Кент Рокуэлл. Это я, Господи!

Подождите немного. Документ загружается.

железнодорожная компания могла сказать: если граждане предпо-

читают ездить на автомобилях, то зачем сохранять железнодорожное

сообщение? В ответ на это представители общественности заявили бы:

Что люди, построившие железную дорогу, хотят, чтобы она дей-

ствовала.

Что, если поезда ходят по расписанию, удобному для пассажиров,

то последние будут на них ездить.

Что пассажирам нравятся вагоны и локомотивы современного об-

разца, а не те, которые ходили в годы гражданской войны.

Что люди хотят, чтобы грузы доставлялись им из Платтсбурга пас-

сажирской скоростью, а не товарной.

Что их больше устраивает, если ранней весной им привозят цыплят

живыми, а не в замороженном виде.

Что им кажется лучше, когда их умерших родственников достав-

ляют домой не товарной, а пассажирской скоростью.

Что они предпочитают (даже если они и богаты) платить восемь-

десят пять центов за проезд на поезде, чем гораздо большую сумму

за проезд на старом автобусе, или десять долларов на такси.

Но этим дело не исчерпывалось. Шоссейная дорога была намного

длиннее железной; она была узка и очень извилиста, ее легкое по-

крытие, сделанное еще в 1908 году, износилось и создавало порой

опасность для автомобилей; так называемый автобус представлял

собой расхлябанную колымагу, которая часто выходила из строя, а

хозяин не мог заменить ее в нужное время другой машиной. Девя-

носто пять процентов местных жителей были, как и я, недовольны

сложившимся положением, но разница между ними и мной заклю-

чалась в том, что они бездействовали, а я стал бороться. Начав на-

ступление по всем каналам, я добился наконец того, что Комиссия по

делам предприятий общественного пользования подала свой голос.

Я не отступал и не сдавался до тех пор, пока интересы населения

не были обеспечены.

Однако борьба стоила мне огромных усилий и средств. Здесь нет

необходимости подробно описывать, как я с горечью описывал в книге

«Это мое собственное», бесконечные разбирательства и процессы в

Осэйбл Форкс, Олбани, Платтсбурге. Несмотря на нашу победу, воспо-

минание об этой истории наводит на меня глубокое уныние: как

легко все-таки поддаются люди политическому и экономическому

давлению и проявляют жалкую покорность беззаконию! Вскоре гидра

о семи головах дала о себе знать. Это были: железнодорожная ком-

пания «Делавар и Гудзон»; один из директоров этой компании, про-

живавший в Осэйбл Форкс: он владел местной бумажной фабрикой,

единственным промышленным предприятием в этом городке, кон-

трольным пакетом местной кредитной корпорации, местной газетой,

был председателем правления Платтсбургского банка и членом на-

ционального комитета республиканской партии; юрисконсульт Платт-

— 471 —

сбургской железной дороги, являвшийся членом комитета республи-

канской партии штата; инспектор графства — юрист, член республи-

канской партии. Короче говоря, против нас выступил «большой

бизнес», распространивший свой контроль на магазины, жилища,

работодателей, сберегательные кассы, автомобили, холодильники и

стиральные машины. По существу, от этих воротил «большого биз-

неса» зависела жизнь людей целого района. И в их руках находилась

республиканская партия. И тем не менее мы победили. Как это могло

случиться? Просто я задался целью победить и решил сыграть на их

же картах.

Я написал длинное письмо одному своему другу, Герберту Своупу,

видному деятелю демократической партии. В этом письме, рассказав,

как действовала в нашем случае Комиссия по делам предприятий

общественного пользования, я точно охарактеризовал политическое

положение в графстве Клинтон (территории, по которой пролегала

железнодорожная ветка). Я сообщил, что республиканцы и демократы

пользуются в этом графстве равным влиянием, но поскольку все, что

делает ненавистная жителям компания «Делавар и Гудзон», отожде-

ствляется в сознании людей с политикой республиканцев, то победа

общественности могла бы способствовать укреплению позиций демо-

кратов. Я попросил Своупа передать мое письмо соответствующим

представителям демократической партии. Он ответил, что направляет

его губернатору Рузвельту. Однако шли месяцы, а судьба моего

письма оставалась неизвестной; между тем судебные разбирательства

не прекращались.

Была поздняя осень; на улице — слякоть и дождь. Мы — в камере

суда в Платтсбурге: специальный уполномоченный Джордж Р. Лэнн

(демократ), группа адвокатов железной дороги и представитель обще-

ственности (то есть я) с молодым юристом из Нью-Йорка Филиппом

Лоури. Специальный уполномоченный прямо-таки засыпает от скуки.

Какой бы факт я ему ни приводил в доказательство своей правоты,

он с видом чрезвычайно усталого человека говорил:

— Нужно ли привлекать этот материал?

— Да, нужно, — отвечал я.

Анализируя такие факторы, как «тепловая отдача» и «эффектив-

ность тяги» (термины, заимствованные мною в Британской энцикло-

педии), я должен был доказать, что, вопреки утверждениям железно-

дорожной компании, стоимость одной мили пробега старого, времен

гражданской войны, паровоза с прицепленным к нему таким же ста-

рым единственным вагоном, не равна стоимости эксплуатации

имеющихся у компании «Делавар и Гудзон» двух огромных локомо-

тивов марки Милла (о свойствах этих локомотивов я тоже прочитал

в энциклопедии), которые тянут груженый товарный поезд длиной в

одну милю, вывозя его вверх по насыпи от угольных шахт Пенсиль-

вании.

— 472 —

— Хорошо, — говорил, зевая, Джордж Лэнн, — продолжайте.

А потом, когда настало время идти на завтрак, он сделал знак,

чтобы я подошел к нему. Мы вышли из суда вместе.

— Мне только что показали ваше письмо, — сказал Джордж

Лэнн. — Это очень важный документ. Жаль, что я не видел его

раньше.

Помолчав немного, он добавил:

— Через день-два я вынесу решение по этому делу. Думаю, что

вы останетесь довольны.

Распоряжением Комиссии по делам предприятий общественного

пользования, датированным 22 октября 1930 года, компания «Дела-

вар и Гудзон» обязывалась не позднее 3 ноября 1930 года возобновить

пассажирское сообщение на ветке Осэйбл.

Снорри Стурлусон, прославленный историк и поэт средневековой

Исландии, описывая мир таким, каким он его знал или представлял

себе, рисует нам и центр вселенной. Он отмечает, что там «не только

земля во всех отношениях лучше и привлекательней, но и сыновья

мужей одарены всеми качествами: мудростью, физической силой,

красотой и всесторонними знаниями». Затем Стурлусон живописует,

как туда со всеми своими родичами явились боги Эсир; они «создали

для себя в центре вселенной город и назвали его Асгором». Вот

такое место мы и искали с Фрэнсис; найдя его, мы возвели там дом,

мастерскую и все надворные постройки. Получился «город», назван-

ный нами, по примеру богов Эсир, Асгором. И мы нашли там мир

и покой, ничего общего не имеющий с той отвратительной тяжбой,

которая завязалась с железной дорогой.

Несмотря на судебные разбирательства, на подготовку к ним и свя-

занные с ними хлопоты, у меня оставалось немало времени и для ра-

боты; я занимался живописью, литографией и гравюрой на дереве.

Но главное внимание я уделял подготовке книги о поездке в Грен-

ландию: ее надо было написать, пока впечатления были еще свежи.

Фрэнсис преданно мне помогала, расшифровывая мой мелкий почерк

— 473 —

Иллюстрация к роману Г. Мелвилла «Моби Дик». 1930

и печатая текст на машинке. Прошло немного времени, и рукопись

книги «Курс N by E» лежала на столе у моего старого друга Джор-

джа Путнэма, в то время уже работавшего в новой фирме Брюера и

Уоррена. В знак признательности за хорошее отношение ко мне со

стороны «Лэйксайд пресс» я договорился, чтобы моя рукопись печа-

талась в типографии этой фирмы. Могу добавить, что книга, приня-

тая для распространения Литературной Гильдией (в предшествовав-

шем году эта же организация распространила массовое издание ил-

люстрированного мною «Кандида»), сразу приобрела широкую попу-

лярность. Ей предстояло много раз переиздаваться.

Закончив «Моби Дика» и приступив (это было уже в начале

1930 года) к иллюстрированию «Кентерберийских рассказов», я пере-

жил такой творческий подъем, моя работоспособность была столь

велика, что все это представляется мне невероятным даже теперь,

когда я оглядываю результаты своего труда. В 1927 году я иллюстри-

ровал (когда я писал об этом годе, то упустил это из виду) том стихо-

творений Ральфа Пулитцера (изданных под вымышленным именем

Джона Бэрка). Книга была прекрасно отпечатана в типографии «Пин-

сон принтерс» на средства автора. В ней было помещено сорок три

рисунка и двадцать небольших виньеток. Кроме того, с моими

иллюстрациями вышли следующие книги: в 1928 году — «Кан-

— 474 —

дид», в 1929 году — «Мост Сан Луис Рэй», в 1930 году — «Моби

Дик», «Кентерберийские рассказы» и «Курс N by E». В 1931 году

были подготовлены к изданию «Венера и Адонис» (с двадцатью одной

иллюстрацией), «Дитя города» Сельмы Робинсон (с сорока двумя

иллюстрациями), «С днем рождения» (с двадцатью иллюстрациями

на всю страницу) и «Беовульф» (восемь литографий во всю страницу

и инициалы). Следует упомянуть также об альбоме «Книжных знаков

и марок», изданном в 1929 году. Помимо этих, иллюстрированных

мною книг, я обнаружил, к собственному удивлению, выполненные

мною суперобложки, фронтисписы и мелкие иллюстрации еще к во-

семнадцати книгам. К этому надо прибавить, как бы я ни старался

о них забыть, много рекламных рисунков.

Теперь, раз уже в какой-то степени зашла речь о признании моих

грехов, совершенных в тот период, мне лучше быть откровенным и

заявить, что с осени 1927 года и до следующей весны, когда мы

покинули Нью-Йорк, я редактировал ежемесячный журнал «Криэй-

тив Арт». Журнал этот, издававшийся Альбертом и Чарлзом Бони,

был посвящен творчеству современных американских художников,

скульпторов и графиков. То обстоятельство, что, вопреки здравому

смыслу, я считал честность лучшей политикой и удерживал свои

позиции, чтобы остаться незапятнанным как человек и как редак-

тор, не поддаваясь давлению извне, следует приписать не столько мне

самому (ибо моя честность, как я полагаю, сама собой разумеется),

сколько братьям Бони, которые терпимо к этому относились. Они

расплачивались за такую политику. Впоследствии, назначив на мое

место Ли Симонсона, они высказали собственный взгляд на честность.

Но оправдала ли себя эта мера? Где теперь журнал «Криэйтив

Арт»?

Давайте вернемся к началу зимы столь напряженного для меня

1930 года. Однажды меня пригласила к себе миссис Эдна Твиди из

Нью-Йорка, желая заказать мне большое панно для кинотеатра

Дениса, на полуострове Кейп-Код. Радуясь возможности получить этот

заказ, как если бы у меня не было никаких других дел, я поспешил

на свидание. Встреча с будущей патронессой обрадовала меня еще

больше. Это была пожилая, импозантная женщина с необычайно жи-

вым умом и большим чувством юмора. На беседе присутствовала ее

очаровательная дочь, миссис Крэнден, проявлявшая особый интерес

к моей работе. По настоянию миссис Крэнден, как я потом узнал, и

было принято решение заказать панно именно мне. Требовалось

украсить сводчатый элипсообразный потолок кинотеатра, площадь

которого составляла шесть тысяч четыреста квадратных футов. «Это

в два раза больше, — читаю я в рекламном проспекте кинотеатра, —

чем картина Тинторетто «Рай» во Дворце дожей в Венеции, считав-

шаяся до сих пор самой большой в мире». Время у миссис Твиди я

провел замечательно. Ее мартини было превосходно. Выпив четыре

— 475 —

рюмки (а может быть, пять или шесть), я сказал (и был при этом

вполне искренен), что из всех заказов в мире я предпочел бы ее заказ.

Конечно, я возьмусь за эту работу, но она потребует столь долгого

времени, что у заказчицы не хватит терпения ждать, когда она будет

кончена. Не лучше ли будет, если я разработаю эскиз панно, а другие

будут его исполнять? Эскиз я постараюсь сделать настолько простым,

что исполнителю работать будет нетрудно. Помимо того, сказал я

(должно быть, выпитое мною мартини сильно подхлестывало мою

сообразительность), этот исполнитель или помощник должен хорошо

разбираться в театральных декорациях и посему им может быть

только мой друг Джо Милзинер. Таким образом, между нами тремя

было заключено соглашение. Выпей я двадцать рюмок вина, все равно

не смог бы найти более удачного решения вопроса: дело шло как

нельзя лучше с начала и до конца, вплоть до той самой минуты,

когда взорам изумленной публики предстало готовое панно.

Но я упустил из виду одну мелочь: после убийства Сакко и Ван-

цетти я поклялся никогда не иметь ничего общего со штатом Масса-

чусетс, то есть не делать для него никакой работы. Таким образом,

мой обет явно противоречил обещанию, данному миссис Твиди: по-

ложение было весьма затруднительное. Единственное, что можно

было сделать, это изыскать обходный маневр. Так появился следую-

щий пункт в нашем договоре: «Управляющий кинотеатром (а фак-

тически — миссис Твиди) обязуется заплатить Джо Милзинеру за

эскиз панно пять тысяч долларов. Кроме того, он обязуется выпла-

тить пятьсот долларов за исполнение всей работы, предусмотренной

договором». Положенные пятьсот долларов я получил своевременно

и тут же отправил соответственный чек в адрес способного молодого

художника Эллена Голдсборо, который помогал мне в работе.

Общий эскиз и рисунки человеческих фигур были выполнены мной

в Осэйбл Форкс с помощью Эллена Голдсборо, завершил панно и

установил его в кинотеатре «Кейп-синема» уже Джо. За эту работу

было заплачено ему отдельно, сверх полученных им пяти тысяч

долларов.

Так окончилась история панно на полуострове Кейп-Код.

ТЕХ ПОР КАК ВЕСНОЙ 1926 ГОДА Я ВПЕРВЫЕ

увидел Фрэнсис, время бежало так быстро, я жил так счастливо,

люди, с которыми мы познакомились, были так к нам добры (разу-

меется, я не имею в виду представителей железной дороги), а фор-

туна так нам благоприятствовала, что читатель может удивиться,

почему я, рассказав о том, как мы поселились в своем маленьком ко-

ролевстве Асгор, не заканчиваю эту книгу. Большинство из нас, как

я полагаю, любят рассказы со счастливым концом. Счастливый ко-

нец — это то, к чему мы стремимся всеми своими помыслами, пока

мы живы. Я отношусь к желаниям других с неменьшим уважением,

чем к своим, и думаю, что с помощью читателя, мне еще неизвест-

ного, и с помощью нескольких миллионов американцев, которых

ждут еще многие месяцы опасных испытаний, мне удастся довести

свой рассказ до счастливого конца, оправдывающего надежды самых

больших оптимистов. Однако время для этого пока не настало. Впе-

реди у нас — еще целая четверть века. Это — довольно длительное

плавание по изменчивому морю времени. Еще многому суждено слу-

читься — хорошему и плохому.

Хорошо было (или это мне тогда лишь казалось), что богатые люди,

навещавшие нас, говорили о том, как они восхищаются нашими го-

рами и что они готовы сидеть и смотреть на них хоть всю жизнь.

Хорошо было и то, что, веря их словам, мы помогали им подыскивать

живописные места с видом на горы, где они могли бы построить себе

дома. Хорошо, что я стал их архитектором («Какой это очарова-

тельный дом!» — говорили они).

Но было просто глупо с моей стороны (благородный жест!) не брать

с них за это денег.

Хорошо, ох как хорошо получить в наследство (и я действительно

получил) небольшое состояние в пятьдесят тысяч долларов, но плохо,

что наследство означает смерть человека, как бы далек от нас этот

человек ни был при своей жизни. Хорошо, что богатый сосед велико-

душно предлагает вам отдать ему эти деньги, обещая превратить их

в действительно крупное состояние; но абсолютно глупо (мы в этом

— 477 —

VIII ИГДЛОРСУИТ

потом убедились) поддаться на уговоры и принять это предло-

жение.

Не было (да и быть не могло) никакого сомнения в том (и это не

хорошо и не плохо), что никто из тех, кто приезжал пожить в этом

большом доме, смотревшем на горы, не мог долго вынести пустын-

но-величественного пейзажа. Появились следы запустения: лужайки

превращались в засоренные луговины, а когда-то обработанная зем-

ля — в залежь. Не стряхивайте своих жемчужин, о горы! Что за че-

пуха! Горы не стряхивают жемчужин. Не вздымайте свои вершины!

(уже лучше!) Не вздымайте свои вершины, о горы; скройте, небеса,

свои глубины во мраке дыма и копоти, закройте звезды и луну; не

подавай вида, о господи, что ты замечаешь маленьких людей, кото-

рые, увидев Твою необъятность, теряют присутствие духа и убегают.

Общеизвестно, что те, кто побывал на Дальнем Севере, очаровы-

ваются им. Я и сам, совершив в 1929 году кратковременную поездку

в Гренландию, мечтал вернуться туда и провести там зиму. Мне хо-

телось лично испытать то «самое скверное», чем отличается Дальний

Север, хотелось увидеть его обитателей и, если возможно, пожить в

одинаковых с ними условиях. Даугор Йенсен, директор или админи-

стратор Гренландии, к которому я был преисполнен чувства глубокого

уважения и привязанности, заверил меня, что будет рад моему воз-

вращению и позволит прожить в Гренландии столько, сколько я за-

хочу. Имея такое разрешение, подтвержденное, по официальному

ходатайству государственного департамента США, датскими вла-

стями, мы с Фрэнсис отправились в конце весны 1931 года пароходом

в Гамбург, а оттуда — в Копенгаген. Наше грустное настроение, вы-

званное расставанием с домом, несколько рассеялось при мысли о

том, что в Дании и в Хюндестеде мы будем находиться среди друзей.

Поэтому мы были весьма разочарованы, когда Кнуд, оказавший нам

самый теплый прием, решил передать нас на попечение одной семьи,

проживавшей в Копенгагене. Хотя наши новые знакомые и были

хорошими людьми, они тем не менее не являлись теми друзьями,

к которым мы ехали в гости. Однако наше пребывание в Дании

должно было быть кратковременным. Мы и не заметили, как пришло

время моего отъезда в Гренландию.

Плыть мне предстояло снова на пароходе «Диско» и снова с капи-

таном Хансеном. Провожая меня, Фрэнсис взошла на палубу.

— А почему бы вам не остаться на борту и не плыть с нами

до Хельсингера? — предложил ей капитан. — Вы сможете вернуться

в Копенгаген поездом.

— Разумеется, я с удовольствием останусь! — сказала Фрэнсис,

которая, как известно, привыкла принимать решения почти так же

быстро, как и я.

— 478 —

Итак, мы отчалили и поплыли по узкому проливу между Данией

и Швецией, выходя из Эресунна в просторный Каттегат. Два часа

спустя, проходя мимо замка Гамлета, мы остановились, чтобы дать

возможность лоцману и Фрэнсис сойти с парохода.

— А почему бы вам не побыть с нами, пока мы не доплывем до

Фарерских островов? — спросил Даугор Йенсен, отправлявшийся

вместе с нами в Гренландию.

— Ура! — воскликнула Фрэнсис. — С большим удовольствием!

Хотя у нее не было с собой никаких вещей, даже лишнего носового

платка или зубной щетки, не говоря уже о теплой одежде, она не

хотела из-за подобных пустяков отказаться от увлекательного путе-

шествия.

Не помню, сколько часов, дней и ночей потребовалось нашему па-

роходу, чтобы покрыть расстояние в девятьсот миль. Знаю лишь, что

время пролетело чересчур быстро; слишком скоро мы достигли

Торсхавна, слишком скоро надо было вновь трогаться в путь. Про-

щай, моя дорогая!

Игдлорсуит, расположенный на острове Убекенте (то есть Неизвест-

ном), находится у западного побережья Гренландии, на 71°15' север-

ной широты, примерно в двухстах пятидесяти милях к северу от

Полярного круга. Я поселился там по совету Петера Фрейхена. Бла-

годаря содействию Даугора Йенсена и гренландской администрации

я вскоре по прибытии туда получил материалы для постройки дома

(проект дома был составлен для меня сыном Йенсена), а также мо-

торную лодку. При дружеской помощи местных жителей и трогатель-

ных заботах доброй женщины Саламины, мне, новичку, скоро удалось

устроиться в Игдлорсуите, как дома.

Мой прежний опыт жизни на Аляске и на Огненной Земле приучил

меня к роли новичка. Я безропотно выполнял эту роль, считая ее

скромной и вполне достойной; вместе с тем она очень удобна для

изучения образа жизни местных жителей и завоевания их симпатий.

Веди себя так, как все, и пусть окружающая обстановка сама помо-

жет тебе приспособиться к новым условиям. «Если ты в Риме, — писал

св. Амвросий, — живи по-римски; если ты в другом месте, — живи

так, как живут другие». В этом изречении есть здравый смысл. Раз

образ жизни римлян считается наиболее подходящим для условий

страны, значит, его внешние формы наиболее соответствуют вкусам

народа. Если над тобой посмеются (независимо от того, догадываешься

ты об этом или нет), то пусть лучше смеются как над простаком, чем

как над ослом.

У меня хватило здравого смысла на то, чтобы не пойти в нью-

йоркский магазин Аберромби и Фитча или в подобную торговую фир-

му в Копенгагене и не одеться там, как обычно одеты «исследователи

— 479 —

Гренландии». Я был сейчас в своем обычном платье, какое носил

в Адирондакских горах, в обычных ботинках, без всяких грозных

украшений, вроде охотничьего ружья. Я выглядел просто и при-

лично. Следуя обычаю датчан, направлявшихся в Гренландию, я вез

с собой немало разных вещей: консервы, стройматериалы для дере-

вянного дома, кухонную утварь, посуду и другие хозяйственные при-

надлежности. И в этом была моя ошибка. Ведь все эти вещи служили

рекламой иностранной культуры, а такой рекламы мне следовало

всячески избегать. Что же касается построенного с помощью моих

материалов дома, то практически он оказался гораздо хуже деревян-

ных и обложенных дерном домов гренландцев. Это был единственный

в поселке дом, где пар, образующийся при приготовлении пищи, осе-

дал в виде льда на полу и стенах, во всех местах, которые непосред-

ственно не обогревались печкой.

В то же время работа по постройке дома, начиная с укладки

бетонных плиток, образующих фундамент и подвал, и кончая тонкой

столярной работой по внутренней отделке, дала мне возможность не

только завоевать авторитет среди соседей, но, благодаря гренландской

газете «Авангнамиок», опубликовавшей обо мне статью, приобрести

известность во всей округе. Статья была написана игдлорсуитским

корреспондентом; с чувством большого удовлетворения я сейчас про-

цитирую из нее выдержку:

«Он крепко пожал мне руку, но я не мог понять его слов, потому

что он говорил на другом языке. Я увидел бетонный фундамент под

его домом; мне говорили, что он построил дом своими руками, поль-

зуясь лишь незначительной помощью посторонних. Поскольку он

весьма способный плотник (курсив мой. — Р. К.), то дом у него вышел

очень красивый. Размер дома 6 Х 3

метра. Будучи иностранцем, он

поселился среди нас и быстро стал нашим хорошим другом, потому

что проявил к нам большую доброту».

Об этом годе, проведенном в Гренландии, я написал впоследствии

книгу. В знак уважения и привязанности к замечательной женщи-

не — кифак (так в Гренландии называют экономку), работавшей в

моем холостяцком доме и проявлявшей обо мне самую нежную

заботу, я озаглавил эту книгу «Саламина». Датчане мне очень реко-

мендовали взять ее, однако при этом они не были уверены, что она

примет мое предложение. В то время она служила в главном район-

ном поселке под названием Уманак, расположенном милях в пяти-

десяти от Игдлорсуита. Это была женщина лет тридцати, привлека-

тельной наружности и крепкого сложения, темноволосая, но с до-

вольно светлым цветом лица, похожая скорее на смуглую европейку.

Держала она себя с большим достоинством. С помощью датчанина,

выступавшего в роли переводчика, я изложил ей суть дела.

— А вы знаете, что у меня трое детей? — спросила она. — Я не

могу их бросить.

— 480 —