Кент Рокуэлл. Это я, Господи!

Подождите немного. Документ загружается.

в течение всей зимы, такой глубокий, что если у тебя нет снегоступов,

то лучше никуда не сходи с дороги или протоптанной тропинки. В те

времена зимы были настоящие, с установившейся морозной погодой,

с нетающим снегом. Мы любили эти зимы, радовались им.

На покрытых снегом дорогах и полях не нужно было думать о

подковах лошади; верховая езда была удовольствием. И в солнечную,

и в пасмурную погоду, и в снегопад я, подобно почтальонам дотрумэ-

новской эпохи, исполнял возложенную на меня мной самим обязан-

ность: устраивать моцион Китти. Часто во время этих прогулок я

заезжал к Тэйерам, но всего на несколько минут, а затем отправлялся

обратно домой. Вспоминаю случай, который произошел во время од-

ной из этих поездок. Я считаю, что он имеет некоторое касательство

к столь спорному вопросу об умственных способностях животных.

Вдоль дороги шел небольшой водосток: вода поступала туда из

ключа и не замерзала даже в конце января. Я всегда поил там свою

лошадь. И вот однажды, когда погода в течение нескольких дней

стояла особенно холодная, мы обнаружили, что вода замерзла. Китти

ткнулась в лед мордой, а затем, отступив немного назад, одним ко-

пытом уперлась в край водостока, а вторым начала бить по льду —

совсем так, как человек стал бы разбивать лед молотком. Время от

времени она опускала ко льду морду, чтобы проверить, удалось ли ей

пробить его. К сожалению, лед оказался слишком крепким.

Джеральд немного освоил неведомый тогда в Новой Англии спо-

соб передвижения — ходьбу на лыжах. Я тоже научился ходить на

лыжах и, хотя так никогда и не овладел этим спортом до конца, все

же проявил достаточно отваги, чтобы вместе с Джеральдом взяться

сначала за изготовление необыкновенной лыжной сбруи для Китти и

постромок для нас самих, а затем пуститься в путешествие, затянув-

шееся на целый день и принесшее нам немало приключений.

Когда Джеральд приезжал ко мне на Монхеган, он проникся уча-

стием к судьбе одной молодой женщины, матери двух детей, которая

была в последнем градусе чахотки, и сделал попытку спасти ее от

смерти: это было характерно для Джеральда. С его помощью эта

женщина приехала с острова и поселилась неподалеку от небольшой

деревушки Уэстморленд в Нью-Хэмпшире. Смастерив лыжную сбрую

Китти, мы решили проведать эту женщину и в первый же погожий

день отправились в путь; кстати сказать, туда и обратно нам нужно

было покрыть расстояние в сорок миль с лишним.

Свернув с шоссе на узкую дорогу, ведущую к Тэйерам (нам, есте-

ственно, хотелось похвастаться перед ними своим изобретением), мы,

чтобы пропустить встречные сани, съехали на заросшую ольхой обо-

чину. Но Китти вдруг сильно дернула и опрокинула нас на снег.

Наши лыжи запутались в кустах, а постромки, которыми мы были

пристегнуты к упряжи, лопнули, и нам пришлось догонять лошадь

пешком. Но мы быстро починили постромки и вскоре возобновили

— 181 —

путешествие. Китти пошла галопом, а мы следовали за ней, одной

лыжей скользя по санному следу, второй — по гладкому, укатанно-

му насту. Все радовало нас — и погода, и наш способ передвижения,

и собственное самочувствие.

До Кина все шло хорошо; от Кина до Уэстморленда тоже. Все обо-

шлось гладко, но только благодаря божьей милости, и в самом Кине.

Кин — это город, и камни его мощеных улиц снег закрывал лишь

наполовину; движение там было оживленным. Как и полагается в

городе, улицы были полны народу, всюду шум, грохот, на каждом

шагу вы натыкались на какое-нибудь интересное зрелище, железно-

дорожные рельсы, маневрирующие составы. А как же Китти? Как

она реагировала на все это? Ведь она была всего-навсего лошадью.

А я? Пристегнутый ремнями к нервной, возбужденной Китти, я не

смел оторвать рук от вожжей и даже подумать о чем-нибудь другом.

Ведь я был всего-навсего человеком. Тем не менее все обошлось бла-

гополучно, мы добрались до Уэстморленда и вернулись обратно до-

мой, но я лег спать с такой страшной головной болью, какой раньше

никогда не знал.

ТЕПЕРЬ, ДАВ ВАМ НЕКОТОРОЕ ПРЕДСТАВ-

ление о том, как мы проводили зимние месяцы в тот год в Нью-Хэмп-

шире, я могу перейти к рассказу о событии, которое произошло во

второй половине января, — с точки зрения счастья и несчастья, на-

стоящего и будущего двух молодых людей оно превосходило по зна-

чимости все, что потом выпало на их долю в жизни. В Дублин при-

ехала племянница Тэйера — юная Кэтлин Уайтинг.

В высокой, застенчивой, прекрасной Кэтлин, которой не исполни-

лось еще и семнадцати лет, в ее спокойной манере держаться уже

чувствовались, насколько это позволяла молодость, задатки велича-

вого достоинства, ставшего ее украшением в более зрелом возрасте.

Деликатная и уравновешенная, она обладала приятным голосом и про¬

являла глубину своей эмоциональной натуры лишь тогда, когда, пре-

одолев застенчивость и врожденную скромность, пела и играла для

нас. Кэтлин приехала погостить к Тэйерам на пару недель, и было

вполне естественно, что, познакомившись с ней, двое молодых холо-

стяков с фермы Брэша проводили все вечера в ее обществе, и я все

больше подпадал под ее обаяние. Зная себя — а прожив столь дол-

гую жизнь, я могу считать, что знаю себя, — я должен сказать, что

события развивались вполне естественно: обаяние Кэтлин не могло

оставить меня равнодушным и с каждым днем все больше привле-

кало меня к ней. Как бы для того, чтобы помочь ей проявить хозяй-

ственные таланты, столь существенные для тех серьезных намерений,

которые вскоре у меня зародились, я по воле судьбы разорвал свои

брюки. И Кэтлин, пожалев меня, починила их. Тут, весьма своевре-

менно, я нашел цветную картинку из календаря: маленькая девочка

зашивает большую прореху на штанишках маленького мальчика, и

презентовал эту картинку Кэтлин, начертав на ней четверостишие,

сочиненное Джеральдом:

На брюки мне ты ставила заплату,

Не пожалев своих лилейных рук.

И будет нежностью душа моя объята,

Когда заплата лишь останется от брюк.

— 183 —

IX КЭТЛИН

Девушка у воды

Когда настало время отъезда Кэтлин — от Тэйеров она ехала к

родным в Кембридж — и я, именно я, повез ее на железнодорожную

станцию, расположенную довольно далеко от фермы, это показалось

вполне естественным и мне, и самой Кэтлин, и всему семейству Тэй-

еров. Никогда не забуду эту, нет, эти две (в первый день мы опоздали

на поезд) поездки на санях в прозрачно-ясные, холодные дни начала

февраля, звон колокольчиков, бегущую, резво выбрасывая ноги,

Китти, глаза Кэтлин, чьи румяные щеки лишь чуть-чуть выгляды-

вали из меха, в который она укуталась. «До свидания, милая Кэт-

лин. Пишите мне». — «А вы?» — «Я буду вам писать». И мы действи-

тельно стали писать друг другу.

Перед ее отъездом мы условились, что я и Джеральд приедем пого-

стить к ней в Беркшир в марте, когда она вернется к родителям. А с

Джеральдом мы договорились, что после возвращения Кэтлин домой,

как только один из нас скажет: «Поехали», второй бросит все свои

дела, соберет вещи, и мы тронемся в путь. И вот однажды холодным

ранним утром, когда только что начал заниматься серый день, обе-

щавший стать чудесным и ясным, Джеральд, разбуженный мной от

крепкого сна (я недавно получил секретную информацию о возвра-

щении Кэтлин), услышал эти сакраментальные слова. Наспех позав-

— 184 —

тракав, мы втроем — двое мужчин и одна лошадь — тронулись в

путь, наметив в первый день проехать больше пятидесяти миль и

добраться до Олд-Дирфилда.

Для двух мужчин и одной лошади «посменный» способ передви-

жения оказался наиболее удобным из всех освященных веками спо-

собов. Делалось это так: «А» садился на лошадь и скакал вперед как

безумный; проехав, скажем, десять миль, он оставлял лошадь в

условленном месте и продолжал путь пешком. Тем временем «Б»

пешком, с максимально возможной скоростью следовал за «А»; до-

бравшись до условленного места, он забирал лошадь и продолжал

путь верхом, обгонял, спустя несколько миль, «А», оставлял лошадь

в следующем условленном месте и вновь превращался в пешехода.

Путешествие шло гладко, но, как это часто бывает, небо, с утра

безоблачное, вскоре заволокло тучами, и во второй половине дня по-

шел легкий снежок. Даже если бы нас подгоняла угроза метели, мы

вряд ли смогли бы передвигаться быстрее, чем в тот день, — каждому

из нас, привыкшему к длительным пешим прогулкам, хотелось пере-

гнать другого по числу миль, пройденных пешком. Несмотря на тя-

желые резиновые сапоги, мы все время передвигались бегом и лишь

изредка шли шагом для того, чтобы перевести дыхание. И каждый

раз, когда бегущий видел перегоняющего его всадника, он ускорял

темп так, как будто приближался к финишу. Если взять общую сред-

нюю скорость нас троих, то она наверняка составляла семь-восемь

миль в час, и мы прибыли к нашим друзьям Фуллерам в Олд-Дир-

филд задолго до темноты.

Всю ночь и часть следующего дня шел снег. Я воспользовался этим

обстоятельством в качестве предлога, чтобы оправдать в глазах Дже-

ральда свое желание задержаться у Фуллеров и пойти на танцы —

развлечение, которое либо чем-то не отвечало культурным традициям

Тэйеров, либо не признавалось ими. А на следующий, снова ясный,

день мы опять двинулись в путь, надеясь при помощи своего «по-

сменного» способа добраться уже до самого Беркшира.

Наш путь лежал от Олд-Дирфилда до Гринфилда, оттуда до Хусака

у восточного подножия горы Флорида, затем через гору, вниз, к Норт-

Адамсу и далее к ферме Уайтингов «Крестальбан», расположенной

поблизости от небольшого городка Беркшир. По нашим подсчетам,

этот путь составлял что-то около пятидесяти пяти миль. Принимая во

внимание скорость, с которой мы прошли пятьдесят миль в первый

день, мы полагали, что, встав рано, нетрудно будет покрыть до вечера

оставшееся расстояние. Нетрудно, если бы все шло хорошо. К сожале-

нию, дело обернулось иначе. Не прошли мы и десятка миль, как

Китти, поскользнувшись на покрытом льдом участке дороги, захро-

мала. И хотя я не считал ее хромоту достаточно серьезной, чтобы по-

мешать нам продолжить путь, все же ехать на ней, тем более быстро,

уже было нельзя. Поэтому мы вели ее в поводу, то идя шагом, то

— 185 —

пускаясь бегом. Скорость передвижения уменьшилась, и к вечеру

мы только подошли к горе, а подниматься на ее крутой склон начали

лишь тогда, когда солнце уже садилось.

В те доавтомобильные времена по обширным редкозаселенным гор-

ным районам мало кто путешествовал. В отличие от тропы могауков

или теперешних автомобильных дорог, построенных с небольшим и

постепенным подъемом, старая грунтовая дорога поднималась от

подножия к вершине горы почти напрямик. Это была почти отвесная

тропа, от крутизны которой захватывало дух. И когда Китти ступила

на нее, ею овладело — с лошадьми это бывает — одно стремление: до-

браться до вершины, и притом как можно быстрее. Она бежала столь

быстро, что мы с трудом поспевали за ней. Я уже говорил, что от кру-

тизны этой дороги захватывало дух, причем в буквальном смысле

слова, и причиной этого была скорость, с которой двигалась наша

лошадь. А наше собственное упрямство и азарт соревнования застав-

ляли бежать за ней, не отставая, задыхаясь и напрягая все силы, но

не признаваясь, чего нам это стоило. И уже в темноте, измученные

до предела и насквозь мокрые от пота, мы добрались до вершины.

Внезапно над обширным, почти безлесным плоскогорьем задул ледя-

ной северо-западный ветер, пронизавший нас до костей. Ухватившись

для опоры за седло лошади, наклонив головы, спотыкаясь, мы дви-

гались против ветра. Так мы шли до тех пор, пока дорога, вначале

чуть видневшаяся в темноте среди сугробов, совершенно не слилась

с занесенной снегом голубовато-серой равниной. Если бы на западе

все еще не пылал закат, а над головой не зажглась Большая Мед-

ведица, мы наверняка заблудились бы. Не знаю, как чувствовал себя

Джеральд — о таких вещах ведь не говорят, — но Рокуэлл Кент уже

выбился из сил. Вперед меня тащила только лошадь. Если бы это

было мыслимо, с каким бы удовольствием я остановился и лег прямо

на снег.

Но тут появился огонек — слабый и далекий. Не думая о дороге, о

сугробах, ямах и колдобинах, сразу же позабыв об усталости, мы

устремились к нему. Наконец мы увидели лампу в окне и различили

очертания дома. И вот гораздо быстрее, чем, казалось бы, позволяли

наши силы, мы подошли к двери дома и принялись в нее стучать.

Дверь открыла женщина. С первого же взгляда поняв, в чем дело,

она быстро вынесла старое одеяло для лошади и показала на стояв-

ший невдалеке полуразрушенный сарай, куда я и отвел Китти. А за-

тем пригласила нас в дом. Как чудесно, как тепло было в доме! Как

приветливо нас встретили! Я упал на стул у открытого очага кухон-

ной печи, стянул сапоги и носки и — о, глупец! — устроил свои за-

мерзшие ноги так, чтобы их отогревал горячий воздух, идущий от

печи. И пока женщина, с которой мы еще не перекинулись и парой

слов, занялась приготовлением горячей пищи для нас, мы стали рас-

сказывать ей о себе, откуда мы и куда направляемся.

— 186 —

Размер и вид дома, его обстановка, одежда женщины и ее много-

численных детей, набившихся в кухню, полное доверие и добросер-

дечие, с которым женщина отнеслась к нам, все это говорило о том,

что обитатели дома — бедняки. Я не помню, что она рассказывала

нам о профессии своего мужа; возможно, он был сельскохозяйствен-

ным рабочим. Думаю, что они принадлежали к числу самых бедных

жителей. И тем не менее, или же, может быть, именно поэтому, жен-

щина, увидев, когда наступило время двинуться дальше, что наши

носки еще не просохли, принесла нам чистые, ручной вязки носки и

заставила надеть их. У нас с собой не оказалось денег, и мы не могли

ей заплатить. Думаю, что, предложи мы ей деньги, она вряд ли взяла

бы их.

(Спустя месяц, когда даже на суровые склоны горы Флорида при-

шла весна, Джеральд возвращался в родные края. Он разыскал дом,

где нас приютили, возвратил его доброй хозяйке одолженные нам но-

ски и передал ей в подарок от меня небольшую коробку с просьбой

«открыть, когда она будет одна». В коробочке лежала десятидолла-

ровая золотая монета, которую я носил в качестве брелока на цепочке

часов и о существовании которой почему-то совершенно забыл в ту

ночь, когда она нам так пригодилась бы.)

Надев сапоги, я почувствовал слабую боль в ногах, становившуюся

с каждой пройденной милей все сильнее. Но вот наконец гора оста-

лась позади, и мы вошли в долину и вступили в город Нью-Адамс,

с гребня горы казавшийся ярким созвездием в лежавшей внизу чаше

темного неба. Тут идти мне стало совсем трудно. Мы отвели Китти

на ночь в платную конюшню, а сами отправились в Беркшир на

трамвае. «Не дадите ли взаймы пятьдесят центов?» — спросил я у смот-

рителя конюшни, считая, что у нас нет денег на оплату проезда.

Он оценивающе посмотрел на Китти и согласился дать нужную

сумму.

В Беркшир мы приехали довольно поздно, а до нашего обетован-

ного рая — дома Уайтингов — добрались совсем ночью, так как к

этому времени каждый шаг причинял мне нестерпимую боль. С по-

мощью Джеральда я все же доплелся туда. Целую неделю после

этого мне пришлось провести в постели.

Увы, в постели, но ведь ухаживала за мной Кэтлин!

X ПОМОЛВКА

Всюду, где останавливает взгляд божественное око,

Мудрый найдет пристанище и спокойную гавань:

Не забывай этого при любых невзгодах.

ОЖЕСТВЕННОЕ ОКО БЕЗУСЛОВНО ОСТА-

НОВИЛО свой взгляд на тихой беркширской ферме «Крестальбан» и

обласкало дочь ее хозяев, Кэтлин. Я, путник с обмороженными

ногами, одинокий измученный странник, — вспоминая об этом, можно

позволить себе немного иронии, — чувствовал себя на вершине бла-

женства и вскоре начал верить, что нахожусь в преддверии того рая,

в котором я и Кэтлин проведем всю свою жизнь в полном и абсолют-

ном соответствии с велением наших сердец. Если бы только я, неопыт-

ный юноша, и Кэтлин, молодая доверчивая девушка, знали, сколь ма-

ло можно полагаться на суждения и обещания, подсказываемые полной

невинностью, если бы Кэтлин или я — а я сказал бы правду — могли

предчувствовать, к каким эксцессам приведет меня первый настоя-

щий глоток чудесного вина жизни, сколько горя можно было бы из-

бежать! Но сколько счастья было бы при этом потеряно? Об этом

тоже нельзя забывать!

Эти недели в «Крестальбане», недели ухаживания и горячего, стра-

стного ожидания были несказанно счастливым временем для нас

обоих. Из-за молодости Кэтлин наша свадьба по настоянию ее роди-

телей была назначена на канун следующего Нового года — через де-

вять месяцев! Разлука предстояла нелегкая, но у меня хватило здра-

вого смысла понять, что брак налагает кое-какие обязательства и что

я должен устроить свою жизнь так, чтобы у меня в будущем была

работа и хотя бы немного денег в банке. Привычный для меня образ

жизни человека, имеющего собственный дом на Монхегане и зараба-

тывающего на существование собственным трудом, не создавал ника-

ких трудностей; на такую жизнь Кэтлин согласилась безоговорочно

и даже с охотой.

Дело облегчалось и тем, что я мог с гарантией получить работу в

Нью-Йорке, да почти и в любом другом месте. Ведь я был квалифици-

рованным архитектурным чертежником с кое-каким практическим

опытом работы. Живопись стояла особняком, и хотя со времени по-

следнего успеха в Академии я не продал ни одной картины, я все же

— 188 —

довольно самоуверенно считал, что посвятил свою жизнь искусству,

совершенно не думая о том, обеспечит ли оно мне средства к сущест-

вованию.

Теплота и гостеприимство, с которыми меня принимали в семье

Кэтлин, не иссякали, но все же, правда, лишь в конце апреля, я на-

конец заставил себя уехать. Будущему главе семейства нужно было

работать. И вот после поспешной поездки в Дублин, где я запаковал

и отослал свои картины, я вернулся в Беркшир, оседлал лошадь и,

полный надежд, скрашивавших даже печаль расставания, снова от-

правился в путь.

В этот раз я рассчитывал передвигаться частично верхом и частич-

но на древнем пароходике, плававшем от Гудзона до Нью-Йорка.

Расстояние до Гудзона составляло менее пятидесяти миль, пароход

отходил в шесть часов пятнадцать минут вечера. Поэтому я мог по-

кормить лошадь в Чатаме, дать ей отдохнуть и прибыть к отплытию

парохода вовремя. После того как, несмотря на протесты команды

судна, я торжественно, как это и подобало мне и Китти, выехал на

ней на палубу, устроил ее на ночь и задал корму, я снова отправился

на берег, намереваясь закусить. Тут я обнаружил, что после оплаты

нашего проезда и стоимости корма для Китти, включая ее завтрак, я

остался почти без денег. Койка в общей мужской каюте (я не мог

разрешить себе отдельную каюту) обошлась мне всего в четверть дол-

лара; но билет Китти стоил дорого (пришлось заплатить пять с поло-

виной долларов), и у меня в кармане оказалось всего пятнадцать

центов. Надеясь на пресловутый бесплатный ленч, подаваемый в пив-

ных, я отправился в так называемое кафе для мужчин и заказал себе

пива (в те золотые дни оно стоило всего пять центов). «Ленч» ока-

зался весьма эфемерным — он состоял из нескольких непропеченных

подсоленных галет. На оставшиеся десять центов я купил плитку

шоколада — маленькую, но вкусную.

То, что я мог тут же написать Кэтлин обо всех этих неприятных

подробностях моего финансового краха, достаточно красноречиво го-

ворит о тех чертах моего характера, за которые меня не следовало

любить.

Моя матушка с восторгом встретила известие о моем счастье, как

и недолгое время спустя самую причину этого счастья. Наш приезд

домой был радостным. Кэтлин он принес любовь и преданность еще

одной матери; всю свою долгую жизнь моя мать оставалась ее вер-

ным другом. И как бы для того, чтобы закрепить данное ею благосло-

вение, я после отъезда Кэтлин отправился на Монхеган строить дом

для матери.

Участок, выбранный матушкой для дома, выходил на скалистый

берег у юго-западной оконечности острова; с него открывался пре-

красный вид на скалистые рифы, буруны и бескрайний горизонт

океана. Мне хотелось соорудить дом поближе к морю, где кончалась

— 189 —

Зимний пейзаж. Рекламный рисунок для фирмы Р. О. N.

заросшая травой поляна и начинались голые, омываемые волнами

скалы. Я выбрал место настолько близко к разбивающимся о скалы

штормовым волнам, насколько это было возможно; слишком близко,

как потом сказали мне коренные жители острова, чтобы считать дом

в полной безопасности. И, могу добавить, так близко, что, вспоминая

предупреждения старожилов, я во время осенних и зимних штор-

мов лишался покоя. В тот и последующие годы я часто просыпал-

ся от кошмаров — мне снилось, будто дом разрушен, а я сам пыта-

юсь удержаться на поверхности бурного покрытого обломками мо-

ря. А дом, все такой же крепкий, стоит и по сей день, спустя почти

полстолетия.

И снова я строил дом вместе со старыми монхеганскими друзьями:

с каменщиком Янгом, с которым строил дома Дженнеев, и с Джорд-

жем Грином — моим партнером по работам на острове. Джордж

остался жить на Монхегане и там же умер, — к сожалению, слиш-

ком рано.

Вначале, пока я не нанял других рабочих, мы работали вдвоем с

Янгом. Я замешивал для него раствор, помогал ему выбирать камни,

— 190 —