Кортунов С.В. Национальная идентичность: Постижение смысла
Подождите немного. Документ загружается.
321
«Имперские амбиции»
Украинского конгресса в США был принят закон о «порабощенных на
циях» (имеется в виду порабощенных коммунизмом) под номером 86–
90. Как жертвы «империалистической политики коммунистической
России» в нем перечислялись не только народы Восточной Европы и
союзных республик СССР, но также и «континентального Китая и Ти
бета», даже мифических «ИдельУрала», «Казакии» и историкогеогра
фической области Туркестана. В перечень «порабощенных наций» рус
ский народ, разумеется, включен не был. Более того, именно русские
фактически объявлялись виновниками рабства перечисленных выше
наций и этносов.
Русская эмиграция безуспешно пыталась тогда протестовать про
тив столь демонстративного отказа включить русский народ в этот пе
речень. Но и после окончания холодной войны, когда коммунистиче
ский Советский Союз распался, а с новой демократической Россией
было объявлено «партнерство», политика США в данном вопросе ни
как не изменилась. Когда осенью 1991 г. (т.е. после победы демократии
в России) один из конгрессменов предложил отменить этот закон, его
инициативу не поддержали. Впрочем, США ни в 1991 г., ни в последую
щие годы — вплоть до сегодняшнего дня — не отменили и пресловутой
поправки Джексона—Вэника, устанавливающей торговые барьеры в со:
ветско:американских отношениях в связи с ограничением со стороны
несуществующего уже СССР иммиграции советских евреев.
«Имперские амбиции» России — это, конечно, ложь. Причем ложь
бессовестная и чудовищная. Как можно говорить об «империализме» стра
ны, которая сама добровольно и без какихлибо предварительных усло
вий распустила советскую коммунистическую империю, при этом к тому
же взяв на себя все ее внешние долги? О каких «имперских амбициях»
может идти речь, если в 1988–1991 гг. руководство страны в кратчайшее
время, фактически в ущерб собственному народу и военнослужащим,
безвозмездно оставив военные городки, аэродромы, склады и другие
объекты военной инфраструктуры бывшим союзникам по Варшавскому
договору, вывело войска численностью порядка 1 млн человек из важ
нейшего стратегического предполья страны — зоны Центральной и Вос
точной Европы? О каком «империализме» можно говорить в отношении
страны, которая опятьтаки без каких бы то ни было серьезных компен
саций согласилась (и более того — сама способствовала) объединению
двух германских государств? Да и соглашения в области разоружения —
Договор по РСМД, Договор ОВСЕ, Договоры СНВ1 и СНВ2, Конвен
ция о запрещении химоружия — были, как известно, «асимметричными».
Честный и непредвзятый ответ на все эти вопросы состоит в том,
что на рубеже 80–90х годов ХХ в. Россия встала на путь национально
322
Глава 6. Имперское и национальное
го демократического развития и в соответствии с этим теперь строит
свою внутреннюю и внешнюю политику. Покончив с коммунистичес
ким режимом, русский народ предоставил возможность независимого
развития всем народам бывшего Советского Союза, которые этого хо
тели (причем ценой расчленения тысячелетней империи и потери час
ти исконно русских земель, обильно политых кровью его предков). Од
новременно в национальном сознании произошел перелом в понимании
«величия» страны — теперь оно связывается не столько с военным мо
гуществом, сколько с обустройством России и подъемом ее экономики,
достойным уровнем жизни граждан России. Впрочем, все это никак не
противоречит имперской парадигме развития России, разумеется, в со
временном понимании.
Навешиванием ярлыка «имперскости» на Россию ее противники
преследуют цель дискредитировать роль русского народа в истории, саму
историю России. При этом возрождается основополагающий миф за
падного сознания — представление о России как об «антицивилизации»,
«черной дыре» истории, Азиопе, противопоставляемой онтологически
цивилизованной Европе.
Невольно вспоминаются такие мыслители, как А. Токвиль и маркиз
де Кюстин, которые уже в ХIХ в. считали Российскую империю угро
зой для Европы. Ни Священный союз, ни Крымская война не сняли эти
опасения. Как полвека тому назад писал И. Ильин:
«Вот уже полтораста лет Западная Европа боится России. Никакое служе
ние России общеевропейскому делу (Семилетняя война, борьба с Наполео
ном, спасение Франции в 1875 г., миролюбие Александра III, Гаагская кон
ференция, жертвенная борьба с Германией (1914–1917 гг.) не весит перед
лицом этого страха; никакое благородство и бескорыстие русских госуда
рей не рассеивали этого злопыхательства... Россия — это загадочная, полу
варварская “пустота”, ее надо “евангелизировать”, или обратить в католиче
ство, “колонизировать” (буквально) и цивилизировать; в случае нужды ее
можно и должно использовать для своей торговли и для своих западноев
ропейских целей и интриг, а впрочем — ее необходимо всячески ослаблять»
15
.
Вероятно, это слишком сильно сказано. Но нельзя не признать, что
подобные настроения в современной Европе и сегодня далеко не редкость.
Преодоление подобных стереотипов мышления — задача в первую
очередь самого Запада, который должен вспомнить, что Россия — его
часть, хотя и уникальная; что, как отмечал Г. Флоровский:
«...имя Христа соединяет Россию и Европу, как бы ни было оно искажено и
даже поругано на Западе. Есть глубокая и неснятая религиозная грань меж
ду Россией и Западом, но она не устраняет внутренней мистикометафизи
ческой их сопряженности и круговой христианской поруки»
16
.
323
Соотечественники без Отечества
В этом смысле Запад не должно волновать, какую форму государ
ственности изберет в конечном счете Россия — империю или националь
ное государство, поскольку в любом варианте она останется его частью.
Из ныне живущих православных философов и историков об этом пи
шет В. Махнач:
«Отовсюду слышится вопрос: а что, если Россия опять вернется к имперс
ким амбициям? Я бы ответил так: если она вернется к имперскому созна
нию, то честь ей и хвала, а если только к амбициям — тогда плохо. Амби
ции — это сугубо территориальные претензии политиков. Гораздо более
мощными мне кажутся заявления о том, что та или иная территория — наша
земля, и отделяться они могут, оговаривая с нами границы, нормы внутрен
него и внешнего поведения. Это было бы спокойной имперской политикой,
кстати, уважительной по отношению к соседним этносам. Многие считают,
подобно льюисовскому Меpлину, что импеpия необходима. Я встpечал пе
чальные суждения не только глубоко pелигиозных пpавославных, но и ка
толиков, и мусульман, что, если Pоссия не восстановится, человечество
выйдет на финишную пpямую своей Истоpии. Это убеждение, конечно, ле
жит вне стpого научного анализа, как и еще одно сообpажение. Византийцы
сохpаняли импеpию столько, сколько оставалось сил у импеpского этноса
“pомеев”. Может быть, у них будут свои непpиятности на Стpашном Суде,
но свой национальный долг они выполнили, что могут смело свидетельство
вать пеpед Твоpцом.
А вот pусским pано еще уходить с истоpической аpены. И пеpедать эстафет
ную палочку — импеpский скипетp — некому»
17
.
Что же касается возможного имперского будущего России, то оно
весьма интересно прогнозируется российскими историками Г. Квашой и
Ж. Аккуратовой, которые историю России разделяют на четыре 144лет
них цикла, называя их «имперскими рывками» (см. Приложение 5).
Соотечественники без Отечества
К возможному имперскому будущему России, вне всякого сомне
ния, относится вопрос о российской диаспоральной политике.
В начале 1990х годов Россия в одночасье стала обладательницей
крупнейшей (после китайской) мировой диаспоры. Причем наши со
отечественники никогда не ощущали себя таковой, поскольку жили в
единой стране, где русские являлись доминирующим и государствооб
разующим этносом. Столкнувшись с открытой или закамуфлированной
дискриминацией, многие предпочли интеграции, адаптации к новым,
зачастую явно некомфортным реалиям стран проживания, возвраще
ние на историческую родину. Значительная часть соотечественников до
сих пор пребывает в этой стадии латентной миграции и намерена в слу
чае резкого ухудшения обстановки в местах нынешнего проживания их
324
Глава 6. Имперское и национальное
покинуть. Под действием указанных факторов российская диаспора
ближнего зарубежья до сих пор не стала диаспорой в том терминологи
ческом смысле, который традиционно принимается в мировой науке
(и, добавим, мировой политике).
В социокультурном плане абсолютно правомерно говорить о Рос
сии во всех республиках бывшего СССР без исключения. Речь идет о
десятках миллионов русских плюс весьма большого числа нерусских,
остающихся в российском цивилизационном поле. Россия является
единственным гарантом прав этих людей, защита которых не является
рецидивом «империализма», поскольку она не препятствует нормаль
ным и естественным политическим, экономическим, культурным и иным
контактам новых субъектов международных отношений со всем миром.
Такая политика будет означать лишь четкое осознание Россией своей
роли в мире и судьбе соотечественников, не по своей воле оказавшихся
на чужбине. Наша страна имеет полное моральное, политическое и юри
дическое право и обязана защищать интересы расчлененного русского
народа и всех тех, кто сохраняет к России отношение как к своей Роди
не и связывает с ней свою судьбу. Возникает также задача содействия
обеспечению прав и интересов русских, а также представителей иных
национальностей, для которых русский язык и русская культура явля
ются родными. За всех этих людей Российская Федерация несет мо
ральную ответственность.
С точки зрения долгосрочных российских интересов массовая миг
рация соотечественников в Россию нецелесообразна. Их отъезд из мест
своего проживания означал бы разрушение единого социокультурного
пространства. Подобная ситуация вступает в очевидное противоречие с
интересами нашей страны. Россия объективно заинтересована в наличии
по периметру собственных границ сильной, консолидированной, поли
тически, экономически и социально активной, сохраняющей и воспроиз
водящей российскую этнокультурную самобытность, поддерживающей
всесторонние связи с исторической родиной диаспоры. Только такая ди
аспора являлась бы не просто реципиентом материальной помощи и ис
точником дополнительных раздражителей в двусторонних отношениях
с ближайшими соседями, но и — в полном соответствии с общепринятой
мировой практикой — серьезным подспорьем, катализатором развития
трансграничного торговоэкономического, гуманитарного, а может быть,
и политического сотрудничества. Вместе с тем Россия должна быть гото
ва к приему всех соотечественников, которые пожелают приехать, с пре
доставлением им материальных и юридических льгот.
В конце октября 2006 г. в СанктПетербурге прошел Всероссийс
кий конгресс соотечественников, в котором участвовал В. Путин. В оче
325
Соотечественники без Отечества
редной раз было сказано немало красивых слов в адрес русской диаспо
ры, «этнических россиян», необходимости защиты прав русскоязычно
го населения, о «единой российской цивилизации» и даже «русском
мире». Более внятной наша диаспоральная политика от этого, однако,
не стала.
Что же мы видим на самом деле? Российская диаспоральная поли
тика попрежнему носит крайне неопределенный характер, связанный
с непродуманностью целого ряда концептуальных вопросов. Отметим
лишь некоторые из них.
Вопервых, серьезные сомнения вызывает повсеместное использова
ние термина «этнические россияне», или «этнороссияне». Понимая мо
тивы, по которым данный термин используется в официальных докумен
тах, нельзя признать его обоснованным ни научно, ни политически. Такого
этноса, как «россияне», никогда в истории России не существовало. Та
кой этнос не существует сейчас и — более того — не просматривается ни
каких предпосылок к его становлению и формированию в будущем. Мож
но, конечно, говорить о проекте создания политической нации в границах
РФ (в реализуемости которого есть серьезнейшие сомнения), однако для
ее обозначения термин «этнороссияне» не подходит.
На этом стоит остановиться подробнее, ибо путаница в терминах,
на наш взгляд, отражает нерешенность проблемы национальной иден
тичности новой России, что и является главным препятствием к фор
мированию внятной национальной стратегии развития. Здесь возника
ет противоречие между «российской» и «русской» идентификацией,
между «российской» и этнической идентификацией. В качестве само
наименования слово «россиянин» вообще не применяется и не прижи
вается. Это неведомый феномен, о котором до 1991 г. слыхом не слыхи
вали и который никому не встречался. Словосочетания «мы —
россияне!», «дорогие россияне!» можно было услышать только от по
литиков или журналистов времен Б. Ельцина (тогда, кстати говоря, была
даже написана кантата «Не русский я, но россиянин» — для исполне
ния в протокольных случаях). «Я — россиянин» не говорит никто. Ведь
нелепо было бы представить, например, Америку, житель которой боль
ше не смеет себя называть американцем, но только «американером» или
«американменом». К счастью, слово «россиянин» невозможно перевес
ти ни на какой иностранный язык иначе как «русский».
Грубо говоря, имеется по крайней мере три способа определения
нации — по территориальному признаку, по этнической принадлежнос
ти и на основе культуры (или идеологии), которые обозначаются тер
минами: российский, русский и русскоязычный. Исторически все три
определения в разные времена применялись к русскому народу. До ок
326
Глава 6. Имперское и национальное
тября 1917 г., например, понятие «православный» использовалось как
примерный эквивалент «русского», в то время как ленинская теория и
практика подчеркивала этнический компонент национальности. Не уди
вительно, что эти три определения нередко смешиваются между собой
и приводят ко всякого рода недоразумениям.
Например, если определение русской нации дается по этническому
принципу, то Россия становится этническим государством (русское го
сударство). Это определение переводит почти двадцать процентов на
селения Российской Федерации (в основном мусульман), которые не
являются этническими русскими, в разряд граждан второго сорта. В то
же время определение по этническому признаку приводит к тому, что
число лиц за пределами российских границ на территории бывшего
Советского Союза, которых Москва взяла обязательство защищать, ог
раничится этническими русскими (изначально 25 млн человек).
С другой стороны, если русская нация определяется на основании
территориальных или культурных признаков, то Россия становится по
литическим государством (российское государство). В то время как это
определение ставит всех граждан России в равное положение, стано
вится менее понятным, кого в бывших советских республиках Москва
обязуется защищать, хотя их число значительно больше, чем 25 млн эт
нических русских. По крайней мере все люди, живущие на территории
бывшего Советского Союза, являются потенциально русскими. Это суж
дение включено в Закон о российском гражданстве, который предоста
вил всем гражданам бывшего Советского Союза право принятия рос
сийского гражданства.
Еще один пример — включение в текст Конституции России поло
жения о многонациональности российского государства. Неявным об
разом здесь присутствует отождествление понятий «нация» и «этнос».
Возникает явная путаница. Существуют как бы общефедеральная на
ция и нации более мелкого масштаба, имеющие к тому же самый разно
образный статус. Граждане России становятся представителями сразу
двух наций — нации «россиян» и «титульной» нации. Последняя «при
вилегия», однако, принадлежит не всем. Понятие «нация» применяется
западными и многими отечественными политиками только к тем этни
ческим общностям, представители которых активно добиваются суве
ренитета.
С учетом сказанного впредь до внесения полной ясности в так
называемый русский вопрос (что неразрывно связано с самоидентифи
кацией новой России), на наш взгляд, следует воздержаться от упот
ребления термина «этнороссияне», который является научно необос
нованным и политически дезориентирующим. Вместо него можно было
327
Соотечественники без Отечества
бы использовать более нейтральные термины, например: «российская
диаспора» или, на худой конец, «русскоязычное население».
Вовторых, в нашей диаспоральной политике напрочь упущен важ
нейший компонент, а именно: работа с русскоязычной элитой. Именно
на такой работе (а не на работе с российской диаспорой вообще) и сле
дует сделать основной акцент российской политической элите (пони
маемой, разумеется, гораздо шире элиты властной). В противном слу
чае все наши усилия на этом направлении будут распылены и не
обеспечат должной консолидации российской диаспоры.
Содействие институционному оформлению многомиллионного рос
сийского сообщества в полновесный институт диаспоры, преодолению
процессов люмпенизации в ее среде является не только приоритетной
задачей сотрудничества с соотечественниками, но и одной из целей
внешнеполитической деятельности в целом. Вот здесьто как раз и нужна
целевая, «точечная» работа с русскоязычной элитой, о которой, к сожа
лению, наша власть ничего не говорит.
Следует подчеркнуть необходимость аккуратного, крайне деликатно
го подхода к такой щепетильной теме, как возможности стимулирования
хозяйственноэкономической и особенно общественнополитической де
ятельности элитной диаспоры. Именно последнее вызывает наиболее бо
лезненную реакцию определенных кругов новых независимых государств,
упрекающих Россию в «имперских амбициях», формировании «пятой
колонны», использовании фактора диаспоры в конъюнктурных целях.
Втретьих, исключительно болезненный характер имеют темы при
ема и обустройства переселенцев на исторической родине, сложности
получения гражданства нынешними и потенциальными мигрантами,
отсутствия четких градаций в правилах приглашения и приема, в том
числе для временной трудовой деятельности, соотечественников из
стран СНГ и других категорий мигрантов из ближнего и дальнего зару
бежья. Отсутствие адекватной миграционной стратегии и тактики ее
практической реализации, препятствия, которые чинятся российскими
и иностранными чиновниками в реализации естественного права наших
соотечественников вернуться на историческую родину, породили фе
номен обратной миграции (реэмиграции), что крайне негативно отра
жается на международном имидже нашей страны.
В этом контексте представляется необоснованным противопоставле
ние в нашем внешнеполитическом курсе «прагматического» направле
ния диаспоральной политики «патерналистскому» и «миграционному».
Прежде всего эти термины — из разных понятийных рядов. В то время
как «прагматичность» — это ценностная категория, «патернализм» и «миг
рационная политика» — категории содержательные. Ведь и патерналист
328
Глава 6. Имперское и национальное
ская, и миграционная политика может быть прагматичной (а может и не
быть). Кроме того, «прагматичная политика» — это всегда нечто весьма
неопределенное, в особенности в условиях неопределенности внутри и
внешнеполитического курса страны. И подчас за «прагматичной» рито
рикой скрывается просто отсутствие принципов, что мы не раз наблюда
ли на примере нашей собственной политики за последние 20 лет.
Вчетвертых, можно согласиться с теми экспертами, которые пола
гают, что должные гарантии политических и гражданских прав соотече
ственников, их адекватное представительство в органах власти и управ
ления новых независимых государств являются важными слагаемыми
предотвращения обвальной, неконтролируемой миграции. Вместе с тем,
как представляется, Россия должна быть готова и к такому варианту
развития событий, для чего правительство должно заблаговременно
выделить соответствующие средства. Продолжающаяся миграция в
Россию русскоязычного населения не должна создавать чрезмерные
проблемы и быть болезненной для переселенцев. При этом она не дол
жна создавать и серьезные трудности для самой России. Что же касает
ся интересов новых независимых государств, для которых отток рус
скоязычного населения также является серьезным вызовом, то эти
интересы Россию должны волновать лишь во вторую очередь.
Впятых, на наш взгляд, новая Концепция внешней политики РФ
не вполне обоснованно позиционирует «многомиллионную русскую
диаспору — Русский мир — в качестве партнера» внешней политики
России, «в том числе в деле расширения и укрепления пространства
русского языка и культуры». Дело в том, что, несмотря на всю истори
ческую справедливость концепта «Русского мира», на практике не су
ществует отдельной и консолидированной русской диаспоры, тем бо
лее что у тех русских организаций, кто претендует на представительство
«диаспоральных интересов», не существует никаких особых, отличных
от полномочий национальных властей, возможностей для достижения
гуманитарных и тем более экономических и политических результатов.
Наиболее успешна в таком случае не мифическая (и рискованная) ди
аспоральная политика России, а сама Россия, с которой выгодно со
трудничать и тем, для кого узки рамки «этнографической диаспоры», и
тем, кто не относит себя к «Русскому миру», а просто является поклон
ником Достоевского, Стравинского, Королева, Путина и многонациональ
ного капитала России. Поэтому более реалистичной и важной выглядит
в Концепции задача поддержки не «диаспоры», а всех и любых соотече
ственников в СНГ в части защиты «их образовательных, языковых, со
циальных, трудовых, гуманитарных и иных прав и свобод». Здесь — как
говорят дипломаты — «потенциал», т.е. груз нерешенных проблем, почти
329
Соотечественники без Отечества
неподъемный, но касается именно миллионов, а не единиц «профессио
нальных русских», за которыми нет ничего, кроме их карьеры.
В контексте сказанного приходится констатировать, что диаспораль
ная политика — вопреки регулярно повторяющимся заявлениям
МИДа РФ, Правительства и Президента РФ — не является приорите
том для современной России. По этой причине у нее нет внятной, про
думанной хотя бы на несколько лет вперед диаспоральной политики
(принятая в 26 июня 2006 г. Указом Президента РФ Госпрограмма по
оказанию содействия добровольному переселению в Россию соотече
ственников, проживающих за рубежом, не решает эту проблему). Пос
леднее в свою очередь объясняет ее крайнюю неэффективность.
Сложившееся положение дел связано, как представляется, с общей
стратегической неясностью развития страны, отсутствием собственно
го исторического и геополитического проекта, что порождает размытость
приоритетов внутренней и внешней политики, расплывчатость нацио
нальных интересов. Очевидно, что неспособность определиться с наци
ональной стратегией развития влечет за собой и неспособность сфор
мулировать четкое отношение к российской диаспоре и твердо ему
следовать. Ведь понятно, что проект «Россия — энергетическая сверх
держава» предполагает одно отношение к российской диаспоре (для
реализации этого проекта зарубежная диаспора просто не нужна), а,
например, переход России к инновационному типу развития — совсем
другое (в этом случае она нужна позарез).
Не только во властных кругах, но и в российском политическом клас
се в целом отсутствует понимание уникальности феномена российской
диаспоры, сложившейся, а точнее — внезапно возникшей в результате
неожиданного для всех распада единого государства. Отсюда — непо
нимание и того обстоятельства, что никакие исторические аналогии в
отношении других диаспор (сформировавшихся в абсолютно других
обстоятельствах) здесь не работают. По этой причине российская диас
поральная политика изначально порочна и обречена на провал.
Если политическое руководство России и в самом деле хочет, чтобы
в нашу страну приезжали высококвалифицированные специалисты из
новых независимых государств, а в этих государствах в свою очередь
формировалась сильная русская диаспора, способная эффективно лоб
бировать наши национальные интересы, необходимо сделать главное:
Россия должна стать привлекательной (это касается и результативнос
ти нашей политики на постсоветском пространстве в целом) для наших
соотечественников. Тогда наши соотечественники будут работать на
нашу страну и в России, и в новых независимых государствах, ведь но
вые независимые государства вместе с находящейся на их территории
330
Глава 6. Имперское и национальное
русской диаспорой не нуждаются в посредничестве России, для того
чтобы интегрироваться, например, в Большую Европу. И далеко не
случайно даже этнические русские — при всем своем ущемленном по
ложении — не спешат покидать страны Балтии (которые, кстати гово
ря, уже интегрированы в Евросоюз и НАТО), Молдавию и Украину (кан
дидаты на вступление в ЕС). Пока же Европа, следует признать, является
гораздо более привлекательным местом для жизни, чем Россия.
Осознание нынешним политическим руководством (и шире — по
литическим классом) современной России вышеупомянутых выводов
является главной предпосылкой формирования внятной и эффектив
ной национальной диаспоральной политики. Без такого осознания ни
чего на этом важнейшем направлении измениться не может. В этом слу
чае русская диаспора обречена на то, чтобы и дальше «сливаться с
пейзажем», т.е. деградировать в качестве потенциального серьезнейше
го ресурса российской внешней политики. И переломить эту вполне оче
видную и всем заметную тенденцию станет невозможно.
Этнические аспекты имперской идентичности
Российскую идентичность — назови ее хоть имперской, хоть нацио
нальной — невозможно определить в отрыве от ее носителя или субъек
та развития страны. Очевидно, что таковой a priori является или долж
на быть российская национальная элита. Если же Россия претендует на
свое тысячелетнее историческое наследие, то ее ядром и государствооб
разующим элементом неизбежно должна стать русская элита, как это
всегда и было в российской истории.
Этот простой, элементарный вывод, будучи спроецирован на совре
менную политическую жизнь России, сталкивается с рядом серьезней
ших проблем.
Вопервых, как уже отмечалось выше, русские не сложились в на
цию в западном смысле этого слова. В России (как, впрочем, во многих
других странах) «нации» никогда не было, а суммой граждан государ
ства всегда был этнос и только этнос.
Вовторых, русские — это суперэтнос, включавший на протяжении
веков три главных восточнославянских этнических компонента: вели
короссов, малороссов и белорусов. Именно эти три этноса, составляв
шие русский суперэтнос, были основными держателями империи и
субъектами развития Российского государства. И в ХVI, и в XVII, и в
XVIII вв. наши соотечественники, даже в годы, когда Малая и Белая
Русь (а также Червонная и Подкарпатская) были оккупированы поля
ками и австрийцами, гордо именовали себя русскими.