Колобов О.А. (под об. ред.) Внешняя политика Соединенных Штатов Америки: принципы формирования и закономерности реализации. Том 2

Подождите немного. Документ загружается.

процессе эволюции человека естественный отбор развивал в нем интеллект и

способность к борьбе

170

Некоторые ученые считают агрессией не ту, которая направлена во внешнюю

среду, а только внутриродовую, например, защиту своей территории от соплеменников.

Агрессия рассматривается как один из способов выживания рода (популяции) через

саморегуляцию, потому что предохраняет от перенаселения регион обитания.

Подобные рассуждения переносятся в упрощенном виде на человеческую историю для

доказательства естественности и полезности войн

171

Конечно, в человеческом обществе сложность и взаимозависимость отношений во

много раз возрастает благодаря разделению труда и разнообразию форм общественной

жизни. В то же время считается, что роль насилия и сотрудничества осталась той же,

что в мире животных. Отсюда сторонники биологического детерминизма делают

вывод, что человек по своей природе не имеет строгих ограничений на насилие по

отношению к ближнему. По крайней мере, его легко на это спровоцировать. Одним из

приложений биологических теорий к политике стал в свое время нацизм

172

В США биологические теории получили распространение в 1960–70-х гг. и имели

несколько названий, среди которых «биополитика», «зоосемиотика», «социобиология».

Кредо данного направления было выражено в духе возврата к Аристотелю: «человек по

своей природе есть политико–научное животное»

173

. Из–за того, что склонность к

насилию была присуща человеку задолго до появления развитых форм общественной

жизни, сторонники биологических теорий недооценивают зависимость насилия от

общественно–политических условий. Отсюда у некоторых авторов рождается крайний

пессимизм: «по причине неподатливости изменениям и иррациональности своей

природы, человек является самым жестоким из животных, ибо, овладевая тайнами

природы, он использует достижения науки и техники во вред человеческому роду»

174

Более современные формы биологических теорий взяли себе название

эволюционных. В их основе лежит трактовка истории через возврат к дарвинизму, но с

учетом достижений генетики и теории развития живой материи. Они утверждают, что

появление общественных институтов связаны с тем, что видовая эволюция человека

развила в нем необходимость принадлежать к некой иерархии. Все стороны жизни

человека пронизаны иерархическими отношениями, которые проявляются уже в

поведении детей трехлетнего возраста. Сторонники эволюционного подхода

подчеркивают, что война как способ выживания есть закон природы.

Войны всегда были одним из механизмов развития человеческого общества от

простых форм к сложным. Ксенофобия, которая отличает современные этнические

войны, выводится из генетических отличий народов, долгое время живших порознь.

Чужеземец подспудно воспринимается как угроза выживанию данного сообщества,

причем в прямой зависимости от степени его непохожести

175

Психоаналитические теории берут начало в работах Зигмунда Фрейда об

аномальном поведении человека

176

. Психоанализ ставит в центр исследования

бессознательные и частично неосознаваемые психические процессы и мотивации

поведения человека, в том числе сексуальные.

Фрейд выделял две характерные черты человеческой натуры. Одна из них состоит

в том, что в ней доминируют бессознательные импульсы, во многом определяя

поведение личности. Другая особенность психики в том, что острые переживания не

исчезают, а вытесняются в сферу бессознательного и продолжают оказывать

воздействие на поведение человека, минуя его волю и разум. Бессознательное

выполняет функцию, аналогичную структурному влиянию в теории неореализма, но

воздействует не извне, а изнутри личности. Оно является устойчивой константой,

которая определяет поведение человека, придавая ему такое содержание, которое

необъяснимо из его настоящего и прошлого эмпирического опыта.

Фрейд считал, что агрессия возникает из–за того, что чрезмерное стремление

человека к удовольствию неизбежно связано с дихотомией инстинктов Смерти и

Эроса. Если первый призывает разрешить страдания от трудностей в достижении

удовольствия путем самоубийства, то второй — к жизненному самоутверждению. Из

этого взаимодействия, опосредованного сферой бессознательного, рождаются

конфликты на личностном, межличностном и межгрупповом уровне. Смерть

прекращает неизбежные страдания, и все живое уходит в неорганический мир.

Несмотря на это человек живет, потому что способен перенести проблему смерти со

своего «я» на других через агрессию. Агрессивное поведение дает выход наружу той

разрушительной энергии, которая в противном случае может привести к самоубийству.

Одним из первых, кто обратил внимание политической науки на психические

патологии власть имущих, был Гэрольд Лассуэл

177

. Политический психоанализ стал

изучать, чем являются политика и власть для управляемых и управляющих, как влияет

структура личности на политическое поведение, а политика оказывает обратное

влияние на структуру личности. Поскольку элиты обладают политической и

материальной властью, они манипулируют обществом и провоцируют насилие. Для

этого в общественное сознание внедряется чувство утраты безопасности, которое ведет

к насилию.

Прямой перенос взглядов Фрейда на политическое поведение получил

справедливую критику за апологию внутреннего мира человека и недостаточный учет

социальных факторов. Кроме того, категория бессознательного, по признанию самого

Фрейда, является лишь умозрительной конструкцией. Попытки найти его

биологическую природу в механизмах наследственности не увенчались успехом

178

Проблему попытались разрешить неофрейдисты. Они выводят политическое

поведение из стремления к власти (обладанию) для преодоления чувства собственной

неполноценности, различных комплексов, внутреннего невротического напряжения. В

стремлении к власти проявляется неспособность личности выстоять в одиночку и жить

в расчете на свои возможности. Современные исследователи предлагают несколько

модификаций фрейдизма, которые тоже учитывают социальную сущность человека, а

не останавливаются только на патологическом поведении, как это делал Фрейд.

Эрик Фромм сделал акцент на социальные условия, которые провоцируют

насилие

179

. Для него бессознательное уже не атрибут индивидуума, а социальная

категория — состояние психики людей, которых общество лишило ясной осознанности

с помощью каких–либо приемов (например, пропаганды). Фромм считал одним из

источников насилия возникающее отчуждение отдельных личностей или групп от

общества в целом. Чувство бесконечного одиночества и бессилия толкают людей к

разрушению. Объединяющая ненависть аутсайдера ведет их в радикальные

организации, которые пытаются силой навязать свою волю всему обществу.

Отчуждение порождает такие крайние формы агрессии, как садизм и мазохизм.

Поскольку мазохизм связан с чувством удовольствия от насилия, которое испытывает

сама жертва, он не имеет больших общественных последствий, в отличие от садизма.

Садистское поведение Фромм разделил на три типа: «Первый — стремление

поставить других людей в зависимость от себя и приобрести полную и

неограниченную власть над ними ... Второй тип — стремление не только иметь

абсолютную власть над другими, но и эксплуатировать их, использовать и

обкрадывать... Эта жажда может относиться не только к материальному достоянию, но

и к моральным и интеллектуальным качествам, которыми обладает другой человек.

Третий тип садистских тенденций состоит в стремлении причинить другим людям

страдания или видеть, как они страдают»

180

. Садистские наклонности слабо осознаются

самой личностью и выступают для нее под маской преувеличенной доброты и заботы о

других: «Я управляю вами потому, что лучше знаю, что будет лучше в ваших же

интересах». Более агрессивные формулы поведения: «Другие меня обидели, так что

мое желание обидеть других — всего лишь законное стремление отомстить». «Нанося

удар первым, я защищаю от удара себя и своих друзей (свой народ)»

181

Другой источник насилия в обществе - нарциссизм. «Нарцисса» преследует

навязчивая идея о самоценности, которая выступает компенсатором загнанного глубоко

внутрь сознания собственной бесталанности. Он уверен, что его окружают

ограниченные, а потому недоброжелательные и завистливые люди. В попытках

восстановить «справедливость», «нарцисс» доходит до садизма в отношении к

окружающим, чтобы доказать свое превосходство в уме, силе или богатстве. Если

иметь в виду социальное поведение, то одно из крайних проявлений садизм находит в

стремлении человека к власти.

В новейшей истории ярко выраженную патологию такого рода находят у Адольфа

Гитлера, Бенито Муссолини, Иосифа Сталина и Саддама Хусейна. Исследователи

политического поведения Сталина накануне развязывания Второй мировой войны

отмечают, что важным механизмом защиты его ущемленного нарциссизма стало

отождествление себя с агрессором, Гитлером, который установил в Германии

тоталитарный режим. При этом собственное «я» Сталина исчезало, оно изменялось за

счет включения другого человека, приобретая его силу и уверенность, которой не было

у первоначального «я». Одним из результатов такого бессознательного слияния было

уничтожение в конце 1930-х гг. всех, кого Сталин считал возможными противниками

на пути укрепления своей власти. С точки зрения психоанализа, Сталин жаждал власти

не только для повышения самооценки. Полное отождествление с агрессором означало

достижение абсолютного контроля над окружением путем репрессий, чтобы

избавиться от страха самому оказаться жертвой насилия

182

По убеждению психоаналитиков, большинство людей в той или иной степени

тоже являются носителями нарциссизма. Участие людей в войнах рассматривается

именно с этой точки зрения. В подтверждение медики приводят данные опросов,

которые свидетельствуют о наиболее высоком эмоциональном подъеме воинов от

участия в боевых действиях по разгрому врага. Позже у многих появляется чувство

вины за неоправданные жертвы. Проявлению чрезмерной агрессивности способствуют

различные методы психологической обработки солдат накануне и во время военных

действий, которые направлены на дегуманизацию образа врага и поднятие

патриотического духа

183

Следующий вариант фрейдизма, ответ на неудовлетворенность (фрустрация),

получил развитие в рамках социальной психологии. Одну из причин агрессии

сторонники этой гипотезы видят в столкновении человека с препятствиями, которые

мешают достижению целей. У него возникает чувство подавленности и разочарования,

желание разрушить препятствие или наказать того, кто причастен к неудачам. Эти

чувства могут привести к насилию, но совершенно не обязательно, так как человек

обладает еще и способностью к адаптации. Есть и общественные ограничители

бесконтрольному проявлению агрессии. Социальные психологи считают, что

существует не одна, а множество причин агрессивного поведения личности, например,

проверка себя на мужество или желание власти над другими.

Примером может служить работа Роджера Готлиба

184

, своеобразная реакция на

ставшие популярными в США и других странах Запада гендерные исследования.

Готлиб считает, что идея насилия и тотального разрушения, например, в виде ядерной

войны, притягательна для многих из–за повышенной мужской самоидентификации.

Причиной служат некоторые механизмы социальной организации общества и

структуры личности, с помощью которых патриархальные элиты

185

поддерживают

свою власть. Дело в том, что они ведут к бессознательной неудовлетворенности.

Стремление к разрушению выступает как психическая реакция.

Готлиб выделяет несколько аспектов мужской самоидентификации, которые

связаны с тягой к насилию. Во–первых, дух соревнования и стремления доказать свою

мужскую состоятельность. Ядерная война рассматривается как крайняя форма

разрушительной деятельности (среди них альпинизм, спортивные единоборства), когда

риск и даже угроза смерти становится мерилом мужества.

Во–вторых, более специфические явления, которые являются ресурсами власти и

насилия в руках научно–технической и политической элиты, где в настоящее время

преобладают мужчины. Одним из них является технократизм. Он подразумевает

познание и управление любым объектом, в том числе обществом, в технических и

бюрократических терминах. Объект разбивается на подсистемы, и для каждой из них

подбирается соответствующая модель функционирования, предсказуемая и

управляемая. Критерием соответствия модели и подсистемы считается научная

обоснованность модели. Технократизм дает определенные преимущества, как

показывает опыт современных обществ, но они имеют свой предел. В частности, может

потеряться цель и взаимосвязь отдельных подсистем

186

. В результате растут

диспропорции в благосостоянии людей, голод сосуществует с огромными успехами

сельского производства, индустриализация и развитие коммуникаций грозят

уничтожением живой природы, общество ведет себя более иррационально.

Другой ресурс власти и насилия — профессионализм. Он означает, что общество

разделяется на профессионалов и их клиентов. Причем профессионалы «не видят»

Себя в Другом. Показательными областями деятельности являются в особенности

медицина и биология. Для профессионалов пациенты являются объектом для анализа

результата их деятельности: измерений, проверок, диагностики. Хотя иногда возникает

чувство жалости, все же исчезает подлинное сочувствие, то есть отношению к чужой

боли как к своей. Дело в том, что профессиональные отношения строятся исходя из

знаний, а не из эмоций, из законов, описывающих универсальное, а не частное.

Воздействие на «объект» все более игнорирует его неповторимую человеческую

природу, здесь нет места Человеку.

Наконец, с насилием связан культ потребления. Под ним понимается превращение

человеческих возможностей и талантов в товарную деятельность, подчинение любых

проявлений человеческого духа законам обмена и потребления в виде денег, престижа,

успеха. Потребительское общество разрушает человека, так как отрицает всякое иное

измерение ценности человеческой деятельности, будь то спорт, искусство, любовь —

любое творчество. Если и присутствует нормативная оценка, то все равно в

вырожденной форме, в виде некоторого всеобщего эквивалента. Например, здоровье

измеряется не по самочувствию, а по количеству минут, которые человек затрачивает на

выполнение физического упражнения. Таланты и творческие способности измеряются

по шкале баллов.

Как же связаны три названные явления с проблемой ядерного террора? Готлиб

считает, что технократизм позволяет добиться того, чтобы общество не осознавало

реальности ядерной угрозы. Сложная организация общества и глубокое разделение

труда затрудняют осознание индивидуумом факта своего участия в создании

современных видов оружия. Технократизм общества препятствует пониманию, как и

куда движется общество в целом. Эффект профессионализма используется элитами для

того, чтобы с помощью пропаганды обезличить образ противника и сгладить

отрицательные последствия применения ядерного оружия, в том числе для

собственного общества. Ценность чужой жизни подменяется внедряемыми

рациональными абстракциями: количество населения, плотность населения, количество

мегатонн ядерной мощи на единицу площади. Потребительский характер общества

способствует тому, что вся деятельность, направленная на ядерные программы,

превращается в экономические, политические, карьерные достижения исполнителей.

Они оценивают свою деятельность не как угрозу человечеству, а как средство добиться

конкретных благ.

Из всех аргументов Готлиба вызывает вопрос тезис о связи патриархальности

общества со склонностью к насилию. Ведь те же технократизм, профессионализм и

культ потребления можно представить себе и в феминизированном обществе. Они

зависят гораздо больше от политической и экономической организации общества, чем

от традиционно низкой политической роли женщины. Аргумент Готлиба состоит в том,

что в науке «это мнение стало широко признанным». Здесь явно проскальзывает

влияние одной из форм постпозитивизма — феминизма

187

, который склонен видеть

источник насилия в преобладании в обществе мужчин.

Теории насилия как рационального поведения социальной группы считают

насилие не следствием психического кризиса, а сознательным выбором при

определенных условиях. Для граждан данного общества использование силы имеет

определенные легитимные рамки. Существует право прибегнуть к силе в целях

самозащиты, охраны собственности, против актов вандализма, посягательств на

государственную целостность. Однако далеко не всегда легитимность силы очевидна,

особенно в случаях кризисных состояний общества, чреватых коренными переменами.

Тогда насилие легко выходит за рамки рационального контроля и грозит неадекватными

разрушительными последствиями. Такова, например, проблема Северной Ирландии для

Великобритании.

В некоторых случаях насилие в обществе является и результатом

целенаправленного обучения на уровне рационального поведения. Учебные

подразделения для солдат–новобранцев призваны научить человека снимать с себя

запрет на убийство. Этой задаче подчинен весь уклад военной службы с постоянным

контролем со стороны вышестоящего начальства; подчеркнутым уважением к старшим

по званию и поддержанием их непререкаемого авторитета; навыками выполнять любой

приказ беспрекословно и точно в срок; участием в синхронных коллективных

действиях; частой имитацией боя, включая приемы рукопашной борьбы.

Граждане поддерживают военную агрессию своего государства под воздействием

создаваемых политических символов — образов врага, которые формируются в

общественном сознании путем накопления и структурирования знаний о другом

народе. Многие политики стремились таким средством отвлечь население от

внутренних проблем, добиваясь сплочения нации против внешней угрозы. В других

случаях это попытки власти укрепить свое положение через управление конфликтом и

лавирование между различными общественными группами и элитами. Навязывание

стереотипов враждебности происходит через подконтрольные СМИ и некоторые

общественные организации.

Теории социальной идентичности опираются на понятия, заимствованные из

социальной психологии. Насилие на уровне поведения различных социальных групп

(террористических, этнических, религиозных, профсоюзных, политических и других)

имеет свои особенности, так как группа не обладает такой цельностью, как человек.

Основой единства действий сообщества служит осознание общей цели и стремление ее

достичь. По сравнению с индивидом насилие сообщества имеет более рациональные

корни, так как готовится и направляется лидерами. Это не исключает спонтанных

выступлений, но со временем они все равно принимают организованную форму.

Социальные психологи считают, что в основе поведения социальной группы

лежит понятие идентичности — образ, в соответствии с которым индивид

воспринимается другими людьми, или хочет, чтобы его так воспринимали. В обществе

каждый человек приобретает вместе со своим «я» набор социальных ролей и

саморефлексий, соответствующих тем общественным отношениям, в которых он

участвует.

Утверждается, что человек нуждается в позитивной самоидентификации и

реализует ее через принадлежность к той или иной группе. Независимо от

материальных соображений или угрозы безопасности рождается отношение к людям

по принципу «свой» и «чужой», систематическое сравнение, дифференциация

окружения и формирование пониженной оценки «чужих». Идентичность может быть

изменена в результате целенаправленного воздействия извне или в ходе

приспособления, адаптации человека к социальной группе. Пытаясь сохранить свою

идентичность, группы (их лидеры) создают символы, подчеркивающие собственную

отдельность как нечто позитивное, а чужое — как негативное. Такое присваивание

«ярлыка» может приводить к формированию образа врага

188

Одно из них состоит в том, что разные формы самоидентификации (религиозная,

этническая, общественная) входят в непримиримое противоречие друг с другом.

Например, в начале Боснийского конфликта (1992–95 гг.) мусульмане из хорватов и

сербов не были склонны отделять себя от других граждан Боснии–Герцеговины по

религиозному признаку. Но по мере нарастания политического кризиса Боснийские

мусульмане стали воспринимать себя как находящихся в состоянии вражды с сербами

и хорватами и как имеющих отдельную историческую судьбу.

Другой фактор роста агрессивности общественных групп — относительно

неравное распределение благ и ресурсов, конкуренция за их перераспределение,

ожидание возможных потерь. Израильско–палестинский конфликт продолжается

длительное время в условиях, когда два народа претендуют на одни территории, и

поэтому самоидентификации араба–палестинца и еврея–израильтянина

воспроизводятся в сознании людей как взаимоисключающие.

Имидж врага может стать достаточно устойчивым, превратившись в стереотип

сознания. Тогда он порождает враждебное поведение оппонента, что само по себе

способствует самоподдержанию и развитию этого образа. Стереотип довольно трудно

поддается изменению, так как человек склонен отбрасывать все, что не соответствует

сложившейся системе ценностей и представлений о мире. Даже когда растет объем

новой информации, противоречащий стереотипу, сам стереотип способен некоторое

время даже укрепляться. Известно, что попытки советского руководства в годы

холодной войны урезать военные расходы воспринимались как проявление слабости, а

не как стремление остановить гонку вооружений. В восприятии Джона Даллеса эти

шаги не снижали враждебности СССР, а лишь подтверждали его собственный

непримиримый антикоммунизм

189

Социальные психологи подчеркивают, что между народами, находящимися

долгое время в отношениях конфронтации, укрепляется стереотип, названный

зеркальным отражением. Согласно этой концепции, каждый из них склонен

приписывать положительные качества себе, а отрицательные — оппоненту. Поэтому

жесты доброй воли способны смягчить отношения на межличностном уровне, но в

международной политике они, скорее всего, будут восприниматься как хитрая

уловка

190

. Такой эффект и даже чувство некоторой растерянности произвело на

американское руководство решение последнего президента СССР Михаила Горбачева

о выводе советских войск из Восточной Германии. Они никак не могли понять, какие

выгоды и каким способом Горбачев собирается из этого извлечь.

Природа войны как регулярного явления не получила логически законченного

объяснения в рамках неореализма. В структурном реализме К. Уолтса природа войны

связана с неравным распределением силы в международной системе, что соответствует

системному уровню анализа. Внимание к нему основано на известном тезисе о

существовании долгосрочных универсальных законов, которые управляют историей.

Системный уровень анализа способен дать знание именно о законах, объясняющих

войну как общее явление международной политики. Определение причин конкретных

войн предполагает выход за пределы структурной теории и включение других

дисциплин, в первую очередь, анализа внешней политики государства. Однако, по

Уолтсу, структурная теория должна оставаться той мировоззренческой рамкой, за

которую историческому анализу выходить не стоит. В этом состоит наиболее спорный

момент теории, так как сама она упускает из виду диалектику общего и частного,

необходимого и случайного. Уолтс уделил основное внимание определению структуры,

ее свойств и ограничений, которые накладываются на государство. Таким образом,

изучение природы войны на уровне государства связано с более общей проблемой

структурного реализма — неразработанностью элементного уровня анализа. В

результате в работах сторонников Уолтса выводы опираются не на его теорию, а на

обобщения эмпирического материала, что входит в противоречие с методологией

структурного реализма. В их работах стирается грань между войной как общим и

конкретным явлением, между главными и вторичными причинами, между причинами и

следствиями. Поэтому объяснение природы войны на уровне государства происходит с

помощью индуктивных гипотез.

Отсюда же и неспособность найти теоретически последовательные объяснения

причин малых войн в «третьем мире», так как они выпадают из методологии

системных подходов, ориентированных на великие державы. Рассуждения о «третьем

мире» не согласуются или даже превращают в парадоксы важные положения

структурного реализма. Анархия международной системы с точки зрения

развивающегося государства выступает как иерархия, установленная региональными

или глобальными лидерами. Принцип суверенитета не играл здесь такой роли, как в

Европе, и поэтому государство традиционно менее значимо, чем негосударственные

субъекты политики в виде политических или этно–религиозных движений и партий.

Государства часто не имеют легитимности, экономической и политической

независимости, не обладают достаточной силой для политического контроля над

собственной территорией. В итоге поведение государства «третьего мира» гораздо

более зависит от внутриполитических факторов, чем предполагает теория неореализма,

и оказывается «нетипичным».

Уровень личности в теоретическом объяснении природы войны представляется

еще более аморфным, а в трудах последователей Уолтса развивается по линии

междисциплинарных исследований. Он слабо разработан в рамках структурной теории,

но в других направлениях неореализма, за исключением историко–системного, ему

уделяется внимания еще меньше.

Частные теории о связи личности и войны подчеркивают различные аспекты

природы человека, ведущие к агрессивному общественному поведению. Они

опираются на достижения биологических и психологических наук, антропологии,

истории и создают своего рода идейную подпорку для постулата о природной

склонности человека к насилию, берущего начало от классического реализма.

Альтернативные направления неореализма выработали иные гипотезы о природе

войны. Они зависят от понимания системности, роли экономического, политического и

других факторов, а также условий стабильности международной системы.

Для теории гегемонистской стабильности в основе войн лежит закон

неравномерного экономического развития государства–гегемона, предполагающий

периодические спады. Кризис нарастает и заканчивается войной по мере углубления

несоответствия между системой сложившихся отношений и институтов, с одной

стороны, и балансом сил, с другой.

Теория циклов также обращается к экономическому фактору, делая другой акцент

— на неизбежность периодических системных кризисов, который демонстрирует

история. Общий кризис порождается не только внутренними проблемами гегемона, но

и проблемами глобального развития. При этом обе теории предполагают, что

человечество может выработать иной, чем война, механизм разрешения системных

противоречий.

Историко–системные исследования описывают не столько причины, сколько

наиболее общие условия глобальных войн. Они представляют собой не универсальный,

а исторически обусловленный комплекс причин, среди которых важнейшая до сих пор

принадлежала экономическому фактору.

Сторонники нелинейного анализа говорят не о причинах войны, а об определении

с помощью имитационной модели момента, когда международной системы способна

перейти в состояние хаоса, то есть утратить глобальное равновесие. Тогда система,

обладающая механизмом самоорганизации, способна к радикальным переменам от

воздействия малозначимых событий, а ее неконтролируемое состояние – канун

глобальной войны.

Можно утверждать, что неореализм наиболее убедительно показал лишь самую

общую, системную природу войн. Однако эти довольно разрозненные концепции не

оформились в цельную теорию войны.

С неореализмом связаны три возможных формулировки стратегии безопасности.

Неоизоляционизм, наименее популярный в научной и политической среде, предлагает

самую узкую трактовку жизненно–важных интересов — безопасность территории

страны, обеспечение свободы и защита собственности американского народа, а также

обеспечение экономического процветания страны. Опираясь на понятие баланса сил

как ядра международной политики, сторонники этой стратегии считают, что в

настоящее время ни одно государство не имеет намерений атаковать США.

Значительных военных усилий по поддержанию международной стабильности и для

обеспечения национальных интересов не требуется. Безопасности США способствуют

наличие ядерного оружия и географическая удаленность страны от Евразии.

Другие ядерные державы будут в определенной мере сдерживать друг друга и не

представляют большой опасности для Америки. Экономическое процветание страны

должно быть отдано на откуп частному бизнесу, а государству следует использовать

военную силу за рубежом в минимальных масштабах, снизить военные расходы,

сократить структуру и численность армии, отказаться от активного участия в

международных организациях, включая НАТО. Расходы на собственную безопасность

следует переложить на союзников, чтобы избежать неоправданной перегрузки

экономики США. Не нужно навязывать союзникам свои ценности, потому что это

ничего, кроме антиамериканизма, не приносит. Минимизация участия в конфликтах

снизит угрозу международного терроризма

191

Другой вариант неоизоляционизма, удаленное балансирование, опирается на

положение о том, что мир находится в стадии перехода к многополярности. Активное

вовлечение США в военные конфликты будет все более опасным и дорогостоящим.

Смысл стратегии — избегать войны, снижать обязательства по гарантиям безопасности

другим государствам, максимально сохранять преимущества своего геостратегического

положения в международной системе. Хотя многополярный мир и нестабилен, эта

нестабильность касается государств в разной степени.

Опорой военной мощи должны стать военно–морские силы и противоракетная

оборона морского базирования, а сухопутные войска подлежат значительному

сокращению. Общие расходы на оборону должны быть на уровне 2–2,5% от ВНП.

Флоту следует обеспечить безопасность на дальних подступах, стратегическую

гибкость, что позволит реализовать преимущество удаленности США от возможных

противников. США смогут успешно избегать вовлечениия в военные конфликты и

получат максимальную свободу рук, предоставив по возможности дело

балансирования против нового гегемона другим государствам. Морская сила обеспечит

экономические интересы страны, которые реально не находятся в состоянии

зависимости от международной экономики: 90% ВНП производится внутри США. Все,

что нужно сделать в соответствии со стратегией — диверсифицировать экспортные

рынки и снизить зависимость от зарубежного сырья за счет создания запасов и

заменителей

192

Стратегия избирательного участия учитывает ограниченность демографических,

экономических, военных ресурсов для того, чтобы обеспечивать безусловное и

повсеместное лидерство США в однополярном мире. Сторонники этой стратегии

считают, что с развитием глобальной экономики Америка постепенно будет утрачивать

свои преимущества хотя бы потому, что ее население составляет менее 5% от

населения планеты.

В иерархии национальных интересов выделяются жизненно важные, в защиту

которых используется военная сила. Хотя мнения экспертов различаются, чаще всего в

рамках стратегии избирательного участия речь идет о трех компонентах. Во–первых, о

защите территории и граждан США. Основными угрозами для внутренней

безопасности к концу 1990-х гг. называют государства–изгои и террористов–

фанатиков, владеющих оружием массового поражения (ОМП). В этой связи весьма

актуальна борьба за его нераспространение. Военная сила может применяться для

разрушения военной и других инфраструктур противника, а также для возмездия в

случаях применения ОМП. Во–вторых, об обеспечении мира между великими

державами

193

. Как показывает история, в противном случае повышается вероятность

втягивания США в войну. Крупные конфликты дестабилизируют мировую торговлю и

подрывают усилия по нераспространению ОМП. В–третьих, об устойчивом доступе

США к нефти, что означает главным образом стабильные мировые цены на нефть.

Лучшее средство для этого — способствовать тому, чтобы запасы сырья оставались

распределенными между несколькими странами Персидского залива

194

Как и в случае неоизоляционизма, ядерное оружие способствует поддержанию

статус–кво на международной арене. Политика баланса сил не всегда гарантирует

безопасность из–за определенной инертности политики, ошибок политических

деятелей и других причин. Выступая в качестве наиболее эффективного системного

«балансира», США должны вмешиваться для того, чтобы не допускать перерастания

конфликта в военную фазу. Стратегические ядерные силы США становятся

дополнительным гарантом стабильности. Это должно исключить для потенциального

агрессора саму мысль о достижении политических преимуществ с помощью военной

силы.

Использование силы Соединенным Штатами возможно для обеспечения

региональной безопасности в случаях, когда есть угроза вовлечения в военный

конфликт крупных держав. Наиболее важными регионами остаются Европа, Восточная

Азия, Средний Восток и Юго–Западная Азия.

В концептуальном плане избирательное вмешательство содержит некоторые

принципы либерализма, так как включает в национальные интересы поддержание

открытости мировой экономики, меры по глобальной защите окружающей среды,

заботу о распространении демократии, уважения к правам человека, препятствие

геноциду. Но, к примеру, вовлечение в США в этнические конфликты допускается в

зависимости от их влияния на великие державы. В Евразии американские эксперты

относят к опасным лишь потенциальный русско–украинский конфликт, а все

остальные, включая бывшую Югославию, не представляют стратегического интереса.

Участие в гуманитарных интервенциях не имеет ясных критериев, а потому вопрос

будет решаться с точки зрения издержек и внутриполитической ситуации в США. Для

обеспечения интересов в важнейших регионах вооруженные силы должны иметь

возможность вести две региональные войны

195

. Стратегия не делает жесткой привязки

интересов и критериев использования военной силы (кроме случаев защиты жизненно

важных интересов), но в то же время предполагает упреждающие действия в случае

неблагоприятного для США развития событий.

Во внешней политике следует опираться на традиционных союзников, сохранять

военное присутствие за рубежом, поддерживать НАТО, но не делать ставку на

непременное расширение этой организации. Военная сила и военное присутствие

становятся инструментами поддержки внешней политики. Они помогают

предупреждать конфликты между великими державами, косвенно и прямо укреплять

мир и демократию через миротворческие операции, развивать военно–политические

связи с различными странами, в том числе с Россией

196

. Военное сотрудничество

помогает вовлечь в орбиту влияния некоторые страны, делая их союзниками в той

мере, в которой это необходимо США

197

Стратегия превосходства, как и избирательное участие, предполагает активную

внешнюю политику государства. Она основана на уверенности, что США обладают

достаточными ресурсами для безраздельного лидерства

198

. Великие державы не

пытаются проводить политику балансирования против США, о чем говорит снижение

военных расходов на протяжении 1990-х гг. Балансирование стало невыгодным в силу

подавляющего превосходства США. Это дает Америке полную стратегическую

свободу действий

199

. Такой стратегии придерживалась администрация Джорджа Буша–

младшего. Ключом к международной безопасности становится забота о поддержании

всеобъемлющего превосходства США над другими государствами. Стратегия

избирательного участия, которую практиковал Клинтон, признана недостаточной.

Общим условием реализации превосходства является поддержание однополярного

мироустройства. Так же как при избирательном участии, главным приоритетом

остается предотвращение войны между великими державами. Стратегия переносит

основное внимание на динамику развития потенциальных конкурентов, то есть

государств, которые способны достичь статуса великой державы в обозримые сроки

200

Поэтому острие политики направлено не столько на поддержание мира, сколько на

блокирование будущих конкурентов, которые несут угрозу однополярной стабильности

во главе с США. Для этого используется весь арсенал средств — политические,

экономические и военные.

В соответствии с доктриной, участие в международных организациях

определяется ровно тем, насколько они полезны американским интересам. В частности,

НАТО следует расширять, поскольку эта организация сохраняет роль оплота

американского влияния на континенте и главного инструмента по обеспечению

безопасности. США должны препятствовать любым попыткам как–либо принизить или

пересмотреть значимость военного блока. В Восточной Азии, на Среднем Востоке и в

Юго–Западной Азии США сохранят значительное военное присутствие, чтобы

предотвратить появление регионального соперника. В этом смысле определенное

сдерживание требуется в отношении Индии. Сторонники превосходства склонны

рассматривать Россию и Китай как отсроченные, или «скрытые угрозы»

201

. Однако в

настоящее время их военные возможности не представляют серьезной военной

опасности. По американским оценкам, Россия может выставить не более 25 дивизий и

800 самолетов против 58 дивизий и 3800 самолетов НАТО. Китай с его устаревшим

вооружением и системой управления не способен атаковать Тайвань или Японию.

Только к 2020 г. Пекин будет иметь сравнимую с ними военную мощь

202

Эксперты Университета национальной обороны считают, что вряд ли Россия в

ближайшие годы достигнет статуса великой державы. Опасность состоит в том, что

«Россия и Новые независимые государства могут стать геополитическим гетто,

отмеченным экономическим хаосом, слабыми правительствами, организованной

преступностью, социальной нестабильностью и остаточной военной силой. Такой

региональный хаос может быть новой угрозой Европе, также как и естественной

почвой для авторитаризма и даже фашизма»

203

. Некоторые адепты превосходства, как

Бжезинский, оперируют категориями неприкрытой русофобии, находя «семена

экспансионизма» даже в русской культуре. Они настаивают на более наступательной

политике США в бывших союзных республиках и по границам России. Для этой цели

окажется полезной НАТО. Кроме того, многие эксперты видят в расширении НАТО