Колобов О.А. (под об. ред.) Внешняя политика Соединенных Штатов Америки: принципы формирования и закономерности реализации. Том 2

Подождите немного. Документ загружается.

холодной войне.

(Π)ощущение дискомфорта в современной глобальной системе для таких стран, как

Иран, Северная Корея, Куба, Ирак, Китай, Россия способное привести к

соответствующим (негативным для США) изменениям в силовом балансе на

планете.

Все без исключения вышеизложенные специфические обстоятельства

функционирования мировой системы выступают в качестве сильнейшего побудительного

мотива для развертывания специальных операций США, тем более, что лица,

принимающие решения (ЛПР) в этой стране хорошо осведомлены о феномене «диархии»

(т.е. двойного управления) на глобальном уровне, истинной значимости неформальных

фактором организации руководства международно-политическими, экономическими и

финансовыми процессами в общепланетарном масштабе и смысле «тайной власти» в

целом.

Это, впрочем, не снимает с повестки дня вопроса о конфликтах любой стадии

интенсивности.

«Какова будущая архитектоника мира, - отмечает в этой связи известный

отечественный политолог М.М. Лебедева,- сказать трудно. До сих пор не умолкают споры

о том, является ли мир монополярным, многополярным или каким-либо еще. Тем не

менее, сам процесс его перестройки, который длится вот уже 10 лет, протекает крайне

неравномерно и противоречиво, что само по себе способствует развитию конфликтов. В

условиях такой глобальной перестройки мира сразу по целому ряду параметров следует

ожидать развития конфликтов»

В связи с ростом кризисного потенциала базовый концепт глобального (или

мирового) порядка предполагает усиление внимания ЛПР на государственном и

международном уровнях применительно к совершенствованию имеющихся возможностей

преодоления хаоса.

«Исторической предопределенности хаоса в международных и

внутригосударственных отношениях, - подчеркивает отечественный исследователь-

американист А. Уткин, - не существует. Несмотря на бурный поток конфликтов на

протяжении завершающегося века, мир все же не погрузился в хаотическое безвременье,

в безусловное отрицание всех правил на международной арене, в гоббсовскую войну

всех против всех. К тому же исторический пессимизм бесплоден по определению.

Трудно анализировать наиболее вероятное развитие событий и возможные пути впереди,

если исходить лишь из неизбежности неукротимой мировой враждебности. Помимо

опасных поворотов событий существуют иные, более оптимистические глобальные

тенденции.

Обнадеживающим является то, что своего рода пик этнического и социального

безумия пришелся на мировые войны 1914—1945 годов, на первую половину 1990-х

годов. С тех пор мир подспудно не рискует идти на крайние меры. Жестокость конh

фликтов в Косове, Восточном Тиморе и Руанде несомненна, но налицо и тенденция

перехода от неумолимой международной конфронтации к политике взаимных уступок.

Без установления международного порядка хаос в среде ослабевших стран будет лишь

усиливаться. Разрушительному хаосу в международных делах противостоят четыре силы:

суверенные государства; военно-политические блоки; международные организации;

могущественный лидер современного мира»

Усилия главных акторов мировой политики по укреплению несущих конструкций

системы взаимодействия стран и народов в условиях взаимозависимости предполагает

особый акцент на развитии политической глобализации, которая прежде всего означает,

что политические события (конфликты, политическая борьба, выборы и т.п.) в той или иной

стране, которые, согласно господствовавшим до сих пор представлениям, являются

исключительно их внутренним делом и не допускают вмешательства извне, могут

приобретать глобальное значение и затрагивать интересы других государств.

291

Политическая глобализация потребует, таким образом, какой-то приемлемой формы

преодоления принципа невмешательства и будет сопровождаться внедрением в мировую

практику новых механизмов обеспечения мира — миротворческих операций или

международных санкций против «плохих» режимов

По справедливому утверждению А.А. Панарина, «глобализацию можно определить

как процесс ослабления традиционных территориальных, социокультурных и

государственно-политических барьеров (некогда изолирующих народы друг от друга и в

то же время предохраняющих их от неупорядоченных внешних воздействий) и

становления новой, «беспротекционистской» системе международного взаимодействия

и взаимозависимости»

Мир глобален – считает он, – в смысле наращивания каких-то единых, сквозных

транснациональных измерений и пространств; он несравненно менее глобален, если

принять во внимание тот факт, что преимуществами такой глобальности пользуются

одни (наиболее развитые страны-гегемоны), а издержки несут другие, представляющие

так называемое догоняющее, или зависимое, развитие. Политику следует признать

одним из интегрирующих факторов, связующим судьбы народов и готовящим единую

историческую перспективу человечества (хотя, скорее всего, совсем не ту, о которой нам

уже успели поведать «великие учения»). Если политика есть производство власти, то

глобальная политика есть драма, связанная с производством, распределением и пеh

рераспределением власти в мировом масштабе. Если политика есть драма

производства власти, то, следовательно, только в глобальном мире речь идет уже не об

ограниченной теми или иными национальными рамками, а поистине безраздельной,

тотальной власти»

Новый мировой порядок даже при безусловном лидерстве США предполагает

вариативность и институциализацию в рамках структур организации международно-

политической жизни.

«Полисистемность как социальная организация глобальной общности – пишет в

связи с этим известный отечественный исследователь М. Чешков, - определяет и то, что

сейчас часто проектируют в виде мирового/глобального гражданского общества. Подобный термин

демонстрирует явное стремление осмыслить мировой социум или, по аналогии, с социумом

национально-страновым или социумом вообще, но представляемым через призму западного

исторического опыта и, в частности, марксистского понимания структуры общества, делящегося на

базис и надстройку. Если аналогия достаточно проблематична, то калькирование западного опыта

и марксистского взгляда на этот объект кажутся ошибочными. Дело в том, что принцип связей-

конституант обусловливает такое строение мирового социума, которое имеет вид не отдельных

артикулированных структурированных (Центр—Периферия) позиций и уровней («сферы»

мировой экономики, политики и культуры), но — условно-сетевого общества, то есть

совокупности связей, сетей, потоков, образующих подвижные, неустойчивые очаги (кластеры), где

членение по типу первичное-вторичное сохраняется как ситуационное, а не структурно-

артикулированное деление. Как видим, тип организации есть такой параметр, понимание которого

имеет ключевое значение для характеристики глобальной общности: поэтому анализ организации

образует второй (после ядра) уровень описания глобальной общие и в него же включается еще

одни параметр – целостность (интегрированность).

Следует подчеркнуть, что при различных вариантах определения глобализации

чрезвычайно важен учет таких юридических, организационных, управленческих

категорий и видов деятельности как:

− внутренняя деятельность;

− международная деятельность, связанная с продажей товаров и услуг, финансовыми

потоками, движением людей через границы;

− многонациональная деятельность, связанная с деятельностью в более чем одной

стране одновременно;

292

− оффшорная деятельность, проходящая вне юрисдикции конкретных государств;

− глобальная деятельность, отличающаяся от международной, многонациональной и

оффшорной степенью интеграции и координации. Покупатели в этом случае

получают действительно глобальное обслуживание, а производство организуется

почти не принимая во внимание национальные границы;

В целом же, глобализация предполагает причудливую комбинаторику различных

усилий международных, многонациональных, оффшорных индивидов, групп,

организаций, государств, обществ, сообществ

Понимание данных объективных процессов лицами, принимающими решения (ЛПР)

и представителями экспертного сообщества ведущих стран мира весьма противоречиво.

Критики глобализма считают последний самым большим злом для человечества

. В этой

связи, один из них, Г. Терборн, ученый из Швеции, пишет: «В качестве аналитического

концепта социальной теории термин «глобализация» должен отвечать трем критериям: он

должен иметь точный смысл, желательно не спорный с точки зрения семантики; он

должен быть пригоден для использования в эмпирических исследованиях; и он должен

иметь широкое поле приложения. Третий критерий означает также, что концепт должен

быть достаточно абстрактным, не отягощенным конкретным априорным содержанием. На

базе этих условий я считаю, что плодотворным было бы определение глобализации как

термина, относящегося к тенденциям всемирного охвата, влияния или взаимосвязей между

социальными феноменами, или. другими словами, к всемирному взаимоосознанию

(world-encompassing awareness) социальных акторов. Это определение близко к

этимологии слова, и оно делает этот концепт принципиально измеримой эмпирической

переменной, присутствие которой может быть установлено или опровергнуто. К тому же

оно агностично, может описывать широкое множество возможных конкретных паттернов

глобализации и не содержит априорного, ответа на вопрос, хороша ли глобализация или

плоха»

При всей широте охвата, глобальные процессы современности имеют тенденцию к

сужению спектра проблем, стоящих перед человечеством и относящихся к отражению

новых и старых угроз

. Поэтому, в современных условиях глобализации, политика

безопасности означает:

− еще гораздо более масштабный и сложный комплекс вопросов, чем десять лет

назад;

− соответствующее расширение спектра подходов, инструментов и участников в

национальном и международном плане;

− все более тесная взаимозависимость внутренней и внешней политики, а также

политики безопасности, чему, не в последнюю очередь, способствуют СМИ и

неправительственные организации, которые часто помогают, а иногда и мешают при

решении различных проблем.

Эгоизм Соединенных Штатов, как лидера Запада в целом, - усиливаемся. Он, соответственно,

и является главной причиной линейности подходов американских ЛПР во всем, что касается

организации международно-политической жизни с позиции силы

«Авангардная роль, - констатирует эксперт Брукингского института (г. Вашингтона, округ

Колумбия, США) Дж. Линдсей и его коллега И. Даальдерг, - дает Вашингтону непревзойденную

возможность выстраивать международные дела в соответствии со своей волей; глобализация

стимулирует американскую экономику и распространяет американские ценности. Но

огромная мощь Америки, глубокое проникновение ее культуры, продукции и влияния в

другие общества создают питательную почву для ненависти и злобы. Большая власть и

большое богатство совсем не обязательно приводят к большему уважению или большей

безопасности. Ведущие политики Соединенных Штатов и американский народ должны,

наконец, научиться обращаться с веком глобализации, этой «палкой о двух концах». Им

необходимо это сделать в такой исторический период, когда европейцы выказывают

растущее доверие в способности объединенной Европы и большее недоверие в отношении

293

необузданной американской мощи. Эти тенденции невероятно тяжелым грузом ложатся

на трансатлантические отношения. Америка хочет меньше ограничений, чтобы иметь

возможность быстрее реагировать на опасности, которые она видит. Европа хочет, чтобы

Вашингтон больше делал для признания возможности конкуренции со стороны

европейских интересов и для удовлетворения этих законных требований. Способность

Вашингтона и Европы признать легитимные расхождения и найти пути для их баланса

будет определять будущее атлантического альянса. США являются сегодня единственной

действительно глобальной силой. Радиус их военных действий – будь то на суше, на море

или в воздухе – простирается на весь Земной шар, достигает каждого уголка. Их

экономический потенциал – это мотор для торговли и промышленности всего мира. Их

политическая и культурная привлекательность – что Йозеф С. Нэй назвал «soft power»

(«мягкая сила») – настолько масштабны, что большинство международных институтов

отражает американские интересы. Американская позиция в мире уникальна, ни одна

другая страна в истории человечества даже близко не достигла чего-либо подобного.

Но можно ли говорить о том, что Америка надолго удержит за собой эту

выдающуюся позицию? Что касается военной стороны дела, то огромных размеров

пропасть между Соединенными Штатами и любой другой страной мира увеличивается. В

то время как в большинстве стран бюджеты на оборону уменьшаются, американский

растет все более быстрыми темпами. В настоящее время почти 40% всех расходов на

оборону в мире приходится на США. В 2003 г. расходы Соединенных Штатов на оборону

будут такими же как совокупные оборонные расходы всех одиннадцати государств,

следующих за ними, вместе взятых. Одно только увеличение оборонных расходов США в

2003 г. больше, чем совокупный британский оборонный бюджет, оно составляет три

четверти от оборонного бюджета Китая. Примечательно то, что Америка может позволить

себе даже еще более высокие расходы на оборону. Доля оборонных расходов в валовом

внутреннем продукте (ВВП) страны сегодня ниже, чем еще десять лет тому назад, и даже

запланированное правительством Джорджа В. Буша увеличение приведет к совокупному

показателю в всего-навсего 3, 5% от ВВП, что составляет лишь половину от самых

высоких оборонных расходов США во времена «холодной войны»». Перспективы, что

какое-либо отдельное государство или группа стран смогут мобилизовать необходимые

ресурсы для того, чтобы в военном отношении догнать или даже перегнать США,

ничтожны. Экономическая пропасть не столь велика, как военная, особенно если

сравнивать Соединенные Штаты с Европейским Союзом. Но, тем не менее, и здесь

доминирование Америки заслуживает внимания. Американская экономика не только

самая крупная в мире, на ее долю приходится – после почти двух десятилетий экспансии –

31 % всей мировой продукции. Это больше ее доли в 70-х гг. Американская экономика в

2000 г. по объему производства равнялась суме экономик следующих за Америкой

четырех крупнейших народных хозяйств мира (Японии, Германии, Франции,

Великобритании), а ВВП составлял почти половину от совокупного ВВП всех стран

«большой семерки», вместе взятых. Американская экономика по меньшей мере также

ловко, как ее основные конкуренты, использовала прирост производительности труда,

достигаемый за счет информационно – коммуникативных технологий. Кроме того,

Япония и Европа стоят перед серьезными вызовами, связанными с тенденциями

демографического развития: процесс быстрого старения населения в этих странах

приведет с очень высокой степенью вероятности к нехватке рабочей силы и усилению

прессинга на бюджеты этих государств. В Китае происходит процесс бурной,

стремительной модернизации. Россия, может, и преодолела самую низшую точку спада,

но и ее экономика, и экономика Поднебесной в настоящее время с производственной

точки зрения сравнимы с экономиками Италии и Бельгии. Кроме того, им еще предстоит

создать политическую инфраструктуру, которая обеспечивала бы устойчивый

экономический рост».

294

Сравнительный анализ официальных документов, политических материалов,

исследовательских разработок, а также реальной линии поведения США в современных

международных делах позволяет сделать вывод о том, что основными формами гегемонистской

политики правящих американских кругов остаются:

− модернизация военной мощи;

− использование информационно-технического преимущества;

− применение финансово-экономических рычагов;

Применение силы не случайно возведено стратегами Соединенных Штатов в

абсолют. «С учетом широкого спектра вероятных событий, - подчеркивалось в «Оценке

стратегической ситуации, 1997 г.», составленной Университетом национальной обороны и

Институтом стратегических исследований, - США окажутся перед лицом необходимости

обеспечить для себя широкие военные возможности в ближайшее десятилетие.

Независимо от того, какой вариант силовой модели изберут для себя США, их

вооруженные силы должны будут одновременно отслеживать перспективы революции в

военном деле, поддерживать уровень боеспособности, необходимый для поражения

противника в различный регионах, а также для ведения многочисленных операций по

поддержанию».

В современных условиях глобализации, по существу, все замыслы американских

военных теоретиков оказались реализованными, причем исключительно в форме

различных специальных операций. Они привели к образованию весьма эффективной

«силы, полной решимости», действующей на различных региональных и глобальных

направлениях в краткосрочной, среднесрочной и долгосрочной перспективах.

Фактически, широкомасштабное использование консолидированной мощи США

гарантировано до 2007 г. Что будет дальше – трудно сказать, тем более альтернатив

новому мировому порядку, а точнее, Pax Americana (мировой американской империи –

А.К.) – не так уж много.

***

Развиваясь чрезвычайно динамично, США смогли превратить свою мощь в

постоянное влияние. Они это сделали исключительно за счет специальных операций,

осуществляемых в региональном и глобальном масштабах применительно к

международной валютной системе, мировым финансам, экономики отдельных государств

и региональным наднациональным организациям. Сразу же после победы во Второй

мировой войне Соединенные Штаты узурпировали руководящую роль не только в том,

что касалось основания новых институтов безопасности, например, Организации

Объединенных Наций или НАТО, но и создания новых режимов содействия

восстановлению экономики, развитию и благосостоянию, например, план Маршалла,

валютная система Бреттона – Вудса и Генеральное соглашение о тарифах и торговле

(ГАТТ). Эти институты и соглашения усиливали мощь Америки – но таким способом, от

которого выигрывали все, кто участвовал в этом процессе. Сегодня Соединенные Штаты

стоят перед вызовом сделать тоже самое.

В историческом контексте их действия всегда отличались стремлением

экстраполировать силу во всех ее измерениях: организационном, финансовом, военно-

стратегическом, экономическом, политическом, культурном, психологическом.

Американские правящие круги при этом делали ставку на всевозможные акции,

непременно обладавшие и продолжающие обладать прилагательным «специальные». Это

касалось многих миссий, носивших характер военных или военно-ориентированных

мероприятий, осуществляемых правительством США повсеместно. Таким образом,

сугубо стратегическое их назначение предельно фокусировалось на той особой логике,

последовательности и целесообразности, которая непременно присуща военному делу.

Некий примитивизм последнего оказался крайне необходим для того, чтобы максимально

295

эффективно отстоять национальные интересы американского государства в любой точке

земного шара и, главное, в любой области применения специальных акций: военной,

международной, финансовых, банковское дело, экономики, идеологии, культуры и т.д.

Фактически, специальные операции из исключения превратились в норму

внешнеполитической, международно-финансовой и экономической деятельности США.

Все они до распада СССР носили исключительно антикоммунистический характер.

Другие страны Запада их практиковали от случая к случаю, при непременном соучастии

США как «старшего партнера», разумеется. Их вклад в разработку теоретических основ

специальных операций, впрочем, является весьма значительным.

Франция, в частности,

располагает достижениями нескольких научных школ относительно роли и места

специальных операций в революциях и контрреволюционной борьбе, исходя из своего

богатого колониального опыта.

Тоже самое можно сказать о Великобритании и

Германии, сумевших создать и практически использовать комплексные, специально

обученные, вооруженные силы в своей глобально-региональной дипломатии.

Китай

также концептуально подошел к обоснованию своих специальных действий с учетом идей

Мао Цзе-дуна о современной революции и сопутствующей ей модернизации общества.

СССР тратил огромные средства на осуществление широкомасштабных тайных акций в

мировом масштабе, финансируя многих своих сторонников и часто намереваясь прямыми

действиями вооруженных сил обеспечить себе позиции в стратегически важных регионах

планеты.

Что касается современной России, то она растеряла все свои преимущества в

данной области и сама стала объектом специальных операций превосходящего по силам

противника, сумевшего привлечь к антироссийской подрывной деятельности многие

международно-финансовые организации, включая Международный Валютный фонд

(МВФ), Международный банк реконструкции и развития (МБРР), Мировой банк (МБ), а

также влиятельные политические силы, сконцентрированные в ООН, НАТО, ОБСЕ, ЕС и

т.д.

В своем финансово-экономическом воздействии на современную Россию США

максимально используют преимущества, вызванные сильными качественными

трансформациями мировой финансовой системы. Если ранее банковский капитал

обслуживал потребности материального производства, то сейчас он нужды материального

развития игнорирует, приняв откровенно паразитарные формы существования. По

различным оценкам в мировой экономике на каждый доллар, обращающийся в

производственной сфере, приходится от 15 до 20 долларов, замкнутых на чисто

спекулятивные финансовые операции.

Поскольку доллар стал мировой валютой, а США

располагают огромным ее запасом, то они получили в руки мощнейшее оружие,

позволяющее нанести тяжелый финансовый ущерб практически любой стране.

При этом

искушение американских правящих кругов сомнительной прибылью столь велико, что те

игнорируют возможные опасные последствия своей глобальной спекулятивной валютной

экспансии.

«Экономика, основанная на высокоразвитом фондовом рынке, пишет в этой связи

российский исследователь В.И.Скрыпник, - является заложницей объективного

разрушительного спекулятивного процесса. Миллиарды долларов могут быть в один день

направлены на скупку акций тех или иных компаний или, наоборот, выведены с рынка,

что равносильно коллапсу экономики. Вывод: фондовый рынок является абсолютно

неприемлемым институтом инвестиций… Хранение сбережений большинства людей мира

в долларах США делает из доллара и финансовой системы США саму. Большую

финансовую пирамиду в истории человечества. В случае предъявления хотя бы части

накопленных долларов в качестве платежей цены на товары в долларах резко возрастут,

произойдет его неуправляемая девальвация. Сегодня в любой момент может произойти

одномоментный сброс долларов инвесторами мира. При таком развитии событий доллар

США перестанет быть мировой резервной валютой, и в мире установятся многополисные

валютные взаимоотношения. Форвардные договоры на поставку валюты - фактически

296

пари, которые не отражены в балансах и становятся миной замедленного действия под

любым банком. Сам факт появления форвардных контрактов между банками

свидетельствует о глубоком кризисе современной западной финансовой системы».

Стремясь во что бы то ни стало преодолеть риск системного валютного краха,

правящие круги США фактически действуют методом от противного в своей глобальной

дипломатии, наращивая авантюризм, вместо того, чтобы вернуть финансово-

экономическое и политическое развитие в в нормальное русло равноправных,

последовательно построенных на принципе справедливости партнерских отношений с

другими государствами. По существу, глобальные финансовые махинации выступают в

качестве основного источника экономической власти США. Именно они стимулируют

всевозможные специальные операции, ставшие главным средством достижения целей

США и их союзников в региональном и общепланетарном масштабах. При этом погоня за

прибылью становится основным пунктом агрессии имперских интересов Запада в целом.

«Катастрофические последствия этой небывало возросшей алчности магнатов

капитала, - подчеркивает российский исследователь Р.Овчинников, - уже очевидны. Они

нашли свое выражение, прежде всего, в финансовом мародерстве на международной

арене, когда сомкнувшие ряды стаи финансовых акул грабят целые страны и даже

регионы. Азиатский финансовый кризис, грянувший в 1997 г., затем аналогичные кризисы

в России и Бразилии – наглядные примеры такого пиратства.

Главное оружие этого международного разбоя – использование колоссальных

избыточных прибылей для подрыва валютно – финансовых систем других стран,

становящихся его жертвами. Но степень этого авантюризма переходит уже все разумные

рамки. Становится ясно, что бешеные деньги, игра ва-банк в рулетку могут в корне

подорвать экономику также и наживающихся пока США. Все дело в том, что в погоне за

прибылью американские монополии, теряя голову, манипулируют уже даже не реальными

средствами, а чисто фиктивным, искусственно надутым капиталом. В результате в

экономике США – этого главного казино – разрастаются огромные пузыри, за которыми

ничто не стоит, и они могут лопнуть в любое время. Не просто лопнуть, но и увлечь за

собой в общий крах, по примеру 1929 г., американскую фондовую биржу.

Наглядным примером оголтелости американских финансовых спекулянтов является

поведение новых пираний бизнеса – так называемых хеджинговых фондов. «Хеджинговые

фонды» - это номинально «перестраховочные фонды», т.е. такие финансовые институты,

которые должны путем двойной подстраховки становиться непотопляемыми. На деле,

однако, как признает один из наиболее модных сейчас в США экономистов – П.Кругман в

своей книге «Возвращение депрессивной экономики», ничего подобного не происходит.

Скорее, наоборот.

Данные фонды, подчеркивает Кругман, занимаются в высшей степени рискованной

«финансовой игрой». Они захватывают в свои руки огромные пакеты чужих акций, в сто

раз превышающие их собственный уставный капитал. Это означает, что повышение цены

на данные акции всего на 1% удваивает их первоначальный уставный капитал. Отсюда и

проистекает прямо-таки патологическое пристрастие «хеджинговых фондов» к игре на

повышение курсов акций, находящихся в их руках. Но именно поэтому указанные фонды

могут лопнуть с легкостью необыкновенной. Тем не менее, игра с надутием курса акций в

США продолжается, и это, как считает Кругман, создает «машину финансового Судного

дня».

Монетаризм, долгие годы бывший главным проводником интересов США на

мировой арене, достигает порога своих противоречий, поскольку создает лишь большой

объем фиктивных производственных мощностей, навязывая гражданам всего мира

излишние и даже вредные для здоровья материальные блага и способствуя созданию

опасных субкультур потребления, находящихся под постоянным прессом рекламы,

которая диктует стереотипы поведения, не оставляющего времени и сил для духовного

развития.

297

Это осознает даже такой известный финансист и биржевой спекулянт, как Дж.Сорос,

отметивший в своей фундаментальной работе «Открытое общество. Реформируя

глобальный капитализм» крайнюю необходимость создания новой глобальной

финансовой архитектуры, способной быстро усовершенствовать движение капитала,

упорядочить деятельность МВФ, Всемирного банка, ВТО, установить надежные

валютные режимы, широко распространить использование новейших кредитных

инструментов, повысить эффективность хеджинговых фондов и банковского

регулирования.

Данный концептуальный конструкт напрямую увязывается с теми глобальными

политическими механизмами, которые должны непременно возникнуть в результате

реорганизации всей системы международных отношений.

«Я утверждал, - пишет Дж. Сорос, - что мы не можем создать глобальную экономику

без глобального общества. Но как идею глобального общества можно примирить с идеей

национального суверенитета? У государств есть лишь интересы, но нет принципов. Как

же заставить их блюсти общие глобальные интересы? Это возможно только в том случае,

если граждане демократических государств будут оказывать на свои правительства

известное влияние, заставляя их действовать в соответствии с потребностями глобального

общества.

Я предполагаю демократическим государствам мира образовать альянс с целью

создания глобального открытого общества. Альянсу предстоит решать две

взаимосвязанные задачи: способствовать развитию открытых обществ во всем мире и

создавать определенные правила и институты, которые регулировали бы поведение

государств по отношению к их собственным гражданам и друг к другу. Это грандиозный

проект, и его можно было бы считать утопическим, если бы не самое главное свойство

открытого общества – признавать ограничения, накладываемые действительностью.

Идеальных решений не бывает, и мы вынуждены довольствоваться приближением к ним в

результате длительного процесса проб и ошибок. Да и сами эти решения зависят от

обстоятельств времени и места. Прежде всего, нам необходимо помнить, что поступки,

вызванные добрыми намерениями, часто приводят к незапланированным негативным

последствиям. Это особенно верно в отношении внешнего вмешательства. Когда одни

люди пытаются силой навязать другим свое понимание абсолютной истины, результатом

зачастую становятся религиозные, идеологические или социальные конфликты, которым

не видно конца. Так было во время Тридцатилетней войны. Этой опасности можно

избежать, если положить в основу международной политической архитектуры принципы

открытого общества. Открытое общество опирается на признание того, что абсолютная

истина нам недоступна. Мы должны научиться уважать разные интересы и точки зрения,

и найти средства, которые бы позволили всем людям жить в мире.

Создание глобального открытого общества неизбежно потребует внешнего

вмешательства во внутренние дела суверенных государств. Как из принципа

подверженности ошибкам, так и из принципа суверенитета (которым мир руководствуется

сегодня) следует, что такое вмешательство должно быть не насильственным, а

конструктивным. Вмешательство должно производиться не для того, чтобы кого-нибудь

покарать, а для того, чтобы предотвратить кризис. Чем раньше начинается подобная

антикризисная профилактика, тем лучше, однако на ранних стадиях бывает невозможно

определить точки потенциальных конфликтов. Лучший метод предотвращения кризисов

состоит в том, чтобы способствовать развитию открытых обществ по всему миру. При

этом политическое развитие должно идти рука об руку с экономическим. Эту позицию

хорошо выразил Амартия Сен, определяя развитие как политическую свободу. Я считаю,

что концепция открытого общества могла бы стать руководящим принципом в сфере

международных отношений, но чтобы быть действенной, абстрактная идея должна быть

конкретизирована. Однако составление предварительной схемы открытого общества

противоречит самим принципам открытого общества, и потому такая попытка была бы

298

заведомо обречена на неудачу. Открытое общество не может быть выведено из неких

базовых принципов: оно должно создаваться людьми, которые в нем живут. (Amartya Sen.

«Development as Freedom»(New York: Alfred A. Knopf, 1999).»

Тактику построения открытого общества каждому обществу и каждой эпохе следует

разрабатывать самостоятельно. Глобальное открытое общество должно быть создано

совместными усилиями открытых обществ всего мира. Именно это я и предлагаю».

Из-за диктата США различные международные политические,

народнохозяйственные и финансовые процессы организации жизни «глобального

сообщества наций» затруднены. Инновации – тем более.

«Несмотря на драматические перемены в мировой системе, - справедливо отмечает

генеральный секретарь Конференции ООН по торговле и развитию (ЮНКТАД), - нельзя

забывать о том, что многие учреждения, составляющие международно-финансовую и

торговую систему, были созданы в результате государственных решений и подлежат

ревизии и реформированию».

Дебаты о реформе международной финансовой системы

до сих пор вращались вокруг пяти главных тем:

• гласность и предоставление информации;

• финансовое регулирование и надзор;

• мониторинг национальных мер;

• международный кредитор как последний выход;

• урегулированная процедура возврата долгов

Во многих из этих областей меры могут быть приняты на различных уровнях: на

глобальном, национальном и региональном. Они могли бы способствовать как

предупреждению, так и преодолению финансовых кризисов»

Могли бы, но не способствуют, из-за давления США, как всесильного менеджера и

державы-гегемона.

Данное обстоятельство лишь усугубляет риски в условиях

взаимозависимости стран мира в свою очередь создает дополнительный повод к

применению в более значительных масштабах специальных операций и связанных с ними

сугубо силовых акций в ущерб стабильности народов всей планеты, разумеется.

Не случайно же специальные операции США, их европейских союзников и

влиятельных международных организаций непременно сопровождают любую

интервенцию. При этом, официальная позиция США состоит в том, чтобы

оптимизировать широкомасштабные войны наступательного (интервенционистского)

характера в обозримом будущем за счет нового качества специальных операций,

внедрения новейших информационных технологий и развития новых возможностей

управления.

Учитывая данное обстоятельство, Генеральный секретарь ООН К. Аннан

следующим образом охарактеризовал «дилемму» интервенции: «Выступая перед

Генеральной Ассамблеей в сентябре прошлого года, я призвал государства-члены

объединиться для выработки более эффективной политики, с тем, чтобы положить

конец организованным массовым убийствам и вопиющим нарушениям прав человека.

Хотя я подчеркивал, что интервенция охватывает широкий ряд мер реагирования — от

дипломатии до применения вооруженных сил,— именно последняя мера вызвала

больше всего споров в ходе последовавших затем дебатов. Некоторые критики были

озабочены тем, что концепция «гуманитарной интервенции» может стать прикрытием

для не обоснованного вмешательства во внутренние дела суверенных государств.

Другие считали, что она может подтолкнуть сепаратистские движения к сознательному

провоцированию правительств на совершение грубых нарушений прав человека, с тем

чтобы затем последовало вмешательство извне, которое содействовало бы успеху их

дела. А третьи отмечали, что в силу неизбежных трудностей и издержек, а также

усматриваемых национальных интересов в практике применения интервенций было

мало последовательности. Исключением, пожалуй, является то правило, что у слабых

государств гораздо больше шансов стать объектом такой интервенции, чем у сильных

государств. Я признаю как силу, так и весомость этих аргументов. Я признаю также,

299

что принципы суверенитета и невмешательства обеспечивают жизненно важную

защиту для малых и слабых государств. Однако я задал бы этим критикам такой

вопрос: если гуманитарная интервенция действительно является неприемлемым

ударом по суверенитету, то как нам следует реагировать на такую ситуацию, как в

Руанде или в Сребренице, — как реагировать на грубые и систематические нарушения

прав человека, которые противоречат всем заповедям человеческого бытия? Мы стоим

перед подлинной дилеммой. Лишь немногие будут возражать против того, что и

защита человека, и защита суверенитета — это принципы, которые мы должны

поддерживать. К сожалению, это не подсказывает нам, какой принцип должен

превалировать, когда между ними возникает коллизия. Гуманитарная интервенция— это

деликатный вопрос, который сложен в политическом отношении и не имеет простого

решения. Однако с уверенностью можно сказать, что ни один правовой принцип — даже

принцип суверенитета — не может использоваться в качестве прикрытия

преступлений против человечности. В тех случаях, когда совершаются такие

преступления, а мирные средства, направленные на то, чтобы положить им конец не

дали результатов, у Совета Безопасности есть моральный долг действовать от имени

международного сообщества. Тот факт, что мы не можем защитить людей везде, не

может быть причиной для бездействия в тех случаях, когда мы в состоянии принять

меры. Вооруженная интервенция всегда должна оставаться крайним средством, однако

перед лицом массовых убийств от этого средства нельзя отказываться

В какие бы тона не окрашивалась интервенция, как способ достижения целей «сильных

мира сего» во главе с США, смысл ее состоит в сугубо силовом (нередко

безапелляционном) действии лидеров современного мира по отношению к странам-

изгоям. При ее характеристике в качестве консолидированной специальной операции

основных акторов мировой политики нельзя не отметить важность следующих

обстоятельств, зафиксированных профессором Университета Нового Южного Уэльса

(Австралия) и Австралийской Академии вооруженных сил в Канберре (Австрия) У.

Малеем:

• интервенции обнаруживают все большую направленность на симптомы нежели на

причины политических беспорядков;

• интервенции имеют все более значительное воздействие на ценности специфических

индивидов в порционных ресиредентных обстоятельствах, касающихся власти;

• интервенции привносят все новые акторы в политический пейзаж;

• интервенции ведут к военному пордизму;

• некоторые новые акторы в процессе интервенции вызывают замену старых;

• интервенции способны выступать в качестве стартера для всего комплекса изменений

в обществе;

• силы, осуществляющие интервенцию, могут столкнуться с трудностями решения

проблем политической культуры населения, структуры политических элит;

• процесс мирного урегулирования последствий интервенции может столкнуться со

множеством «горячих» проблем касающихся границ и в отношении основных целей;

• интервенции могут иметь значительное косвенное воздействие на атмосферу доверия,

социальный статус и характер общества, но им чрезвычайно редко удается произвести

прямой позитивный эффект;

• прогресс в отношении гражданской экономики будет затруднен, если

интервенционалистские силы предпримут попытку развития коррупции в обществе в

своих интересах;

• интервенция может прекратиться из-за недостатка ресурсов, необходимых для ее

осуществления;

• коалиция интервенционалистских сил может развалиться в случае нежелательных

обстоятельств, связанных со всеми перечисленными положениями.

300