Колобов О.А. (под об. ред.) Внешняя политика Соединенных Штатов Америки: принципы формирования и закономерности реализации. Том 2

Подождите немного. Документ загружается.

действиям Соединённых Штатов, заинтересованных в том, чтобы каждая из

граничащих с Афганистаном стран внесла свой вклад в антитеррористическую

операцию. Другой шанс состоит в том, что Россия, в разумных пределах помогая США,

может хотя бы на время решить свою проблему (сдерживание талибов и уничтожение

очагов терроризма, питающих войну в Чечне) американскими руками.

В качестве ещё одного конкретного примера формирования общих дискурсивных

подходов с участием американских и российских аналитиков приведём поиск и

нахождение совместного языка между двумя сторонами после кризиса в Косово. На

этом примере мы намерены продемонстрировать наличие в рамках политико-

академического сообщества США достаточно большого и влиятельного сегмента,

способного говорить на языке, понятном российской внешнеполитической элите, и

высказывать идеи, вполне соответствующие представлениям, доминирующим в

России.

События начала 21 века показали, что главным стратегическим провалом

администрации Б.Клинтона стали очевидные попытки маргинализировать Россию

вместо того, чтобы постараться привязать ее к Западу на глобальной арене. Старший

научный сотрудник Совета по международным отношениям Роберт А.Мэннинг

отмечал в этой связи, что одной из главных стратегических проблем для США являлось

управление трансформацией переживающей сложные времена России. Политика США

в Косово показала, что США считали Югославию более приоритетным направлением.

“С точки зрения общей стратегии это не вызывало ничего, кроме смеха”

825

Мелвин Гудмен отмечал, что результатом “катастрофической политики США на

Балканах” стали опустившиеся до самого низкого уровня со времен “холодной войны”

отношения США с Россией. Российско-американское сотрудничество необходимо,

продолжал автор, не только в области ключевых стратегических и ядерных вопросов,

но и для поиска дипломатического и политического выхода из “балканской трясины”.

М.Гудмен подчеркивал, что необходимо пересмотреть политику США в отношении

России. “Россия должна стать участником крупных дипломатических переговоров...

пора включить Россию в западную архитектуру безопасности, найти для нее роль в

международной миротворческой деятельности. Будущее контроля над вооружениями и

разоружения, ядерная безопасность и геополитическая ситуация в Евразии зависят от

наличия стабильных российско-американских отношений

826

Резкое ухудшение американо-российских отношений, вызванное действиями

НАТО в Косово, объяснялось, прежде всего, тем, что ситуация на Балканах, высветила

принципиальные отличия, существующие на концептуальном уровне между Россией и

Западом, в отношении таких фундаментальных понятий, как глобализация,

государственный суверенитет и права этнических меньшинств. Российская позиция

исходила из традиционного представления об абсолютном и неделимом суверенитете

государства в рамках его территории. США и их западноевропейские союзники на

практике апробировали тезис о том, что в современном мире правительства утрачивают

монополию на контроль за своей территорией, и международные организации не могут

игнорировать ущемления прав этнических меньшинств. Нельзя не заметить, что

конкретные действия НАТО сочетали в себе как “новую” риторику эпохи глобализации

(“взаимозависимость”, “мир без границ”), так и типично геополитические инстинкты

эпохи национальных государств.

Военная акция НАТО против Югославии стала серьёзным вызовом для внешней

политики России. Этот вызов состоял в невозможности проведения РФ компромиссной

политики, сочетающей в себе и поддержание своего особого статуса в системе

международных отношений, и сохранение нормальных отношений с НАТО, и

приверженность демократическим ценностям в их евро-атлантическом понимании.

Выбор был сознательно сделан в пользу артикуляции статуса великой державы за счёт

политической изоляции и резкого снижения интенсивности отношений с западными

211

партнёрами. Никаких последующих преимуществ такая позиция России не принесла,

однако “программа-минимум” (участие В.Черномырдина в международном

посредничестве и размещение небольшого контингента российских миротворцев в

Косово) в целом была выполнена.

Операция НАТО против Югославии оказала существенное влияние на обстановку

внутри РФ, усилив привлекательность националистической риторики и поставив в

сложное положение те силы, которые ранее ориентировались на западную модель

общественно-политического развития. Это, в свою очередь, привело к маргинализации

тех партий и движений, которые, несмотря ни на что, продолжали придерживаться

прозападных ценностей (“Демократический выбор России”), и к сдвигу некоторые

других демократических сил в сторону идеологии патриотизма (“Союз правых сил” в

отношении войны в Чечне). Появление фигуры В.Путина на политической сцене в

августе 1999 г. во многом отразило изменившиеся общественные настроения в России.

Однако, несмотря на эти крайне неблагоприятные обстоятельства, и американская

администрация, и российское руководство стремились подвести черту по тем периодом

“заморозков”, который наблюдался в отношениях России и США после начала войны в

Косово. В частности, Америка давно и настойчиво призывала Москву сменить

антинатовскую риторику на реальные возможности возобновления контактов по линии

Россия - НАТО. Постоянный представитель США в Североатлантическом Совете

Александр Вершбоу заявил, что “России нужно понять, что интересам укрепления ее

собственной безопасности будет больше отвечать усиление сотрудничества с альянсом,

чем искусственное ограничение объема программы отношений между НАТО и

Россией, как это она делает с момента кризиса в Косово”

827

. Он отметил также, что

существует слишком много сфер общих интересов, делающих будущее сотрудничество

между Россией и НАТО совершенно необходимым.

Госсекретарь США Мадлен Олбрайт тоже проявила обеспокоенность

ухудшившимися отношениями между НАТО и Россией, и одновременно отметила

наметившиеся контуры урегулирования этой проблемы. 31 декабря 1999 г. она заявила,

что США уже добились определенного прогресса, пытаясь убедить Россию

возобновить контакты с НАТО, приостановленные после начала бомбардировок

Югославии

828

. Усилия госдепартамента США легли на благодатную почву: В.Путин

согласился положить конец периоду взаимного отчуждения между Россией и НАТО, а

также проявил готовность к полномасштабному сотрудничеству с Западом, назвав

США основным партнером России в ряде областей.

829

Результатом временного компромисса стала встреча В.Путина с генеральным

секретарем НАТО Джорджем Робертсоном. Подписанное в Москве в феврале 2000 г.

совместное заявление означало возобновление отношений по линии Россия - НАТО на

основе Основополагающего акта. Как отметил Дж.Робертсон, повестка дня для

Совместного постоянного совета России и НАТО должна включать в себя контроль над

вооружением, изучение стратегических концепций НАТО и России, а также проблем

межэтнических конфликтов.

830

Кроме того, как заявил Дж.Робертсон, “у нас сейчас есть

представители России, которые принимают участие в ежедневных переговорах с

властями НАТО. Но до сегодняшнего дня они были весьма ограничены в своих

возможностях. В будущем, я надеюсь, произойдет улучшение контактов”

831

Официальный представитель госдепартамента США Джеймс Рубин немедленно

отреагировал на совместное заявление, подчеркнув, что США приветствуют

достигнутую договоренность, поскольку новый лидер России дал понять, что ставит

американо-российские отношения в целом важнее разногласий по ключевым

вопросам

832

Поскольку перед выборами В.Путин продемонстрировал намерение наладить

более тесные контакты с Западом, в Америке тоже решили поторопиться с похвалами в

адрес нового российского руководства. Как отметила “Вашингтон пост”, высказывания

212

В.Путина были с удовлетворением восприняты американскими официальными лицами,

которые расценили их как признак того, что “с новым российским лидером можно

иметь дело”

833

. Президент Б.Клинтон в интервью пользователям вэб-сайта CNN заявил,

что “Соединенные Штаты могут работать с этим человеком. Мы не во всем

соглашаемся с ним, но то, что я до сих пор видел, показывает его способность быть

очень сильным, эффективным и честным лидером

834

”. Госдепартамент США в лице

Мадлен Олбрайт тоже выразил свое удовлетворение прогрессом в отношениях с РФ. На

госпожу Олбрайт произвел впечатление конструктивный подход, который предлагал

В.Путин для решения ряда международных проблем. Кроме того, она отметила

хорошую информированность и.о. президента по всем обсуждаемым проблемам. “В

целом, - заявила она, - он произвёл на меня впечатление человека, умеющего решать

проблемы”

835

Благожелательность Запада в отношении нового российского лидера была

вполне объяснима. Во-первых, накануне президентских выборов в Америке одно из

самых уязвимых мест демократов заключалось в их политике по отношению России,

которая подверглась сильной критике как со стороны республиканцев, так и

академического сообщества. Поэтому администрации Б.Клинтона было необходимо

убедить избирателей, что курс в отношении России в период его президентства был

стратегически верным. Во-вторых, администрации Б.Клинтона предстояло решить

совместно с Россией ряд важнейших для США вопросов. Прежде всего, речь шла об

изменении договора по ПРО с тем, чтобы Соединенные Штаты на выгодных для себя

условиях могли создать новую систему противоракетной обороны. Несомненным

достижением американской политики, по мнению администрации Б.Клинтона, явилась

законная передача президентской власти в России через демократические выборы. С

этим были согласны даже оппоненты демократов - республиканцы. В частности,

Дж.Буш-младший заявил, что “принципиально поддерживая демократические силы в

России, мы должны проявлять терпение и последовательность а наших отношениях с

этой страной”

836

Дж.Буш-младший, бывший тогда кандидатом на президентский пост,

сформулировал свое видение будущих американо-российских отношений. Во-первых,

следует потребовать повышения надежности систем оценки ядерного потенциала

России, а Конгресс - увеличить ассигнования для оказания помощи России в более

быстром демонтаже ядерных установок. Во-вторых, Америка нуждается в надежной

системе защиты от возможного ракетного ядерного нападения. “Если бы я был

главнокомандующим американской армии, то считал бы своей обязанностью

настаивать на развертывании подобных систем защиты”. В-третьих, Россия должна

отказаться от обычной для себя манеры наращивания ядерного потенциала.

Чрезвычайно важно добиться от России запрета на распространение ядерных

материалов. В-четвертых, “наша цель состоит в том, чтобы не только морально

поддержать движение России к демократии, но и помочь ей в организации

работоспособных структур демократического общества”. В-пятых, Дж.Буш-младший

выделил приоритетные области в распределении финансовой помощи: это поддержка

российского образования, совместных программ и обменов в этой области. “Америка

должна рассчитывать, прежде всего, на новые поколения россиян”. В-шестых,

Америка будет сотрудничать с Россией в борьбе с терроризмом только в том случае,

если Россия будет придерживаться цивилизованных форм такой борьбы. И, наконец,

Америка не должна допустить возвращения России к имперской политике. Интересы

России должны выражаться, по мнению Дж.Буша-младшего, в дипломатических

решениях, а вовсе не в актах насилия и подавления

837

. Что касается заинтересованности

США в эффективном американо-российском сотрудничестве, то, как отметила Мадлен

Олбрайт, у Америки и России есть общие интересы и основа для подлинного

213

сотрудничества по трем ключевым блокам вопросов - нераспространению оружия

массового уничтожения, контролю над вооружениями и региональной стабильности.

Обеспокоенность США слабостью российского экспортного контроля

совершенно понятна. Естественно, Америку тревожило распространение ракетно-

ядерного потенциала на Ближнем Востоке, Корейском полуострове, в Индии и

Пакистане. Особую озабоченность Вашингтона вызывало российско-иранское

сотрудничество, а именно проникновение на территорию этого государства наиболее

опасных технологий из России. Госдепартамент США определил Россию как часть

проблемы распространения баллистических ракет. Однако, по мнению дипломатов,

Россия могла бы стать и частью решения этих проблем, если согласилась бы на

полнокровное сотрудничество в области нераспространения ядерных материалов, а

также на изменение договора по ПРО. Президент Б.Клинтон заявил о намерении

принять окончательное решение относительно создания системы противоракетной

обороны летом 2000 г. Госсекретарь США с оптимизмом смотрела на возможности

этого проекта и считала, что она сумеет убедить Россию пойти на изменение договора

по ПРО. Официальные лица США подчеркивали, что будет развернута ограниченная

система национальной противоракетной обороны, которая сможет защитить США от

“террористических государств”. Этот вопрос представители администрации уже

обсудили и с Конгрессом США; кроме того, за новый проект выступило и большинство

ведущих американских политиков, да и положительное общественное мнение было уже

сформировано. Правда, желание Америки изменить договор по ПРО вызвало опасения

у некоторых западных союзников, которые до этого были обеспокоены отказом

Конгресса США ратифицировать договор о запрещении ядерных испытаний. Помимо

этого, многие западные политики считали, что есть и другие средства противостоять

ракетной угрозе со стороны третьих государств, а решение вопроса путем изменения

договора может привести к новой гонке вооружений. Очевидно, что решение этой

проблемы должно было стать первой серьезной проверкой внешнеполитических

приоритетов и своего рода дипломатическим тестом В.Путина.

Поле для дискурсивных маневров и у той, и у другой стороны было огромным.

Россия могла бы взамен уступок по ПРО потребовать гарантий сохранения баланса сил

в Европе, а именно недопущения принятия в НАТО прибалтийских государств.

Америка, со своей стороны, могла «закрыть глаза» на российскую политику в Чечне.

Как отмечала “Вашингтон пост”, “Путин проявил гибкость в вопросе о намерении

США создать собственную систему противоракетной обороны”. По словам

высокопоставленного представителя госдепартамента США, Путин не сказал “нет”, он

оставил возможность открытой, хотя и намерен отстаивать ключевые принципы этого

договора

838

. Что касается других важных составляющих американо-российских

отношений, В.Путин пообещал М.Олбрайт содействовать ратификации договора СНВ-

II, рассчитывая, что новая Дума, сформированная в декабре 1999 г., будет более

податлива в этом вопросе, нежели ее предшественница. Кроме того, в беседе с

госсекретарем США В.Путин выразил готовность к дополнительному сокращению

ядерного вооружения, сославшись на нехватку у России средств для содержания

имеющегося ядерного оружия.

Весьма интересной была в этот период расстановка акцентов американской

администрации относительно чеченской проблемы. Заместитель госсекретаря США

С.Тэлботт, выступая 20 января 2000 г. в Оксфордском университете, отметил, что

Чечня “остается занозой в теле России уже примерно 300 лет. В нынешнем десятилетии

этот регион стал постоянным препятствием для движения России в направлении нового

курса”

839

. Однако он же несколько дней спустя в ежегодном докладе, посвященном

ситуации в России, отметил, что война в Чечне - свидетельство слабости российского

государства, а также проявление российского национализма

840

. В целом, ни одно из

выступлений представителей администрации США, касающееся положения дел в

214

России, не обходилось без высказывания “разумных претензий и замечаний” в адрес

российского руководства по поводу чеченских событий. Госсекретарь США М.Олбрайт

высказала мнение о “неоправданном применении силы в Чечне” и пригрозила

возможностью международной изоляции России, не ставя, однако, под сомнение

“ответственность и даже обязанность России бороться с мятежом и терроризмом на

своей территории

841

”.

Вашингтон избрал тактику “мягкого давления” на Россию. Со стороны

госдепартамента было лишь высказано пожелание направить в Чечню группу

экспертов для оценки гуманитарных потребностей. Кроме того М.Олбрайт в личной

беседе с В.Путиным попросила тогдашнего и.о.президента РФ обеспечить доступ

аккредитованных журналистов к месту конфликта и повысить степень его

прозрачности

842

. Американское руководство, критикуя действия России в Чечне, в то

же время признавало, что речь идет о территориальной целостности России и о праве

российского правительства самостоятельно решать проблемы внутренних конфликтов.

Возможности появления совместных американо-российских дискурсивных зон

определяется тем, что по ряду вопросов мировой политики американские и российские

специалисты действительно могут говорить на одном языке. Современное поколение

американских неореалистов, например, готово признать, что НАТО как организация

потеряла свои важнейшие функции времён Холодной войны и фактически

превратилась в инструмент, используемый Соединёнными Штатами, для реализации

своих внешнеполитических амбиций. В частности, можно сослаться на авторитетное

мнение Кеннета Уолтца, считающего, что расширение НАТО на Восток привело к

фиксации новых разделительных линий. Согласно этой логике, несбалансированная

власть гегемона в лице США всегда будет восприниматься другими государствами как

угроза, что неизбежно будет стимулировать формирование анти-американского альянса

во главе с одной из потенциальных сверхдержав

843

.Подобного рода подходы создают

хорошие возможности для разработки основ совместной рефлексии и понимания

логики безопасности.

Таким образом, в настоящей части мы рассмотрели два варианта «выхода»

«российского дискурса США» за пределы внутриамериканской аудитории. В обоих из

них мы имели дело с ситуацией расширения дискурсивного поля и включения в него

новых участников с новыми функциями. Более конкретно, мы обнаружили тенденцию

использования дискурсивных возможностей для оказания определённого воздействия

на те или иные сегменты внутри российского общества, и во-вторых, выявили попытки

создания общих (условно говоря, российско-американских) «дискурсивных площадок»,

предполагающих выработку совместного (возможно, даже единого) понимания

природы вопросов двухстороннего интереса и общих принципов их решения.

Кроме того, мы определили, что в инструментальном смысле есть два типа

социальной аудитории, которые можно рассматривать в качестве адресатов

(«получателей») того, что мы называем «российским дискурсом». Естественно, эти две

группы весьма условно могут быть названы «адресатами», поскольку они входят в

качестве составной части в так называемое «интерпретативное сообщество» и играют

несколько ролей одновременно: и реципиентов чьего-то дискурса, и со-организаторов

дискурсивного пространства.

С одной стороны, это те сегменты внутри внешнеполитической элиты США, чья

позиция имела ключевое значение при принятии решений, касающихся всего спектра

американо-российского взаимодействия. Как правило, внутренний «вектор»

американского дискурса был направлен на переубеждение тех лиц, принимающих

решения, которые придерживались иных взглядов на российско-американские

отношения. Иными словами, мы увидели, как дискурсивная практика меняет образ

поведения субъектов дискурса.

215

С другой стороны, потребителями «российского дискурса» оказались

определенные пласты российского общества, открытые к восприятию внешних

аргументов и готовые к их операционализации. Следовательно, можно говорить об

использовании дискурса в двойном качестве - как инструмента влияния на

определённые сегменты внутри российского общества и как орудия коммуникации с

ними.

Примечания:

216

ГЛАВА 5. ПОЛИТИКА ОГРАНИЧЕНИЯ ВОЕННОГО ЭКСПОРТА США ПРИ

ПРЕЗИДЕНТЕ ДЖ. КАРТЕРЕ, ПРОГРАММЫ, ЦЕЛИ, МЕХАНИЗМЫ

1. Предыстория «новой» военно-экспертной политики президента Дж. Картера

На протяжении всего послевоенного периода военно-экспортная политика США,

особо квалифицированная как политика предоставления “помощи в обеспечении

безопасности”, составляла один из важнейших элементов внешней политики

Соединенных Штатов Америки. Как неоднократно подчеркивалось, после окончания

второй мировой войны “помощь в обеспечении безопасности была главным инструментом

внешней политики и политики обеспечения безопасности Соединенных Штатов во

времена мира и войны”

Несколько “фундаментальных” положений, выдвинутых в первые годы после

окончания войны, были положены в основу послевоенной политики США в сфере

военного снабжения зарубежных стран. Основные “директивные указания” были

сформулированы в послании президента Г. Трумэна конгрессу от 12 марта 1947 г. о

ситуации в Греции и Турции и о позиции американской администрации в отношении этих

государств. Этот документ стал “краеугольным камнем” того, что вошло в историю как

“доктрина Трумэна”. “Одна из главных целей внешней политики США – это создание

условий, в которых мы и другие нации смогут выработать способ жизни, свободной от

насилия, – заявил президент Трумэн. – ... Однако мы не достигнем наших целей, если мы

не хотим помочь свободным народам отстоять их свободные институты и их

государственную целостность против агрессивных движений, которые стремятся навязать

им тоталитарные режимы. ... Тоталитарные режимы, навязанные свободным народам

путем прямой или непрямой агрессии, подрывают основы международного мира и,

следовательно, безопасность Соединенных Штатов.

... Я полагаю, – заключил далее он, – что политикой США должна быть поддержка

свободных народов, которые сопротивляются попыткам подчинения со стороны

вооруженных меньшинств или путем внешних силовых воздействий.

Я полагаю, что мы должны помочь свободным народам решить их собственную

судьбу их собственным путем”

Таким образом, в широком смысле по крайней мере три важнейших принципа

были зафиксированы в этой внешнеполитической декларации. Во-первых, признавалось,

что международный коммунизм, возглавляемый Советским Союзом – тоталитарным, по

мнению американского руководства, государством, – угрожает “свободным народам” и,

прежде всего, их праву на свободное и независимое развитие; во-вторых, утверждалось,

что США должны обеспечить всестороннюю помощь и поддержку таким народам в их

борьбе против внутренних и внешних посягательств на их свободу и независимость со

стороны сил, контролируемых международным коммунизмом, или самого Советского

Союза (предполагалось и предлагалось, чтобы такая поддержка осуществлялась в форме

предоставления финансовой, экономической и военной “помощи”); и, наконец, в-третьих,

достаточно определенно фиксировался тезис о взаимосвязи и взаимозависимости, как

считала администрация Трумэна, между состоянием “международного мира” и

безопасностью самих Соединенных Штатов.

Немного позже последнее положение трансформировалось в отдельный

самостоятельный принцип, суть которого заключалась в утверждении о том, что

“безопасность и экономическое благосостояние дружественных (Соединенным Штатам –

С. С.) стран необходимы для безопасности США”

. В законченном виде президент Трумэн

сформулировал его в первом полугодовом отчете о “Программе помощи во взаимной

обороне” 1949 г. следующим образом: “Концепции мира для Соединенных Штатов и мира

во всем мире стали неразличимы. Американская безопасность и благосостояние теперь

217

зависят и неразрывно связаны с безопасностью и благосостоянием всех свободных

народов”

. Так была определена одна из важнейших внешнеполитических концепций

США послевоенного периода – концепция “коллективной безопасности”.

И “доктрина Трумэна”, и концепция “коллективной безопасности” в свою очередь

стали основополагающими составляющими принятой на вооружение администрацией

президента Трумэна “стратегии сдерживания” Советского Союза и “коммунистической

экспансии”, на долгие годы положенной в основу внешней политики США. “Помощь в

обеспечении безопасности” стала “ключевым элементом” осуществления и “доктрины

Трумэна”, и концепции “коллективной безопасности”, и “стратегии сдерживания” в

целом

“Фундаментальные” принципы определили и соответствующие цели “военной

помощи” США иностранным государствам, достижение которых должно было обеспечить

главное – “защиту безопасности Соединенных Штатов”. В наиболее законченном виде

они были сформулированы в Законе об иностранной помощи 1961 г. Суть же их с первых

послевоенных лет сводилась к следующему: во-первых, “помочь” странам Запада в их

защите от “агрессии коммунизма”, а во-вторых, обеспечить укрепление “безопасности и

стабильности” развивающихся стран, от чего, по мнению Вашингтона, зависело их

последующее прогрессивное развитие. Как отмечал американский ученый Д. Лаушер, все

пять послевоенных администраций США, предшествовавших администрации Дж.

Картера, и члены конгресса “были в целом единого мнения относительно законности этих

целей”

. Острые споры и разногласия касались только вопроса о наилучших средствах их

достижения.

Одной из определяющих особенностей послевоенного периода в развитии военно-

политических связей Соединенных Штатов Америки с иностранными государствами

стало предоставление им американских вооружений и “оборонных услуг” прежде всего

государством, т. е. главным образом непосредственно правительством США, а не

частными военно-промышленными компаниями, продававшими свою смертоносную

продукцию, как это было в довоенные годы. Причем основы как государственного

контроля над военным экспортом, так и превращения его в одно из важнейших средств

американской внешней политики были заложены еще до и во время второй мировой

войны, особенно после принятия в марте 1941 г. Закона о ленд-лизе. Этот закон впервые

предоставил президенту США широкие полномочия “передавать, обменивать, давать в

аренду, взаймы или поставлять иным способом военные материалы или военную

информацию правительству любой страны, если её оборона против агрессии жизненно

важна для обороны Соединённых Штатов”

, и стал первой обширной американской

правительственной “программой” военного снабжения зарубежных стран. Именно с этого

времени “... вывоз вооружений во все возрастающей степени служил в качестве

принципиального инструмента внешней политики и политики по обеспечению

национальной безопасности США”

Но если в военные годы выполнение Закона о ленд-лизе предусматривало оказание

военной помощи странам антигитлеровской коалиции, включая Советский Союз, в их

борьбе против общего врага – фашистской Германии, то окончание второй мировой

войны знаменовало начало качественно нового этапа в развитии военно-экспортных

отношений США с зарубежными государствами, отмеченного откровенной

антисоветской, антикоммунистической направленностью. В полном соответствии с

вышеупомянутыми основополагающими установками военное снабжение Соединенными

Штатами иностранных государств стало в послевоенные годы “... частью

фундаментальной послевоенной политики помощи США правительствам свободного

мира с целью защиты их от коммунизма”

. Именно предоставление в новых условиях –

проведения “политики сдерживания” – “военной помощи”, по мнению Вашингтона, “...

усиливало возможности американских союзников противостоять советскому, или

поддерживаемому Советами, экспансионизму”.

218

Антисоветская направленность исходных внешнеполитических позиций

руководства США обусловила то, что с конца 40-х и вплоть до середины 60-х годов

основной поток американского оружия и военной техники направлялся, во-первых, в

страны Западной Европы и, во-вторых, в страны так называемой “передней линии

обороны” (“forward defense areas”), то есть государства, граничащие с СССР и Китаем, и

ряд других: Грецию и Турцию

, Иран, Пакистан, Южный Вьетнам, Таиланд, Лаос,

Филиппины и Южную Корею. С 1950 по 1965 гг. на эти страны пришлось около 77%

общего объема американской “военной помощи”, причем 53% составила “помощь”

западно-европейским государствам

. При этом главная особенность снабжения

зарубежных стран американскими вооружениями в эти годы заключалась в

предоставлении почти полного их объема на безвозмездной основе (т. е. в форме “даров”)

и использовании для финансирования этого процесса госбюджетных ассигнований. Более

90% военно-экспортных передач Соединенных Штатов, осуществленных по

межправительственным каналам в 1950-1961 гг., составили “безвозмездные” передачи, и

лишь около 7% – то, что было продано

. Такая “щедрость” США, однако, была отнюдь не

“бескорыстной”: в соответствии с “Законом о взаимной безопасности” 1951 г. и “Законом

о контроле за помощью в обеспечении взаимной обороны” того же года к странам-

реципиентам предъявлялись жесткие политические требования – так называемые

“требования по праву на избрание” (“eligibility requirements”), – удовлетворение которых

было условием предоставления “военной помощи”

. Источником такой “помощи” в эти

годы служили главным образом значительные запасы старого, оставшегося после войны

оружия и военной техники.

Особым периодом в процессе эволюции военного снабжения Соединенными

Штатами Америки иностранных государств стали 60-е годы. Именно в это десятилетие

произошли два принципиально важных “разительных сдвига” в военно-экспортной

политике США, которые означали кардинальное, качественное ее изменение, во многом

определившее ее цели, содержание и особенности осуществления и на весь последующий

период 70-х годов.

Главным изменением было значительное увеличение, начиная с 1961 года, объема

и доли государственных продаж военных компонентов по сравнению с передаваемым

“безвозмездно”. Только за 4 года, с 1961 по 1965 гг., “зарубежные военные продажи”

возросли более чем в 4 раза, впервые в 1964 г. превысив объем “безвозмездной помощи”

по программе МАП, а в последующем уже на протяжении всей второй половины 60-х гг.

составляли около 50% общего объема проданных и переданных “безвозмездно”

вооружений и “оборонных услуг”

. А если не учитывать особую чрезвычайную

“программу” военного снабжения стран-участниц войны в Индокитае

, действовавшую в

период с 1965 по 1975 годы и обеспечивавшуюся на безвозмездной основе из бюджета

Пентагона, то их доля в этот период составляет 70% “иностранной военной помощи”

США

Вторым важнейшим обстоятельством, проявившимся особенно во второй половине

60-х гг., стало существенное изменение географии реципиентов американской “помощи в

обеспечении безопасности”, а именно, значительное увеличение объема военного

снабжения развивающихся стран. Если в первой половине 60-х гг. интенсивный рост,

например, “зарубежных военных продаж” США происходил за счёт резко возросших

закупок американского оружия и военной техники европейскими союзниками

Соединённых Штатов, Канадой, Японией и Австралией (в 1965 г. на их долю приходилось

более 80% американских военных продаж

), то во второй половине десятилетия он

определялся ежегодно возраставшими продажами в развивающиеся страны. Уже к 1969 г.

на них приходилось немногим менее 50% продаж американских вооружений и

“оборонных услуг”

. В связи с этим отметим: именно во второй половине 60-х годов,

особенно после арабо-израильской войны 1967 г., начинается значительный и быстрый

рост военного экспорта США в страны Ближнего Востока.

219

Указанные качественные “сдвиги” в политике военного снабжения иностранных

“клиентов” Соединенных Штатов были объективно закономерны и обусловлены рядом

взаимосвязанных причин, как лежавших в сфере международной жизни, так и

внутриполитического характера. К первым из них следует отнести, во-первых,

экономическое и военное восстановление к началу 60-х гг. стран Западной Европы и,

соответственно, их способность к этому времени не только покупать американские, но и

производить собственные вооружения; во-вторых, образование на месте бывших колоний

и полуколоний многих независимых государств, в целом увеличение роли и значения

освободившихся стран в мировых делах; и, наконец, третья – активная позиция на

международном военном рынке Советского Союза и других социалистических стран,

оказавших действенную военную помощь многим развивающимся странам, причём, на

весьма выгодных для них условиях

. Последнее обстоятельство заставило США

значительно ослабить те политические требования, что они предъявляли к реципиентам

их “безвозмездной военной помощи”, и переориентироваться на военные продажи.

Среди внутриполитических причин в качестве главной как представители

администрации, так и американские исследователи выделяли особенно обострившуюся к

концу 50-х гг. проблему дефицита платежного баланса и уменьшения национального

золотого запаса

. Многолетние миллиардные “дары”, оплата содержания американских

войск, дислоцированных в Европе - всё это стало слишком обременительным даже для

самого богатого капиталистического государства. Эти факторы и обусловили

переориентацию по инициативе президента Дж. Кеннеди в сторону военных продаж (при

одновременном значительном уменьшении программы МАП)

, которые расценивались,

по словам помощника министра обороны США по вопросам международной

безопасности в администрации Л. Джонсона П. Уорнке, как “эффективный и

относительно недорогой инструмент политики Соединенных Штатов по обеспечению

национальной безопасности”

Еще одно не менее важное обстоятельство, вызвавшее такой “сдвиг”, было связано

с проблемой взаимоотношений в сфере военного экспорта администрации США и

конгресса. Дело в том, что со временем вполне определённо обозначилась, а в начале 60-х

гг. - особенно возросла, оппозиция конгресса “безвозмездной военной помощи”,

подкреплявшаяся к тому же его требованием к исполнительной власти обеспечить более

равномерное распределение “бремени общей обороны” среди западных союзников.

Конкретно это проявилось в том, что высший законодательный орган, обладающий

“правом кошелька” и потому имевший почти неограниченные возможности

контролировать предоставление “военных субсидий”, регулярно с 1952 по 1965 гг. урезал

запросы администрации на них: законодатели расценивали развивающиеся государства

как “ненадёжных друзей” Вашингтона, а с другой стороны - такие их действия позволяли

демонстрировать “положенную по статусу” заботу об интересах налогоплательщиков.

Если, например, объём такой “помощи” в 1952 г. составлял более 4 млрд. долл., то в 1965

г. - уже около 900 млн. долл.

В то же время ориентация на достижение такой “фундаментальной” цели как

“сдерживание распространение коммунизма по всему миру” требовала, по мнению Белого

дома, не свёртывания, а расширения военного снабжения, причём, главным образом

развивающихся государств. В таких условиях администрации необходимо было средство,

которое позволило бы избежать “все более критического контроля конгресса” за

предоставлением “военной помощи” зарубежным странам. Именно таким средством в 60-

е гг. и стали государственные военные продажи, фактически не требовавшие санкции

Капитолия. Примечательным при этом было то, что конгресс, поддержавший лишь

намерение найти “недорогой инструмент военной помощи”, ратовал за увеличение

“коммерческих продаж”, что в качестве указания президенту было зафиксировано в

Законе об иностранной помощи 1961 г.

Однако это не устраивало администрацию: в

таком случае она лишалась бы возможности осуществлять необходимый контроль за

220