
360
360 Лев Клейн. ВРЕМЯ КЕНТАВРОВ
380 X. Тропой единорога 191
382
сравнивали с более ранними каменными топорами таких же очертаний, но
тоже бронзового века. Третьи утверждали, что это вообще не топоры, а плуги
или рала, человечки изображают умирающего и воскресающего бога, а вся
сцена — какой-то миф, объясняющий возрождение плодородия. На это сто-
ронники трактовки инструментов как топоров возражали, что пахоты во
времена стел в Крыму еще не было, а главное — тягловая сила при оруди-
ях не показана (пятна рядом нельзя принимать за быков), а когда рисовали
действительно плуги, то она, как правило, изображалась. Формозов нашел
в этой сцене сходство с «танцующими человечками» на стелах и трактовал
ее как космогонический сюжет борьбы братьев-близнецов, схватки доброго
начала со злым. Объяснение Формозова долго казалось мне основательным
и достаточным.
Но недавно я случайно бросил взгляд на изображение симферопольской
плиты и оцепенел. Как я раньше этого не видел? В топорах, называемых «вы-
чурными» (их два), я узнал контуры скипетров: приподнятые ноздри, тяжелая
нижняя челюсть, два возвышения на лбу — ушей и выступа за ними («цап-
фы»). Боевых топоров-молотов с такими возвышениями нет.
Тогда я обратил внимание на рукоять. Во-первых, она совсем не коленча-
тая, как предполагалось, а подходит к навершию так, как если бы у него было
проушное отверстие, проух. А проуха-то нет! Закрепление на коленчатой ру-
кояти, в расщелине ее, маловероятно и без этого изображения: разница в тол-
щине передней и обушковой частей недостаточна для удобного, так сказать,
утопленного наложения расщепленных частей рукояти на обух — они высту-
пали бы по сторонам его. Во-вторых, место соединения изображено иначе,
чем у других топоров на той же плите: рукоять не входит в навершие, не наглу-
хо примыкает к нему, а соединяется с ним легким касанием, как бы непрочной
привязкой (в обоих случаях так). Значит, хоть навершие и поднято на рукояти
или древке, но не там его постоянное место, и, следовательно, это, собственно
говоря, и не навершие, а в навязанном на древко виде — не скипетр.
Но допустим, я ошибся: на плите изображены все-таки топоры, а не ски-
петры, и изложенные наблюдения к скипетрам не относятся. Рассмотрим ски-"
петры отдельно от симферопольской плиты.
Да откуда взялось, что это скипетры! Наваждение какое-то. Скипетр
предназначается для обозрения со всех сторон, а эти — довольно плоские. Да
и тема — голова животного — требует объемной передачи, так что уплощен-
ность, голове не свойственная, требует какого-то иного объяснения — скорее
всего, назначением изделия. Навершие скипетра должно прочно и постоянно
сидеть на рукояти, а здесь для этого нет приспособлений. Лучшим был бы про-
ух, и проушные отверстия делались в эту эпоху в топорах. Почему его здесь
нет? Порода камня слишком твердая? Но ведь детали контура изваяны в этом
камне, значит, и проух можно было сделать.
Итак, «скипетры» вообще не были рассчитаны на рукоять или древко.
В них нет ни проуха, ни специальной ложбины для навязывания. Их задняя
часть оставлена без полировки не потому, что была скрыта под обвязкой или
в расщелине древка, а потому, что должна была находиться в руке человека
и не участвовала в действиях, которые требовали полировки. Полировка мог-
ла ведь иметь не только эстетическое, но и техническое назначение — если
предметом проводили какие-то операции, требовавшие гладкого скольжения,
введения, просовывания.
Выступ сверху «для навязывания» («цапфа») никакому навязыванию
служить не мог; он полированный, ремни с него соскальзывали бы.
Вокруг шершавая поверхность, а он полирован — в Терекли-Мектебе, и в
Касимче, и в Суворове. Зачем же его так выделяли полировкой? Необходимый
вывод: это не приспособление для технических целей (навязывания), а содер-
жательная деталь самого изображения. Но выступ, находящийся на лбу за уша-
ми, может иметь только одно истолкование: это рог. Он один. Значит ли это, что
нужно вернуться к отвергнутому определению кого-то из румынских археоло-
гов: носорог? Вряд ли. У носорога ведь рог на носу, а не на лбу...
7. Реализация монстра. Тут пора остановиться и призадуматься: а с ка-
кой стати все поиски ограничивались кругом животных, реальных для нас?
Это просто недостаток понимания чуждой нам культуры, перенос на нее при-
вычных нам мерок и представлений. Любой средневековый «Бестиарий» или
античный «Физиолог» заполнен в значительной части описаниями совершен-
но сказочных существ — химер и монстров, всяких там керубов и серафов, та-
рандров, кентавров, пегасов, керберов, драконов, трехглавых змеев. Почетное
место среди них занимает Единорог, греч. монокерос, латинск. уникорн, нем.
айнгорн, древнерусск. инрог.
Это животное представлено в фольклоре прежде всего индоевропейских
народов и изображалось у них как раз в виде коня с большим рогом на лбу
(рис. 1J5). Так что на интересующих нас предметах изображен в известной
мере все-таки конь, но рогатый конь.
Правда, в Древней Индии, в доарийской культуре Хараппы, рисовали
быка с одним рогом, но это либо не то животное, либо местное подражание
ариям. Обычно пишут, что в Библии, в Ветхом Завете есть единорог, а евреи —
н
е индоевропейцы, но на деле единорога в Библии не было. Словом «моноке-
рос» (единорог) греческие переводчики перевели древнееврейское «реэм»,
а по-еврейски это просто «лютый зверь», без спецификации. Видимо, евреи