Колобов О.А. (под об. ред.) Внешняя политика Соединенных Штатов Америки: принципы формирования и закономерности реализации. Том 2
Подождите немного. Документ загружается.
негативно сказаться на интересах самих Соединенных Штатов.
782
Как отметил
профессор университета штата Род-Айленд Николай Петро, такие влиятельные
аналитики, как Ричард Пайпс, Генри Киссинджер и Збигнев Бжезинский рассматривали
российский империализм как новую угрозу и потому призывали Америку связать
интересы своей безопасности с государствами, окружающими Россию.
783
Фактически
произошедшая маргинализация России в рамках новой европейской архитектуры
безопасности не просто напрямую затронула интересы Москвы, но и провалила все
усилия по конструктивному включению ее в создание коллективных институтов,
укрепляющих стабильность и поддерживающих мир.
784
Стэнли Кобэр (Институт Като) считал, что расширение НАТО несет в себе
потенциальную угрозу возникновения «второй холодной войны». В одном из своих
исследований он, в частности, связывал последствия расширения НАТО для
Калининградской области. Эта анклавная российская территория, по мнению
аналитика, может быть реально отрезанной от основной части страны «коридором»,
контролируемым НАТО. Это резко обострит геополитическое положение
Калининграда, подогреет агрессивность польских и прибалтийских националистов, и в
конечном итоге, подстегнет Россию к пересмотру некоторых своих военно-
политических обязательств. Кроме того, под угрозой окажется взаимодействие между
Россией и штаб-квартирой НАТО в решении экологических проблем, вызванных
утечкой радиоактивных материалов из подводных лодок, размещенных в районах,
прилегающих к Северной Европе.
785
Еще один Брукингский специалист Майкл О’Хэнлон обращал внимание на то, что
процесс расширения НАТО проходит на фоне достаточно сложных американо-
западноевропейских отношений. Эти сложности связаны с тенденцией к снижению
военных расходов европейскими членами НАТО и неясными перспективами так
называемой «европейской оборонной идентичности».
786
Не расширение, а
формирование более адекватного партнерства между Новым и Старым Светом является
важнейшей задачей Североатлантического альянса.
787
Что касается Восточной части
Европы, то ей угрожает не столько тень российского империализма, сколько
внутренние экономические и политические сложности.
Свои аргументы были и у тех сил в Америке, которые издавна выступали за более
узкое, национально ориентированное понимание государственных интересов США. В
частности, так называемый «Доклад Филлиса Шлафлай» (штат Иллинойс) критиковал
расширение НАТО как воплощение идеи глобального американского лидерства на том
основании, что американским налогоплательщикам придется оплачивать
дополнительные расходы, связанные с выполнением вооруженными силами США
функций «глобальных социальных работников».
788
Одной из публичных попыток
обратить внимание общественности и широких политических кругов на точку зрения
так называемых «диссидентов» стало открытое письмо президенту Б.Клинтону,
подписанное в июне 1997 г. рядом экспертов и политиков США. Они призвали
американскую администрацию вместо расширения НАТО всячески содействовать
открытости Европейского союза для стран Восточной и Центральной Европы,
совершенствованию программы «Партнерство во имя мира», укреплению партнерских
отношений с Россией для продолжения сокращения вооружений и устранения общих
опасностей. В числе подписавших этот документ были такие известные фигуры, как:
профессор Стэнфордского университета Джордж Банн, профессор Центра
стратегических и международных исследований Эдвард Латтвак, профессор
университета Джонса Хопкинса Майкл Мандельбаум, профессор Колумбийского
университета Маршалл Шульман, профессор Брукингского института Джон
Стайнбрюнер; бывший директор ЦРУ Стэнсфилд Тернер; бывший министр обороны и
президент Всемирного Банка Роберт Макнамара; бывший специальный помощник
президента Пол Нитце; бывший директор Агентства по контролю над вооружением и
191
разоружению Пол Уорнке; профессор Ричард Пайпс; бывший заместитель директора
ЦРУ Роберт Боуи; директор программы европейских исследований университета
Джонса Хопкинса Дэвид Каллео; бывший посол США в Польше и заместитель
помощника госсекретаря по европейским делам Ричард Дэвис; бывший руководитель
делегации США в составе НАТО на переговорах с Варшавским договором Джонатан
Дин; руководитель Центра политических и стратегических исследований Сюзан
Эйзенхауэр; бывшие послы в Болгарии Раймон Гартхофф, в ГДР Херберт Окун;
бывшие члены Совета национальной безопасности Мортон Халперин и Спарджон
Кини; главный редактор журнала «National Interest» Оуэн Харрис; бывшие сенаторы
Гэрри Харт, Марк Хэтфилд, Гордон Хамфри; Бэннет Джонсон, Сэм Нанн и Билл
Брэдли; бывшие послы США в СССР Артур Хартман и Джэк Мэтлок; бывший
председатель Комитета по международной безопасности Национальной Академии
Наук США Джон Холдрэйн; бывший заместитель министра обороны США Фрэнк
Иклэ; бывший помощник Генерального секретаря НАТО Филип Мэррилл; бывший
помощник госсекретаря по экономическим вопросам Ричард Маккормак.
789
Даже бывший министр обороны США Уильям Перри, уходя в отставку,
попытался придать больший реализм излишне оптимистическому сценарию будущего
НАТО в исполнении Белого дома. На своей пресс-конференции публично предупредил
о возможных негативных последствиях спешного расширения НАТО и предложил в
большей степени, чем раньше, учитывать интересы России.
790
Критики модели расширения НАТО не ограничивались выискиванием
противоречий в позиции своих оппонентов, а пытались предложить альтернативы. Так,
профессор Американского Университета в Париже Холл Гарднер выступил с идеей
«евро-атлантического компромисса». Его суть сводилась к распространению на
ключевые страны Восточной Европы гарантий безопасности НАТО, но без включения
их в общую командную структуру вооруженных сил этого блока. При этом
взаимодействующие друг с другом НАТО, Западноевропейский Союз и Россия должны
служить своего рода «якорями», гарантирующими стабильность и безопасность своих
региональных партнеров (прибалтийских государств и скандинавских государств,
Австрии, Болгарии, Словакии, Албании, а также Белоруссии и Украины).
791
Схожих
подходов придерживался и Джек Мэтлок, который в одной из своих речей перед
конгрессом призвал НАТО стать частью более широких структур безопасности, в
частности, посредством той или иной формы ассоциации ОБСЕ.
Однако совокупного потенциала влияния этих деятелей не хватило для того,
чтобы оказать практическое воздействие на образ и манеру поведения администрации
США в рассматриваемом вопросе. Влияние этих лиц сказалось, прежде всего, в
инициировании и стимулировании серьезных дебатов по поводу будущего НАТО,
результаты которых могут сказаться лишь в долгосрочной перспективе.
В настоящей части мы сосредоточили наше внимание на описании модели
конфликтного сосуществования либерального и консервативного дискурсов в той
части, которая касается отражения ими различных предпочтений и ценностных
ориентиров в связи с двумя обстоятельствами - войной в Косово и расширением НАТО.
Интерес к этим ситуации обусловлен двумя обстоятельствами. Во-первых, мы имеем
дело с дискурсивной ситуацией, разворачивавшейся в достаточно ограниченных по
времени рамках и насыщенной полярно противоположными, если не
взаимоисключающими положениями. Во-вторых, оба дискурсивных конфликта – это
пример того, как либерально-консервативная дилемма трансформировалась в
оппозицию между интернационализмом и изоляционизмом.
Мы рассмотрели два примера дискурсивных конфликтов, имевших общую
логику: оба содержали в себе критическую рефлексию в отношении доминирующей
дискурсивной стратегии со стороны носителей альтернативных дискурсивных позиций,
предлагавших собственное видение перспектив взаимоотношений с Россией, отличное
192
от официального. В обоих случаях дискурсивная стратегия, сопротивлявшаяся
доминирующей (гегемонистской), не смогла спровоцировать осязаемые политические
последствия. Однако для нас интересен сам факт широких дебатов в политико-
академическом комплексе США, который иллюстрирует серьезную борьбу двух
дискурсивных стратегий и выявляет большое количество «точек эквивалентности» и
«точек несовместимости» между либеральным и консервативным сегментами дискурса
по узловым проблемам российско-американских отношений.
Эта сопряжённость двух различных, но принадлежащих одному дискурсу
стратегий и являет собой диалектическое «единство в противоположности».
Оппонирующие друг другу дискурсивные стратегии предполагают наличие друг друга
и развиваются только в дискуссии, сколь бы жёсткой она ни была.
12. Расширение границ интерпретативного сообщества: внешние функции
«российского дискурса»
В начале нашего диссертационного исследования мы определили дискурс как вид
словесной (вербальной) коммуникации между его «производителями» и
«потребителями», или адресатами. Вне социальной аудитории, на восприятие которой
рассчитаны те или иные артикуляции, дискурса просто не существует.
Ситуация, рассмотренная в предыдущих частях, показывает, что в
инструментальном смысле есть два типа социальной аудитории, которые можно
рассматривать в качестве адресатов («получателей») того, что мы называем
«российским дискурсом». Естественно, эти две группы весьма условно могут быть
названы «адресатами», поскольку они входят в качестве составной части в так
называемое «интерпретативное» («эпистемологическое») сообщество и играют
несколько ролей одновременно: и реципиентов чьего-то дискурса, и со-организаторов
(«дизайнеров») дискурсивного пространства.
Во-первых, это политические круги в самих США, определяющие формат и
содержание решений, принимаемых в отношении России. Американский дискурс в
отношении России в значительной мере был нацелен на те сегменты внутри
внешнеполитической элиты США, чья позиция имела ключевое значение при принятии
решений, касающихся всего спектра американо-российского взаимодействия. Как
правило, внутренний «вектор» американского дискурса был направлен на
переубеждение тех лиц, принимающих решения, которые придерживались иных
взглядов на российско-американские отношения. Другими словами, мы увидели, как
дискурсивная практика меняет образ поведения субъектов дискурса.
Во-вторых, это сегменты внутри российского общества, открытые к восприятию
внешних аргументов и готовые к их операционализации. Следовательно, можно
говорить об использовании дискурса в качестве инструмента влияния на определённые
сегменты внутри российского общества и коммуникации с ними. Другими словами,
дискурс, говоря словами М.Фуко, сам формирует свои объекты, вокруг которых
структурируется его семантика.
В настоящей части мы рассмотрим два варианта «выхода» «российского дискурса
США» за пределы сугубо внутриамериканской аудитории. В обоих из них мы имеем
дело с ситуацией расширения дискурсивного поля и включения в него новых
участников с новыми функциями, ролями и возможностями. Более конкретно, мы
будем вести речь, во-первых, об использовании дискурсивных возможностей для
оказания определённого воздействия на те или иные сегменты внутри российского
общества, и во-вторых, о попытках создания общих (условно говоря, российско-
американских) «дискурсивных площадок», предполагающих выработку совместного
(возможно, даже общего) понимания природы вопросов двухстороннего интереса и
принципов их решения.
193
В работах американских экспертов можно найти массу примеров использования
дискурса для обозначения определённой политической позиции, которая прямо или
косвенно доводилась до сведения лиц, принимающих решения в Москве. Такая
артикуляция американских оценок должна была, по мнению их авторов, донести до
политической аудитории реакцию политико-академического сообщества США на те
или иные процессы внутри политической элиты РФ. К примеру, в 1990-е годы
американских политологов весьма беспокоила частая смена лиц, курирующих вопросы
внешней политики и национальной безопасности России. В частности, Шерман Гарнетт
(Фонд Карнеги за Международный мир) отмечал, что регулярные циклы указов,
реформ, кадровых перестановок и новых структур - признак непоследовательности
российского правительства. Эксперт полагал, что в России отсутствует эффективная и
централизованная координация внешней политики, а отдельные министры проводят
свою собственную линию.
792
У многих “мозговых центров” США была своя тактика действий в отношении
официальных органов власти России. Так, в январе 1994 г. один из наиболее активных
в России американских аналитических центров “Фонд наследия” выпустил два
документа на русском языке, специально предназначенных для депутатов
Государственной думы, под названием “Повестка дня для нового российского
парламента”. В них содержались конкретные рекомендации, адресованные российским
законодателям, в числе которых особое внимание следовало обратить на следующие
пункты:
− устранить конфискационные налоги на накопления и инвестиции;
− расширить сферу жилищной приватизации;
− покончить с практикой торговых ограничений, включая экспортные
квоты и лицензирование экспортной деятельности;
− разрешить иностранным банкам свободно работать на российском рынке;
− продолжить приватизацию государственной промышленности,
предусмотрев ужесточение законодательства о банкротстве для
облегчения этого процесса, снятие с предприятий ответственности за
поддержание социальной инфраструктуры (жилье, школы, детсады и пр.
объекты);
− убрать из Конституции упоминания о “социальных гарантиях”;
− принять меры для поддержания дисциплины внутри партий, входящих в
парламент;
− поставить Министерства обороны и внутренних дел, а также ФСБ под
гражданский контроль;
− пересмотреть Закон о безопасности от 1992 г., который дает слишком
много прав спецслужбам, и сократить сферу влияния ФСБ до борьбы с
преступностью и терроризмом;
− разрешить гражданам доступ к информации на них, хранящейся в
архивах КГБ и КПСС;
− создать в структуре Государственной думы комитеты по экономической
реформе, по конституционной реформе, по внешней торговле, по личным
правам и свободам, и т.д.;
− сместить баланс во взаимоотношениях между центром и регионами в
пользу последних
793
.
Для большинства американских организаций, ориентированных на присутствие
в России, основная цель заключалась в создании системы влияния на отдельные
фракции российской политической элиты. Многие американские специалисты
признавали, что одним из основных эффектов политики США в отношении России
должна стать большая прогнозируемость политических событий. Примером
организации, действовавшей в подобном русле, оказался Центр за демократию (The
194
Center for Democracy), имевший центральный офис в Вашингтоне и представительство
в Москве (при редакции журнала “Международная жизнь”). Центр проводил в России
разъяснительные семинары, чтобы повысить уровень юридической грамотности
населения, добиться реформ судопроизводства. Кроме того, он вел экологическую
деятельность, при помощи частного бизнеса оказывал гуманитарную помощь, а также
организовывал “круглые столы” на различные темы
794
. Очевидно, что в распоряжение
Центра поступала разнообразная информация, полезная для понимания процессов,
происходящих в России и позволяющая выстроить линию взаимоотношений с
российским политическим истэблишментом. Аналогичным образом в России
действовали Национальный фонд в поддержку демократии, Национальный
демократический институт (чьи эксперты, к примеру, в 1996 г. приезжали в
г.Дзержинск Нижегородской области с предложением предоставить консультации по
выходу городского хозяйства из кризиса, а также неоднократно посещали Нижний
Новгород для консультирования наблюдателей перед президентскими выборами),
Международный республиканский институт, Институт свободных профсоюзов,
Институт Крибла (The Krieble Institute), Jamestown Foundation, Гарвардский проект по
укреплению демократических институтов, и некоторые другие организации.
По мнению Алана Уотсона, “большинство изменений в большинстве систем
оказываются результатом заимствования”. Это в полной мере относится и к
трансформации российской юридической системы, в которой “правовые
заимствования” были сделаны из различных источников западного
конституционализма. “Процесс культурной фильтрации с неизбежностью замедлял
перемещение и являлся причиной мутаций западных концепций, ибо политические
элиты модифицировали первоначальные понятия, адаптировали их для внедрения у
себя на родине
795
”. США активно помогали процессу трансформации постсоветских
правовых систем. Для поддержки правовых реформ и, в частности, разработки новой
российской конституции Соединёнными Штатами были выделены немалые
финансовые средства, а также экспертная помощь через Американское агентство
международного развития (USAID).
Совершая демократический переход, российские реформаторы попытались
приспособить западные концепции конституционного права к условиям
посткоммунистического государства. Первоначально создателей конституции в России
привлекала американская модель политического устройства, а именно: статус
конституции как особого основополагающего закона; представление о конституции как
о конструкции, определяющей и систему государственной власти, и структуру
политической жизни; концепция “конституционной демократии”; сильная
президентская власть
796
.
При разработке Основного закона РФ парламентская Конституционная комиссия
рассматривала не только конституцию США, но и конституции ряда американских
штатов, таких как Иллинойс, Нью-Хемпшир и Оклахома. Однако у американской
политической модели имелись, на взгляд российских реформаторов, и свои минусы:
американская конституция не содержит положений, относящихся к процессу
государственного управления; в американском Билле о правах внимание
сконцентрировано на негативных правах, а не на позитивных; толкование Конституции
в США относится к компетенции Верховного суда и федеральных судов, в то время как
в России судебная власть не пользуется большим престижем
797
.
Социальная аудитория
Одним из примеров вовлечения Соединённых Штатов в формирование
«дискурсивного пространства» России могут служить американские оценки всего
спектра социальных проблем России. Само поднятие этих проблем имело смысл,
195
прежде всего, в контексте воздействия на образ мышления и поведения отдельных
социальных групп внутри России.
Наибольшее внимание американских специалистов привлекали следующие
аспекты социальной политики:
- рост преступности в РФ. В докладе «Совместного российско-американского
академического комитета за углубленное изучение сравнительной юриспруденции»
при Восточном Мичиганском университете было отмечено, что сама эта проблема
стала предметом политической борьбы, поскольку многие парламентские партии
желают показать свою «твердость» в борьбе с преступностью, особенно по контрасту с
действиями исполнительной власти. Соавторы доклада не исключали, что преступность
в российском обществе будет продолжать расти. В то же время при условии
стабилизации экономики есть возможность оттеснения организованной преступности в
так называемые традиционные сферы (торговля наркотиками, проституция,
порнография, игорные дома).
798
- демографические проблемы. Признавая их остроту, американские специалисты,
тем не менее, были не склонны считать, что они стали прямым следствием
экономических и политических реформ. Многие проблемы, по их мнению, были
напрямую унаследованы от советского режима. Демографические реалии России
(снижение численности населения, его старение, изменения в семейной жизни), были
во многом аналогичны тем процессам, которые происходили в большинстве
индустриально развитых стран. В то же время, решение этих проблем тормозилось
плохим уровнем российского медицинского обслуживания, низким уровнем жизни и
слабой социальной защитой населения.
799
- коррупция. В результате проведенных исследований американские эксперты
предложили ряд антикоррупционных мер, которые могут быть разделены на два блока:
административные реформы и общественные реформы.
Блок административных реформ, по мнению экспертов, должен быть
направлен на ограничение властных полномочий государства, усиление
ответственности должностных лиц и переориентацию стимулов деятельности для
работников государственных структур. Административные реформы должны
включать в себя: дальнейшую приватизацию и либерализацию экономики;
конкуренцию государственных служб; усиление прозрачности системы принятия
решений, открытость процесса формирования бюджета; создание современных систем
финансового менеджмента и аудиторских фирм; декларирование доходов; принятие
законов о свободе информации; законодательный контроль за исполнительной
властью; горячие линии и защиту информаторов; судебную реформу.
Общественные реформы предполагают меры по активизации
общественной позиции в сторону законных политических процессов и поддержку в
обществе антикоррупционных реформ и заключаются в следующем: PR-акции;
формирование общественного мнения, поддержка общественного мониторинга;
журналистские расследования; поддержка антикоррупционных общественных
(неправительственных) инициатив и организаций (общественные слушания,
общественные экспертизы); создание общественных адвокатур; пропаганда
международного сотрудничества и соглашений, направленных на стимулирование
“прозрачности” политических и социальных отношений.
Экономическая аудитория
Проблемы российской экономики в обозначенный период времени волновали
американских экспертов в силу двух причин: во-первых, потому что состояние
экономики во многом определяет темпы и формы политического развития, и, во-
вторых, из-за опасений по поводу судьбы американских инвестиций в России. Особое
внимание уделялось телекоммуникациям, аэрокосмической отрасли и топливно-
196
энергетическому комплексу. Например, московский офис Фонда наследия проводил в
Москве ряд круглых столов с целью публичного обсуждения и выработки предложений
в связи с приватизацией в сфере телекоммуникаций.
800
Официальные документы Белого дома фиксировали следующие сферы
российской экономики, в которых сотрудничество с США имело наиболее важный
характер: развитие частного сектора в России и приватизация собственности;
макроэкономическая стабилизация и снижение инфляции; рост рынка ценных бумаг и
доступ к нему иностранных инвесторов. Важнейшими сферами, требующими
дальнейших изменений, по мнению американского правительства, являлись налоговая
реформа, законодательство о разделе продукции в энергетическом секторе, борьба с
преступностью.
801
Известный эксперт в экономической сфере Маршалл Голдман, в частности,
считал, что залог будущего успеха заключается в нахождении внутренних факторов
мотивации предпринимателей к соблюдению законов, использованию правил и
усвоению этических норм цивилизованного бизнеса. Этому могли способствовать, по
мнению ученого, программы развития бизнес-образования для будущих
предпринимателей, широкие программы обмена преподавателями и учащимися между
российскими и западными образовательными институтами, нацеленные на
формирование “критической массы” молодых людей, способных в будущем
переломить ситуацию в экономике. Кроме того, М.Голдман предлагал чисто
практические шаги, такие как обучение слушателей международной практике
бухгалтерского учета по системе GAPP, что поможет при наличии внешних инвесторов
обеспечить прозрачность при ведении бизнеса. Государство со своей стороны должно
поддерживать развитие малых и средних предприятий, а также поощрять российские
фирмы к выходу со своими акциями на западные рынки
802
.
Региональная аудитория
Американские исследователи часто подстёгивали “распыление” власти в России.
Они не скрывали, что для них существует несколько “ключевых регионов” в России, на
которые они и будут обращать повышенное внимание, надеясь, что остальные
региональные лидеры будут имитировать те успешные образцы сотрудничества,
которые удастся достигнуть. В одном из документов Фонда наследия говорилось,
например, что американская “экономическая помощь должна быть сосредоточена на
Москве и Санкт-Петербурге, а также Нижнем Новгороде (важный центр реформ),
Екатеринбурге (ключевой центр военного производства) и таких портовых городах,
как Владивосток и Новороссийск”.
С 1994 г. Госдепартамент США финансировал исследовательскую программу
“Федерализм в России” с чётким региональным подтекстом. Известный политолог
Ч.Фэйрбанкс писал: “Мы должны состоять в контакте со всеми регионами России и
проводить особую политику в отношении каждого из них. Главной целью этого
является помощь с инвестициями и поддержка демократии там, где мы можем что-то
изменить. Это могут быть регионы с повышенными шансами преуспеть в условиях
дезинтегрирующейся России. Конечная задача - создать “ядра” относительного
порядка, благополучия и плюрализма, которые повлияли бы на эволюцию всей
России”.
Многие планирующие экспертно-аналитические организации США
рассматривали варианты действий в условиях дезинтеграции России. Эксперт
Аспенского института Фредерик Старр признал, что США имеют свой интерес в
углублении федерализма в пост-коммунистических странах. С его точки зрения,
быстро развивающиеся в экономическом плане российские регионы (например,
197
Сахалин и Тюмень) должны иметь свои собственные торговые представительства в
США
803
.
13. Культурные и гуманитарные организации «третьего сектора»
В самом общем виде можно сказать, что питательной средой для деятельности
многочисленных американских неправительственных организаций на территории РФ в
1990-е годы стал затянувшийся период строительства основ новой государственности,
сочетающий в себе такие черты, как слабость и непрофессионализм органов власти при
широкой информационной свободе и обретающей реальные очертания политической
“открытости”, зачаточное развитие институтов гражданского общества, низкая
политическая и правовая культура населения, огромнейшие экономические
затруднения.
Интерес к постоянному присутствию в РФ со стороны США вполне понятен.
Большинство американских экспертов считали, что, несмотря на нынешние трудности
и проблемы, Россия в начале 21 в. восстановит свой статус в мире. На случай же
неблагоприятных “сценариев” (приход к власти авторитарного режима
националистического толка и его экспансия, фрагментация государства, обострение
политических противоречий вплоть до гражданских столкновений) американские
организации хотели оставить в своем распоряжении канал оперативного поступления
достоверной информации о происходящем в России для своевременной и адекватной
реакции со стороны США. Носителями такой потенциально значимой информации
могли стать те лица или организации в России, с которыми заранее были установлены
те или иные рабочие контакты. На случай прихода к власти в Москве открыто
антизападного правительства США должны иметь максимально полную картину
политических настроений и предпочтений тех лиц, с которыми они намерены иметь
дело в дальнейшем. Hо даже при относительно свободном доступе к многочисленной
информации большинство серьезных экспертов США сходились во мнении, что
динамику событий в России они знают недостаточно глубоко и иногда поверхностно.
Озабоченность проникновением в Россию в этой связи понятна, учитывая, что
концепция “информационной войны”, то есть доминирования в сфере сбора, анализа и
управления информацией, продолжает оставаться, с точки зрения американских
военных и дипломатов, одной из основ стратегии США в международных конфликтах
будущего. Генерал-полковник Марк Левоновский (Университет национальной
обороны) прямо писал, что для США критически важно иметь возможность
воздействовать на аналитический процесс, протекающий в стане своего соперника, для
стимулирования чувства опасности, изоляции, непреодолимых трудностей, а также для
затруднения процесса принятия решений лидерами противной стороны
804
. Таким
образом, в 1990-е гг. выделился ряд более конкретных факторов, благоприятствующих
деятельности американских неправительственных организаций в РФ.
Первый фактор - это отсутствие публичной доктрины национальных интересов
России. Все попытки ее формирования к тому времени так ничем и не закончились. Без
нее любые конкретные действия были лишены соответствующего концептуального
фундамента и потому воспринимались в обществе с непониманием или недоумением, а
в итоге привели к апатии или дезориентации умов. У России отсутсовала своя шкала
национальных приоритетов, фиксирующая принципы международной деятельности
страны, ее отношения с партнерами, вхождения в альянсы, участия в союзах,
ожидаемые угрозы и риски, и так далее.
Вторым фактором следует назвать слабую мобилизацию российской властью
интеллектуальных, экспертных и аналитических ресурсов общества. Та легкость, с
которой в Россию проникали различного рода иностранные организации
198
(гуманитарные, благотворительные, научные, экспертные, культурные и так далее), во
многом объяснялось тем, что они восполняли собой тот вакуум (идейный,
информационный, организационный или ресурсный), который реально существовал в
России. Понятно, почему Филип Целиков отмечал: “многие русские сейчас
предрасположены обращать особое внимание на мнение США”
805
.
Большинство американских организаций, обосновывающихся в России, довольно-
таки четко и профессионально определяли свои “ниши”, в рамках которых они
собирались работать, используя отсутствие квалифицированной экспертизы и кадров в
самой России. В области общественно-политических дисциплин это - различные
методы исследования элиты, изучение и профилактика конфликтов, новые методы
преподавания гуманитарных наук; в области управления - теория и практика
менеджмента, маркетинговые исследования, управление информацией, конверсия; в
области практической политики - моделирование деятельности политических партий и
способы воздействия на власть; в социальной сфере - работа с неблагополучными
категориями населения, молодежные проекты (с точки зрения иностранных партнеров,
именно среди молодежи наименее всего ощущается ностальгия по прошлому и
неудовлетворенность потерей России своего былого могущества в мире), защита прав
человека и надзор за соблюдением законности в судопроизводстве. Например, Фонд
наследия предлагал американским организациям оказать свои услуги в урегулировании
конфликтов между Россией и Украиной, а также в реформировании российской
налоговой системы и вообще законодательства в той части, которая связана с
рыночными процессами
806
.
Заполнение иностранными организациями тех пробелов и пустот, которые
реально существовали в различных областях и отраслях, особенно выделялось в сфере
научно-аналитической информации и политической экспертизы. Практически все
научные ассоциации и негосударственные центры в России существовали за счет денег,
получаемых из-за рубежа в форме грантов. Частой практикой являлась организация в
России конференций и семинаров, бюджет которых полностью поддерживался из
иностранных источников. До тех пор, пока в самой России не появятся финансовые
резервы, сопоставимые по своим масштабам с западными фондами, политическое и
интеллектуальное влияние последних будет оставаться высоким.
Естественно, американские фонды сами определяли, во-первых, приоритетные
направления финансируемых исследований (можно предположить, что это - те темы и
области, по которым в США было мало достоверной информации о состоянии
экономики, общественных и государственных организаций, экологии, конверсии и
т.п.); и, во-вторых, часто они же определяли так называемые приоритетные регионы,
куда тот или иной фонд предпочитал вкладывать деньги. Не исключено, что именно в
этих регионах происходили какие-то процессы, интересующие правительственные
службы и ведомства. Скажем, для фонда Евразия в течение нескольких лет
приоритетным было Поволжье.
Третий фактор - это необходимость в постоянных валютных дотациях для
российской экономики. По свидетельству Ч.Фэйрбэнкса, многие официальные лица в
администрации США прямо считали, что для сохранения у власти Б.Ельцина был
нужен заём в шесть миллиардов долларов
807
. С целью экономической помощи России в
США были созданы несколько организаций, активно работающих в России: это
Российско-американский предпринимательский фонд (содействие малому и среднему
бизнесу), Фонд крупных предприятий в России (FLER, помощь крупным
приватизированным заводам и фабрикам), Американо-европейский фонд
регионального предпринимательства (RVP, специализируется в основном на работе с
предприятиями нижневолжского региона), Фонд демилитаризации военных
предприятий (конверсионные программы), а также Западный фонд
предпринимательства для новых независимых государств (WNISEF). Правительство
199
США создавало систему стимулов и привилегий для своих компаний, работающих в
России. В 1993 г. начала действовать т.н. “программа Джеффа Сандефера”,
предусматривающая стажировки в США и интенсивный тренинг в общей сложности
для 10 тысяч российских менеджеров и управляющих
808
. Немалое внимание
Соединенными Штатами обращалось и на необходимость осуществления “структурных
реформ в ключевых секторах энергетики”
809
. Причем Ч.Фэйрбэнкс откровенно писал:
российская “приватизация - в американских интересах, даже если она граничит с
воровством или дает все карты в руки бывшей советской номенклатуре”
810
.
Четвертый фактор - это ориентация значительной части российской
интеллигенции, особенно технической, на работу по контрактам с иностранными
организациями для поддержания своего материального уровня жизни. Во многих
случаях для высококвалифицированных научных кадров притягательной становилась
эмиграция за рубеж. В одном из докладов корпорации РЭНД упоминалось, что
“широкомасштабная конверсия... затронет большое количество ученых и инженеров и,
таким образом, будет способствовать возрастанию числа потенциальных
эмигрантов”
811
. Здесь же отмечалось, что к такому же развитию событий приведут
изменения в организации, управлении и финансировании научно-исследовательских
институтов России. Автор доклада не скрывал, что научные сотрудники из России
имеют высокую ценность для американских работодателей, и потому предлагал
воздержаться от введения правительством США ограничений на въезд рабочей силы из
РФ. В то же время потеря большого числа талантов неизбежно приведет в будущем к
неспособности России адаптировать высокие технологии из-за рубежа и генерировать
собственные наукоемкие технологические разработки. С психологической же точки
зрения, эмиграция кадров за рубеж может, по мнению аналитика РЭНД, быть
представлена как имеющая некоторые позитивные эффекты для России (формирование
своего рода “модели успеха” или карьеры, обретение чувства уверенности в своих
возможностях, и пр.). Естественно, в таких условиях деятельность иностранных
организаций в соответствующих кругах российского общества встречалась с интересом
и даже энтузиазмом.
Пятый фактор - это огромное поле для развития на территории России
различного рода гуманитарных миссий и благотворительной деятельности. Это
относится, например, к таким организациям, как United Way, занятым обучением
российских партнеров. Обычно американцы старались направлять “гуманитарную
помощь” через самые низкие государственные инстанции, либо через избранные
представительные органы власти. При этом все программы помощи неизбежно
дополнялись своими администраторами из числа американцев, знакомых с этим видом
деятельности и работающих в течение определенного времени в России.
Шестой фактор - негативные процессы, происходящие в Вооруженных силах
России, особенно в офицерском корпусе. Институт национальных стратегических
исследований при Университете национальной обороны (г.Вашингтон) провел на этот
счет собственное исследование, суть которого состояла в констатации чувств
фрустрации, неуверенности, и пессимизма, господствующих среди российских
офицеров
812
. Среди военных было распространено чувство неверия в существующие
политические институты, дезориентации и неудовлетворенности результатами реформ.
Таким образом, по мнению американских аналитиков, возможности внешнего
влияния на развитие событий в России в 1990-е гг. были велики, как никогда.
Активность американских организаций в тот период времени объяснялась тем, что
наиболее дальновидные специалисты понимали: такая возможность продлится
относительно недолго. “Мы сами можем выбирать себе партнеров, безо всяких
ограничений... Такое поведение выглядело бы оскорбительным в обычное время при
обычном правительстве, но нынешние времена - странные... Дезинтеграция и хаос
могут принести свои положительные плоды. Различные бюрократические инстанции в
200