отношений
любви, которая тождественна великой и бескорыстной любви матери.
Свобода. Может ли человек добиться окончательного преодоления отчуждения,
добиться полного самовыражения и полной свободы, если принять гипотезу о несуще
ствовании Бога? Содержание свободы не исчерпывается аксиологической абсолютно
стью, оно включает в себя также реализацию глубоких коренных устремлений челове
ка. Быть свободным — хорошо, но ради какойто цели. Эти устремления коммунизм
объявляет земными. Но являются ли они только таковыми? Достаточно ли достиже
ния земных целей для того, чтобы полностью удовлетворить человеческие чаяния?
Можно исходить из самой прекрасной гипотезы — гипотезы построения идеаль
ного общества, обещанного коммунизмом. Однако миллиарды людей погибли и еще
погибнут, так и не увидев ни того, ни другого. Как расценивать мир, в котором столько
людей не могут добиться самовыражения в качестве цели и являются совершенно от
чужденными? Коммунисты могут сказать, что их жертвы не напрасны, что их кровь
563
орошает поля будущего. Фактом остается, однако, то, что отдельное лицо принесено в
жертву и в конечном счете низведено до положения средства.
Но даже те, кто увидит восход нового солнца, однажды очутятся перед лицом смер
ти, перед уходом в ничто. Достаточно ли будет для них уверенности в том, что они
прожили жизнь ради благородного дела, чтобы задушить тоску и смятение, вызванное
наблюдением за собственным угасанием? Достаточно ли окажется для умирающего
коммуниста уверенности в том, что человечество будет попрежнему жить и процве
тать, чтобы без сожаления и внутреннего сопротивления смириться со своей неизбеж
ной судьбой?
Какие бы ответы ни были даны на эти вопросы и даже если бы они драматически
остались без ответа, было бы все же трудно отрицать, что они возникают из самых глу
бин человека, что они отражают подлинно человеческие проблемы. Можно не согла
шаться с тем ответом, который дает религия, но невозможно отрицать существование
самих этих проблем или утверждать, что они отражают классовую борьбу. Как бы ни
представлялись будущие судьбы религии, трудно согласиться с тем, что однажды удаст
ся вырвать из тайников души человека сомнения и вопросы, касающиеся конечного
смысла жизни и смерти.
В коммунистическом мире между смертью и свободой существует неразрешимый
конфликт: фактически что может более противоречить полному самовыражению че
ловека, что может представлять собой большее отчуждение, чем его полное уничтоже
ние? Смерть — высшее отчуждение, и коммунистический деятель после своей победо
носной борьбы против различных видов частных отчуждений оказывается перед лицом
всеобщего отчуждения, которое несет с собой смерть, и вынужден проиграть решаю
щую битву.
Если это верно, то освобождение человека не может быть полностью осуществле
но при жизни. Подлинная свобода предполагает тип существования, побеждающий
смерть: человек не должен испытывать страха потерять себя. В тайниках его души, в
том, в чем он себя обретает, заключено обращение к миру действительности и ценно
стей больших, нежели человеческие, больших, нежели земные. Полное освобождение
человека предполагает преодоление человека.
Но чтобы удовлетворить это стремление человека, имманентно ему присущее, дол
жен существовать Некто, совершенно отличный от него, бесконечно больший, чем он
сам, кто воплощал бы в себе всеобщность бытия и ценностей и кто был бы настолько
всемогущ, что мог бы помочь человеку преодолеть его последний предел — смерть. Этим
Некто и является Бог.
Идея величия Бога, его неизмеримого превосходства и всеобщего господства в хри
стианской трактовке ни в малейшей степени не подрывает, таким образом, величия
человека, а напротив, утверждает его. Поэтому не существование Бога ведет к отчуж
дению человека, а его отсутствие могло бы повести к этому. Фактически если бы Бога
не было, человек не смог бы достичь самовыражения: смерть Бога означала бы в конеч
ном счете смерть человека. Чтобы полностью преодолеть отчуждение и реализовать
свои самые сокровенные чаяния, человек нуждается в том, чтобы его судьба находи
лась в руках бесконечной божеской любви.
В конечном счете фундаментом христианского гуманизма является именно тож
дественность бытия и божеской любви. Это дает гарантию того, что законы бытия в
итоге являются законами любви, и позволяет тем самым дать положительный ответ на
вопрос о смысле бытия.
Мораль. Никто не сомневается, что христианство — это система этических ценно
стей, комплекс моральных законов. Речь идет о выяснении того, является ли эта этика,
как утверждает ортодоксальный коммунизм, чисто «религиозной» или же также и гу
манистической. Другими словами, имеет ли она в качестве высшего принципа лишь
564
прославление Бога или же и освобождение человека, а также основывается ли она лишь
на свободной воле Бога или же на том, что неизбежно присуще человеческой природе?
Христианство дает следующий ответ на эти вопросы. Поскольку в христианском
мире не только Бог, но и человек обладает абсолютной ценностью, этика ориентирова
на не только на прославление Бога, но и на освобождение человека. Уважение к чело
веку, на которого Бог простер свое созидательное действие, должно вдохновлять также
и поступки человека, который должен продолжить миссию Бога, преследуя те же цели,
что и Бог.
Уважение к человеку присуще самому Богу, потому что это требование присуще
его природе: если человек верен самому себе, Бог верен человеку. Этические законы
поэтому не являются волеизъявлением Бога, а выражают определенные онтологиче
ские требования, органически присущие человеку, прежде всего требование уважения
человеческой личности.
Отсюда следует, что категорический императив «действуй так, чтобы личность была
для тебя всегда целью и никогда — средством» следует расценивать как глубоко христи
анский. Если уточнить, что это относится как к человеческой, так и к божественной лич
ности, то становится очевидным, что такое требование совпадает с заповедью о любви,
которая является существом христианской морали и ее исторической самобытностью.
Но достаточно ли человеку добиться счастья других людей, чтобы избавиться от
крушения собственных надежд и устремлений? Христианин отвечает отрицательно на
этот вопрос. Какими бы благородными ни выглядели бескорыстная жертва и чистое
великодушие, нельзя не осудить несправедливость мира, в котором наиболее благо
родные люди не могут реализовать самые сокровенные свои чаяния, а следовательно,
добиться счастья! Поэтому христианство считает правильной идею Канта, согласно
которой моральная жизнь предполагает существование Бога и бессмертие души, необ
ходимые для обеспечения конечного слияния нравственности и счастья.
Любовь. Коммунизм полагает, что христианская любовь стерильная, платони
ческая и поэтому в конечном счете иллюзорная, и противопоставляет ей любовь «дей
ственную, созидательную». Эта посылка абсолютна не верна.
Христианская история спасения — это не только история единения человека с Бо
гом, но и история единения всего человечества, то есть Богочеловечества. Каждый че
ловек является в одно и то же время и отдельным человеком, и частью нового челове
чества, история которого должна слиться с историей Бога.
Речь идет не об особом аспекте христианской миссии, а о качестве, которое пере
секает ее из конца в конец. Совершенствование человека, его жизнь воплощается в един
стве. Но единство личности зависит, в сущности, от отношений личностей между со
бой: человеку не удается достичь внутреннего единства, если он не соединяется с Богом,
не приобщается к интимному союзу Троицы. Но нет союза с Богом без союза с братья
милюдьми. Сообщество Троицы продолжается в сообществе человеческом. Отсюда —
внутреннее единство личности осуществляется лишь в общности с людьми.
Первородный грех привел не только к потере милости, дружбы Бога, но и к разры
ву органического единства, внутреннего и общественного. Вавилон символизирует это
распыление человечества, сопровождавшееся смешением языков: связь между людь
ми стала невозможной, потому что между ними исчезла общность. С тех пор была на
рушена и психическая уравновешенность человека, ему стал присущ дуализм «плоти»
и «духа», т.е. конфликт между двумя системами ценностей, между эгоизмом и благо
родством.
Для того чтобы человек вновь обрел утраченное душевное равновесие, преодолев
внутреннюю расколотость своей души, а также для того чтобы человечество достигло
общественного единства, человек должен преодолеть свой индивидуализм. И нет дру
гого способа его преодоления, кроме братской любви.
565
Братская любовь, то есть любовь человека к человеку, является в связи с этим серд
цевиной христианской системы. Эта любовь предполагает, как и в случае божеской
любви, признание каждого человека как цели. В основе христианства лежит гармони
ческая связь человека с Богом, спасения человека и величия Бога. Однако невозможно
быть верным Богу, не будучи верным человеку; невозможно защищать Бога, не защи
щая прав человека. Христианин по призванию — это не только человек Бога, но также
и человеческий человек.
Новый Завет трактует христианское призвание именно как призвание братской
любви. Иисус, являясь Богом, спустился на Землю и получил возможность сообщить
людям о бесконечном множестве чудесных вещей. Но среди прочих доминировала одна
идея, с которой он связывал успех своей миссии в мире, — идея братской любви. Эту
любовь он не ставил ниже любви к Богу: ибо человек, не любящий брата своего, кото
рого видит, как может любить Бога, которого не видит? Эти два типа великой любви
являются синтезом и вершиной закона, условием пребывания божеской любви в нас.
В этом состоит революционный манифест Христа, его главная заповедь, согласно
которой мы предстаем перед судом Христовым и которая будет в конце концов мерой
ценности нашей жизни, наших успехов. В связи с этим христианский принцип любви
предъявляет исключительные требования: он накладывает на нас обязательства, кото
рые мы должны нести вплоть до смерти. Речь идет не о совете, не о какомлибо благом
намерении, необязательном для спасения, а о заповеди, о первой заповеди Христа, ко
торой каждый свободен следовать или не следовать, точно так же, как каждый свобо
ден быть или не быть христианином; но никто не может претендовать на то, чтобы быть
христианином и в то же время отвергать первую заповедь.
Земная миссия. Коммунизм утверждает, что вера отрывает человека от земных
общественных обязательств по искоренению зла в этом мире. Между тем первая запо
ведь обязывает христианина добиваться для людей не только вечного спасения, но и
преодоления отчуждения в этой жизни. На нем лежит поэтому земная миссия, которая
является продолжением миссии Бога. Хотя его призвание имеет своей конечной целью
вечное освобождение, евангелизацию, оно тем не менее распространяется в такой же
степени и на мирское освобождение, гуманизацию. Поэтому подлинная христианская
религиозность предполагает нормализацию мирской экономической, социальной и по
литической жизни и видит необходимость в том, чтобы дети Церкви брали на себя
обязательства по сооружению земного общества, основанного на справедливости, брат
стве и гуманизме. И даже если для того, чтобы отстаивать человеческие ценности, хри
стианин применяет религиозные мотивировки, тем не менее он сознает, что созидает
земной Град, в котором человек мог бы добиться самовыражения.
В то же время, преодолевая разрыв между религией и мирской цивилизацией, хри
стианство вскрывает несовершенство последней в смысле полного и окончательного
разрешения всех человеческих проблем. Христианин, с одной стороны, видит те опас
ности для человека, которые таит в себе прогресс сам по себе, а с другой — он знает, что
корни отчуждения лежат не только вне человека, но и в нем самом, что отсутствие у
него душевной гармонии рождается вместе с ним и должно исчезнуть только тогда,
когда закончится его земное существование.
Высоко оценивая успехи науки, христианин тем не менее полагает, что она не мо
жет разрешить все человеческие проблемы, в особенности те, которые касаются конеч
ного смысла бытия и Вселенной. Когда космонавт после своего чудесного полета опус
кается на Землю, отягощенный весомым грузом нового опыта, христианин полагает,
что этот опыт, каким бы удивительным он ни был, не дает решения его проблемы, ибо
этого опыта недостаточно, чтобы сделать человека счастливым. Ему требуются более
широкие горизонты, более необъятные, чем мир, более великие, чем Вселенная. Чело
век величественнее космического пространства, которое он исследует.
566
Перед человеком стоит следующая дилемма: либо ограничиться миром понятных
вещей, слишком маленьким, однако, для него, его проблем, его устремлений, либо же
выйти в мир более великий, чем он сам, скрытый за покровом неизвестного. Оправдан
ли отказ от иной реальности изза одного лишь факта, что она больше нас? Во имя
какого прогресса стоит убивать последнюю и самую великую надежду человека?
В конечном счете тот, кто отрицает этот мир, отрицает и надежду. Каким жалким и
гнетущим был бы мир ясности, лишенный надежды! Каким он стал бы в какойто оп
ределенный момент, когда был бы разведан и изучен до конца, когда в нем было бы
найдено все, за исключением того, что действительно нужно было найти!
Если для коммунизма корень всех отчуждений заложен в экономике, то для хрис
тианина экономика составляет лишь сферу более широкого конфликта, корни которо
го лежат в природном эгоизме и ограниченности человека. В самом деле, если бы чело
век независимо ни от чего стал бы однажды великодушным и благородным, развивались
бы экономические отношения с этого момента в плане соперничества и конфликта?
Поэтому преодоление отчуждения для христианства составляет не только внеш
нюю проблему (ниспровержение экономически несправедливых режимов), но и про
блему внутреннюю, корни которой лежат в глубинах человеческой души. А потому и
решаться она должна не только в плане изменения внешних условий человека, но и в
плане его внутреннего самосовершенствования. Необходимо, таким образом, не толь
ко сделать человечными условия существования человека, но и очеловечить самого
человека. Иначе говоря, если внутренний конфликт между эгоизмом и благородством
предшествует экономическому отчуждению, он должен пережить всякую внешнюю
реформаторскую деятельность и составить для каждого человека проблему, которую
он должен решить не только в ее историческом контексте, но и целиком индивидуально.
Приложение 2
Протестантская этика*
М. Вебер проводит детальный анализ статистических показателей, отражающих
распределение протестантов и католиков в различных социальных слоях. На основа
нии данных, собранных в Германии, Австрии и Голландии, он приходит к выводу, что
протестанты преобладают среди владельцев капитала, предпринимателей и высших
квалифицированных слоев рабочих.
В Германии, Англии и Голландии, где католиков одно время преследовали, они не
проявили склонности к капиталистической и индустриальной деятельности. Протес
танты — и как господствующий, и как подчиненный слой населения, и как большин
ство, и как меньшинство — везде и всюду обнаруживали и обнаруживают тяготение к
экономическому рационализму, в то время как католики не проявили его ни в качестве
большинства, ни в качестве меньшинства. Это особенно характерно для кальвинизма
и как раз для тех направлений англоамериканского пуританизма и немецкого протес
тантизма, которые отличались повышенно отрицательным отношением к радостям
жизни, т.е. для квакеров, пиетистов, меннонитов.
Под духом капитализма Вебер понимает следующее: «комплекс связей, существу
ющих в исторической действительности, которые мы в понятии объединяем в одно
целое под углом зрения их культурного значения».
* Использована статья: Неусыхина А. И. «Эмпирическая социология» Макса Вебе
ра и логика исторической науки // Вебер М. Избранное. Образ общества / Пер. с нем.
М., 1994 С. 589–657.
567
Вебер замечает такую характерную особенность: если рассматривать капитализм
с точки зрения марксизма, то все его характерные черты можно обнаружить в Древнем
Китае, Индии, Вавилоне, но всем этим эпохам не хватало именно духа современного
капитализма. Там всегда были жажда наживы, деление на классы, но не было нацелен
ности на рациональную организованность труда. Так, южные штаты Америки были
созданы крупными промышленниками для получения наживы, но там дух капитализ
ма был менее развит, нежели в позднее образованных проповедниками северных шта
тах. Исходя из этого, Вебер разделяет капитализм на «традиционный» и «современ
ный» — по способу организации предприятия.
Радикальное различие между традиционным и современным капитализмом не в
технике, а в человеческих ресурсах, точнее, отношении человека к труду.
Традиционный человек Протестант
Работает, чтобы жить Живет, чтобы работать
Профессия — бремя Профессия — форма существования
Простое производство Расширенное производство
Не обманешь — не продашь Честность — лучшая гарантия
Основной вид деятельности — Основной вид деятельности —
торговля производство
Идеальный тип капиталиста, к которому приближаются некоторые немецкие про
мышленники того времени, Вебер обозначал так: «Ему чужды показная роскошь и ра
сточительство, упоение властью, ему присущи аскетический образ жизни, сдержан
ность и скромность». Богатство дает ему иррациональное ощущение хорошо
исполненного долга. Поэтому этот тип поведения так часто осуждался в традицион
ных обществах: «Неужели нужно всю жизнь напряженно работать, чтобы потом все
свое богатство унести в могилу?»
Далее Вебер анализирует современное общество и приходит к выводу о том, что
капиталистическое хозяйство не нуждается больше в санкции того или иного религи
озного учения, и видит в любом (если это возможно) влиянии Церкви на хозяйствен
ную жизнь такую же помеху, как и регламентация экономики со стороны государства.
Мировоззрение теперь определяется интересами торговли и социальной политики. Все
это — явления той эпохи, когда капитализм, одержав победу, отбрасывает ненужную
ему опору. Подобно тому как он в свое время сумел разрушить старые средневековые
формы регламентирования хозяйства только в союзе со складывающейся государствен
ной властью, он, может быть, использовал и религиозные убеждения. Едва ли требует
доказательств то, что концепция наживы противоречит нравственным воззрениям ос
новных конфессий.
Основные значимые догматы протестантизма:
Человек изначально грешен.
До начала жизни все предопределено.
Знак о том, спасен ты или нет, можно получить, лишь совершенствуясь в сво
ей профессии.
Послушание властям.
Примирение со своим местом в мире.
Взаимоотношения Бога и человека были определены предельно жестко — есть из
бранные и есть неизбранные, изменить ничего нельзя, но можно почувствовать себя
избранным. Для этого необходимо, вопервых, тщательно исполнять свой профессио
568
нальный долг, а вовторых, избегать наслаждений. И в совокупности это должно обес
печить рост богатства. Так появился веберовский предприниматель — трудолюбивый,
инициативный, скромный в потребностях, любящий деньги ради самих денег.
М. Вебер приводит выписки из двух сочинений Вениамина Франклина: «Необхо
димые предостережения для тех, кто хотел бы разбогатеть» (1736) и «Советы моло
дым купцам» (1748). Эти цитаты необходимы для понимания протестантской трудо
вой этики, поэтому приведем их полностью.
«Помни, что время — деньги. Тот, кто мог бы ежедневно зарабатывать по 10 шил
лингов и тем не менее полдня гуляет или лентяйничает у себя в комнате, должен, если
он расходует на себя всего только шесть пенсов, не только учесть этот расход, но и
считать, что он истратил, или, вернее, выбросил сверх того еще пять шиллингов. Пом
ни, что кредит — деньги. Если ктонибудь оставляет у меня еще на некоторое время
деньги, после того как я должен был заплатить их ему, то он дарит мне свои проценты
или дарит мне столько, сколько я могу заработать при их помощи за это время. А это
может составить значительную сумму, если у человека хороший и обширный кредит и
если он умеет хорошо пользоваться им. Помни, что деньги по природе своей плодонос
ны и способны порождать новые. Деньги могут родить деньги, их отпрыски могут по
родить еще больше и т.д. Пять шиллингов, пущенные в оборот, дают шесть, а если эти
последние опять пустить в оборот, будет семь шиллингов три пенса и т.д., пока не по
лучится сто фунтов стерлингов. Чем больше у тебя имеется денег, тем больше денег
порождают они в обороте, так что выгода растет все быстрее и быстрее. Кто убивает
супоросую свинью, тот уничтожает все ее потомство, вплоть до тысячного ее члена.
Кто изводит одну монету в пять шиллингов, тот убивает (!) все, что она могла бы про
извести: целые колонны фунтов стерлингов. Помни, что, по пословице, хороший пла
тельщик — господин кошелька каждого человека.
Тот, о ком известно, что он всегда аккуратно уплачивает в условленное время, мо
жет всегда занять у своих друзей деньги, которые им в данный момент не нужны. А это
иногда бывает очень выгодно.
Наряду с прилежанием и умеренностью ничто не помогает в такой степени моло
дому человеку завоевать себе положение в жизни, как пунктуальность и справедли
вость во всех его делах. Поэтому никогда не задерживай взятые тобою взаймы деньги
хотя бы на один час сверх условленного срока, чтобы гнев твоего друга не закрыл для
тебя навсегда его кошелек.
Следует учитывать самые незначительные действия, оказывающие влияние на кре
дит. Удары твоего молотка, которые твой кредитор слышит в 5 часов утра и в 8 часов
вечера, вселяют в него спокойствие на целых шесть месяцев; но если он увидит тебя за
бильярдным столом или услышит твой голос в трактире в то время, когда ты должен
был бы работать, то он на следующее же утро напомнит тебе о платеже и потребует
свои деньги в тот момент, когда у тебя их не окажется.
Кроме того, аккуратность показывает, что ты помнишь о своих долгах, т.е. что ты
не только пунктуальный, но и честный человек, а это увеличивает твою кредитоспо
собность.
Берегись считать своей собственностью все, что ты имеешь, и жить соответствую
щим образом. В этот самообман впадают многие люди, имеющие кредит. Чтобы избег
нуть его, веди точный учет твоих издержек и поступлений. Если ты дашь себе труд
обращать внимание на все мелочи, то это будет иметь следующий хороший результат:
ты обнаружишь, как изумительно маленькие издержки могут вырастать в огромные
суммы, и заметишь, что можно было бы сберечь в прошлом и что можно будет сберечь
в будущем».
«За 6 фунтов стерлингов годового процента ты можешь получить в пользование
100 фунтов, если только ты известен как человек умный и честный. Кто тратит без
569
всякой пользы один грош в день, тот тратит бесплодно 6 фунтов стерлингов в год, а
это — плата за право пользования 100 фунтами стерлингов. Кто ежедневно тратит часть
своего времени стоимостью в один грош — пусть это будет всего несколько минут, —
тот теряет в общей сумме дней возможность использовать 100 фунтов стерлингов в
течение года. Тот, кто бесплодно растрачивает время стоимостью в 5 шиллингов, теря
ет 5 шиллингов и мог бы с тем же успехом бросить их в море. А кто теряет 5 шиллингов,
теряет не только эту сумму, но и все, что можно было бы заработать, вложив ее в дело;
а это могло бы составить к его старости довольно значительную сумму».
Две основные особенности проповеди Франклина делают ее классическим образ
чиком капиталистической идеологии: идея призвания (Beruf) как цели жизни и сверх
личная трансцендентная концепция наживы.
Вебер проводит морфологический разбор слова «призвание» в немецком и анг
лийском языках. Это слово впервые появилось в Библии, и далее оно обрело свое зна
чение во всех светских языках народов, исповедующих протестантизм. Новое в этом
понятии то, что выполнение долга в рамках мирской профессии рассматривается как
наивысшая нравственная задача человека. В этом утверждении находит подтвержде
ние центральный догмат протестантской этики (в противовес католицизму), отверга
ющий пренебрежение мирской нравственностью с высот монашеской аскезы и пред
лагающий выполнение мирских обязанностей так, как они определены для каждого
человека его местом в жизни. Тем самым обязанность становится его призванием, т.е.
декларируется равенство всех профессий перед Богом.
Каждый человек должен выполнять свой долг; этот долг заключается в том, чтобы
быть дельным работником в своей профессии, чтобы знать твердо свое место, призва
ние и работать во имя его и только во имя его не покладая рук. Применительно к купцу
и предпринимателю это понимание долга модифицируется следующим образом: сле
дует работать, чтобы процветала человеческая деятельность данной профессии, т.е.
нужно наживать деньги для того, чтобы наживать еще деньги, и т.д. Нажива денег —
самоцель; «человек существует для приобретательства, которое является целью его
жизни, а не приобретательство служит человеку как средство удовлетворения его ма
териальных потребностей». На вопрос, для чего же «надо делать из людей деньги»,
Франклин, сам уже неверующий, отвечает, однако, в своей автобиографии библейским
изречением, которое часто повторял его отецкальвинист: «Если ты увидишь человека
дельного в выполнении своего призвания, то поставь его превыше королей». «Приоб
ретение денег, поскольку оно протекает в легальной форме, при современном хозяй
ственном строе является результатом и выражением деловитости человека в своем при
звании, и эта деловитость составляет альфу и омегу всей морали Франклина».
В его понимании идеальный человек — «кредитоспособный, добропорядочный,
долг которого — рассматривать приумножение своего капитала как самоцель». На пер
вый взгляд, речь идет о чисто эгоистичной, утилитарной модели мира, когда «чест
ность полезна только потому, что дает прибыль». Но высшее благо этой этики — в на
живе при полном отказе от наслаждения. И, таким образом, нажива мыслится как
самоцель. В данном случае речь идет не просто о житейских советах, а о некой своеоб
разной этике. Кроме того, можно сказать, что такая позиция является прекрасным эти
ческим основанием теории рационального выбора. Вебер считает, что честность, если
она приносит прибыль, так же ценна, как и истинная честность.
Нажива денег как самоцель противопоставляется всякому непосредственному их
потреблению, «освобождается от всяких эвдемонистических или гедонистических то
чек зрения и становится по отношению к “счастью” или “выгоде” отдельного индиви
дуума чемто совершенно трансцендентным и даже просто иррациональным». С точки
зрения личного счастья, конечно, совершенно иррациональна та мотивировка, кото
рой современный капиталист мог бы обосновать смысл своей бесконечной погони за
570
наживой, а именно — что он не может жить без своего дела и постоянной работы в нем,
ибо такая мотивировка означает в сущности, что человек живет для своего дела, а не
наоборот. А между тем «идеальнотипический» капиталистический предприниматель
не имеет, собственно говоря, почти никакого личного удовлетворения, кроме «ирраци
онального ощущения хорошо исполненного призвания».
В немецком слове Beruf, как и в английском Calling, означающем и профессию, и
призвание одновременно, звучит наряду с другими мотивами и религиозный мотив —
представление о поставленной Богом задаче. Бог — трансцендентное существо, абсо
лютно свободное в своей воле, которая понятна людям лишь настолько, насколько Он
этого хотел. Почему Он хотел так, а не иначе, людям никогда не может и не должно
стать понятным. Всякие попытки познания истины в этой сфере — дерзость, богохуль
ство и грех. Бог действует по своим особым законам, свойственным Его непостижимой
для нас сущности. Он открывает нам лишь фрагменты вечной истины; мир противо
стоит Богу как дело Его рук, и изучение этого мира может открыть людям те частицы
божественной истины, которые Бог хотел сделать доступными их пониманию: по де
лам Творца можно познать Его величие, но лишь в той мере, в какой Он сам хотел
этого. Поэтому кальвинизм не ставит никаких границ свободному естественнонауч
ному исследованию природы. По той же причине Богу угодно и устроение социально
го космоса, в котором живут люди, ибо Он создал мир и людей исключительно для
своей славы, для прославления себя, и потому Ему угодна деятельность людей, направ
ленная к совершенствованию людского общежития.
Но все сотворенное людьми само по себе несовершенно. Богу угодна лишь деятель
ность, направленная к усовершенствованию того, что является делом рук людских, но не
самые ее результаты, ибо в этой деятельности выражается стремление человека к совер
шенству, к Богу. У человека нет способов иначе проявить его, как путем работы в этом
несовершенном, греховном людском космосе. Но работая в нем, он должен помнить, что
работает не для него, а во имя других, высших целей. Всякое превращение социальной
деятельности в самоцель есть греховное обожествление рукотворного.
В этом противопоставлении трансцендентного, самовластного, самодержавнодес
потического Бога погрязшим в грехе людям и их несовершенным творениям уже зак
лючен собственно in nuce* весь догмат предопределения.
Для проявления своего величия Бог одних предназначил к вечной жизни, а дру
гих — к вечной смерти. Тех людей, которых Бог предназначил к жизни, он избрал еще
до основания мира для вечного блаженства во Христе, и сделал Он это по вечным и
неизменным основаниям, во исполнение своего таинственного решения и свободного
хотения своей воли.
Итак, вот каким образом грозный Бог обращается в Спасителя: Он — Спаситель
лишь для некоторых, для тех, кого он — совершенно произвольно и по непостижимым
соображениям — избрал для вечной жизни, т.е. для потустороннего блаженства. Ос
тальных Он проклял и осудил. Он сделал это не за грехи или заслуги людей, а просто
потому, что так хотел. Мало того, он не дал людям никаких средств для приобретения
избранности и даже не указал никаких признаков, по которым человек мог бы судить о
том, избран он или проклят, и мог бы отличить избранных от осужденных среди своих
спутников на жизненном пути. Ни проповедник, ни Церковь, ни крещение, ни испо
ведь не могут служить орудием спасения: к Церкви принадлежат ведь и осужденные.
Правда, «вне Церкви нет спасения», но это не значит, что Церковь способна стать его
орудием или дать уверенность в избранности. Каждый верующий должен принадле
жать к Церкви лишь для того, чтобы не противиться божьей воле, ибо Бог во славу
свою создал и Церковь и опятьтаки для той же цели заставил осужденных принадле
* In nuce — сжато, вкратце (лат.)