Колобов О.А. (под об. ред.) Внешняя политика Соединенных Штатов Америки: принципы формирования и закономерности реализации. Том 2
Подождите немного. Документ загружается.
принципиальной трансформации НАТО и, во-вторых, формирование
общеконтинентальной системы безопасности на базе ОБСЕ.
4) создание отдельной центрально-восточноевропейской военной
организации. Такое может в принципе произойти, если у Запада не найдется денег и
желания принимать под свой “зонтик” оставшиеся без полноправного членства в НАТО
бывшие социалистические государства и республики.
5) прозападная ориентация при “финском” или “австрийском” принципе
нейтралитета. Этот вариант пока больше всего устраивает Запад и представляет одну из
замен членству в НАТО. Его фактическое воплощение уже началось с проектов по
снижению зависимости Украины от поставок энергоносителей из России.
6) сохранение нейтралитета при экономической ориентации на Россию. Пока
это в наибольшей мере устроило бы Москву.
Американские аналитики консервативного крыла полагали, что Украина не
должна быть буфером между Россией и Западом. Официальные лица Украины в конце
1990-х гг. неоднократно заявляли о следовании принципу нейтралитета, но в то же
время они никогда всерьез не противились расширению НАТО. Бывший заместитель
министра иностранных дел Украины Антон Бутейко предложил для новых членов
НАТО, если они все же будут туда приняты, так называемую “норвежскую модель”, то
есть неразмещение в мирное время на их территории ядерного оружия. А Джон Мроз и
Александр Павлюк представили Украину даже в качестве “моста” между Европой и
Россией. “Украинская рыночная экономика и демократическая система должна стать
позитивной моделью и единственным источником влияния на Россию”, - полагали
они.
682
В то же время некоторые исследовательские центры США предлагали
использовать так называемый «крымский вопрос» для превращения Украины в
противовес России. Центр политики в области безопасности в 1993 г. предложил
«фундаментальную переориентацию» политики США в отношении Украины,
означавшую допустимость использования последней тактики «ядерного
сдерживания».
683
Джон Яворски в публикации под эгидой Института национальных
стратегических исследований пришел к выводу о том, что конфликты вокруг статуса
Крыма и Черноморского флота в 1990-х гг. резко усилили интерес к Украине и ее
поддержку со стороны Запада. Дж.Яворски предположил, что в ближайшем будущем
акцент в украино-российских отношениях переместится на экономические проблемы,
где у России будет большое преимущество. Если Украина не совершит экономический
прорыв, она в конечном итоге “может превратиться в сельскохозяйственную
периферию более динамичной России”
684.
Мэтью Бжезинский в середине 1990-х гг.
также предсказывал, что в недалеком будущем развернется серьезное соперничество
между Россией и США за определяющее влияние на Украину. Но препятствий для
Запада на этом поле, несмотря на громкие заявления и грандиозные планы, было более
чем достаточно. Согласно информации Всемирного банка к концу 1990-х гг,
обстановка для бизнеса на Украине была одной из худших в пост-коммунистическом
мире. Кроме того, Россия успешно использовала большую зависимость Украины от
поставок российских энергоносителей. В частности, Россия стояла за спиной
противников строительства под Одессой большого нефтеперегонного комплекса,
поскольку была против того, чтобы Украина могла самостоятельно принимать прямые
поставки из стран Ближнего и Среднего Востока.
Однако уже в начале нового века Украина официально провозгласила курс на
вступление в НАТО, а в перспективе и в ЕС. 23 мая 2002 г. соответствующее решение
принял Совет национальной безопасности и обороны, а 19 июня 2003 г. цель
вступления в НАТО была зафиксирована Верховной Радой в законе «Об основах
национальной безопасности Украины». Украинские политики рассчитывали, что при
наличии энергичных усилий со стороны Киева Украину могут пригласить в НАТО уже
171
в 2008 г.
685
В политической элите Украины положительно оценивали курс на
вступление в НАТО. В частности, два назначения лета 2003 г. - Евгения Марчука на
должность министра обороны и Игоря Князя - главнокомандующим Военно-морскими
силами – означали, по мнению аналитиков, поворот официального Киева в сторону
НАТО
686
. В то же время, вопрос о том, сможет ли Украина добиться позитивных для
себя результатов, встав, как и Польша, на путь балансирования между интересами ЕС и
США, оставался открытым
687
.
США и Украина в 2003 г. активизировали процесс переговоров. Сначала на
вашингтонском саммите США предложили Украине принять участие в операции в
Ираке в обмен на обещание скорого вступления в НАТО. А когда Украина приняла
условия американцев, США предложили обсудить технические детали военного
присутствия украинских войск в Ираке в зоне ответственности Польши, а также
потребовали поставить военный экспорт Украины под международный контроль.
Украина впредь обязывалась сообщать обо всех контрактах на поставку своего
вооружения в другие страны американцам, которым предстояло решать, каким образом
продвигать этот товар на международный рынок
688
.
После 11 сентября 2001 г. Черное море обрело существенное значение в качестве
естественного трамплина, позволяющего США контролировать балканские страны,
границу с Россией, а также неспокойные, но богатые сырьевыми ресурсами
пространства Средней Азии и, что особенно важно, транспортные потоки каспийской
нефти. Географическое положение Черноморского региона позволяет ему быть
центром транспортных потоков между Европой и Азией. Поэтому в действиях
американской дипломатии переплелись политические и экономические интересы,
усиливающие стремление США закрепиться в Черноморском регионе
689
. По мнению
экспертов, приглашение в НАТО Болгарии и Румынии, в отношении которых были
смягчены критерии членства, установленные ранее, также было продиктовано
важностью Черноморского региона. В основном, внимание к нему со стороны США
было связано с военными аспектами безопасности (плацдармы для размещения
американских войск, воздушное пространство для полетов боевой авиации).
Особенно ярко военно-стратегические аспекты интересов США проявились в
связи с войной в Ираке. Эксперты стали рассуждать о «НАТОизации Черного моря»:
«Румыния и Болгария приглашены в НАТО, Греция имеет серьезные интересы в
Черном море, Грузия заявила о своем желании стать членом НАТО в 2004-2005 гг.,
Азербайджан и Украина имеют аналогичное стремление, Россия определенным
образом сближается с НАТО через недавно организованные формы сотрудничества и
возможности совместного принятия решений, - всё это позволяет сделать вывод о том,
что Черноморский регион все более подпадает под зону ответственности НАТО»
690
.
Но нельзя сказать, что американские проекты присутствия США в Черноморском
регионе ограничивались лишь военной сферой. США активно поддерживали
инициативы по развитию трансрегиональных экономических связей, участвовали в
разработке рекомендаций для правительств стран региона по вопросам «мягкой»
безопасности, сотрудничали с Международным центром черноморских
исследований
691
. США поддержали инициативу BLACKSEAFOR, руководство которой
осуществляла Украина
692
. Кроме того, США разработали множество проектов
поддержки Черноморского регионального и субрегионального сотрудничества. В
Школе государственного управления имени Дж.Кеннеди Гарвардского университета
даже начала действовать Программа безопасности с Черноморскими странами, однако
в отличие от других многочисленных программ национальной безопасности, только
она финансировалась Министерством обороны США
693
.
В этом же контексте нужно упомянуть и о желании Украины придать новый
импульс организации ГУУАМ, включающей на тот момент времени еще Грузию,
Узбекистан, Азербайджан и Молдову. ГУУАМ с самого начала своего возникновения
172
политически патронировался США, и были резонные ожидания относительно того, что
Соединённые Штаты начнут вносить более серьезный финансовый вклад в
поддержание этого регионального блока, поскольку его геополитическое положение
оказалось важным в свете «войны против терроризма», объявленной Вашингтоном
694
.
Во многом баланс сил в Черноморском регионе можно рассматривать сквозь
призму отношений России и НАТО. Фактически в Черноморском регионе против
России в качестве весомых игроков выступили две группы государств, которые так или
иначе были связаны с НАТО. Первая – члены НАТО де-факто и де-юре (Турция,
Румыния, Болгария), чьи региональные задачи огласовывались с планами
Североатлантического Альянса. Вторая группа – государства, определившие
вступление в НАТО как свою стратегическую цель (Азербайджан, Грузия, Украина) и
заинтересованные в эффективной транспортировке каспийской нефти
695
. Поэтому узел
противоречий оказался связанным не только с геополитическими, но и с
экономическими интересами.
Средняя Азия
С геополитической точки зрения, одним из наглядных результатов использования
США антитеррористической кампании для укрепления своего влияния в южных
странах СНГ стало появление американских военных баз в Центральной Азии. Узел,
завязавшийся вокруг Афганистана, затронул многие республики СНГ: в частности,
Таджикистан, Узбекистан и Туркмению. Речь, в частности, идет о том, что любой
вооруженный конфликт при отсутствии полноценных границ чреват
неконтролируемым распространением оружия, наркотиков и т.д. Кроме того, буквально
все страны этого взрывоопасного региона имеют одну особенность: разбросанность
этнических групп и целых народов по территориям разных государств. Другими
словами, официальные границы здесь не являются границами между народностями или
нациями и чаще всего не имеют четкого исторического обоснования. Это означает, что
насилие может легко распространяться сквозь существующие погранпосты. В
частности, как прогнозировалось еще в 1993 г. в докладе вашингтонского Института
мира, раскол Афганистана неизбежно вызовет цепную реакцию по “принципу домино”
в соседних Туркмении, Таджикистане и особенно Узбекистане.
Еще в конце 1990-х гг. большое внимание политиков было обращено к
Таджикистану в связи с постоянно возникающими на его территории конфликтами. Это
как нельзя соответствовало геополитическим интересам тех сил, которые желали
обострения противоречий между Россией и исламскими государствами. Россия не
могла отказать в помощи Рахмону Каримову и вывести свои войска с Памира, ибо в
этом случае никем не сдерживаемая исламская волна проникла бы далеко на
территорию СНГ. Фактический отказ РФ участвовать в таджикском конфликте означал
бы усиление исламского фундаментализма, иностранное вмешательство и перспективы
разрастания конфликта до обширных военных действий.
696
Естественно, за событиями в
Таджикистане следили не только лидеры СНГ и России, они привлекли внимание и
западных правительств, в частности, США.
В новой геостратегической позиции США отношение к исламским государствам
было крайне противоречиво: с одной стороны, американцы проводили антиисламскую
политику на Ближнем Востоке и южном Средиземноморье, а с другой - фактически
поддерживали проникновение ислама в Восточную Европу, и, прежде всего - на
Балканы, где США помогли создать «партнера по исламу» для Ирана. Фактически из
трех противоборствующих сторон (сербов, хорватов и мусульман) в югославском
конфликте США сделали ставку на помощь последним. В значительной степени это
было продиктовано тем обстоятельством, что за спиной сербов и хорватов стояли две
мощные державы - Россия и Германия, США же оставалось поддерживать лишь
мусульманское правительство Боснии, что вызвало недовольство европейских стран,
173
встревоженных ростом исламского фундаментализма, в том числе и в Старом Свете.
Показательна в этом отношении и американская поддержка протурецких демократов в
Болгарии, и проазербайджанская позиция США в армяно-азербайджанском конфликте.
Пол Хенце в предназначенном для руководства ВВС США докладе
“Стратегическая оценка - 1996” признавал, что вмешательство России в конфликты в
Грузии и Таджикистане имело позитивный эффект, и что РФ имела вполне законные
экономические и культурные интересы в этом регионе. В то же время американский
эксперт констатировал, что США были бы недовольны продолжением военного
присутствия России в Грузии, Армении, Азербайджане или Таджикистане без участия в
конкретных акциях военных контингентов других стран и без международных
контролирующих структур. Г-н Хенце полагал, что нельзя исключить ситуацию, при
которой США под давлением Турции и Пакистана будут вынуждены принять участие в
военных миротворческих операциях на Кавказе и Средней Азии.
697
Автор этой аналитической разработки одним из первых среди американских
экспертов определил американские интересы в этом регионе на период конца 1990-х гг.
Они включали в себя:
- обеспечение подступа к общественным институтам
соответствующих стран для того, чтобы иметь возможность
воздействовать на политические изменения в демократическом
духе;
- получение взаимных выгод в области торговли и инвестиций
посредством поощрения рыночных экономик. Пол Хенце
отмечал, что значительное число частных американских
инвесторов расценивают Кавказ и Среднюю Азию как более
благоприятные страны по сравнению, допустим, с Африкой;
- помощь правительствам в развитии их международных связей, в
том числе нацеленных на создание региональных структур
безопасности. США, в частности, активно поддержали т.н.
“Черноморскую инициативу” под эгидой Турции;
- предотвращение ситуаций, требующих возобновления
массированной гуманитарной помощи населению из-за
критичности экономического и социального положения в тех
или иных странах;
- профилактика гражданских столкновений и других военных
акций посредством ограничений, накладываемых на
численность вооруженных сил и циркуляцию оружия;
- жесткий контроль за нелегальной торговлей ядерными
материалами и элементами производства оружия массового
уничтожения;
- поддержание контроля за оборотом наркотиков и производной
от него преступности;
- противодействие радикализму и экстремизму, как религиозному,
так и светскому.
В этом же разделе содержалось описание наиболее неблагоприятных, с точки
зрения США, событий, вероятность которых нельзя списывать полностью. Это: приход
к власти в России “неоавторитарного” президента, который взял бы агрессивный курс в
отношении Восточной Европы, Турции, Ирана, Афганистана, Пакистана и Индии;
снижение уровня военной безопасности Турции по причине вооруженного насилия в
регионе с последующими требованиями Турции в адрес НАТО о дополнительной
защите ее интересов; российско-казахстанский конфликт из-за Северного Казахстана;
распространение этнического конфликта в Таджикистане на Пакистан и западный
174
Китай; дезинтеграция Китая по образцу Советского Союза с далеко идущими
последствиями для всех соседних стран; обострение проблемы ядерного терроризма.
Американский аналитик Грэм Фуллер в конце 1990-х гг. прогнозировал, что с
наибольшей вероятностью на путь конфронтации могут встать: Турция и Армения (из-
за армяно-азербайджанского конфликта), Иран и Азербайджан (из-за потенциального
сепаратизма в иранском Азербайджане), Иран и Туркменистан (из-за этнических
проблем). Кроме того, непростые отношения связывали между собой страны СНГ, и
серьезная ссора между ними могла быть чревата непредсказуемыми последствиями.
Многие американские эксперты вообще скептически отзывались о перспективах
сотрудничества в рамках СНГ, которое, по их мнению, не являлось ни военным блоком,
ни валютным союзом, ни экономическим альянсом. Внешнеполитические ориентации
стран СНГ тоже были весьма различны, порой диаметрально. Например, аналитики уже
в конце 1990-х гг. отмечали рост симпатий между Украиной, Грузией и
Азербайджаном. Если к ним присоединился бы еще и Казахстан, то российским планам
по контролю за добычей и транспортировкой каспийской нефти не суждено было бы
сбыться.
Свои интересы в сотрудничестве с США были и у Таджикистана, который
опасался стремления Узбекистана к региональной гегемонии и доминированию, в том
числе в деле защиты узбеков за пределами страны. Лидером Узбекистана были
подписаны рамочные соглашения о намерении Ташкента присоединиться к
крупнейшей коммуникационной системе, по которой большая часть энергоресурсов и
других грузов из Закавказья и Центральной Азии будет транспортироваться в Европу.
По сути дела, речь шла о евроазиатском транспортном коридоре, включающем в себя
комбинированное использование железных дорог, морских путей и авиатранспорта.
Таким образом, на территории Содружества, по мнению американских аналитиков, в
начале века вполне мог сформироваться экономический союз Киев - Тбилиси - Баку, к
которому, возможно, присоединится и Ташкент. Американские политики подтвердили,
что регион Каспия прочно вошел в сферу интересов США.
698
Несмотря на то, что в
Центральной Азии интересы США в конце 1990-х гг. были выражены слабее,
Вашингтону было выгодно, в частности, сотрудничество с Узбекистаном в целях
изоляции Ирана. Это означало постепенное сближение позиций США и Узбекистана в
ущерб интересам России в этом регионе. Мало кто из аналитиков прогнозировал, что
США, даже при каких-то новых обстоятельствах, могут напрямую вмешаться в
события в Чечне или среднеазиатских странах. Соединенные Штаты вполне устраивала
ситуация, при которой Россия будет бороться за влияние в этом регионе с Ираном и
Саудовской Аравией.
Точку зрения противников активной политики США в Средней Азии достаточно
четко представил эксперт корпорации РЭНД Грэм Фуллер: «интересы Соединенных
Штатов в этом регионе являются скромными, за исключением инвестиций в
потенциальные энергетические ресурсы Казахстана и Туркменистана, других
экономических возможностей, которые привлекли бы внимание США, не
просматривается.»
699
Другой американский эксперт Самюэл Хатингтон предложил
«признать Россию сердцевинным государством православного мира и крупной
региональной державой, у которой есть законные интересы, связанные с обеспечением
безопасности ее южных границ».
700
Однако эта позиция ко второй половине 1990-х
годов оказалась в явном меньшинстве под воздействием нарастающей активности тех
экспертов, кто призывал администрацию США к более активному самоутверждению в
данном регионе. Здесь уместно сослаться на ряд разработок, выполненных аналитиком
Фонда наследия Ариэлем Коэном. Их суть в совокупности можно представить
следующими тезисами:
США должны дать понять России, что с распадом СССР
Средняя Азия и Кавказ перестали быть сферой влияния Москвы;
175
Соединенные Штаты должны получить доступ к нефтяным
ресурсам Каспийского моря и обеспечить их надежную
транспортацию на западные рынки;
в интересах США - интернационализировать процесс
разрешения конфликтов в этом регионе;
Вашингтон должен выступить в роли ведущего посредника
между Азербайджаном и Арменией при ослаблении последней.
Решение проблемы Нагорного Карабаха увязывалось с
открытием турецко-армянской границы, усилением военного
сотрудничества между США и Азербайджаном в противовес
поддержке Россией Армении, а также парированием попыток
Конгресса ограничить американскую помощь Азербайджану,
который, по расчетам Фонда наследия, в качестве «ключевой
нефтеносной страны» может быть удостоен статуса
наибольшего благоприятствования в торговле с США;
правительству США необходимо усилить координацию
действий с частными компаниями, связанными с добычей и
разработкой нефтяных и газовых месторождений;
Конгрессу имеет смысл учредить специальный фонд для
координирования политики США в этом регионе, причем
финансирование этого фонда, по мнению А.Коэна, должно
осуществляться в рамках ресурсов, выделяемых для СНГ, то
есть фактически за счет других программ;
США должны поддерживать светские мусульманские общества,
особенно Турцию и Азербайджан, которым якобы в одинаковой
степени угрожают амбиции России и Ирана.
701
Столь же напористую позицию в отношении очерченного круга проблем занял
Центр политики в области безопасности. В своих разработках он призывал
американское правительство защитить Азербайджан, Грузию и Турцию от нападок
России.
702
Специалисты Центра считали неприемлемым любые попытки участия в
процессе транспортировки каспийской нефти и газа таких стран, как Иран, Россия и
Китай. Повторяя распространенную в США точку зрения о приоритетности
Азербайджана в плане американских интересов в регионе, Центр в своих публикациях
выразил негативное отношение к тем группам этнических армян в США, которые
добиваются тех или иных ограничений на американскую помощь Баку.
703
В качестве
превентивной меры этот мозговой центр советовал администрации США официально
предупредить Россию о том, что «ее официальные или неофициальные попытки
дестабилизировать регион повлекут экономические и политические санкции».
704
В ряде
случаев Центр политики в области безопасности шёл дальше Фонда наследия,
предлагая, к примеру, сформировать т.н. «евразийский батальон», состоящий из
украинских, азербайджанских и грузинских подразделений. Аналитиками открыто
проповедовалась идея о необходимости насильственного устранения Саддама Хусейна
задолго до ее реализации Соединенными Штатами.
705
Институт стратегических
исследований (ИСИ) был еще одним источником экспертизы, выдержанной в
аналогичных тонах. Один из его ведущих экспертов Стивен Бланк высказал идею о
необходимости американской поддержки любым усилиям среднеазиатских и
кавказских соседей России по формированию альянса, направленного на создание
противовеса последней. Иная политика США это означала бы признание
доминирующей роли Москвы в этом регионе.
706
Под «двойным расширением», активно обсуждаемым в экспертных и
политических кругах стран США, понималось принятие новых членов в Европейский
Союз и НАТО. В период, непосредственно последовавший за окончанием Холодной
176
войны, США в гораздо большей степени, чем страны Европы, оказались привержены
идее расширения НАТО. Калининград, например, вызывал интерес у американских
внешнеполитических специалистов преимущественно по причине сосредоточения там
значительного военного потенциала России, а также в связи с непосредственным
соседством с Польшей как членом НАТО и Литвой как одним из новых кандидатов в
Североатлантический альянс
707
. Для США характерно восприятие ситуации в
Калининградской области сквозь призму контрастного противопоставления,
усиливающего ощущение экономических, социо-культурных и цивилизационных
границ, отделяющих балтийский эксклав России от его европейских соседей
708
.
Однако многие политики США испытывали недоверие не только к России, но и к
странам Прибалтики. Достаточно сказать, что значительная часть внешнеполитической
элиты США долгое время сопротивлялась самой постановке вопроса о членстве Литвы,
Латвии и Эстонии в НАТО. По мнению некоторых экспертов, цель политики США в
Северной и Балтийской Европе состояла не в создании особого регионального блока, а
наоборот – в подключении этих стран к НАТО и ЕС в качестве наиболее лояльных к
США.
Доминирование в политике США таких подходов существенно отличалось от
позиций, преобладающих в странах Северной Европы, преимущественно
ориентированных на другой приоритет – а именно, на более активное вовлечение
России в диалог с Европой
709
. В значительной мере под влиянием критики в свой адрес
политика США стала постепенно приобретать иное «измерение». Одним из проявлений
перемен в позиции США стала Североевропейская инициатива (СЕИ), анонсированная
Вашингтоном в 1997 г.
СЕИ существенно изменила акценты в политике США в пользу менее
конфронтационных, более кооперативных моделей взаимодействия. Потенциал СЕИ
связан с заложенными в ней принципами многостороннего сотрудничества и с
чувствительностью к региональной специфике, включая признание важности «мягкой»
(негосударственной и не связанной с применением военной силы) безопасности. Для
США разворот в эту сторону был существенным экспериментом
710
. Конечно, СЕИ
имела перед собой вполне определённую политическую цель – обеспечить
безопасность временно остававшихся за рамками НАТО стран Прибалтики и
подготовить их к членству в Североатлантическом альянсе. Это и предопределило
изначальную двойственность всей инициативы. С одной стороны, её провозглашение
означало сигнал о том, что США не хотят допустить превращение экс-советской
Прибалтики в зону влияния России. С другой стороны, концепция безопасности,
развиваемая в рамках СЕИ, предполагала отказ от традиционного противопоставления
Запада Востоку за счёт укрепления третьего, Северного «полюса», которое может стать
более комфортным для России.
Однако в первые годы нынешнего столетия США значительно снизили интерес
(включая его финансовые аспекты) к Балтийскому региону, что нашло выражение в
сворачивании СЕИ. Причина этого состояла в том, что вопрос о членстве в НАТО
прибалтийских республик был решён, причём при отсутствии резко негативной
реакции со стороны России
711
. В известном смысле американская тактика второй
половины 1990-х годов, состоявшая в том, чтобы сделать торг вокруг расширения
НАТО максимально изматывающим для России, дала свои результаты. Специалисты
утверждают, что в целом Балтийский регион в настоящее время обладает
беспрецедентным уровнем безопасности за всю свою историю
712
.
Другим фактором, работающим на понижение интереса США к этому региону,
стало укрепление американских позиций в странах Северной Европы на протяжении
1990-х годов. США сами признают, что им легче работать с североевропейскими
партёрами, чем с ЕС в целом. Скандинавские страны активно приветствуют вовлечение
Соединённых Штатов в этот регион, поскольку, с их точки зрения, американские
177
ресурсы могут существенно облегчить «демократический транзит» в странах Балтии.
Кроме того, американское присутствие может сделать Евросоюз менее
централизованным и открытым
713
.
Общим итогом описанной ситуации стало усиливающееся в Вашингтоне
ощущение необходимости сократить масштабы американского присутствия в
Нордическо-Балтийском регионе. Кроме того, падение интереса США к Балтийскому
региону и Северной Европе после 11 сентября объясняется и тем, что здесь не
существует реальных опасностей с точки зрения антитеррористической повестки дня, и
стратегическая значимость этого региона для операций в Ираке и Афганистане
уступает, скажем, Центральной Европе или Чёрному морю.
Но есть, по крайней мере, два обстоятельства, которые могут оставить СЕИ на
плаву, пусть и в видоизменённой форме. Во-первых, некоторые из целей, поставленных
перед этой программой, в полной мере реализованы не были. Это касается
интенсификации торговли, более глубокого участия неправительственных организаций
и частного сектора в политическом процессе, обеспечения энергетической
безопасности, а также вовлечения России в процессы интеграции (причём не только из-
за позиции Москвы, но и из-за жёсткости Шенгенских принципов, а также из-за
стремления влиятельных прибалтийских кругов не столько вовлечь Россию, сколько
дистанцироваться от неё). Во-вторых, в Америке опыт реализации СЕИ может быть
востребован при попытках его использования в других регионах, включая
Арктический, Черноморский, Ближневосточный или Восточноевропейский. Поэтому
одним из вариантов может стать ситуация, при которой СЕИ, решив свои основные
задачи, будет перемещать свой фокус либо на север, либо, наоборот, на юг. Можно
согласиться с точкой зрения американских аналитиков о том, что для закрепления
стабильности в Европе, с точки зрения США, необходимо установить безопасный и
устаивающий всех режим взаимодействия между европейскими членами НАТО и
соседними странами, не входящими в Североатлантический альянс. Речь идёт о тех
странах, которые покрываются лоббируемой Польшей программой «Восточное
измерение» (Россия, Украина, Беларусь, Молдова), а также об «арке», простирающейся
от Северной Африки через Ближний Восток до Центральной Азии.
В заключении суммируем основные итоги четвертой части, в которой были
проанализированы основные положения консервативной дискурсивной стратегии
«российских исследований». Как мы уже отметили выше, в теоретическом ключе
консервативный сегмент опирается на концепцию внешнеполитического реализма,
которая рассматривает международную систему как изначально “анархичную”.
Реалистическая парадигма базируется на определяющем значении эгоистических
интересов государств, полагая, что мир пребывает в состоянии вечной борьбы за
глобальную гегемонию. Логика реализма такова, что слабые государства обречены
либо группироваться против своих потенциальных конкурентов, либо играть
подчинённую роль в международных отношениях. Политический реализм
отталкивается в своём анализе от таких категорий, как национальные интересы, баланс
сил, гегемония и национальная безопасность. Что касается государственных интересов,
связанных с достижениями мира, защитой и продвижением демократии на планете, то
они являются лишь вторичными.
Консервативный сегмент «российского дискурса» предлагает свою модель
«прочтения» настоящего и будущего российско-американских взаимодействий, которая
базируется на следующих концептуальных основах:
взаимодействия Америки с Россией должны строиться как отношения
“ключевого государства” с “государством переходного типа”;
интересы США в России не играют определяющей роли, и
впоследствии их значение будет только ослабевать;
178
оптимальной стратегией США в отношении России будет “вовлечение
через сотрудничество”;
Россия не является конкурентом США. Россия - не сверхдержава и
даже не великая держава, а страна третьего мира, но с ядерным
арсеналом
Характерной особенностью консервативного дискурса является склонность его
«производителей» к работе в жанре альтернативных стратегических оценок. Данное
качество консервативного дискурса объясняется его большей – по сравнению с
либеральным дискурсом – «свободой рук», базирующейся на отрицании универсальной
схемы объяснения российского транзита, базирующейся на ценностных,
идеологических и нормативных принципах. Для консерваторов политическая
реальность более многовариантна, она не подчиняется какой-то единой логике и
поэтому содержит более разнообразный спектр дискурсивных диспозиций.
К середине 1990-х гг. консервативные подходы стали доминирующими в
«российском дискурсе». Сторонники консервативной стратегии всегда настороженно
относились к перспективам развития России и, следовательно, к возможности
полнокровных двусторонних отношений между Россией и Америкой.
Логическую связь между двумя функциями дискурса «российских исследований»
мы видим и применительно к консервативной стратегии. В ее рамках образ России
носит принципиально иной характер и отождествляется не просто с неспособностью,
но и нежеланием усвоить и адаптировать американский опыт. В более радикальном
варианте Россия ассоциируется с источником неопределенности и угроз разного
характера. Исходя из этого, по иному определяется и миссия Соединенных Штатов.
Она состоит не столько в обучении России основам демократии и рыночной
экономики, сколько в предотвращении и профилактике таких форм
внешнеполитического поведения России, которые затрагивают американские интересы.
11. Дискурсивные конфликты: косовская проблема и расширение НАТО
Ситуации дискурсивных конфликтов интересны с точки зрения нашей
исследовательской задачи, поскольку через них мы можем увидеть возможности
использования методологически важного положения, уходящего своими корнями в
категориальный ряд М.Фуко, состоящий из точек несовместимости, эквивалентности и
сцепления. Точки несовместимости характеризуются им как «два типа акта
высказывания, или два понятия … (которые. – М.М.) не имеют возможности – в силу
явного противоречия или непоследовательности – войти в один и тот же ряд
высказываний». «Точками эквивалентности» М.Фуко называет «два несовместимых
элемента, сформированных одним и тем же способом на основании одних и тех же
правил; условия их появления тождественны; они располагаются на одном уровне; и
вместо того, чтобы образовывать простой недостаток связности, они формируют некую
альтернативу: даже если хронологически они и не появляются одновременно … всё
равно они предстают в форме ‘или …или…’». Наконец, точки сцепления появляются
при систематизации «одновременно эквивалентных и несовместимых» элементов
714
.
Все три выше названные категории дискурс-анализа применимы к предмету
нашего исследования. Либеральная и консервативная дискурсивные стратегии
порождают как «точки несовместимости» (то есть конфликтующие друг с другом
аргументы), так и «точки эквивалентности» в том смысле, что либеральный и
консервативный подходы к России являются двумя сторонами одного и того же
дискурсивного процесса. Эта сопряжённость двух различных, но принадлежащих
одному дискурсу, стратегий и порождает феномен «точек сцепления», являющих собой
диалектическое «единство в противоположности». Другими словами, оппонирующие
179
друг другу дискурсивные стратегии предусматривают, предполагают друг друга и
развиваются только в дискуссии, сколь бы жёсткой она ни была. Иначе говоря, «не
существует высказывания, которое так или иначе не реактуализировало бы другие
высказывания»
715
, в том числе и прямо противоположного свойства.
В этой подглаве мы сосредоточим наше внимание на описании модели
конфликтного сосуществования либерального и консервативного дискурсов в той
части, которая касается отражения ими различных предпочтений и ценностных
ориентиров в связи с войной в Косово в 1999 году. Интерес к этой ситуации обусловлен
двумя обстоятельствами. Во-первых, мы имеем дело с дискурсивной ситуацией,
разворачивавшейся в достаточно ограниченных по времени рамках и насыщенной
полярно противоположными, если не взаимоисключающими положениями. Во-вторых,
Косовский конфликт – это пример того, как либерально-консервативная дилемма
трансформировалась в оппозицию между интернационализмом и изоляционизмом.
«Активный интернационализм»
Позиция «активистов-интервенционистов» нашла выражение в новой
“стратегической концепции” бывшего государственного секретаря США Мадлен
Олбрайт, в соответствии с которой задачи НАТО необходимо было расширить от
территориальной самообороны до “управления кризисами”. По мнению М.Олбрайт,
именно Балканы являются плацдармом, который позволит улаживать конфликты на
Ближнем Востоке, в Персидском заливе и в Закавказье. Что касается непосредственно
роли Соединенных Штатов, то М.Олбрайт выступала за “активный
интернационализм”, подчеркивая, что США - “незаменимое государство”, имеющее
высокий уровень зарубежных интересов.
Сторонники доктрины “активного интернационализма” уверяли, что пятьдесят
лет спустя после начала «Холодной войны» “ответственности у США стало больше, не
в последнюю очередь потому, что мир для Америки стал более важен”.
716
Президент
Центра национальной политики (CNP) Морин Стайнбрунер отмечала, что в отдаленных
частях света существуют многочисленные проблемы, которые могут повлиять
отрицательно и на Соединенные Штаты, если не будут эффективно решены. Критикуя
сторонников изоляционизма, М.Стайнбрунер писала о том, что все попытки США
остаться в стороне и действовать в одиночку обычно проваливались. “Возглавляемая
США оборона Европы, лидерство США в приведении к порядку Саддама Хуссейна и в
окончании активного конфликта в Боснии продемонстрировали ценность активного
интернационализма и важность вклада, который в него вносит Америка”.
717
Дэниел Пайпс, директор Ближневосточного форума, тоже высказывался против
концепции изоляционизма. Он отметил странную тенденцию американского поведения
- “после каждой победы за границей немедленно устремляться к себе домой”. Такая
политика, по его мнению, всегда приводит к “замешательству, провинциализму и
апатии”.
718
Более того, Д.Пайпс считал, что хотя Соединенным Штатам в военной
области не способно противостоять ни одно государство, и американцы способны
самостоятельно, без чьей либо помощи выполнить практически любую задачу, тем не
менее, правительство США слишком прислушивается к общественному мнению, и
готовность Америки к активным действиям слишком зависит от международного
одобрения. В отсутствие поддержки ООН, Европы, Японии, Саудовской Аравии и
других стран, по мнению Д.Пайпса, американцы считают практически невозможным
пойти на развертывание своих вооруженных сил за рубежом. “Именно этим, -
продолжал Д.Пайпс, - объясняется постоянный упор, который Вашингтон делает на
резолюции Совета Безопасности или НАТО; им не хватает решимости принимать
односторонние решения, даже если их мощь позволяет им это делать”
719
.
Бывший советник по национальной безопасности при президенте Дж.Картере
З.Бжезинский отмечал, что “на карту поставлено значительно большее, нежели судьба
Косово. Поражение НАТО было бы концом доверия к нему и вместе с тем нанесло бы
180