Коллингвуд Р.Дж. Идея истории. Автобиография

Подождите немного. Документ загружается.

Р.

историк и философ

423

абсолютно герметична: ее постулаты срабатывают автоматически

и «перемалывают» любой эмпирический материал согласно наперед

заданной программе, в которой ничего существенного нельзя из-

менить. Избавиться от следствий можно, только порвав с постула-

тами и с абсолютным идеализмом как принципом философской ин-

терпретации реальности.

В то

время собственный опыт

историка и ар-

хеолога, не мирился с результатами философской дедукции из

принципов абсолютного идеализма, и все последующие модифика-

ции его

концепции представляют серию

попыток расширить рамки спекулятивной конструкции, чтобы от-

разить реальные черты исторического познания. Попытки эти ока-

зались, как мы увидим, не совсем бесплодны, хотя и не увенчались

полным успехом. Во всяком случае постоянное стремление связать

философское осмысление истории с практикой исторического

дования не позволяет причислить Коллингвуда к плодовитому

племени эпигонов, питающихся мудростью вчерашнего дня, невзи-

рая на новую реальность настоящего.

Опасности спекулятивной философии, приносящей факты в

жертву имманентной логике объясняющей схемы, Коллингвуд ви-

дел довольно отчетливо, по крайней мере в теории. Ведь философ-

ский метод есть рефлексия — размышления субъекта над опытом

собственной деятельности и уяснение смысла этой деятельности

самому себе. Философия естествознания, например, есть размыш-

ление над опытом познания природы, а философия истории —

над опытом исторического исследования. Чтобы это размышление

было плодотворным, должно быть соблюдено одно непременное

условие: философу нужно обладать собственным опытом деятель-

ности в той области, которая служит предметом его размышлений.

В противном случае творческое мышление просто невозможно, ибо

отсутствие собственного опыта работы толкает к заимствованию

чужих мнений и аргументов без подлинного убеждения в их пра-

воте, к приблизительности суждений и интеллектуальному диле-

тантизму.

Это не значит, разумеется, что вся предшествующая традиция

ничего не стоит, просто любая ранее изреченная мысль должна

быть заново опробована и сопоставлена с фактами собственного

опыта мыслителя. Существенно, однако, иметь в виду, что «данные

в философии никогда не бывают простыми фактами в смысле ин-

дивидуальных событий, индивидуальных предметов, индивидуаль-

ных действий и т. д., они всегда всеобщи... Эти данные устанавли-

ваются не восприятием, но только мышлением. В случае философии

слово „опыт" приобретает специальный смысл, обозначая не опыт

воспринимающего субъекта, а опыт мыслящего»

Стало быть, чтобы философская рефлексия была плодотворной,

С. An Essay on Philosophical Method. Oxford, 1950, p.

169

424 M. A.

философ должен обладать опытом самостоятельного мышления в

той области, которая служит предметом его исследования. Так,

философское рассмотрение искусства — эстетика — предполагает

отнюдь не заочное знакомство теоретика с художественно-образ-

ным мышлением и в его первозданно-творческой форме, и в виде

сотворчества — воссоздания «чужого» эстетического опыта при ос-

воении

произведений искусства.

Философия истории тоже не составляет исключения из прави-

ла: по-настоящему размышлять об особенностях исторического по-

знания может лишь тот, кто вовлечен в исследование прошлого,

освоил необходимую для этого процедуру и научился ее применять,

кто овладел секретами профессии. Иначе говоря, философ, зани-

мающийся этой темой, должен одновременно быть и историком,

профессионально квалифицированным историком, хотя и не обя-

зательно «институционализоваиным» в рамках этой профессии

(т. е. он может быть любителем по своему социальному статусу,

но профессионалом по навыкам работы).

Но этого мало. Можно быть каким угодно крупным историком,

но совершенно неискушенным в философской рефлексии. Тогда ре-

зультат будет не менее плачевным, чем в том случае, когда по на-

слышке разглагольствуют об исторической науке, не зная, что это

такое на самом деле. Историк, не имеющий навыков философского

мышления, склонен некритически заимствовать популярные в той

или иной среде философские взгляды, сквозь призму которых он

рассматривает и искажает собственный опыт работы. Искажает

потому, что популярные взгляды чаще всего представляют собой

устаревшую метафизику, возникшую в свое время для решения со-

всем иных проблем. Адекватное самосознание исторического мыш-

ления нуждается поэтому в критике философских предубеждений,

расчищающей почву для построения правильной теории.

В общем человек, способный успешно работать в области фи-

лософии истории, должен быть философски мыслящим историком,

или, что то же самое, но с несколько иным акцентом, исторически

мыслящим философом, и только гармоническое сочетание философ-

ского и исторического методов мышления позволяет достичь желае-

мого результата. Но в этом единстве решающее значение имеет

опыт, опыт исторического мышления, потому что без него самая

лучшая философия лишается эмпирической основы для своих обоб-

щений и начинает работать вхолостую.

Выдвигая это требование единства опыта и философского обоб-

щения, Коллингвуд имел основания надеяться, что его собствен-

ная деятельность в полной мере этому требованию соответствует.

Параллельно с философской работой он продолжал исторические

изыскания в области древней истории Великобритании. Помимо

участия в полевых археологических исследованиях, он пробует свои

силы в построении синтетической картины римской Британии, ко-

торая объединяла бы в единое целое увеличивающуюся массу на-

fi,

Коллингвуд — историк и философ

копленных данных. Промежуточной стадией на пути к этой цели

были регулярно публикуемые им в журналах региональных архео-

логических обществ Великобритании обзоры состояния исследова-

ний в этой области (например, обзор раскопок Адрианова вала).

В 1923 г. появляется и его обобщающая работа «Римская Бри-

тания», которую проф. Ричмонд назвал «шедевром» исторического

В 1930 г. он выпускает «Археологию римской Брита-

нии», в которой «впервые археологический материал был

чен в соответствии с типологическими принципами, и эта

гия была в основном его собственным изобретением»

Осуществ-

ляя замысел своего учителя Хаверфилда, замыслившего создать

полный «Корпус латинских надписей для Британии», Коллингвуд.

разработал специальную технику воспроизведения надписей, в ко-

торой нашло применение его мастерство рисовальщика. Эта огром-

ная работа была завершена уже после его смерти

В 30-е же годы выходят и основные философские труды Кол-

лингвуда: «Очерк философского метода» (1933), «Основания

искусства» (1938), «Автобиография» (1939), «Очерк метафизи-

ки» (1940), «Новый Левиафан» (1942). Эти публикации

ют интеллектуальную изоляцию Коллингвуда в позитивистски

рашенной атмосфере британской академической философии того

времени. Неопозитивисты, претендовавшие на то, что им впервые

удалось поставить анализ философских проблем на почву науки,

внесли в философию радикально антиисторический стиль мышле-

ния. С их точки зрения, историко-философская традиция никакого

научного значения не имеет, ибо философы прошлого не владели

современными методами логического анализа «предложений науки»

и потому не смогли даже правильно сформулировать интересовав-

шие их вопросы, не то что их решить.

«Научная философия» в неопозитивистском понимании обяза-

тельно требует особенного, сконструированного средствами матема-

тической логики «идеального языка» с особой семантикой и син-

таксисом. Все, что не может быть выражено на этом «идеальном

языке», с легким сердцем объявлялось «бессмыслицей». Отсюда —·

и неопозитивистская идея «революции в философии», происшед-

шей будто бы после изобретения «идеального языка». Стоит толь-

ко в это уверовать, и можно отвергать традиционную философию,

не вникая в нее, с блаженным ощущением освобождения от гнета

вековых заблуждений. Ну, а эпигоны классической традиции во-

обще внимания не заслуживают.

См.: Richmond J. A. An Appreciation of R. G.

as an archaeolo-

Proceedings of the British Academy. London, 1943, v. XXIX, p. 476.

Collingwood R. C, Richmond J. A. The Archaeology of Roman Britain. London,

1969, p. XXIII.

Collingwood R.

Wright R. P. The Roman inscriptions of Britain. London,

1965—1970, v.

426 M. А.

Это и предопределило отношение к

со стороны

его коллег-философов в Англии того времени. С ним просто не

дискутировали, считая безнадежным ретроградом, недостаточно ис-

кушенным в методологии научного познания. Иначе, пожалуй,

и быть не могло: ведь Коллингвуд отстаивал совсем иное пони-

мание философии, опирающееся на диалектический историзм. Со-

гласно этому воззрению, впервые разработанному Гегелем, истина

не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно,

созревает во времени и развивается, так что противоположность

истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение

не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом

все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином кон-

тексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасы-

вается в ходе исторического развития, составляет заблуждение

прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прош-

лого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему за-

кону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощад-

ную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменен-

ном, чтоб не сказать неузнаваемом, виде.

В таком примерно духе и выдержаны основные философские

произведения

Философия призвана резюмировать

ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее

обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармониче-

скую картину мира. Сам Гегель, как известно, не удержался на

высоте диалектического метода и в полном противоречии с его ра-

циональным смыслом постулировал завершение исторического про-

цесса и вместе с этим — абсолютную законченность своей философ-

ской системы

В этом и заключалось, как показал Ф. Энгельс,

основное противоречие гегелевских воззрений, в которых абсолют-

ный идеализм одержал верх над диалектическим историзмом. Это

же противоречие, как мы видели, выступило на поверхность и в

первом крупном философском произведении Коллингвуда — «Spe-

culum mentis».

В дальнейшем Коллингвуд попытался смягчить остроту возник-

шего здесь противоречия, и вся последующая его философско-ис-

торическая рефлексия пронизана стремлением согласовать фило-

софскую характеристику исторического знания с реальным опытом

современной исторической науки, со всеми ее проблемами и труд-

ностями. И если не всегда теория Коллингвуда-философа адекват-

но отражала практику Коллингвуда-историка, то во всяком случае

неизменной оставалась его ориентация на обобщение реального

опыта познания в противовес спекулятивной дедукции из априор-

ных «первопринципов», чем довольно часто грешил философский

рационализм. Эта ориентация на реальный опыт познания и делает

«Идею истории» полезной и поучительной книгой.

Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е

т. 21, с. 276—277, 300—301.

Р. Дж.

— историк и философ

Помимо теоретических проблем, философия откликается и на

запросы действительной жизни. Недаром Гегель говорил, что

лософия есть современная ей эпоха, выраженная в мыслях. Его

английский последователь не только усвоил, но и по-своему пре-

творил эту истину в творчестве. Упадок современной западной

вилизации — одна из главных тем его размышлений. Диалектиче-

ский историзм Коллингвуда непохож на философию олимпийского

благодушия, убаюкивающего фальшивым оптимизмом «вечных

истин», которые, мол, все равно остаются истинами, сколько бы ни

им действительная жизнь.

Пропаганда оторванных от жизни идеалов — застарелый грех

академического идеализма. В свое время правые гегельянцы пре-

вратили изречение своего учителя «все действительное разумно» в

синоним осмеянного еще Вольтером «принципа»: «все к лучшему в

этом лучшем из миров». Коллингвуд с необычным для оксфорд-

ского профессора пылом (в 1935 г. он занял кафедру «метафизи-

ческой философии» в этом университете) вторгался в обсуждение

животрепещущих социально-политических проблем современности,

защищая оружием пера свои убеждения демократа и гуманиста.

В этом отношении особенно показательна его «Автобиогра-

фия», написанная в канун второй мировой войны. Она вся прони-

зана сознанием социальной ответственности философии, горечью

мыслителя и гражданина, отчетливо видящего политическую глу-

пость и классовое своекорыстие руководителей западного мира, па-

сующих перед агрессивной наглостью фашистских заправил в на-

дежде избавиться с их помощью от рабочего движения.

Приведем несколько цитат из этой работы, чтобы наша обоб-

щающая формулировка не показалась преувеличением. Так, Кол-

лингвуд пишет, что всю сознательную жизнь верил в

демократию, и эта вера сохранялась вплоть до военного мятежа

республиканской Испании. «Испанская гражданская война была

первым прямым столкновением между фашистской диктатурой и

парламентской демократией. Британское правительство сквозь ды-

мовую завесу маскировки проявило себя сторонником фашистской

диктатуры»

Второе событие в том же роде — предательство по отношению

к Чехословакии, «когда британский премьер-министр летал после-

довательно в Бертехсгаден, Годесберг и Мюнхен, возвращаясь

всякий раз с приказами немецкого диктатора в кармане, во исполне-

ние которых он изменил политику своей страны за спиной парла-

мента и даже за спиной собственного кабинета»

Бессилие тра-

диционных институтов конституционного управления и перерожде-

ние (в фашистском духе) исполнительной власти сами по себе

вызывают тревогу, но все это — не более чем частные проявления

далеко зашедшей болезни всей западной цивилизации.

R. С. An Autobiography. London, 1944, ρ. 109,

Ibid., p. 110,

'•28 M. А.

Как историк античности,

проводит популярную

с закатом греко-римского мира, но вовсе не для того,

как 20 годами ранее Шпенглер, предрекать неизбежное кру-

современной цивилизации. Он апеллирует к свободной ре-

пимости человека понять, что происходит с ним и с обществом,

з котором он живет, и найти выход из сложившейся

этому — медленная и неотвратимая деградация че-

\овека и цивилизации, потеря самоуважения и паралич практиче-

:кой деятельности, наступающий вслед за тем. Это и случилось

с античной культурой, которая погибла не от нашествия

зарваров, а умерла от болезни — «длительно развивавшегося и глу-

укоренившегося убеждения, что ее собственный образ жизни

достоин сохранения»

Сейчас, считал Коллингвуд, то же самое происходит с запад-

миром, где царит жажда развлечений, превратившаяся в

страсть, а труд, сельскохозяйственный и

презирается и рассматривается лишь как средство существо-

зания и дохода, который можно обменять на наслаждения в пе-

риод вожделенного безделья. Эти мысли напоминают социальную

критику Рескина и даже Карлейля, но философски обобщенную и

на первопричине всех социальных болезней,

первопричина — это, по Коллингвуду, распространение враждеб-

ности разуму, т. е. иррационализм.

Иррационализм многолик, и симптоматика его чрезвычайно раз-

нообразна. Прежде всего он проявляется на самом пороге сознания.

В жизни индивидуума это тот самый пункт, где непосредственная

эмоциональная жизнь переходит в самопознание, которое в своей

первоначальной форме есть не что иное, как выражение человеком

своих эмоций. Деятельность выражения и есть реально сущее,

т. е. функционирующее сознание, начальный этап самопознания и

тем самым — освобождения от давления стихийных психических

сил. «Познание своих эмоций есть господство над ними, самоут-

верждение человека как их господина. Он еще, правда, не всту-

пил на путь свободного самоопределения (оно начинается с выдви-

жения

М. К.), но сделал необходимый шаг по направлению

к нему»

Вся дальнейшая работа интеллекта основана на этой первой по-

беде сознания, вот почему так важен данный момент духовной

жизни человека и столь значительны последствия того, что на язы-

ке современной психологии называется «фрустрацией» — неудачной

попыткой самовыражения. И дело даже не в самой неудаче, а в

стремлении скрыть ее от самого себя — тогда возникает специфи-

ческий феномен, который Коллингвуд именует «коррупцией созна-

ния». «Коррупция сознания» и представляет собой изначальную

R. С. The Principles of

New York, 1958, p.

p. 291.

Р. Дж. Коллингвуд — историк и философ 429

и едва ли не самую распространенную форму иррационализма, ибо

здесь сознание как бы «подыгрывает» своим эмоциям, вместо того

чтобы их контролировать при свете разума. В этом случае и сам

интеллект вовлекается в вязкое болото иррациональности, так что

вся его сила тратится на изыскание средств для достижения це-

лей, которые диктуются биологическими импульсами, а не свобод-

но-разумным самоопределением субъекта.

Порабощение грубыми эмоциями коррумпированное сознание

изображает (вернее — силится изобразить) как свободное решение

и творческое самовыражение. Это не обычная ложь, так как ложь

предполагает знание истины, но этого знания в данном случае как

раз и не может быть, так как попытка самопознания потерпела

неудачу. И все же факт фрустрации, хотя и не в отчетливо осоз-

нанной форме, «полупризнается» страдающим субъектом в том

несколько насильственном переключении внимания с нежелатель-

ного предмета на «возвышающий обман» угодливо льстивых пред-

ставлений о самом себе, в культивировании утешительных иллю-

зий, заботливо сохраняемых от столкновения с правдой.

Самообман и заблуждения нечистой совести в непостижимом

лабиринте человеческой души — едва ли не вечная тема литерату-

ры, популяризированная французскими моралистами XVII в., а за-

тем благодаря Дидро и Гегелю проникшая и в философию. У

лингвуда интересно развитие этой темы в контексте его социаль-

ного критицизма. Он обращает внимание на состояние современно-

го западного искусства, ибо «искусство есть социальное лекарство

от худшей болезни духа —• коррупции сознания».

Глубокое падение западной цивилизации сказывается в том, что

в ней господствует псевдоискусство: особая интеллектуальная тех-

ника провоцирования у людей наперед заданных эмоций, будь то

секс, или шовинистические страсти, или что-нибудь другое в том

же роде.

Все равно вместо творческого акта самопознания получается

расчетливая эксплуатация «голой» (т. е. неосознанной) эмоции с

целью добиться желаемого эффекта.

Превознося ремесленные поделки, которые говорят публике

только то, что она хочет слышать, публика выражает свое нежела-

ние разобраться в эмоциях, которые ее действительно обуревают.

Не желает вникать в собственные чувства, потому что смутно пред-

чувствует правду и боится ее, боится, ибо осознание ситуации по-

требует принятия ответственных решений, а плыть по течению и

легче, и приятней. Плата за страх — душевное опустошение и па-

рализующее чувство безразличия, распространение которого исто-

рики констатируют в Римской империи накануне ее окончательно-

го крушения.

Но настоящее искусство еще живет и выполняет свою миссию.

Пример его — «Бесплодная земля» Т. С. Элиота. Это не только

выдающееся творение поэзии, считает Коллингвуд, но и подлинное

430 M. А.

откровение, раскрывающее тайны сердца глубоко

запад-

ного мира в символе огромного значения. «Бесплодная земля» —

грозное предзнаменование надвигающейся катастрофы, поэтиче-

ское пророчество, подтверждаемое философским осмыслением кол-

лизий современного буржуазного общества.

Социально-психологическая атмосфера

буржуазного

образа жизни обрисована у Коллингвуда с большой глубиной и

точностью, но его позитивная программа расплывчата и малоэф-

фективна. Гуманистические зерна буржуазной культуры можно

сохранить в современных условиях лишь в контексте более высо-

кой системы ценностей, основанной на совершенно

общества. Конечно, «вера в

которую Коллингвуд на-

зывает «абсолютной предпосылкой цивилизации», значит немало,

но все-таки гораздо меньше, чем нужно, чтобы изменить мир. Для

этого нужна материальная сила, которая могла бы воплотить гу-

манистические ценности в жизнь и защитить от натиска варваров,

Открыв материалистическое понимание истории, К. Маркс ре-

шил эту проблему соединения философского разума и его требова-

ний с объективной логикой исторического процесса, рождающего

все необходимые предпосылки для преобразования мира на нача-

лах разума. Но наш автор остается в плену идеалистических за-

блуждений и потому не приемлет марксистского подхода к анализу

кризисной ситуации. И все же нередкие у него проблески полити-

ческого реализма позволяют ему понять, сколь велика опасность

и как мало может сделать философская мысль сама по себе: «Судь-

ба европейской науки и европейской цивилизации поставлена на

карту. Серьезность несчастья как раз в том, что лишь немногие

признают приближение беды вообще. Когда Рим был в опасности,

спасло Капитолий гоготание священных гусей. Я по профессии все-

го лишь учительствующий гусь... вскормленный за столом занятий,

но гоготание — моя работа, и я буду гоготать»

В «Автобиографии» он заявляет о своей симпатии к марксиз-

му •— «философии без перчаток», стремящейся сознательно к еди-

нству теории и практики, к философской истине, преобразующей

мир. С презрением и гневом Коллингвуд пишет об академической

манере, господствующей в британской университетской филосо-

фии, рассматривать только чисто теоретические вопросы, далекие

от повседневной жизни людей и принципиальных социально-поли-

тических проблем. Эта манера отличала как раз неопозитивистов:

«Они гордились тем, что выдумали философию, настолько очищен-

ную от грязного налета пользы, что, положа руку на сердце, могли

сказать: она не имеет никакой пользы вообще; философию

столько специальную, что никто, кроме человека, ведущего жизнь

чистого исследователя, не смог бы оценить ее, и настолько

R. G. An Essay on Metaphysics. Oxford, 1940, p. 343.

и философ 431

ную, что только полностью располагающий своим временем сту-

дент (и очень умный человек притом) смог бы понять ее» .

В академической манере философствования он усматривает все

то же трусливое бегство от реальности, которое характерно для

«коррупции сознания», подготавливающей условия для торжества

фашизма. Фашизм есть внешнее политическое выражение духа

иррационализма: «Эта эпидемия... заразив

политику, заменит идеал упорядоченного мышления в этой области

конвульсивным, интуитивным, эмоциональным мышлением, а вме-

сто идеи политического лидера как политического мыслителя вы-

двинет идею лидера, фокусирующего и персонифицирующего мас-

совые эмоции той народности, к которой сам принадлежит; вместо

идеала разумного соглашения с мыслями лидера предложит идею

эмоционального слияния с ним; и вместо идеи меньшинства, убе-

ждаемого следовать за лидером,— идею непатриотических лично-

стей... которых заставляют подчиняться эмоциональными средст-

вами, а именно террором»

Когда писались эти строки, нарисованный портрет

листического общества давно уже перестал быть «гипотетико-де-

дуктивной моделью» и стал социальной реальностью значительной

части Европы. Но беспокойство философа вызывало то обстоя-

тельство, что отмеченная им эпидемия вовсе не была локализова-

на в странах фашизма, но распространилась повсеместно в капи-

талистических странах, поразив и так называемые западные

демократии, хотя и не захватила там всего социально-политическо-

го организма.

Коллингвуд утверждает даже, что Англия находится на пороге

фашистской диктатуры, так как правительство Чемберлена посред-

ством закулисных махинаций «привело в бездействие демократиче-

ские институты». Разложение парламентской

таковы

плоды, по мнению

30-летней «пропаганды иррацио-

нализма реалистами и логическими позитивистами». «Я знаю те-

перь, что

философы времен моей юности, несмотря не де-

кларированную ими отрешенность от практических дел, были про-

пагандистами грядущего фашизма. Я знаю, что фашизм означает

конец ясного мышления и триумф иррационализма. Я знаю, что

всю жизнь я, сам того не осознавая, был вовлечен в политическую

борьбу, сражаясь против этого вслепую. Отныне я буду драться

с открытыми глазами»

Отдавая должное боевому антифашистскому духу этого выска-

зывания, нам все же следует сказать, что Коллингвуд глубоко

заблуждается, когда видит в движении иррационализма решаю-

щую причину возникновения фашистской диктатуры. Иррациона-

Collingwood R. G. An Autobiography, p. 37.

Colligwood R. An Essay on Metaphysics, p. 135.

Collingwood R. C. An Autobiography, p.

432 M. А.

листическое поветрие — не более чем симптом, проявление в сфере

идеологии общего кризиса капитализма, порождающего в сфере

политики тенденцию к фашизации политической надстройки.

Впрочем, оксфордскому философу не чуждо было и более

глубокое понимание причин фашистской угрозы. Ему нельзя отка-

зать в проницательности, когда он сквозь туман

зенберговской демагогии о «войне рас» за «жизненное простран-

ство» для «нации» отчетливо различил классовую сущность

«нового порядка». Гитлеровцы называют себя «национал-социали-

стами», но, отмечал Коллингвуд, если подлинный социализм

надеется покончить с войной классов после победы рабочих, ве-

дущей к уничтожению классовых различий, то фашизм надеется

ее увековечить победой капитализма и подчинением рабочих.

Думается все же, что националистическая демагогия и расист-

ские бредни тоже внесли свою лепту в формирование фашистской

идеологии. В своем последнем произведении — социально-полити-

ческом трактате «Новый Левиафан» — Коллингвуд возвращается

к анализу фашизма. Он был уже неизлечимо болен и взялся за

перо, «когда впервые стало очевидно, что мы не знаем, за что

сражаемся, а наши лидеры не в состоянии или не хотят разъяс-

нить нам это»

С началом второй мировой войны полити-

ческая слепота, апатия и двуличие правящих кругов капиталисти-

ческого мира ничуть не поубавились, и непонимание смысла про-

исходящего было таким же распространенным явлением, как и в

дни Мюнхена.

Смертельная схватка с фашизмом не была обычной войной,

вызванной соперничеством однотипных государств. Это была вой-

на за сохранение основ европейской цивилизации против варварст-

ва,

вернуть человечество к «естественному состоянию»

смысле «войны всех против всех». Так в «Новом

Левиафане» возникла диалектическая пара категорий — «цивили-

зация» и

обозначающая противоположные тенден-

ции исторического процесса.

«Цивилизация» означает процесс усиления собственно соци-

ального элемента общественной жизни, урегулирование разногла-

сий на основе разума (это Коллингвуд называет «диалектикой по-

литики»), а

— сознательную враждебность по отно-

шению к этой тенденции, опору на подавление как перманентный

принцип управления. Короче и проще: цивилизация — это мир

внутри и между государств, а варварство — война. Это звучит как

азбучная истина, словосочетание «фашистское варварство» давно

уже вошло в обиход, но нужно учитывать, что до сих пор на За-

паде не прекращаются попытки представить войну Англии и

США с фашистскими державами как «трагическое недоразумение»

с обеих сторон или как фехтовальный поединок галантных кава-

R. С. The New Leviathan. Oxford, 1947, p. IV.