Коллингвуд Р.Дж. Идея истории. Автобиография

Подождите немного. Документ загружается.

Р.

Коллингвуд — историк и философ 433

одному из которых волею судеб пришлось отправиться на

тот свет, к большому сожалению партнера и секундантов.

К тому же в общем употреблении понятие «варварство» приоб-

рело эмотивное значение, в котором трудно что-либо распознать,

кроме негативной реакции. Поэтому стремление Коллингвуда

устранить неопределенность, подвергнув это понятие историко-фи-

лософскому анализу, небесполезно. В конечном счете противопо-

ложность цивилизации и варварства — одна из сторон централь-

для Коллингвуда антитезы разума и иррациональности, ду-

ховного и витального, человеческого и природного, свободы

самоопределения и слепого подчинения. «Быть цивилизованным

означает жить, насколько возможно, диалектически, т. е. в по-

стоянном стремлении превратить всякий случай несогласия в сог-

лашение. Известная степень принуждения неизбежна в человече-

ской жизни, но быть цивилизованным — значит сокращать приме-

нение силы, и чем больше мы цивилизованы, тем больше это со-

кращение»

В своей политической философии Коллингвуд встал в оппози-

цию к гегельянскому культу государства и выступил продолжате-

лем классической традиции буржуазного либерализма в Англии.

Верный своему методу диалектического резюмирования истори-

ческой традиции, Коллингвуд и здесь стремится обозначить кон-

туры абсолютно существенного и сохраняющего значение в настоя-

щем. Это ядро европейской политической мудрости он называет

«классической политикой» (в этом контексте слово «политика»

означает не саму политическую деятельность, а знание о ней),

а самым видным ее представителем провозглашает Т. Гоббса, ав-

тора «Левиафана».

«Классическая политика», по Коллингвуду, основана на дого-

ворной теории общества, пользующейся абстракцией юридического

лица — носителя свободной воли и субъекта договорных отноше-

ний. Благодаря этому Гоббс «сделал открытие, что факты общест-

венной жизни не только комплексны, но и представляют собой

поляризованный комплекс, нечто, обладающее двумя концами,—·

диалектику. Эти две противоположности суть „общество" и

„природа", общество относится к той части политической жизни, ко-

торая состоит в установлении соглашения между умственно зрелы-

ми людьми для совместного действия, а

ко всему

остальному»

Прогресс цивилизации заключается в постепенном вытеснении

природного элемента человеческой жизни общественным. Это асим-

птотический процесс, никогда не достигающий завершения. Про-

тивоположно направленный процесс — стремление вернуться

вспять, к природному состоянию господства грубой силы — и есть

Ibid., 39. 15.

Ibid., 29. 63.

434 M. A.

варварство. Новая мировая война — открытый вызов варварства,

пытающегося задушить дух сотрудничества, который составляет

самую сущность цивилизации, а международный фашизм ·—• новый

исторический вид варварства.

ссылаясь на историче-

ский опыт, предрекает фашизму поражение в борьбе с духом мира,

свободы и разума. Таково последнее слово мыслителя-гуманиста,

для которого философия была не интеллектуальным спортом, а ор-

ганом индивидуального и общественного самосознания. Не слу-

чайно так часто встречается в его произведениях мысль о том, что

главным предметом современной философии должна быть история

XX века.

Говорят, что настоящий философ всю жизнь разрабатывает

одну, и только одну идею, из которой и вырастает все его твор-

чество, как организм из семени. Вряд ли можно уложить в эту

формулу всю историю философии, но нередко она оказывается

справедливой. В данном же случае мы знаем точно, и знаем бла-

годаря самому

какая идея стала для

лейтмоти-

вом и программой теоретической работы на всю его жизнь. Это

идея «сближения философии и истории».

Много раз он обращался к разъяснению этой мысли, в том

числе и в первом параграфе Введения в «Идею истории», и кое-

что действительно разъяснил, хотя и не до конца, ибо при интер-

претации некоторых положений его доктрины до сих пор не ути-

хают споры. В общих чертах содержание этой идеи кажется

совершенно однозначным: история должна проникнуться философ-

ским самосознанием природы, метода и познавательных возможно-

стей своих процедур, а философия в свою очередь — внести необ-

ходимые коррективы в свою теорию и метод, вобрав в себя опыт

исторического мышления.

Философское осмысление практики исторического познания не

может остаться без последствий и для самой философии — точно

так же, как философское осмысление ньютоновского естествозна-

ния наложило неизгладимый отпечаток на всю традицию новой

философии, начиная с Декарта.

Но по мере того как историческое мышление

в фи-

лософские основания своей собственной деятельности, претерпева-

ет изменение и само понимание природы философии, которое все

более проникается историзмом. «Сближение», «таким образом, озна-

чает наведение моста с обеих сторон, со стороны истории и со

стороны философии, а тем самым — коррелятивные изменения в

интерпретации обоих видов познавательной деятельности. Такова

общая идея и одновременно программа работы, выполнение кото-

рой охватило почти три десятилетия творческой деятельности

Об основных этапах этой деятельности мы уже гово-

Р. Дж. Коллингвуд — историк и философ 435

рили. Перейдем теперь к анализу главного труда его жизни —

«Идеи истории».

Львиную долю книги занимает исторический обзор основных

этапов развития «идеи истории». Эволюция идеи истории пока-

зывает, насколько состояние исторической науки в тот или иной

период зависело от философских предпосылок, молчаливо пред-

полагавшихся или явно высказывавшихся историками. Коллингвуд

выделяет три основные эпохи историографии: античную, христиан-

скую и новую (последняя в свою очередь подразделяется на ряд

периодов).

Античная историография черпала свои представления об общей

природе исторического процесса и о человеке как действующем

лице исторического процесса из соответствующих философско-ми-

фологических предпосылок (античная философия исторически

развивалась из мифологии и никогда не порывала с ней связи).

Отсюда — и циклическая модель исторического изменения («миф

вечного возвращения»), и упрощенно рационалистическая трактов-

ка человеческих действий, и признание неизменной заданности ха-

рактерологических свойств личности, то, что Коллингвуд называет

«субстанциализмом» концепции человека.

Религиозно-философские установки христианства радикально

преобразовали понимание человека, истории и человека в истории.

Последствия этого преобразования оказали большое влияние на

всю традицию европейского исторического мышления вплоть до

наших дней. Нет необходимости повторять здесь то, что читатель

сможет прочитать сам, нам важно подчеркнуть лишь общую,

ную идею, пожалуй, недостаточно рельефно выраженную в

Коллингвуда просто потому, что автор не успел подготовить свою

книгу к печати (об этом вообще не следует забывать при чтении).

Общая же идея состоит в том, чтобы проследить процесс из-

менения «абсолютных предпосылок» исторического мышления,

абсолютных именно потому, что они безоговорочно принимаются

историком как самоочевидное основание всего его дальнейшего

труда, как общие рамки и принципы организации

материала. Чаще всего они даже не осознаются самим историком

в этом своем качестве априорного оформления эмпирического со-

держания исследования, и анализ их выпадет на долю философа.

Вот почему в «Идее истории» такое большое место занимает изло-

жение разнообразных философских доктрин, особенно в историо-

графии нового времени, ибо по этим доктринам можно судить,

как изменялись «абсолютные предпосылки» христианской историо-

графии, уступая место иному пониманию фундаментальных прин-

ципов исторического мышления. В конечном счете из этого про-

цесса и выросло современное научное понимание предмета и ме-

тода истории.

Не особенно удачна терминология Коллингвуда (какие же

«абсолютные предпосылки», если они, как показывает в своей кгш-

436 M. A.

наш автор, претерпевают изменения в ходе исторического про-

цесса), но справедлива его основная мысль: никогда на свете не

было историографии, свободной от

установок, господствовавших в обществе в ту или иную эпоху его

исторического бытия. «Чистый опыт» без философской интерпре-

тации, эмпирическое исследование, включающее в себя факты,

и только факты, и ничего, кроме фактов,— все это призраки,

порожденные методологической невинностью позитивистов, их со-

вершенно неисторическим подходом к анализу познания.

Кажется, что историческое познание ближе всего подходит к

идеалу позитивистов, но это только на первый взгляд: ведь кро-

ме хроники событий каждое историческое повествование содержит

схему изложения, хотя бы в самой рудиментарной форме. К тому

же, повествуя о деяниях людей, историк, часто сам того не заме-

чая, вдается в обсуждение природы человека как субъекта истори-

ческих деяний, а это уже философский вопрос независимо от того,

поднимается он открыто или только подразумевается, молчаливо

предполагается сухим сообщением событий. И даже когда история

освобождается от религиозно-мифологической схематики мирового

процесса (в новое время), она не превращается в чистую факто-

графию: просто одна группа предпосылок сменяется другой.

И Коллингвуд, как истый гегельянец, выдвигает задачу иссле-

дования самого процесса превращения одной группы историче-

ских предпосылок в другую. Симптомом этого превращения слу-

жит обнаружение противоречий, или, как он сам предпочитает го-

ворить, strains («напряжений», «натяжений»), внутри системы

предпосылок. Они-то и свидетельствуют об исторических сдвигах

в фундаментальных принципах миропонимания. «Одна фаза прев-

ращается в другую, потому что она находится в состоянии не-

устойчивого равновесия и содержит в себе семена изменения,

и притом вполне определенного изменения. Ее структура не по-

коится, она всегда находится под напряжением... Если влияние

Гегеля на историографию XIX века было в целом к лучшему, то

это потому, что историческое исследование было для него прежде

всего и главным образом изучением внутренних напряжений, вот

почему он открыл путь таким блестящим достижениям, как ана-

лиз внутренних напряжений в экономическом обществе

века,

анализ, который создал Марксу репутацию великого историка...

Где нет напряжений, там нет и истории. Цивилизация... выраба-

тывается посредством некоторой динамической логики, в которой

различные и на первый взгляд несовместимые формулы как-то

умудряются поддерживать весьма непрочное сосуществование»

История, стало быть, представляет собой процесс, а не внеш-

нюю последовательность единичных событий, механически сцеп-

ляемых между собой какой-либо надысторической закономерно»

R. С, An Essay on Metaphysics, p.

75,

Р.

— историк и философ 437

стью вроде «закона прогресса» или «эволюции», как это

делать позитивисты прошлого столетия. Анализ процесса дейст-

вительно требует «динамической логики», т. е. диалектики, рас-

сматривающей явления в их изменении и развитии. То, что Кол-

лингвуд называет «напряжением», лучше и точнее выражается

понятием «борьба противоположностей», играющим главенствую-

щую роль в методологии диалектического материализма. К. Маркс

писал: «Сосуществование двух взаимно-противоречащих сторон,

их борьба и их слияние в новую категорию составляют

диалектического движения»

Развивая теорию материалистиче-

ской диалектики, В. И. Ленин указывал: «Условие познания всех

процессов мира в их «самодвижении», в их спонтанейном разви-

тии, в их живой жизни, есть познание их как единства противо-

положностей»

Но дело не только в терминологических неточностях при опи-

сании диалектики процесса. Гораздо существеннее то, что само

понимание процесса у Коллингвуда идеалистическое, а это

обстоятельство, как мы уже отмечали ранее, не дает возможности

последовательно провести диалектический взгляд на мир. Вели-

чайший триумф марксизма в интерпретации общественного разви-

тия связан с идеей естественноисторического процесса. В этом

понятии применительно к специфике человеческой истории реали-

зован общий принцип материалистической диалектики, который

В. И. Ленин сформулировал следующим образом: «развитие есть

«борьба» противоположностей»

Развитие общества осуществля-

ется в единстве и «борьбе» человека и природы. Это обстоятельст-

во К. Маркс и отразил в понятии естественноисторического про-

цесса.

«Естественным» этот процесс является потому, что, во-первых,

основу человеческой истории составляет рост производительных

сил, т. е. практическое отношение людей к природе, во-вторых, как

природе, так и человеческой истории присущи объективные законы,

и в-третьих, во всех антагонистических формациях эти законы

действуют слепо, насильственно, разрушительно, за спиной людей,

подобно силам природы. Но эти особенности, по К. Марксу, вовсе

не лишают развитие общества его специфически исторического ха-

рактера, ибо в истории действуют люди, наделенные сознанием и

волей, и господствуют общественные, а не природные законо-

мерности.

Эта действительно диалектическая точка зрения позволяет

преодолеть позитивистский натурализм, не впадая в то же самое

время в противоположную ошибку

абсолютно противо-

поставляющего историю природе. Это абсолютное

Маркс К-, Энгельс

Соч. 2-е изд., т. 4, с. 136.

Ленин В. И. Поли. собр. соч., т. 29, с. 317.

Там же.

438 M. A.

ление

называет «автономией истории» и видит в по-

степенном утверждении такой позиции общий результат многове-

кового развития «идеи истории». Отсюда вытекает и отрицание

закономерностей исторического процесса, и чрезмерное сближение

исторического познания с искусством, что дает основание упрек-

нуть Коллингвуда в том самом иррационализме, против которого

он, как мы видели, неустанно выступал. Эти пороки философии ис-

тории Коллингвуда уже отмечены марксистской критикой

По Коллингвуду, исторический процесс, само историческое бы-

тие полностью совпадают с историческим сознанием. «Нет какого-

то особого исторического процесса наряду со специальным спосо-

бом познания его, а именно исторической мыслью. Исторический

процесс сам по себе является процессом мысли и существует по-

стольку, поскольку индивидуальные субъекты, составляющие части

его, сознают себя таковыми»

Немало усилий затратил наш ав-

тор, чтобы сделать максимально приемлемым или хотя бы правдо-

подобным этот экстравагантный идеалистический тезис. С этой

точки зрения, любая концепция, призывающая различать объек-

тивные и субъективные факторы исторического процесса, будет

выглядеть как «натурализм». В действительности же натурализм

здесь ни при чем, ибо последовательное развитие идеалистического

постулата тождества бытия и сознания приводит к непреодолимым

затруднениям. Философия истории Коллингвуда — красноречивое

тому подтверждение. Проследим ход его рассуждений.

Еще Гегель противопоставил исторический процесс монотонной

повторяемости природных явлений. Эволюционная биология, а за-

тем современная квантово-релятивистская физика подорвали осно-

ву этого противопоставления, но не уничтожили различия между

природой и историей. Дело в том, что

процесс событий,

а история — процесс человеческих действий. Мало этого, история

отличается от природы не только как событие отличается от дей-

ствия, но и по своему отношению к познающему субъекту. Событие

в природе принадлежит внешнему миру и доступно наблюдению

и даже воспроизведению при соблюдении определенных условий.

Совсем не то историческое событие: ведь оно давно окончило свое

существование и может быть воспроизведено лишь с помощью чего-

нибудь вроде уэллсовской машины времени, которая пока что ос-

тается достоянием фантазии романиста. Как же можно познать то,

что некогда было, а теперь безвозвратно ушло?

ис-

торик, лишенный философских запросов и погруженный в

тический сон», вовсе не увидит здесь проблемы: события, конечно,

в прошлом, но ведь кое-что осталось и дошло до нас, и на основе

этих остатков мы и судим о прошлом. Но проблема как раз за-

ключается в том, насколько такая практика соответствует высокому

См.: Кон И. С. Философский

и кризис буржуазной исторической

R. С. The Idea of History. Oxford, 1961, p. 226.

Р.

— историк и философ

439

стандарту подлинной научной достоверности. Недаром еще Де-

карт — пропагандист нарождавшейся математической физики —

отозвался об истории с плохо скрытым пренебрежением. И фило-

софски мыслящий историк не мог отделаться от неумолимого во-

проса, заслуживает ли история названия науки или, в популярной

манере, «как возможно» историческое познание.

Кантовская формулировка полезна еще и потому, что она до

предела обостряет проблему: историческое познание невозможно,

как невозможно познание «вещи в себе», ибо «вещью в себе», по

Канту, является всякий предмет, о котором мы не можем иметь

непосредственного чувственного опыта. Природный процесс мы мо-

жем наблюдать, а исторический — нет; стало быть, историческая

наука невозможна. Сам Кант такого вывода не сделал, потому что

анализ исторического знания его не занимал, но логика его пози-

ции была ясна и однозначна: если взять за образец ньютонов-

скую науку о природе, то историю наукой считать нельзя.

Оспорить этот вывод можно было только в том случае, если

бы удалось показать, каким образом объект исторического

все-таки «дан» познающему субъекту. Ответ Коллингвуда — его

концепция «априорного воображения», развитая во втором пара-

графе «Эпилегомен» к «Идее истории». Исторический объект не

дан в восприятии, ибо восприятие знакомит нас лишь с мертвыми

реликтами, которые становятся историческим знанием только

ле того, как подвергнутся компетентной интерпретации. Без интер-

претации они ничего не говорят о прошлом и остаются ничего не

значащими деталями бесконечно богатого внешнего мира. Восприя-

тие есть непосредственное знание окружающей нас в тот или иной

момент времени обстановки. Историк же мысленно переносится в

совсем иное время с иными обстоятельствами. Переносится, как

любили говорить в старину, «на крыльях воображения». Стало

быть, прошлое живет в воображении. Весьма банальная увертюра

философско-исторического исследования, на первый взгляд, бес-

плодный трюизм обыденного сознания, который скорее заводит

анализ в тупик, нежели подвигает к решению вопроса. Ведь ссыл-

ка на воображение превращает историю в разновидность

ва. Недаром эллины связывали историю с музой.

Коллингвуд и не думает смягчать возникающую здесь анало-

гию, он, наоборот, доводит ее до кульминационного пункта: «Как

продукты воображения, работы историка и романиста нисколько

не отличаются. В чем они различаются, так это в том, что кар-

тина, созданная историком, имеет в виду быть истинной»

И в этом отношении историческое воображение есть знание, «вы-

водное и вполне обоснованное знание», характеризующее всякую

науку. Специфика истории и заключается в парадоксальном слия-

нии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье»,

The Idea of Hislory, p. 246.

440 M. A.

т. е. историческое сознание как особую «самодовлеющую, самооп-

и самообосновывающую форму мысли»

Таким

образом, возможность исторического знания заключена в том, что

каждый человек в отдельности и все люди вместе наделены исто-

рическим сознанием как особым свойством всякого сознания вооб-

ще. Благодаря этому и может существовать историческая наука,

т. е. «всецело обоснованное знание о том, что преходяще и кон-

кретно»

Историческое сознание — это и почва исторической

науки, и в какой-то мере ее собственный продукт, ибо развитие

исторического знания приводит к углублению исторического созна-

ния. XX век отличается таким обостренным историческим созна-

нием, которого не знали прежние эпохи, и это результат небыва-

лого расцвета исторических исследований. В то же время непони-

мание Декарта и иже с ним объясняется тем, что новое научное

сознание было закономерно антиисторическим, ибо означало ради-

кальный разрыв с прошлым во имя создания небывалого — новой

науки о природе, экспериментально-математического естествозна-

ния. Должны были пройти века, чтобы историческая наука могла

утвердить себя в общем сознании наравне со всем процветающим

семейством естественных наук. Философия, по

и нуж-

на для того, чтобы осознать это обстоятельство и определить место

истории на общей «карте знания».

Итак, историческое сознание есть «воображаемая картина про-

шлого». Причем воображение играет в историческом познании не

декоративную роль, как это всегда почти признавалось, оно суще-

ствует не для «раскрашивания» сухих сообщений источников и

развлечения читающей публики. Его роль конституитивна, оно не-

сет саму историческую

и в нем оживает весь исто-

рический мир. Но на этой стадии анализа никак нельзя остано-

виться, ибо это решение рождает новое недоумение, которое мы

предложили бы назвать «парадоксом презентизма». Широко изве-

стный афоризм Бенедетто Кроче — «всякая истинная история —

это современная история» — и можно рассматривать как формули-

ровку этого парадокса, хотя итальянский философ усматривал в

своем изречении резюме истинной теории историографии. Между

тем оставалось совершенно неясным, как современность историче-

ского исследования могла сочетаться с его историчностью, не озна-

чала ли формула Кроче поглощения исторического сознания совре-

менностью, полного растворения прошлого в образе мыслей исто-

рика,

о прошлом. Теоретически крочеанское кредо могло

означать, что прошлого в действительности не существует, а есть

только настоящее и что, следовательно, историческое знание есть

в сущности иллюзия. Отголосок такого неутешительного взгляда

мы находим в раннем произведении Коллингвуда «Speculum

Ibid., p. 249.

Ibid., p. 234.

Р.

историк и философ 441

tis». Проблема, таким образом, заключалась в следующем:

современная история может все-таки остаться подлинной

т. е. как в настоящем может ожить и возродиться подлинное про-;

шлое, а не собственное мышление историка, выдаваемое за

ческую реальность.

пишет в «Автобиографии», сколь-

ких мучительных раздумий ему стоила эта проблема и как он на-

конец нашел ее решение. В «Идее истории» это решение изложено

в четвертом параграфе «Эпилегомен» под названием «История как

проигрывание (reenactment) прошлого опыта». «Проигрывание» не

в смысле поражения, а в смысле воспроизведения заново. (Мы

предпочли буквальный перевод, хотя и содержащий по-русски не-

которую двусмысленность, описательному эквиваленту «воспроизве-

дение заново», потому что он точнее выражает смысл анализируемой

нами концепции.)

Оригинальность подхода

нелегко распознать, по-

тому что здесь, как и везде, он исходит из идеи диалектического

развития традиции. Декадентское философское мышление, мышле-

ние «мелких философов», как он сам любил говорить, начинает с

утверждения своей новизны и любой ценой старается обособить

себя от прошлого. Вот почему оно, как правило, приводит к мни-

мым открытиям и после кратковременной шумихи предается забве-

нию. Презрение к истории не остается безнаказанным. Напротив,

истинное философское мышление начинается с «перемысливания

заново» •— с исторической реконструкции предшествующего про-

цесса мысли как раз для того, чтобы понять, какая новая пробле-

ма возникает из столкновения нового опыта с прежними решения-

ми. Новый философский взгляд всегда выступает, по Коллингвуду, :

как завершающая фаза «диалектической серии» ранее пройденных

этапов, но это завершающая фаза лишь постольку, поскольку она

представляет собой некоторый прогресс по сравнению с предыду-

щей. Однако философ «никогда не достигает абсолютного конца

этой серии, потому что, как только он достигает определенного

пункта, он уже приходит к осознанию новых проблем... Вечна и

существенна не та или эта система, ибо каждая особая система

есть не что иное, как промежуточный отчет о прогрессе мышления

вплоть до того момента, когда появилась эта система, но сама не-

обходимость мыслить систематически»

Жизнь философии есть вечное противоречие между

зацией исторического опыта и новой реальностью, несущей с собой

новые запросы, на которые должна ответить мысль, сломав рамки

прежней системы и переосмыслив накопленное знание в соответст-

вии с более глубоким пониманием. С каждой новой системой это

противоречие разрешается, но тут же возникает вновь, ибо движе-

ние жизни неостановимо. Для той или иной философствующей ин-

дивидуальности ощущение завершенности знания совершенно за-

R. G. An Essay on philosophical method. Oxford, 1950, p. 191, 198,

442 M. A. Киссель

в нем выражено сознание прогресса в понимании фило-

софских проблем. Естественно, что новый взгляд рассматривается

как абсолютная истина постольку, поскольку все предшествующие

концепции приводятся в соответствие с ним, а для самого философа

его точка зрения — кульминация интеллектуальных усилий всей

жизни. Не стоит только думать, что субъективный предел понима-

ния отдельной индивидуальности, каким бы мощным интеллектом

она ни обладала, исчерпывает познавательные возможности

софско-исторического самосознания.

С этих позиций и подходит Коллингвуд к обоснованию истори-

ческого знания в упомянутом четвертом параграфе

Сам текст не содержит почти никаких историко-философских от-

сылок, концепция «проигрывания прошлого опыта» как сущности

исторического знания вводится сразу, без объяснения ее генезиса,

что затрудняет, конечно, ее понимание. Поэтому некоторые пояс-

нения будут, как нам представляется, небесполезны. Гегель корен-

ным признаком истины считал тождество субъекта и объекта,

мысли и предмета, достигаемое философией, которая во внешнем

мире «прозревает» то же самое содержание, что и в субъективной

реальности своего внутреннего мира каждый человек переживает

и сознает. Это сознание философия и возводит на уровень объ-

ективности понятия, образующего общую основу и внешнего, «ма-

териального», мира, и внутреннего, психического. С философской

точки зрения психическое в основе своей содержит нечто объек-

тивное, а физическое, материальное, наоборот, субъективное. Эту

общую субъективно-объективную основу мира Гегель и назвал

«понятием», которое, достигая самосознания, становится «абсолют-

ным духом».

После того как общественное воодушевление, рожденное Вели-

кой французской революцией и наполеоновскими войнами, смени-

лось духом мирного индустриального прогресса

победив-

ших буржуазных отношений, чары гегелевской системы рассея-

лись, и наступило господство позитивизма. Позитивисты в геге-

левской диалектике не заметили ничего, кроме пустой словесной

эквилибристики. Между тем когда в 80-х годах прошлого столетия

возникло идейное движение, поставившее своей целью философ-

ское обоснование социально-гуманитарного знания («наук о куль-

туре», или «о духе», как тогда выражались), В. Дильтей, наиболее

глубокий мыслитель этого направления, неожиданно для самого

себя снова столкнулся с гегелевской

По Дильтею,

историческое познание есть «понимание», а понимание в отличие

от объяснения, практикуемого естествознанием, есть «переживание

заново» того психического содержания, которое заключено в ока-

менелых остатках прошлого, доступных нашему созерцанию теперь

Гносеологической предпосылкой понимания и является тождество

субъекта и объекта, ибо «переживание заново» есть не что иное,

как полное слияние исследователя со своим

Но это