Колобов О.А. (под об. ред.) Внешняя политика Соединенных Штатов Америки: принципы формирования и закономерности реализации. Том 2
Подождите немного. Документ загружается.
это усеченная империя, состоящая из многих этнополитических административных
единиц... и подверженная тому же вирусу национализма и регионализма, что и
СССР».
598
Более кратко ту же мысль высказал З.Бжезинский: «Россия может быть либо
империей, либо демократией».
599
Следовательно, по мнению консервативных
экспертов, главный интерес США на момент прихода к власти Дж.Буша состоял в
децентрализации России и последующем установлении в ней демократии.
Кризис транзита для сторонников доктрины реализма никогда не был “временным
явлением”, а, напротив, оценивался как очень длительный процесс. Именно здесь и
следует искать основы трансформации реалистического дискурса в консервативный.
Многие специалисты консервативных «мозговых центров» утверждали, что Россия
лишь имитирует демократию, что легитимность правительство черпает не в народной
поддержке, а в факте контроля над государственными институтами и собственностью.
Заимствованные с Запада механизмы демократии представляют собой лишь
формальный каркас, под которым прячется олигархический, корпоратистский режим,
во многом связанный с криминальным миром. Демократические процедуры (в
частности, выборы) стали лишь средством борьбы за власть между различными
элитами, и может пройти несколько десятилетий, прежде чем они наполнятся реальным
демократическим содержанием
600
.
В докладе «Американские национальные интересы», вышедшем в США в 1996 г.,
говорилось, что по иронии истории после того, как долгие годы американцам угрожала
российская мощь, проблемой стала слабость российского правительства. Утрата
контроля над ядерным оружием и другими средствами массового поражения и
радиоактивными материалами в России составляет наибольшую потенциальную угрозу
американскому физическому выживанию.
601
Эксперт Фонда Карнеги Стивен Холмс
писал: «Бессилие российского государства не только причиняет страдания жителям
страны, но и порождает новые тревоги у Запада». А именно: «возможность новых
ядерных катастроф, тайная продажа ядерных технологий преступным режимам,
угрожающее состояние нефтяных танкеров, вспышки инфекционных заболеваний,
потенциально угрожающие Европе, организованная преступность, вытекающая за
рубеж, сомнительная система управления и контроля в вооруженных силах, и
несогласованность между военным и дипломатическим ведомствами в вопросах,
имеющих жизненно важное значение для соседних стран.
602
Подавляющее большинство экспертов консервативного крыла были уверены в
том, что в среднесрочной перспективе Россия не сумеет преодолеть кризис
603
и поэтому
будет оставаться слабым, нестабильным государством и ненадёжным партнёром.
Наибольшую тревогу в США вызывали военные аспекты этой нестабильности: по
словам Питера Ставракиса, американским интересам соответствует ослабление мощи
вооружённых сил России, но не их коллапс
604
.
Роберт Легволд, профессор политических наук Колумбийского университета,
полагал, что именно двойственность и неясность будущего России представляет собой
наиболее серьезную угрозу для безопасности в Центрально-Восточной Европе
605
.
Только страны СНГ, в том числе Россия, способны, по его мнению, генерировать волны
массовой и неконтролируемой миграции, преступности, наркотиков, вооружения, а
также техногенные катастрофы типа чернобыльской, которые благодаря своим
масштабам могут затронуть благополучие всей Европы. Свои скептические оценки
России Р.Легволд дополнял замечаниями о том, Россия развивается как «преторианское
общество» и в лучшем случае может претендовать на статус протодемократии. Равно
как и в Белоруссии, многие политики в России исповедуют идеологию этнического
национализма вместо более цивилизованного национализма гражданского.
Важно отметить, что внешнеполитический реализм может содержать внутри себя
мощные изоляционистские настроения
606
. Конкурент Дж.Буша-младшего на
президентских выборах от республиканской партии, сенатор штата Аризона
151
Дж.Маккейн, был настроен еще более скептически в отношении будущего американо-
российских взаимодействий. Как отметила “Нью-Йорк таймс”, именно в сфере
внешней политики взгляды Дж.Маккейна выглядели более предпочтительней
607
.
Сенатор пообещал проводить более жесткий курс в отношении Москвы. “Пока русские
бомбы будут падать на чеченские села, мы не должны предоставлять ни помощь, ни
кредиты. Ни одного рубля”
608
, - заявил Дж.Маккейн.
Многие специалисты, близкие к администрации США, отмечали, что, начиная с
1993 г., Россия стала обращать больше, чем раньше внимание на восстановление
контактов со странами, находящимися в числе противников США. Часто такая линия
поведения России интерпретировалась как следствие внутренних процессов,
существенно повлиять на которые США не в силах
609
. Наибольший резонанс в
политических кругах Вашингтона вызвали следующие обстоятельства
внешнеполитического поведения России.
Окончание Холодной войны поставило американский истэблишмент перед
необходимостью пересмотра многих принципов национальной стратегии,
сложившейся за последние 50 лет. Теперь, когда нет ни СCCР, ни ОВД, перед
Вашингтоном встала задача выработки новых приоритетов, а также пересмотра
важнейших концепций, которые были связаны с "советской угрозой". За последние
несколько лет в Соединенных Штатах вышло множество работ, отражающих видение
американскими специалистами новых принципов международной стабильности и
безопасности в “пост-холодную эпоху”. В центре анализа заокеанских стратегов чаще
всего находилась Европа, что отражало их обеспокоенность интенсивными
политическими событиями на этом континенте, наиболее тесно связанном с
геополитическими интересами России.
Цель многих официальных деятелей США состояла в том, чтобы убедить
общественность России в том, что расширение Североатлантического альянса на
Восток не несет в себе угрозу национальной безопасности России. 10-11 января 1994 г.
в Брюсселе на сессии Североатлантического блока был принят рамочный документ
«Партнерство во имя мира». Незадолго до этого государственный секретарь Уорен
Кристофер, выступая на слушаниях в комитете по иностранным делам сената США,
отразил официальную точку зрения Соединенных Штатов по поводу данной
программы. Он заявил, что это «многообещающее средство ликвидации «вакуума
безопасности», возникшего в Центральной и Восточной Европе после распада
СССР».
610
Фактически в ходе обсуждения проекта «Партнерство во имя мира»
сенаторы рассматривали его как конкретный план подготовки стран Центральной и
Восточной Европы к полномасштабному членству в НАТО. Не упоминая на слушаниях
термин «расширение», сенаторы четко указали критерии, по которым та или иная
страна может быть принята в Североатлантический блок. В частности, сенатор Ричард
Лагер предложил следующие параметры: достаточное экономическое развитие;
стратегическая важность принимаемой страны для США; приверженность принципам
демократического управления; контроль гражданских лиц за вооруженными силами;
готовность страны участвовать во всех акциях НАТО; уважение прав национальных
меньшинств; отказ от территориальных претензий.
611
Вскоре после январского саммита НАТО (1994 г.) состоялись совместные
слушания по теме: «Будущее НАТО» в подкомитете по европейским делам комитета по
международным отношениям и в подкомитете по укреплению обороны и вооруженных
сил комитета по ВС.
612
Сенаторы и эксперты были почти единодушны в оценке места
России в новых условиях расширения НАТО. В частности, помощник госсекретаря по
политическим вопросам при департаменте обороны Франк Виснер заявил, что Россия
создала новую союзническую систему обороны, основу которой составил СНГ. Тем
самым, у России образовались новые, отличные от США, зоны влияния. И,
соответственно, определилась и новая роль России - прикрывать страны-члены НАТО
152
от угроз, идущих из Азии, быть своеобразным «буфером» между христианским
Западом и мусульманским Востоком.
613
Бывшая госсекретарем на тот момент времени, М.Олбрайт озвучила
официальную точку зрения правительства США в связи с расширением НАТО. Во-
первых, американская дипломатия полагала, что эти процессы не несут угрозу для
России. Во-вторых, расширение НАТО трактовалось официальным Вашингтоном как
часть более широкого процесса по созданию мирной Европы после холодной войны, в
рамках которого Россия сможет внести свой вклад в обеспечение всеобщей
безопасности.
614
Официальные деятели США приводили целый ряд аргументов в
защиту своей концепции расширения НАТО. Вот лишь некоторые из них:
• Россия не должна излишне переживать по поводу потери
своего былого внешнеполитического величия. Значимость
фактора военной силы снижается для многих стран, в том
числе и на Западе. России следует обращать внимание не на
противодействие Западу, а на экономическое сотрудничество с
ним. В частности, Запад готов предпринять усилия для
приближения России к Всемирной торговой организации. Этот
тезис встречался наиболее часто и фактически означал
закамуфлированное признание того факта, что расширение
НАТО к границам России может быть скомпенсировано
уступками в пользу России по чисто экономическим вопросам.
• Реальное вхождение стран Восточной Европы в
инфраструктуру НАТО затянется на многие годы, ибо
потребует больших денег. Что касается взаимоотношений
НАТО с Россией, то многие их аспекты не могут быть
зафиксированы в юридически обязывающих категориях, как на
этом настаивает российское руководство. НАТО склонно
трактовать свои обязательства как политические принципы
(например, о неразмещении ядерного оружия в новых странах
альянса) и хочет оставить за собой резерв для гибкости. В то
же время некоторые взаимные договоренности (в области
сокращения вооружений) могут быть закреплены юридически
в виде договора.
• Нельзя допускать «вакуума безопасности» между Россией и
ЕС, поскольку исторически это приводило к серьезным
осложнениям.
• Членство в НАТО поможет странам Восточной Европы
быстрее интегрироваться в инфраструктуру западного мира;
• Неспособность принять в свои ряды новые страны может быть
истолковано как отсутствие у НАТО долгосрочного «дизайна»
и исторической миссии.
• Главным аргументом официальных лиц НАТО для убеждения
законодателей служил тезис о необходимости расширения
зоны демократии в мире. Это, на наш взгляд, одно из слабых
мест в публичной позиции НАТО, поскольку достаточно легко
увидеть, что чисто военный процесс аргументируется чисто
политическими соображениями.
• Вопрос о приеме в НАТО Украины не стоит в ближайшей
повестке дня.
• НАТО не ставит под вопрос размещение российских
войск в странах СНГ. В этом тезисе чувствуется скрытый
намек на то, что если Россия признает право НАТО на
153
расширение, то Запад не будет против взятия на себя Россией
миротворческих функций на территории бывшего СССР.
• Запад не станет рисковать экономическими отношениями с
РФ и потому не будет стараться вытеснять Россию из
Восточной Европы. Это оправдание выглядит неубедительно,
поскольку такое вытеснение уже фактически произошло, в том
числе в области торговли оружием.
• Совместный российско-американский опыт миротворческих
операций в Боснии представляет собой “полный успех”. Такое
взаимодействие может стать одной из моделей поиска общих
точек соприкосновения России и НАТО.
В докладе Бюро по европейским и канадским делам Государственного
департамента, адресованном Конгрессу США, выдвигались следующие положения:
- расширение НАТО выходит за чисто военные рамки и
способствует построению мирной демократической Европы;
- преимущества Соединенных Штатов состоят в возможности
использования в дальнейшем более широких возможностей
для коллективной защиты, а также торгово-финансовых
дивидендов от более прочной стабильности;
- хотя любая безопасность стоит денег, расходы на
расширение можно свести к необходимому минимуму;
- расширение НАТО не означает подрыва конструктивных
стратегических взаимоотношений с Россией. Соединенным
Штатам предстоит убедить в этом российское руководство;
- риски, связанные с нерасширением, гораздо серьезнее, чем в
случае вступления новых членов.
615
Важным приемом, умело использованным администрацией США, было
обнародование результатов исследования, проведенного экспертами НАТО, согласно
которому из бюджета Североатлантического блока на процесс расширения будет
выделено не более 2 млрд. долларов, что оказалось значительно меньше сумм, ранее
упомянутых президентом.
616
Оценки американскими экспертами взаимоотношений между НАТО и Россией
напрямую были связаны с разработкой целого комплекса более широких проблем
европейской безопасности. Большинство экспертов выражало уверенность в
приоритетности европейского направления во внешней политике США. Особое
внимание в публикациях середины 1990-х гг. уделялось, как правило, двум проблемам:
расширению ЕС и НАТО, от которых будет зависеть сохранение стабильности и
безопасности в Старом Свете. При этом будущее Европы исследователи тесно
связывали с позициями Германии и России. Появление какой-либо замены НАТО
обычно рассматривалось в качестве нереального варианта
617
Европа, по мнению
аналитиков-консерваторов, в ближайшие годы напрямую будет соприкасаться с двумя
источниками напряженности. Первый в совместном докладе экспертов корпорации
РЭНД (Рональд Асмус, Ричард Куглер и Стивен Ларраби) был назван “восточной
аркой”. Он включает зону, простирающуюся между Россией и Германией и уходящую
на юг, вплоть до Кавказа и Средней Азии. Именно поэтому Западу, полагал другой
эксперт корпорации РЭНД Залмай Халилзад, выгодно иметь “буферную зону”,
разделяющую страны Западной Европы от России. Вторая зона напряженности - это
так называемая “южная арка”, от северной Африки до Юго-Восточной Азии. И хотя
оба источника с географической точки зрения периферийны для Европы, тем не менее,
они достаточно опасны для ее стабильности. Это объяснялось в докладе четырьмя
обстоятельствами:
идеологической угрозой устоям либеральной демократии;
154
возможностью одновременного развития нескольких
конфликтов;
реальностью вовлечения в небольшие конфликты крупных
государств и последующей эскалацией насилия;
вероятным возрождением старых обид и взаимных
непониманий.
Кристофер Лэйн и Бенджамин Шварц (РЭНД) полагали, что ожидаемые
конфликты составят угрозу и для Соединенных Штатов, поскольку в случае военных
действий в любой точке Европы неизбежно упадут объемы экспорта туда американских
товаров, а это породит сокращение рабочих мест в Америке. Cходную
геополитическую концепцию высказывал и Ричард Коннатон. По его мнению, можно
говорить о двух зонах ключевого интереса союзных стран Запада в Европе. Эти две
условные зоны сравнивались автором с двумя половинами грецкого ореха, середину
которого олицетворяет, соответственно, Европа
618
.
Европейская политика США весьма органично «вмонтирована» в общую схему
внешнеполитических интересов Соединенных Штатов, которую, в частности, описал
Уолт У.Ростоу. По его словам, в стратегических интересах США - обеспечить, чтобы
ни одна держава не смогла нарушить нынешний баланс сил (статус-кво) в Европе или
Азии или получить доминирования в зоне Атлантического или Тихого океанов, а также
предотвратить намерения любых стран использовать ядерное оружие
619
. В этой связи
интересно мнение Уильяма Луэрса из Совета по международным отношениям. Он
выделял три ключевых интереса Соединенных Штатов в Европе. Во-первых, ни одна
держава не должна получить здесь доминирования (прежде всего это относится к
России и Германии). Во-вторых, развитие западноевропейских политических структур
должно привести к превращению стран Центральной и Восточной Европы в составную
часть общих политических структур. В-третьих, США должны быть вовлечены в
постоянный диалог с Евросоюзом и ни при каких обстоятельствах не вставать на
рельсы изоляционизма.
Касательно дальнейшего этапа институционализации ЕС Джеймс Стайнберг
полагал, что интеграция Европы ослабит роль НАТО как форума трансатлантической
безопасности, поскольку внешнеполитические ориентации ЕС могут не совпадать с
американскими. Тем не менее, Америке следует поддерживать расширенный вариант
Евросою и продвигать вперед тезис о военной взаимодополняемости НАТО и
Западноевропейского Союза. В этой связи обращает на себя внимание реакция США на
предложение ряда западноевропейских стран укрепить военно-оборонное направление
ЕС путем усиления позиций Западноевропейского Союза (ЗЕС). Руководство
Соединенных Штатов выступило категорически против, поскольку это, с их точки
зрения, может подорвать НАТО и сделать Североатлантический блок бесполезным.
Джеймс Стайнберг и Скотт Харрис из Института изучения национальной
обороны (корпорация РЭНД) описывали следующую иерархию целей, преследуемых
Соединенными Штатами в Европе: предотвращение возникновения угрозы
американским интересам; сохранение стабильности и безопасности в евро-
атлантическом пространстве; поддержание должного уровня американо-европейского
партнерства для противодействия внеевропейским угрозам; сохранение рычагов
воздействия на политику европейских правительств для продвижения политических и
экономических интересов США; снижение бремени американских расходов, связанных
с европейской обороной. Исходя из этого, авторы рекомендовали несколько ключевых
элементов европейской политики США. Это, прежде всего, помощь в создании
европейской оборонной системы и принятие Еврокорпуса в качестве реального ее
проявления. Далее, авторы предупреждали о необходимости адаптации НАТО к новой
ситуации, при которой у Европейского Союза появится собственные военные
структуры. На организационном уровне эта адаптация может предусматривать гибкое
155
разделение ролей между НАТО и Еврокорпусом, предусматривающее возможность
европейцам действовать самостоятельно в случае конфликтов малой и средней
интенсивности, а также при миротворческих и гуманитарных акциях. Это может быть
полезным для США в условиях сокращения военного бюджета, однако американцы не
должны допускать установления каких бы то ни было формальных критериев или
обязательств по поводу разделения сфер влияния.
Эксперт корпорации РЭНД Ричард Куглер полагал, что западноевропейские
правительства должны принять следующие условия Соединенных Штатов:
− сохранение объединенного командования Североатлантическим блоком;
− американское руководство блоком, соизмеримое с интересами США в
Европе и уровнем американских финансовых обязательств;
− справедливое распределение расходов на общую оборону;
− продолжение практики вовлечения НАТО в операции по разрешению
кризисов на условиях, приемлемых для США;
− расширение военного планирования в рамках НАТО для совместных
действий в зонах, находящихся за пределами территорий стран-
участниц;
− координация военных планов между НАТО и Западноевропейским
Союзом;
− признание того факта, что американские войска, размещенные в
Европе, могут быть использованы в интересах США в любой точке
планеты при поддержке союзников.
Ричард Куглер также полагал, что ближайшим партнером для США в Европе
должна оставаться Великобритания, единственная из европейских стран, способная
играть роль “якоря” в трансатлантических отношениях. Ни Германия, ни Франция, по
мнению аналитика, не могут исполнить эту функцию с учетом интересов Америки.
Многие эксперты в середине 1990-х гг. говорили о трансформации и
“рационализации” НАТО. О двух возможных направлениях этого процесса упоминал
Стивен Ларраби. Во-первых, по мнению эксперта, речь должна идти об изменении
самого представления о грядущих угрозах европейской безопасности. На ближайшую
перспективу они связывались прежде всего с конфликтами типа югославского. Во-
вторых, в плане подавления этих новых угроз грань между “зоной ответственности
НАТО” и “периферией” станет условной, поскольку большинство потенциальных
конфликтов могут зародиться как раз вне территорий стран-участниц блока.
В этой связи некоторые специалисты того времени не исключали и возможности
участия американских (либо натовских) сил в различного рода операциях на
территории СНГ
620
. О такой возможности, в частности, прямо говорил Стидман Хинкли
(РЭНД). Он отмечал, что такие операции являются очень рискованными в силу ряда
причин - втягивания США в местные политические “разборки”, ответного роста
национализма, больших физических потерь, и т.д. Поэтому автор предлагал своему
правительству строго следовать определенным критериям при рассмотрении
возможности участия в миссиях на территории стран СНГ. В числе этих критериев -
осуществимость операции за короткое время, мгновенные осязаемые результаты,
низкая ресурсозатратность, вероятность получения одобрения в конгрессе, придание
операции неполитического характера, отсутствие прямой зависимости операции от
возможной смены местного правительства, и так далее.
Вопросы, касающиеся НАТО и европейской безопасности, затрагивались и в
книге, вышедшей в 1996 году под редакцией профессора Университета национальной
обороны Чарльза Барри. Ее авторы (в духе неореализма) отметили три “вызова”,
связанные с будущим Североатлантического блока. Во-первых, расширение зоны
натовской безопасности на Восток. Во-вторых, готовность западного альянса к
превращению в инструмент по урегулированию кризисов, затрагивающих общую
156
безопасность его участников. Наконец, в-третьих, правительствам стран Западной
Европы и Северной Америки нужно быть готовыми к тому, что отношения между
ними вступят в иное качество из-за перераспределения внутренних ролей в альянсе.
При этом, однако, следует отдавать себе отчет в опасности “ухода” США из Европы и
во взятии последней на себя непомерных обязательств, к которым она пока не готова.
На страницах книги высказывалась точка зрения о том, что американской дипломатии
нельзя уступать пальму первенства таким организациям, как Западноевропейский Союз
или ОБСЕ, которые пока не в состоянии решать вопросы поддержания военной
стабильности. В то же время в издании признавалось, что НАТО не выдержит долгих
дебатов о своем будущем, поэтому поляризация мнений крайне невыгодна
Соединенным Штатам
621
.
Сторонники продолжения и даже ужесточения линии на территориальное
расширение НАТО нашлись, безусловно, и в среде ближайшего экспертного окружения
президента Б.Клинтона. Центр политики в области безопасности (CSP) советовал
администрации Б.Клинтона не только сдержать обещания отказать России в праве вето
на решения Североатлантического блока, но и продолжать загонять Россию в угол
путем создания барьеров для деятельности Газпрома в странах Запада.
622
Однако
наиболее последовательную позицию в пользу расширения НАТО занял Фонд
наследия. Накануне мартовской 1997 г. встречи между Б.Клинтоном и Б.Ельциным в
Финляндии этот мозговой центр выпустил ряд рекомендаций американскому
президенту. Этот набор включал в себя следующие советы:
в случае готовности России отказаться от размещения на своих
западных границах ядерного оружия, дать заверения (но не
закреплять их юридически) о неразмещении аналогичного
вооружения на территории новых членов НАТО;
начать публичную кампанию, рассчитанную напрямую на
российскую аудиторию, с целью пропаганды демократического
и оборонительного характера Североатлантического блока. Она
должна включать в себя акцентирование внимания российских
потребителей этой информации на том, что в нынешнем слабом
состоянии России не стоит ссориться с Западом, помощь
которого играет существенную роль в модернизации российской
экономики. Ариэль Коэн предлагал американскому
правительству придерживаться той точки зрения, что рядовой
гражданин России вообще не интересуется расширением НАТО.
Кроме того, он выделял позицию таких российских политиков,
как Е.Гайдар и А.Лебедь, которые публично признали право
НАТО на расширение.
623
заявить о неприемлемости односторонних отклонений России от
договора 1990 г. об обычных вооружениях в Европе;
не допускать (даже во имя достижения компромисса с Россией)
отхода от жесткой линии США на фиксирование независимости
и суверенитета всех соседей России.
624
В целом, Фонд наследия придерживался той точки зрения, что отказ от
расширения НАТО повлечет за собой негативные для США последствия: подрыв
американского престижа в качестве лидера западного мира, фактическое
«вознаграждение» националистических сил в России и т.д. Джеймс Андерсон, один из
специалистов Фонда наследия, в специальном меморандуме сгруппировал свои
основные аргументы в пользу продолжения курса на расширения НАТО, которые
касались следующего:
157
- курс на расширение НАТО в долгосрочной перспективе
обеспечит лучшую защиту американских интересов в
Европе;
- так называемые «новые линии» раздела в Европе
предпочтительнее для американских интересов;
- расширение НАТО не спровоцирует Россию на
формирование альянса с Китаем, поскольку партнерство с
Западом дает Москве гораздо больше преимуществ;
- прием новых членов увеличит эффективность деятельности
альянса.
625
Глава московского представительства Фонда наследия Евгений Волк был
фигурой, призванной транслировать эти идеи в России.
626
Выступая перед
политическим комитетом Североатлантической Ассамблеи, он, в частности, заявил, что
дебаты по поводу расширения НАТО внутри России лишены необходимой
компетентности и экспертизы, а противниками расширения выступают люди с
конфронтационной ментальностью. По его словам, ни одна организация, включая
ОБСЕ, не может выступить адекватной заменой НАТО в современном мире.
627
Отношения России с НАТО стали предметом также статьи профессора Кристофа
Ройена, появившейся в сборнике вашингтонского Института национальных
стратегических исследований. Россия, считал доктор Ройен, не может стать не только
членом НАТО, но и ОБСЕ, поскольку своим членством она будет втягивать эту
организацию в решение своих азиатских проблем. Возможны перспективы у
сотрудничества России с Западноевропейским Союзом, но и здесь Москва выразила
недовольство после того, как государства Восточной Европы и Балтии были приняты в
эту военную организацию на правах “ассоциированных партнеров”.
628
Значительное количество аналитических материалов в том же самом русле были
выпущены в середине 1990-х годов Институтом стратегических исследований (ИСИ, г.
Вашингтон). Это - мозговой центр, весьма близкий к министерству обороны
Соединенных Штатов. Один из его экспертов Стивен Бланк доказывал, что «НАТО
должна одновременно сдерживать Россию и подтверждать свои заверения, данные
прибалтийским государствам об их безопасности... Россия остается абсолютно
неспособной играть конструктивную роль» в общеевропейском процессе. По его
словам, Россия продолжает пренебрежительно относиться к небольшим государствам,
одновременно создавая собственную сферу влияния в виде СНГ. С.Бланк представлял
российскую политику как открыто ревизионистскую, не исключающую пересмотра
границ и рассматривающую события в мире в категориях «игры с нулевой суммой».
Эксперт ИСИ рассматривал три балтийских государства в качестве жертв угроз со
стороны России, чем и оправдывал их антагонизм по отношению к Москве.
629
В то же
время ИСИ выступал с критикой Чехии за недостаточную активность в решении
трансатлантических проблем
630
, а также Украины за излишние надежды на те, блага, с
которыми может быть связано сотрудничество с НАТО
631
. Профессор Сэмюэль
Хантингтон утверждал, что НАТО стала органом безопасности всей западной
цивилизации, что «все государства, принадлежащие к Западу по своей истории,
религии и культуре, должны иметь возможность при желании вступить в НАТО.
Практически это означает, что членство в НАТО открыто для стран Вышеградской
группы, для Балтийских стран, для Словении и Хорватии, но не для стран, которые
исторически были по преимуществу мусульманскими и православными».
632
Не вызывало особого беспокойства у специалистов этого лагеря и влияние
расширения НАТО на внутреннюю жизнь России. Старший научный сотрудник ЦСМИ
(г. Вашингтон) Роберт Золлик полагал, что общественное мнение в России гораздо
больше озабочено проблемами инфляции, коррупции, преступности и безработицы,
чем внешней политикой.
633
А президент «Дома свободы» Адриан Каратницки в еще
158
более жесткой манере заявлял, что расширение НАТО оказало «благодатный эффект на
российскую политическую элиту».
634
Cуммируя американские аргументы против подключения России на равноправной
основе к НАТО, можно выделить некоторые наиболее важные:
географический аргумент сводился к констатации огромных
территориально-пространственных размеров РФ и ее
евроазиатское расположение, в отличие от североатлантического
фундамента НАТО;
политические аргументы включали в себя тезисы о
нестабильности России и ее неготовности к продуманному
стратегическому партнерству с НАТО;
управленческий аргумент обращал внимание на опасность
предоставления России права вето на решения большинства
участников блока;
организационный аргумент концентрировался на огромных
трудностях в распространении гарантий безопасности вплоть до
границ с Китаем;
геополитический аргумент предвидел усиление конфронтации с
Китаем в случае вовлечения России в орбиту НАТО.
Некоторые американские аналитики полагали, что Россия будет продолжать
настаивать на двух основных условиях в случае расширения Североатлантического
блока. Во-первых, это - неразмещение ядерного оружия на территории новых
государств-участников посредством некоего фиксирования различия в статусе между
“старыми” и “новыми” членами НАТО. Лишь некоторые из экспертов (включая
Г.Киссинджера) полагали, что это может быть приемлемо для США на долгосрочную
перспективу. Фактически такой сценарий означал “ограниченную интеграцию”
восточноевропейских стран в НАТО. Во-вторых, Россия в лице министра иностранных
дел Е.М.Примакова выступала за невключение в НАТО стран Прибалтики. Здесь
ситуация представлялась более скользкой, поскольку некоторые скандинавские страны
оказывали воздействие на США с целью принятия в НАТО государств Балтии.
Стратегия Б.Клинтона состояла в том, чтобы не закрывать окончательно двери перед
прибалтами, но и не вступать из-за них в открытый конфликт с Россией. Из уст
американских экспертов нередко можно было услышать весьма жесткие оценки. Так,
на конференции в Нижнем Новгороде в феврале 1997 г. профессор Филип Редер
отметил, что Россия сама загоняет себя в угол, вставая на путь конфронтации с НАТО.
Российская непримиримость лишь толкает НАТО к еще большему расширению. В
частности, профессор Ф.Редер заверил, что если Россия будет предъявлять
территориальные претензии к Эстонии, то США встанут на сторону последней.
На администрацию Б.Клинтона оказывался нажим со стороны внутренних
сторонников более жесткого курса при взаимоотношениях с Москвой. В частности, на
этом настаивал Збигнев Бжезинский
635
. Еще в середине 1996 г. он предвидел, что
Россия вскоре будет готова признать неизбежность расширения НАТО. Профессор
Ховард Виарда, в свою очередь, признавал, что среди американских дипломатов в
Москве все глубже распространяется ощущение растущей неуживчивости и
неуступчивости российского руководства. Но он одновременно подбодрил наших
военных, заявив, что если мы пойдем-таки на сближение с НАТО, то у многих
российских офицеров появится возможность получить хорошее продвижение по
службе. Так в свое время произошло с испанскими, португальскими и греческими
генералами, для которых работа в НАТО стала альтернативой вмешательству в
политику. Большинство экспертов-консерваторов признавали, что компромисс
НАТО с Россией будет носить и финансовый характер. По прогнозу Ф.Редера,
американцы могут компенсировать расширение НАТО финансовыми уступками
159
России для решения, например, бюджетных проблем. Х.Виарда добавил, что от США
можно получить больше, если использовать метод “тихой дипломатии”, а не замыкать
все на Белый дом. Там, по его мнению, преобладает политическая конъюнктура,
которая иногда мешает. Работа на более низком уровне часто оказывается эффективнее.
Американские ученые полагали, что стратегия России середины 1990-х гг.
содержала в себе, по крайней мере, два момента. Во-первых, российская дипломатия
старалась сделать процесс принятия в НАТО первых трех восточноевропейских стран
настолько сложным и болезненным, чтобы США на ближайшую перспективу не
помышляли о новом расширении. Во-вторых, Россия пыталась выторговать чисто
финансовые преимущества в виде компенсации за экспансию НАТО на Восток. Но
очень часто получалось так, что эти две стратегические линии исключали друг друга.
Так, Филип Рейдер сокрушался о том, что многие американские дипломаты были
готовы на финансовые компромиссы и уступки, но эта готовность уменьшалась, когда
они чувствовали любое ужесточение российской позиции или желание Москвы
вставлять палки в колеса НАТО. Он четко в то время озвучил один из аргументов, с
которыми российской дипломатии еще неоднократно предстояло встретиться: чем
менее покладисто будет настроена Россия, тем больше вероятности, что НАТО не
остановит свое расширение лишь на трех “первоочередниках”.
Дискуссии вокруг «Косовского конфликта» изначально формулировались на
преимущественно концептуальных основах школы реализма. Прежде всего, косовский
дискурс выстраивался вокруг проблем, связанных с переосмыслением роли такой
важной для США организации, как НАТО. Косовская операция изначально
планировалась как доказательство эффективности и необходимости активной
деятельности этой организации за пределами территории стран-участниц блока. Война
в Косово расширила границы действий НАТО и открыла путь к использованию
военной силы блока в любых точках земного шара.
Косовский конфликт выявил еще одну важную особенность современного
мироустройства - изменение роли ООН после окончания “холодной войны”. Прошли те
времена, когда США поддерживали концепцию глобальной системы коллективной
безопасности, важной составляющей которой являлась Организация Объединенных
Наций. Хотя Америка и не отрицала права на существование этой организации, однако
косовские события подтвердили тот факт, что у США оформился свой взгляд на роль
ООН в мире. Несмотря на то, что Совет Безопасности ООН не принимал решения о
применении силы в Косово, администрация Б.Клинтона оправдывала бомбардировки
Югославии резолюциями Совета Безопасности, осуждающими этнические чистки в
Косово. К сожалению, в течение всей военной операции ООН никак не удалось
зафиксировать свою “роль” в конфликте. Все попытки остановить бомбардировки были
провалены. Война в Югославии четко выявила новую парадигму взаимоотношений
между НАТО и ООН – минимум сотрудничества и взаимопересекающихся интересов.
ООН как “центр мировой дипломатии” потерпел “фиаско” и вряд ли когда-нибудь
сможет возродить свое былое влияние.
Не в малой степени этому способствовали американские ученые и политики.
Бывший сенатор Ли Гамильтон резонно заметил, что “Организация Объединенных
Наций вышла из косовской истории не слишком серьезным игроком”. Джон Болтон
(АПИ) писал, что косовский конфликт был “показательным свидетельством потери
значимости ООН”. Тед Карпентер был еще более пессимистичен в отношении роли
Организации Объединенных Наций. Он отметил, что даже до конфликта в Косово
деятельность ООН не поражала значительными результатами в области
предотвращения и умиротворения конфликтов. Проект государственного строительства
в Сомали, итоги миссии ООН по поддержанию мира в Боснии, укрепление демократии
с помощью миротворцев ООН в Камбодже и Анголе, - все это были, по мнению
Т.Карпентера, не совсем удачные попытки миссии ООН установить мир в “горячих
160