Колобов О.А. (под об. ред.) Внешняя политика Соединенных Штатов Америки: принципы формирования и закономерности реализации. Том 2

Подождите немного. Документ загружается.

залог американского политического влияния в Европе и запасной козырь на случай

слишком независимого поведения Германии в будущем

204

Варианты вовлечения США в этнические, гуманитарные и другие конфликты

локального масштаба остаются теми же, что в стратегии избирательного участия, то

есть зависят от последствий для великих держав и от получаемых Соединенными

Штатами выгод. С точки зрения военного строительства, особое внимание уделяется

модернизации вооруженных сил и существенному увеличению военных расходов с

конечной целью достичь отрыва главным образом в качестве вооружений, систем

управления, разведки и связи, а также в подготовке кадров

205

Данный подход в военно–доктринальном виде впервые появился задолго до

терактов 11 сентября 2001 г. — в руководстве по оборонному планированию (Defense

Planning Guidance), разработанном в начале 1990-х гг. На основе этого базового

документа в течение десятилетия готовился ежегодный бюджет министерства

обороны

206

. Видимо, США ожидали, что на тот момент их уже воспринимают как

«доброго гегемона», поэтому документ должен был скорее найти поддержку других

стран, чем осуждение.

Регионами, где возможно появление недружественной великой державы, в

документе названы территория бывшего СССР, Западная Европа и Юго–Западная

Азия. Отношение к перспективам возрождения России, в частности, хорошо видно из

следующего отрывка: «Наша первая цель в том, чтобы предотвратить восстановления

нового соперника… это создает угрозу порядку, которая прежде исходила от

Советского Союза. Это … требует, чтобы мы стремились не допустить доминирование

любого враждебного государства в регионе, ресурсы которого в случае их

объединения, будут достаточны для формирования глобальной державы»

207

Возможных региональных конкурентов, Германию и Японию, лучше поощрять к тому,

чтобы они не имели собственного ядерного оружия и возможности вести

экспедиционные войны.

В частности, для этого США следует по–прежнему брать на себя гарантии по

защите их интересов, включая «ядерный зонтик», иначе эти страны будут стремиться к

стратегической независимости. Концепция превосходства нашла также воплощение в

военной стратегии превентивной обороны конца 1990-х. В ее основе лежит убеждение,

что пассивная внешняя политика США после Первой мировой войны привела к новой

мировой войне, создав условия для немецкого реванша. Между прочим, этот же

стереотип переносится на современную Россию, которую постоянно предостерегают от

возвращения к имперским амбициям. Поэтому военная стратегия США в XXI в.

должна ориентироваться на применение военной силы для предотвращения даже не

угроз, а потенциальных опасностей и вызовов, которые в будущем могут породить

причины крупномасштабной войны. К ним относятся тенденция к хаосу и

последующей агрессивности России; потеря Россией и другими государствами

контроля над ядерным вооружением; рост враждебности Китая; распространение ОМП

и «терроризм катастроф»

208

Обращаясь к современности, неореалисты подчеркивают, что после окончания

«холодной войны» основные закономерности развития международной системы

сохраняют свою силу. Дж. Миршаймер пишет о несостоятельности либеральных

взглядов о самодостаточной роли международных институтов, К. Лэйн – тезиса о

невоюющих либеральных демократиях

209

. Согласно неореалистам, достаточно скоро

появятся новые сверхдержавы, а Европа может вернуться к новому разделению, но по

другим принципам, чем во время «холодной войны»

210

. Пожалуй, внешняя политика

Дж. Буша–мл. добавила этим авторам аргументов по многим позициям.

Значительное внимание неореалисты уделяют проблеме американского лидерства.

Она ставит на повестку дня важные вопросы, касающиеся становления нового

мирового порядка и роли США в этом процессе. Здесь нет единства мнений. Первую,

которая опирается на идеи структурного реализма, можно условно назвать

«пессимистической». С точки зрения К. Уолтса, современная международная система

сохраняет свои свойства: анархичность, суверенные государства, распределение силы

как регулятор политических процессов. Для Р. Гилпина ни усиление

транснациональных тенденций экономического и политического развития, ни

активизация негосударственных субъектов политики тоже не означают, что

государство становится анахронизмом международной структуры

211

. Масштабы

глобализации преувеличены, а случаи нарушения суверенитета не отменяют его в

качестве принципа организации международной системы

212

. Однополярность

современной структуры – явление временное, а происходящее в АТР формирование

новых центров силы свидетельствует о возвращении к состоянию многополярности

213

Эту позицию подкрепляет мнение Дж. Линд, который отмечает, что военный

потенциал Японии сегодня недооценивается, а привычный ярлык «военный пигмей» не

отражает реального положения дел. По объему военных расходов в абсолютном

выражении Япония находится на втором-третьем месте в мире. Она имеет третий в

мире военный флот (по тоннажу и количеству боевых единиц) и четвертые – военно-

воздушные силы, которые способны обеспечить весь спектр задач по защите

Японии

214

. Несмотря на укоренившийся пацифизм и статью 9 Конституции

соображения безопасности могут привести к быстрому изменению военного статуса

Японии. Пока японское руководство предпочитает держаться в «тени» США.

Таким образом, на фоне роста нового центра силы в АТР для США уготована роль

великой державы, но не единственного лидера.

В работе Дж. Киршнера

215

даются перспективы мирового развития с точки зрения

«политэкономии реализма». Автор считает, что будет расти вероятность вовлечения

Китая в конфликты, о чем свидетельствует рост расходов на военные нужды, который

превышает реальный уровень угроз его безопасности. Кстати, будущее американо-

китайских отношений не имеет однозначных оценок. Одни считают, что Китай все

более сближается с США на почве взаимовыгодного экономического сотрудничества,

другие, что он становится конкурентом США сначала на региональном, а затем на

глобальном уровне. Во всяком случае, эксперты обращаются к проблемным точкам

политики Китая в АТР, программам развития его вооруженных сил, оценкам роста

военного потенциала

216

. Американо-китайские отношения считаются нестабильными

217

Киршнер пишет, что по мере интернационализации экономики государства будут

стремиться поставить под свой контроль глобальный рынок, возвращая его к

состоянию анархии. Многостороннее экономическое сотрудничество между

крупнейшими индустриальными странами пойдет на убыль, а в глобальной экономике

произойдет разделение на соперничающие региональные блоки. Унификация Европы

будет носить ограниченный характер и не приведет к полноценному политическому

объединению. Продолжая тему объединения Европы, Дж. Грико предлагает

неореалистическую трактовку Маахстриктского договора и перспектив дальнейшей

интеграции

218

. Отдавая дань неолиберальным концепциям, он утверждает, что

управление процессами регионализации, которые определяются не просто

распределением силы, но также асимметричностью и взаимозависимостью развития,

требует взвешенной экономической политики от США, а не диктата

219

Сторонники более «оптимистичного» взгляда на американскую гегемонию

считают ее основой нового мирового порядка. Многие из них склонны к право-

консервативным рецептам в реализации американской внешней политики. Они

опираются на стратегию превосходства и расходятся с К. Уолтсом и другими

«скептиками» в оценке содержания и перспектив глобализации. Некоторые из них

делают акцент на том, что глобализация – это по существу другое название

превосходства США, а не объективная тенденция международного развития. Поэтому

глобальное развитие воспринимается скорее как проблема внешней политики США, с

которой вынужден считаться остальной мир: «весь остальной мир не смог бы выжить

без американской экономики»

220

Э. Кэпстейн, оценивая возможных конкурентов американскому лидерству,

приходит к выводу, что Япония, Евросоюз и Китай в обозримом будущем не смогут

бросить вызов США. Сохранению лидерства США будет способствовать

географический фактор – удаленность от Евразии. То есть любое государство

столкнется сначала с политикой балансирования со стороны соседей еще о того, как

сумеет бросить вызов США.

Другие авторы, близкие к «неоклассическому направлению неореализма, говорят

о вызревании нынешнего гегемонизма из нескольких составляющих, обращаясь к

истории, политическим традициям и идеологии США. Одна из них состоит в

достигнутом превосходстве, которое дает США известную свободу маневра и выбора

политических средств. В этом смысле доктрина Дж. Буша-мл. своими корнями связана

с реалистической традицией в восприятии международной политики. Другая

составляющая – это идеи мессианства, замешанные на кальвинизме и

неоконсерватизме. Они состоят в навязывании всему миру такой политической и

экономической системы, которая была бы по возможности близка к американской.

Американская модель рассматривается как наиболее эффективная, безопасная и

стабильная. Наконец, третья составляющая – распределение силы, создающее

однополярную систему. Таким образом, структурное влияние тоже объективно

вызывает политику гегемонизма. Исторически гегемонистские устремления не

являются чем-то новым для США. Подобные условия складывались в 1890-е гг. и тоже

были связаны с определенным сочетанием внешнеполитических и

внутриполитических факторов

221

Наконец, кроме «пессимистов» и «оптимистов», еще одна группа ученых,

занимающих «примирительную» позицию. Они считают, что возможно создание

условий для относительного сотрудничества в рамках гегемонистской системы. Они

подчеркивают бесконфликтное становления и существование американской гегемонии.

М. Мэстэндуно пишет о специфике системы безопасности в АТР, которая сложилась

под влиянием гегемонизма США в этом регионе. Здесь гегемонизм принимал

относительно мягкие формы. В АТР длительное время не было крупных военных

конфликтов между региональными лидерами именно благодаря американскому

присутствию

222

Продолжая эту тему Дж. Айкенберри пишет, что установление гегемонии США

произошло без конфликтов между великими державами благодаря тому, что при

либеральной демократии асимметрия силы способствовала не появлению новой

конфронтации, а сотрудничеству через международные институты. Политику

балансирования (и нарастания конфликтности) вызывает такое превосходство в силе,

которое не получило оформления и легитимизации в рамках этих институтов

223

. Здесь

Айкенберри достаточно близок к рассуждениям неолибералов о роли международных

институтов в обеспечении безопасности.

Сторонники относительного сотрудничества расценивают активную внешнюю

политику США как конструктивный, положительный вклад в стабилизацию

международной системы и укрепление безопасности. Для того чтобы нейтрализовать

угрозы, исходящие от государств «оси зла» Северной Кореи и Ирана, администрация

Дж. Буша посчитала наиболее эффективной политику по изменению их политического

режима с упором на силовое принуждение, а не переговоры. Такой прием известен со

времен «холодной войны», поскольку он был частью стратегии сдерживания в

отношении СССР. Как замечает Р. Хаас, президент Совета по международным

отношениям, «не трудно понять, почему: изменение режима не так хлопотно, как

дипломатия и не так опасно, как жить рядом с ядерным государством. Есть только одна

проблема: маловероятно, что требуемый эффект получится достаточно скоро»

224

. Хаас

считает, что политика по изменению режима в государствах «оси зла» с помощью

превентивных ударов мало перспективна. Она должна стать дополнением к

дипломатии и политике сдерживания. Близкую точку зрения разделяет С. Уолт:

доминирование США должно восприниматься другими государствами не как

проблема, а как приемлемая форма отношений. Для этого необходимо умеренное

использование военной силы, укрепление сотрудничества с ближайшими союзниками и

перестройка негативного имиджа Америки

225

Было бы ошибкой видеть во внешней политике администрация Дж. Буша-мл.

только силовую составляющую и односторонние действия. Есть инициативы, которые

показывают стремление Вашингтона сочетать «жесткую» и «мягкую» силу. В марте

2002 г. Дж. Буш-мл. предложил увеличить программы иностранной помощи на 50% в

течение трех лет. Она предназначена государствам, которые «действуют справедливо,

инвестируют в свой народ, укрепляют экономическую свободу». Эксперты замечают,

что помощь предоставляется слабым, несостоявшимся государствам, которые являются

потенциальными источниками терроризма, а также «пограничным» государствам.

Среди основных получателей Афганистан, Пакистан, Турция, Иордания (в 2003/04 гг.

утверждена общая сумма в $10 млрд. долл.) Эти программы решают и другую, более

широкую задачу – сокращение разрыва между наиболее богатыми и бедными

государствами. Увеличение этого разрыва расценивается как угроза национальным

интересам США

226

Помимо гегемонии внимание неореалистов обращается к глобальным вызовам,

поскольку их стали связывать с обеспечением безопасности. Работы М. Клэра и Д.

Томаса, а также сборник под редакцией С. Миллера и С. Линн-Джонс посвящены

следующим вызовам: загрязнение окружающей среды, конкуренция за природные

ресурсы, неуправляемые миграции и агрессивный национализм

227

. Они совершенно

резонно утверждают, что чрезмерное сосредоточение исследователей на проблемах

периода «холодной войны» неоправданно обходит стороной эти новые проблемы

международной политики. В современных условиях они способны привести к военным

конфликтам между государствами. К особенностям подобных столкновений авторы

относят трудности, связанные с их непредсказуемостью, со сложностями локализации

конфликтов, с невозможностью учесть их последствия. Для некоторых стран особенно

важны проблемы окружающей среды, которые способны создать значительную

внутриполитическую напряженность. В Китае, быстро развивающем свою экономику,

причем в основном за счет экстенсивного использования ресурсов, уже назревают

такого рода проблемы. Об этом говорит и серия крупных производственных аварий

2005-06 гг. Социальная напряженность способствует либо укреплению авторитарного

режима, либо провоцируют фрагментацию государства. Как считают авторы, и то, и

другое развитие событий сделает внешнюю политику Китая более конфликтной.

Как отмечает М. Клэр, на фоне глобального обострения конкуренции за ресурсы,

доступ к углеводородному сырью требует присутствия США в бывших советских

республиках Средней Азии. Согласно официальной установке Вашингтона,

большинство запасов газа и нефти Каспийского бассейна следует направить в страны

Запада

228

. За этим стоит интерес в диверсификации источников энергии, т.е. создание

альтернативы неспокойному Персидскому заливу. Тем самым достигается повышение

энергетической безопасности США и их партнеров. В долгосрочном плане в центре

Азии решается геополитическая задача: создание элемента глобального управления за

счет военно-политического присутствия в стратегически важном регионе континента.

Зона Каспия – место потенциального конфликта России и США. По мнению Клэра,

пока нет оснований для его перехода в военную фазу: ни одна из сторон еще не имеет в

регионе значительного военного присутствия. В то же время оба государства

наращивают соответствующие усилия. Возможны также локальные войны между

государствами региона, в которые будут вольно или невольно вовлечены Россия и

США. Потенциальная конфликтность региона оценивается как высокая.

Кроме Каспийского региона Клэр обсуждает возможные войны за ресурсы в зоне

Персидского залива, Южно-китайского моря, в бассейне Нила, на Ближнем Востоке.

Продолжается спор о политике США по ядерному нераспространению. К. Уолтс

полемизирует с либералом С. Саганом, настаивает на его определенной

стабилизирующей, сдерживающей роли

229

. Уолтс указывает на ситуации, когда ядерное

оружие снижает риск войны. В первом случае, если два примерно равных государства

обладают ядерным оружием, то они сталкиваются с повышенным риском возмездия в

случае атаки друг на друга. Характер этого возмездия может означать полное

уничтожение. Итоги войны между ядерными державами более непредсказуемы по

сравнению с обычными войнами. Во втором случае, если один из противников

обладает только обычным оружием, то ядерной державе, которая следует стратегии

сдерживания, нет нужды начинать войну для повышения уровня своей безопасности.

На системном уровне ядерное равновесие до сих пор поддерживается

сохраняющимися огромными потенциалами США и России. В то же время проблема

войны явно сместилась на «периферию», а ядерным оружием обладают в основном

великие державы и его распространение происходит достаточно медленно.

Государство, обладающее небольшим ядерным арсеналом, едва ли попытается первым

применить оружие против великой ядерной державы.

К. Уолтс считает, политика США, направленная однозначно на

нераспространение ядерного оружия, не будет достаточно действенной. Конечно,

ливийский лидер М. Каддафи под давлением США отказался от программ по созданию

оружия массового поражения. Но если некоторое государство видит в этом оружии

единственную гарантию выживания, то его вряд ли удастся остановить. Подобный

пример – Иран и Северная Корея

230

. Привлекательность ядерного оружия в качестве

средства сдерживания в том, что его создание относительно дешевле участия в гонке

обычных высокотехнологических систем вооружений. Поэтому позиция США по

нераспространению должна быть избирательной. Тем более, что в годы «холодной

войны» и СССР, и США на практике придерживались именно такой тактики: США

помогли стать ядерными державами Франции и Великобритании, а СССР – Китаю.

Правда, К. Уолтс сознательно не принимает во внимание те случаи, когда ядерное

оружие попадает в руки негосударственных субъектов международной политики,

например, террористических организаций. Это связано в первую очередь с

дедуктивным характером структурного реализма, ориентированного на

государственно-центричную модель международной системы. А что касается

террористов, то, поскольку Уолтс их не относит к рациональным субъектам политики,

структурная теория не может дать ответа о закономерностях их поведения.

Если все же перейти к практической политике, то по оценке Дж. Перковича, в

ближайшем окружении Дж. Буша-мл. (высокопоставленные чиновники Совета

национальной безопасности, госдепартамента, министерства обороны) преобладает

мнение, что ядерное оружие не проблема сама по себе – проблему создают «плохие

парни», которые им обладают или стремятся получить. Тогда в борьбе против них

«хорошие парни» должны быть свободны от ограничений на использование ядерного

или другого оружия

231

. Такая позиция нашла отражение в Стратегии национальной

безопасности США 2002 г.

Как отмечает Дж. Дютч, политика США по ядерному нераспространению не

отвечает новым угрозам, и это не случайно: она существенно не менялась, начиная с

Б. Клинтона. Ядерные силы США подлежат сокращению до оптимального уровня. Но

сокращение не означает свертывания разработок по совершенствованию ядерных

боеголовок, технологий тестирования и т.д., а как раз наоборот. С другой стороны,

программы развития ядерного оружия должны, по возможности, сочетаться с

политикой Вашингтона по нераспространению. Дж. Дютч считает, что США могли бы

стать более уступчивыми по мерам взаимного контроля и запрета ядерных испытаний

(например, временного)

232

. Подразумеваются случаи, когда американские технологии

позволяют обходиться без «натурных» испытаний, полагаясь на компьютерное

моделирование. Поскольку другие государства не обладают сравнимыми

возможностями, то США получают возможность во время моратория увеличивать

разрыв в качестве вооружений.

В работе Н. Макфарлэйна предлагается неореалистическая интерпретация

внешней политики современной России

233

. Автор считает, что после 1996 г. принятие

решений все более диктовалось принципами уже не либеральной, а реалистической

парадигмы. В этом ключе объясняется политика России по консолидации «ближнего

зарубежья». В сфере внешней политики Россия находится перед выбором между

политикой балансирования и следования в фарватере более сильного оппонента.

Ресурсов для политики баланса сил у России нет. Макфарлэйн делает вывод, что

Россия будет искать сотрудничества с ведущими державами Запада в той же мере, в

какой будет происходить деградация политической власти.

Но вынужденное сотрудничество не следует путать с капитуляцией. Есть

определенные пределы сотрудничества, за которые Москва не идет даже несмотря на

риск ухудшения отношений с Западом. Россия не желает сворачивать активность в

бывших советских республиках; не отказывается от продажи оружия странам,

враждебным США; занимает негативную позицию в отношении расширения НАТО;

выражает несогласие с Западом по поводу развития конфликта в Югославии; не желает

идти на территориальные уступки Японии по поводу так называемых «Северных

территорий». Макфарлэйн отметил, что на Западе ожидали гораздо более уступчивой

политики Москвы. Автор предостерегает от упрощений в интерпретации внешней

политики России, от подгонки ее политики под те или иные теоретические положения.

Россия внушает опасения в основном в связи с большими запасами ядерного оружия и

утечкой технологий, которые могут иметь военное применение. Источником

потенциальной опасности считается все еще достаточно мощный военно-

промышленный комплекс России.

Что касается политики России в рамках СНГ и других организаций на

постсоветском пространстве, то она считается неэффективной. Применительно к

Центральной Азии это означает необходимость строить региональную систему

безопасности и экономического сотрудничества под эгидой США

234

. После падения

СССР главная цель США в регионе – помочь укрепиться новым государствам, чтобы

не допустить возвращения сюда российского влияния.

Правда, судя по всему, это окажется не простой задачей для США. Во-первых, в

случае долгосрочного присутствия США придется решать региональные проблемы

(спорные границы, безопасность, распределение водных ресурсов, слабость экономики,

поиски новой идентичности) и столкнуться с противодействием Китая и России. Планы

расширить влияние Турции на Среднюю Азию оказались нереальными

235

Во-вторых, создание военных баз и другие формы сотрудничества ставят США

перед необходимостью сближения с авторитарными режимами (Казахстан, Узбекистан,

Пакистан). Как известно, министр обороны Д. Рамсфелд в 2002 г. нанес дружественный

официальный визит в Туркмению. В итоге администрация США вынуждена совмещать

противоречивые шаги: поощрение демократии с одной и авторитаризма – с другой

стороны. Главный лозунг Дж. Буша-мл. – «защита демократии» – превращается на

практике в инструмент для защиты национальных интересов США с упором на военно-

силовую составляющую, что делает внешнюю американскую политику столь

непопулярной

236

В работах Р. Хааса, Дж. Айкенберри, М. Брауна, С. Миллера, С. Линн-Джонс, Э.

Кэпстейна, Ч. Крокера, Ф. Хэмпсона, С. Стэдмана, Д. Бимэна, Дж. Грина, З. Хэлизада,

И. Лессера, Б. Поузена, Г. Саммерса обсуждаются варианты внешнеполитической

стратегии (их продолжением стала военная доктрина «превентивной обороны»

237

);

модели военных доктрин будущего; перспективы сохранения лидирующих позиций

США; пределы сотрудничества США с другими государствами; угрозы региональной и

глобальной безопасности; условия стратегической и региональной стабильности;

критерии военного вмешательства США за рубежом

238

Неореалисты предлагают несколько вариантов будущей стратегии США:

неоизоляционизм, выборочное участие и превосходство. Идеи неореалистов-

сторонников концепции превосходства нашли отражение в Национальной стратегии по

борьбе с терроризмом

239

и Национальной стратегии безопасности

240

. Принятая в 2002 г.

стратегия безопасности вызывает споры между неореалистами, так же как и целый ряд

внешнеполитических шагов Дж. Буша-мл.: выход из договора по ПРО от 1972 г.,

интервенция в Ираке в 2003 г., игнорирование СБ ООН при использовании военной

силы

241

По мнению части неореалистов, стратегия превосходства чревата эффектом

перенапряжения сил, когда расширение обязательств США перестанет соответствовать

их реальным возможностям. Если она и оправдывает себя какое-то время, то в будущем

все равно следует иметь в виду объективную тенденцию к появлению новых

претендентов на лидерство. Тем более это касается операций типа «Шок и трепет»,

которая была адресована не только террористам, но и всему миру. Как пишет Дж.

Гэддис, подобные потрясения вовсе не создают мировой порядок, который хотели бы

построить США. Для этого требуется совсем иное – кропотливая созидательная

работа

242

. На таком фоне обсуждаются различные варианты политики

неоизоляционизма и выборочного участия, которые более предпочтительны с точки

зрения политических, экономических и военных ресурсов, которыми располагают

США

243

Р. Пэйп выделяет несколько факторов, которые откладывали политику

балансирования против США вплоть до 2000 г. (А ведь ее некоторые неореалисты

предрекали еще с начала 1990-х гг.) Сама по себе эта политика реализуется

неравномерно, а в целом развивается медленно и сопряжена с определенными рисками.

Другое соображение связано с тем, что США, по сравнению с другими гегемонами за

последние два столетия, проводили наименее агрессивную политику и не стремились к

созданию империи. Стратегия США в XX в. сводилась скорее к тому, чтобы не

допускать доминирования какой-либо одной державы в стратегически важных

регионах мира, чем к собственному доминированию. Конечно, с оценками Р. Пэйпа,

который не одинок в своем мнении, можно поспорить. Но важно иметь в виду, что

подобные стереотипы восприятия внешней политики весьма устойчивы в американской

научной элите.

Проблема США видится Р. Пэйпу в том, что администрация Дж. Буша-мл. своими

агрессивными и односторонними действиями портит репутацию «доброго» гегемона и

тем ускоряет проявления политики балансирования, которые стали заметны с 2002 г.

Например, попытки представить превентивную войну «нормальным» явлением и

законным правом США провоцируют к подобным действиям другие страны,

стимулируют терроризм и нейтрализуют политику нераспространения оружия

массового поражения. В целом практическая политика Белого дома страдает

упрощенным толкованием и других проблем. Так, связь экономического роста с

демократизацией политической власти понимается слишком прямолинейно. Как

заметил Б. де Мескита, еще С. Липсет, автор этой идеи, предостерегал от

универсализации своего тезиса: закономерность проявилась в европейских странах при

конкретно-исторических условиях

244

. Между тем современные автократические

режимы вполне сочетаются с экономическим ростом, как показывает опыт Китая и

России. Проблема международного терроризма также не связана напрямую с типом

режима

245

. К этому можно добавить, что проведение выборов в каком-либо государстве

– это еще не свидетельство его демократизации и отхода от автократии.

Однако в ближайшей перспективе балансирование примет «мягкие» формы, то

есть не дойдет до создания антиамериканских военных блоков и военно-политической

конфронтации с великими державами, среди которых называют Францию, Германию,

Китай, Японию и Россию. Среди инструментов «мягкого» балансирования Р. Пэйп

называет использование международных институтов, экономическую политику и

дипломатические шаги, которые будут препятствовать агрессивным односторонним

действиям США. Например, Турция отказалась предоставить территорию для

переброски и развертывания американских войск накануне вторжения в Ирак в 2003 г.

Такое противодействие вряд ли способно прямо помешать осуществлению военных

целей, но увеличивает внешнеполитические издержки и уменьшит количество

государств, которые согласятся открыто сотрудничать с США в будущих военных

акциях. Возможны потери в экономической сфере, например, если Европа начнет

платить за нефть в евро, а не в долларах

246

Сторонники стратегии превосходства, среди которых особенно выделяется фигура

У. Уолфорса, считают тезис о «мягком» балансировании некорректным. У. Уолфорс

пишет, что порой «аналитики склонны трактовать едва ли не любое поведение

[государств], которое создает сложности американской внешней политике, «мягким»

балансированием»

247

. Объяснение этому можно найти просто в несовпадении

экономических и политических интересов, но за этим вовсе не обязательно стоит

стратегия балансирования. К примеру, несогласие России с военной интервенцией

США в Ираке связано не с намерением противодействовать американскому

гегемонизму, а с надеждами вернуть государственный долг, который при С. Хусейне

составлял около 8 млрд. долл. Аналогично и Турция не поддержала США потому, что

надеялась на получение относительно больших экономических выгод в Ираке и

опасалась вспышки курдского сепаратизма в случае, если в Ираке курды получат

автономию. Позиция Франции по Ираку также вызвана внутриполитическим фактором

– это большое количество мусульманского населения. Поэтому для У. Уолфорса

концепция «мягкого» балансирования это, скорее, ожидание возможного будущего,

чем реальность. По его мнению, в действительности этим термином называют обычные

политические сделки, а вероятность серьезного конфликта между великими державами

по-прежнему очень низкая.

Стоит обратить внимание на оценки американских экспертов из РЭНД-

корпорейшн, согласно которым регион Персидского залива будет зоной постоянных

конфликтов, пока в большинстве арабских государств не установятся либерально-

демократические режимы. Но поскольку такая эволюция маловероятна в ближайшем

будущем, перспективы на стабильность в этом регионе также невелики. Отсюда

возникают проблема стратегии США в регионе: с одной стороны, соблазн

контролировать самые большие запасы дешевой нефти, с другой – постоянное участие

в военных конфликтах по типу так называемых «внутренних войн». Безопасность в

зоне Персидского залива определяют три составляющих: ядерные программы Ирана,

отношения в треугольнике силы Иран – Ирак - Саудовская Аравия, политика

просаудовской региональной организации сотрудничества стран залива (Gulf

Cooperation Council). Поражение режима Хусейна в Ираке не отменяет этот механизм,

который диктуется геополитическими факторами, а не характером режима в Ираке

248

Серьезное внимание американские эксперты уделяют угрозе международного

терроризма. Однако неореалисты считают, что это явление временное и не меняет

сущность международной политики

249

. Речь идет о выработке адекватной стратегии

борьбы с новыми угрозами, в число которых и входит терроризм. В ее основе –

сужение круга «несостоявшихся» государств

250

, которые подпитывают терроризм

своим существованием

251

. Для организации борьбы с терроризмом неореалисты

предлагают сделать акцент на одностороннюю политику и упреждающие действия

252

(в

том числе военные). Действия же в рамках коалиций признаются целесообразными

лишь в случаях, когда руководящая роль в них принадлежит самим США

253

Как отмечает Э. Кордесман, новый этап борьбы США против терроризма требует

соблюдения ряда принципов. Прежде всего, это руководящая роль государства во

внутриполитической и внешнеполитической сфере. Американское общество не должно

идти на поводу у средств массовой информации и опросов общественного мнения, а

предпринимаемые военные акции должны быть ясно обоснованными. Борьба должна

носить не эпизодический, а постоянный и настойчивый характер. Она подразумевает

использование широкого спектра информационных, политических, экономических и

военных кампаний.

Наносимые удары должны настигать тех, кто действительно виновен в

совершении теракта. Однако даже если такая цель достигнута, вопрос об уничтожении

террористов все равно остается не столь однозначным. Дело в том, что разрушение

физических объектов и бандитов не означает уничтожения корней терроризма. В

отношении многих государств, на территории которых находятся террористы, нельзя

будет использовать военную силу. В частности, это американские союзники и

государства, которые не поддерживают экстремистов, находящихся на их территории.

Кстати, террористов, попавших в руки США, не рекомендуется выдавать

международным судам, чтобы не допускать ситуации, когда показания спецслужб

попадают на форум открытого обсуждения и вместо действия получаются долгие

дебаты. Последние порождают образы мучеников и способствуют захвату

террористами новых заложников

254

. Видимо, эта позиция объясняется и тем, что в

перспективе международный терроризм способен стать новым способом ведения

войны между государствами, и США готовятся к такому повороту. Как отмечает

эксперт РЭНД-корпорейшн Б. Дженкинс, терроризм можно использовать для

провоцирования международных инцидентов; для создания атмосферы страха в другом

государстве; для того, чтобы вынудить другое государство отвлечь значительные

ресурсы и силы на защиту общества; для разрушения морально-политического

единства общества и проведения акций саботажа

255

Эксперты соглашаются, что борьба с международным терроризмом продлится не

годы, а десятилетия. Отмечается, что на практике эта борьба все еще ведется не

системным методом, а по принципу «поймать или уничтожить». Такая тактика не

поможет, например, в случае с террористической организацией «Хэсболла»,

спонсорами которой считаются Сирия и Иран. Д. Бимэн полагает, что более

действенным будет косвенный удар.

Проблема однако в том, что, в отличие от Аль-Каиды, «Хэсболла» является

авторитетной в арабском мире социально-политической организацией. Поэтому усилия

следует направить на то, чтобы принудить государства-спонсоры отказаться от ее

поддержки. Необходимо лишить эту организацию популярности и политического

влияния в регионе. Только при этих условиях военный разгром инфраструктуры и

уничтожение ее лидеров принесет желаемый успех

256

. Неудивительно, что победа

радикального движения «Хамас» на выборах в парламент Палестины в 2006 г. повергла

в полную растерянность и Евросоюз, и США.

После терактов 11 сентября важное место в обсуждении угроз безопасности США

занимает концепция асимметричной угрозы

257

. Под асимметричным нападением

понимают использование силы, которое носит не ожидаемый, не регулярный характер с

точки зрения источника угрозы, выбора цели

258

, средств и способов нанесения ущерба,

а также может не соответствовать международному праву и нормам морали.

Асимметричные угрозы как бы выходят за пределы уже сложившегося их восприятия.

Если говорить о средствах, то в отношении к США наиболее угрожающим считается

применение химического и бактериологического

259

оружия из-за относительной

простоты их получения и применения. Создание ядерного оружия требует более

серьезного технологического обеспечения, оборудования, хранилищ, специальных

материалов

260

, а эффективное применение – современных средств доставки, а также

систем управления и связи. Считается, что в определенных условиях асимметричный

удар может сорвать даже стратегические планы США.

К особенностям асимметричного нападения относят и то обстоятельство, что

противник не всегда может быть распознан. Поэтому, с американской точки зрения,

стратегия устрашения часто не работает. В определении асимметричных боевых

действий подчеркивается их отличительная черта: использование небольших

тактических сил по принципу рычага с целью непропорционального воздействия на

уязвимые места противника. Главная задача - подорвать политическую волю США и

достичь асимметричных стратегических целей. Таким образом, в асимметричных

действиях выделяются два компонента: непропорциональный эффект от использования

силы и психологического воздействие на уровне принятия стратегических решений

261

Основной ответ США состоит в упреждающих действиях. В США активно обсуждают

вопрос, нужно ли трактовать превентивную войну как синоним упреждающих

действий, или последние включают в себя также невоенный компонент.

Интересно, что в процессе принятия решения об упреждающих действиях (в том

числе превентивных ударах) в расчет предлагается брать не доказанные факты

появления новых видов, скажем, биологического оружия, а предположения об их

существовании. Они делаются на основе анализа стратегий противника, особенностей

его политического, технологического и культурного развития. В фокусе внимания

оказываются в основном «несостоявшиеся» и враждебные государства. Опора на

предположения в немалой степени связана с тем, что доказательство новой угрозы

фактами может потребовать у спецслужб США нескольких лет. Администрация США

считает это недопустимым с точки зрения обеспечения национальной безопасности

262

По американским данным, в настоящее время в 68 странах мира уже созданы ячейки

Аль-Каиды

263

. Есть мнение, что интервенция США против Ирака в 2003 г. стала

апробацией доктрины упреждающих действий.

В то же время, большинство экспертов считают, что администрация Дж. Буша

приняла ошибочное решение о войне, неверно оценив угрозы и последствия

интервенции. Имела место предвзятая оценка сведений, получаемых по линии

разведывательных служб США. Аналитические доклады, которые не соответствовали

ожиданиям Белого дома, попросту откладывались в сторону

264

. Еще в октябре 2002 г.,

после заявлений президента Дж. Буша-мл. о растущей угрозе США со стороны Ирака,

директор ЦРУ Дж. Тенет докладывал конгрессу, что Хусейн не будет применять

оружие массового поражения, если США его не спровоцируют или не поставят в

безвыходное положение

265

. Ошибки администрации объясняют упрощенным

пониманием международных проблем, которое сложилось в администрации Дж. Буша-

мл. Увлечение собственным превосходством порождает иллюзию, что если США и не

могут решить какую-то проблему – это только от нерешительности или недостаточного

внимания к ней

266

Поэтому интервенция в Ираке расценивается американскими экспертами не как

упреждающие действия, а как превентивная война

267

, которая не имеет легитимных

оснований и способствует изоляции США на международной арене

268

. Р. Бетс отмечал

накануне интервенции, что политика сдерживания С. Хусейна не исчерпала себя.

Менее рискованно было бы продолжать санкции и обрабатывать общественное мнение

Запада. Можно было прибегнуть к квази-войне, оккупировав курдские территории на

севере Ирака, давно уже неподконтрольные С. Хусейну. Отсюда возможна поддержка

иракской оппозиции или подготовка последующего вторжения

269

. Несмотря на критику,

превентивные военные действия США оправдывают как необходимые для обеспечения