Кармин А.С., Бернацкий Г.Г. Философия

Подождите немного. Документ загружается.

Часть III. ВЕТВИ ФИЛОСОФСКОГО ЗНАНИЯ

120

жественности миров; Наполеон бросается под пушечный огонь...

А.С.Пушкин вполне сознательно идет под пулю Дантеса...Разве можно

все эти, отчасти странные, но впечатляющие порывы человеческого со-

знания назвать биологически целесообразными формами выживания?»

Рассмотренные функции не являются специфичными для со-

знания. Но сознание выполняет их на особом, качественно ином

уровне, чем тот, на котором они реализуются «автоматически», с

помощью бессознательно протекающих физиологических и психи-

ческих процессов. Сознание решает задачи, выходящие далеко за

рамки биологической целесообразности и не сводящиеся к тому,

чтобы обеспечить выживание организма. Оно само устанавлива-

ет, что и ради чего оно должно делать. Оно способно находить

решения там, где неизвестно, каким способом к ним можно прид-

ти и по каким критериям определять их правильность и эффектив-

ность. Сознание создает свой собственный мир — мир культуры, в

котором каждая личность живет жизнью, не сводимой к биологи-

ческому существованию.

К размышлению. В зависимости от того, какая из функций является

ведущей, можно различать разные типы сознания и, соответственно,

типы личности — назовем их так: мыслители, лирики, энтузиасты, ге-

рои. Попробуйте найти среди ваших знакомых представителей каждо-

го типа и описать особенности их духовного мира и поведения.

уА HJntjttM,

JL/IГ h:

к pa

Ч11 At.

6.2.9. Развитие философских представлений о разуме

Сознание и разум неразделимы, одно без другого немыслимо.

Сознательные существа — эго те, кто обладает разумом, а разум-

ные ~ те, у кого есть сознание. Зоопсихологи, говорящие об ин-

теллекте, уме, мышлении животных, остерегаются признавать у них

наличие разума. Словом «разум» пользуются для обозначения ин-

теллектуальной способности, свойственной исключительно чело-

веку. Это слово входит в наименование человека как биологического

вида: Homo Sapiens - человек разумный.

В истории философии по-разному толковалась роль разума в

жизни людей.

Античные философы считали, что человек может жить по-чело-

вечески, только если он во всем руководствуется своим разумом.

Тот, кто не следует «голосу разума», обречен на недостойную че-

ловека жизнь. Старинная пословица гласила: «Кого боги хотят на-

казать, того они лишают разума». В самом деле, ведь человек без

разума - уже не человек.

Представитель древнеримской философской школы стоицизма Марк

Аврелий (121 — 180) писал, что богатство и слава, общественное поло-

жение и должность, даже здоровье и талант — все это может у челове-

ка быть, а может и не быть. Но человек, поскольку он человек, не может

существовать без разума — так же как шар, поскольку он шар, не мо-

жет лишиться круглоты

Психология / Под ред. А.А.Крылова. СПб, 1998. С. 99.

Марк Аврелий. Наедине с собой. М., 1914. С.118.

Гпава 6. Философская антропология

Крушение Римской империи нанесло удар античному преклоне-

нию перед человеческим разумом. Оказалось, что воспетый гре-

ческими и римскими мыслителями и поэтами разум не столь уж

могуществен: он, создавший величественный мир античной куль-

туры, не способен спасти римскую цивилизацию от невежествен-

ных варваров. Разочарование в разуме, болезненный скептицизм

и пессимизм, тяга к мистике охватили римское общество. Эти на-

строения нашли выражение в раннем христианстве, а затем ска-

зались и на развитых впоследствии христианскими богословами и

философами взглядах.

В средневековой христианской философии сложилось двой-

ственное отношение к человеческому разуму.

Согласно одному из «отцов церкви» Августину Блаженному (354-

430), разум, с одной стороны, есть свойство, которое дано людям

Богом и делает их подобными ему; но с другой стороны, разум сам

по себе не может указать им путь к истине, добродетели и счас-

тью. После грехопадения Адама и Евы, вкусивших с «древа позна-

ния добра и зла» и изгнанных за это из рая, люди, получив свободу

жить своим умом, не смогли пойти по пути добра и начали свою

историю с убийства Каином Авеля.

В религиозных представлениях разум обычно рассматривался

как важная часть души. Ибо без него душа была бы невежествен-

ной, легко впадала бы в заблуждения и не могла бы противостоять

греховным соблазнам, так как зло часто обманывает нас, выступая

под видом добра.

«Если бы не было тебе дано тело, ты был бы божеством, если бы не

был вложен в тебя ум, ты был бы скотом»

Но в то же время многие богословы указывали, что разум чело-

веческий слишком слаб, чтобы понять замыслы Божьи, а потому

ненадежен. Уповая на свой разум и надеясь постичь с его помо-

щью дела Божьи, человек легко может впасть в грех гордыни, под-

вергнуть сомнению священные истины и лишиться веры. Излишний

ум только вредит. Безыскусная, не знающая никаких сомнений вера

выше ума. «Святая простота» лучше и нужнее «бесполезного муд-

рствования», к которому склоняет человека слишком пытливый и

любознательный ум.

По мнению раннехристианского богослова Тертуллиана (ок.160-ок.220),

«те, кто не умудрен и прост, больше годны для обращения, чем те, кто

побывал в школах и библиотеках». Поэтому Христос проповедовал свое

учение не среди людей образованных, а среди простых рыбаков. «Мы

не нуждаемся в любознательности после Христа», - утверждал Тертул-

лиан. Он считал, что развиваемая образованием изощренность ума

только мешает «чистой вере», которая позволяет наивной, не искушен-

ной в премудростях душе увидеть свет Божественной истины без вся-

121

С- у Г . •} *-и'/V К oAl.i*

HH&tZ

• • CI С k

Р ttjty.ny

ких умственных усилий

Недоверие человеческому разуму высказывал и виднейший авторитет

Эразм Роттердамский. Филос. произв. М., 1986. С. 111.

См. Майоров Г.Г. Формирование средневековой философии. М., 1979. С.112, 114.

122

Часть III. ВЕТВИ ФИЛОСОФСКОГО ЗНАНИЯ

tTir^itfUiWl^ г/о-

(гр^. М г* •

И/т i* -

'Л

"111 p

' 'карт

богословия Фома Аквинский, живший в XIV в. Он писал, что для пра-

вильного использования своего разума человек нуждается в помощи

Бога; без нее разум может быть опасной и даже вредной для человека

способностью.

Понятно, что с такой точки зрения ум не относится к высшим

достоинствам души. Более того, когда говорят: «душа и ум», то при

этом нередко подразумевается возможность не только отделять

ум от души, но и рассматривать его в противостоянии к ней. Хоро-

шо, если ум живет в ладу с душой. Тогда он выступает как «поло-

жительный разум», преследующий благие цели. Согласно

Тертуллианутакому разуму нет необходимости выходить за преде-

лы простого здравого смысла. Но ум способен и не подчиняться

велениям души - и тогда он превращается в «злой ум», ведущий

человека к ереси и греху.

Особенное негодование у Тертуллиана вызывали философы, пытавши-

еся найти разумные основания для религиозных истин. Он утверждал,

что эти истины абсурдны, но сама их абсурдность свидетельствует, что

они не могут быть порождением человеческого ума и, следовательно,

имеют Божественное происхождение. Тертуллиану приписывается афо-

ризм: «Верую, ибо абсурдно» («Credo quia absurdum est»); в его сочи-

нениях этого изречения, правда, не найдено, но даже если он так и не

говорил, оно вполне соответствовало его кредо. Впоследствии при-

знание абсурдности религиозных истин стало восприниматься как одно

из убедительных доказательств существования Бога.

Эпоха Возрождения вместе с интересом к античной культуре

пробудила и античный культ разума. С нее начался подъем фило-

софской мысли, который в Век Просвещения (XVIII в.) привел к

тому, что «властители дум» в европейских странах связали надеж-

ды на общественный прогресс и лучшее будущее человечества с

развитием разума, образования, культуры.

В классической европейской философии проблема разума ста-

вилась, главным образом, в контексте идейной борьбы между ра-

ционализмом и эмпиризмом (см. §4.3.4). Эмпирики не меньше,

чем рационалисты, были убеждены в том, что разум есть главное

качество человека, что и познавательная, и вся вообще человечес-

кая деятельность должна строиться на разумных началах. Однако

дискуссии о соотношении чувственного опыта и рационального

мышления в познании привели к потребности понять саму сущ-

ность разума.

Обсуждение этого вопроса начал Декарт. Он писал, что сущ-

ность разума состоит не только в «способности мыслить», но еще

и во «внутреннем начале» мышления, т.е. во врожденных идеях,

развитие которых и позволяет путем последовательных логичес-

ких рассуждений получать истинное знание (§4.3.4). Врожденных

идей у человека много: это идеи Бога и субстанции, математичес-

кие аксиомы, законы логики, принципы нравственности и др.

Учение Декарта о врожденных идеях было подвергнуто критике

английским философом-эмпириком Локком. Никаких врожденных

Глава 6. философская антропология

идей не существует, доказывал Локк. В человеческом уме до того,

как чувства доставят ему какие-то данные опыта, ничего нет. Ра-

зум без чувственных данных есть «tabula rasa» — «чистая доска».

Знания постепенно заполняют эту «доску» лишь благодаря поступ-

лению в разум чувственных данных. Таким образом, сущность ра-

зума Локк сводил лишь к способности мыслить, которую он

определял как способность выводить неизвестные истины из из-

вестных, даваемых разуму опытом.

В полемику с Локком вступил Лейбниц. Его позиция была тако-

ва. Врожденных идей нет, но разум все же не есть tabula rasa. В

нем есть неосознанная предрасположенность к принятию опреде-

ленных априорных (не выведенных из опыта) идей и принципов.

Они «потенциально», «в скрытом виде» заложены в самой природе

разума, и люди пользуются ими, не отдавая себе в этом отчета.

Поэтому разум больше похож не на чистую доску, а на «глыбу мра-

мора с прожилками»: в нем потенциально содержится знание,

составляющее основу «самых сложных и глубоких наук» — подобно

тому, как фигура, намеченная прожилками, заключена в мраморе

до того, как ее заметят при обработке. Если Локк утверждал: «нет

ничего в разуме, чего раньше не было бы в чувствах», то Лейбниц

к этому добавил: «кроме самого разума». К важнейшим «инстинк-

тивным истинам» разума, составляющим его «внутреннее», апри-

орное содержание, он относил принципы логики, законы умозак-

лючений.

123

Новый поворот в понимании сущности разума сделал Кант. Ис-

пользуя проводившееся в схоластической философии различение

двух «способностей разумной души» — разума и рассудка, Кант

называет ту форму умственной деятельности, с помощью которой

человек составляет суждения о явлениях действительности (см.

§4.3.4), рассудком. Рассудочное мышление неспособно выйти за

рамки опыта. Рассудок человека ограничен, поскольку всегда ос-

тается ограниченным человеческий опыт. Однако мысль человека

вечно стремится выйти за пределы опыта. Такое стремление со-

ставляет функцию чистого разума - другой формы мыслительной

деятельности, более высокой, чем рассудок. Ограниченность лю-

бого человеческого опыта означает его фрагментарность, неза-

вершенность, возможность его продолжить, расширить. Разум

ставит своей задачей охватить всякий возможный опыт, достичь

его абсолютной полноты и целостности, подвести его «под выс-

шее единство мышления», найти его безусловные, абсолютно все-

общие основания и принципы. Решая эту задачу, он создает идеи,

доводящие «в мысли» до целостного единства данные, единство

которых никогда может быть найдено в опыте.

Согласно Канту, имеются три идеи чистого разума: 1) психологичес-

кая - идея души как единства всех душевных явлений; 2) космологи-

ческая - идея мира как целого, включающего в себя все явления

природы; 3) теологическая — идея Бога как безусловного основания

К. I

Часть III. ВЕТВИ ФИЛОСОФСКОГО ЗНАНИЯ

124

}

и. 1 or. i>Cf.~*t t,4 XIX

- XX 60. :.••..

rtiJ>,*it?Cnи• и pa-

C'ffrptiAi t? UWH-

/H7Ht ryVI. J f-Jl-W

,нл

всего сущего и мыслимого. Кант называет эти идеи трансценденталь-

ными (выходящими за пределы всякого возможного опыта), т.к. им не

соответствуют никакие предметы, данные в опыте. Или, иначе говоря,

душа, мир, Бог как таковые — это, по Канту, недоступные познанию

вещи в себе (ноумены).

Таким образом, чистый разум, как и рассудок, содержит в себе

представления, не взятые из опыта, но эти представления сами по

себе не дают никакого конкретного знания о действительности.

Кроме теоретического чистого разума, по Канту, есть еще прак-

тический разум, который также «сам из себя» рождает нравствен-

ную идею - абстрактный идеал должного поведения людей (от

которого в реальной жизни они то и дело отступают).

Итак, у Канта разум в широком смысле включает две формы

мышления — рассудок и чистый разум (теоретический и практи-

ческий), В этих формах мышления содержатся не выводимые из

опыта (априорные и трансцендентальные) понятия, которые явля-

ются, однако, не знаниями, а лишь условиями познания.

В послекантовской философии вопрос о сущности человечес-

кого разума стал связываться с проблемой рациональности (см.

§§5.2.1—5.2.2). Подобно тому, как это было в эпоху падения Рима,

неспособность капиталистического общества на основе разума

справиться со своими язвами - нищетой, безработицей, классо-

выми и национальными противоречиями, войнами и т.д. — подо-

рвала веру в человеческий разум и усилила влияние иррационали-

стических, мистических установок на развитие культуры. Вместе с

тем в дискуссиях рационализма с иррационализмом пересмотру

стало подвергаться и представление о сущности разума. Если клас-

сический идеал рациональности отождествлял разумность с ло-

гичностью, с сознательно проводимыми по правилам логики умо-

заключениями, то уже Гегель в XIX в. почувствовал узость этого

взгляда:

«То, что мы называем рациональным, принадлежит на самом деле к

области рассудка, а то, что мы называем иррациональным, есть ско-

рее начало и след разумности» .

«Новая рациональность» наполнила понятие разума более ши-

роким содержанием: к сфере разума стали относить и выходящие

за рамки логики факторы, воздействие которых способствует эф-

фективному мышлению. В качестве орудий разума, средств и спо-

собов его деятельности рассматриваются интуитивные догадки,

ассоциации наглядных образов, игра фантазии, вспомогательные

эвристические соображения, не имеющие логического обоснова-

ния «пробные» броски мысли в разных направлениях - словом,

все, о чем говорят, например, при описании процессов творче-

ства. Разум в этом понимании предполагает как сознательно, так

и бессознательно осуществляемые мыслительные процедуры. Де-

ятельностью разума можно считать любой процесс обработки ин-

Гегель Г. Энциклопедия философских наук. Т. 1. M., 1975. С. 415.

Глава 6. философская антропология

125

формации в сознании или подсознании, ведущий к успешному ре-

шению задачи, если только он допускает разумное объяснение. В

современной философской литературе обычно трактуемый таким

образом разум противопоставляют рассудку как чисто формально-

логическому способу рассуждений.

Современные подходы к истолкованию разума, однако, оставляют

вопрос о его сущности открытым. Что вообще является разумным?

Чем отличается разумное от неразумного? Если критерием разумно-

сти не является соблюдение правил логики, то в чем же тогда состо-

ит этот критерий? Ясного ответа на подобные вопросы нет.

И, можно полагать, его никогда не будет.

Трудность состоит в том, что человеческий разум должен быть

понят разумно, т.е. с помощью самого же человеческого разума.

Тут возникает парадокс самоприменимости (подробнее о таких

парадоксах см. §8.2.6): человеческий разум должен сам опреде-

лить себя. И притом в соответствии с данным определением ре-

шить, насколько разумным получилось это определение. В этой

ситуации понимание сущности разума всегда будет зависеть от

требований, которые разум предъявляет к самому себе. Эти тре-

бования, однако, исторически изменяются. Ибо они на самом деле

обуславливаются культурной традицией - существующей в культу-

ре практикой обращения к понятию «разум», или, иначе говоря,

тем, как он «работает», какую на деле «службу» он несет. Таким

образом, сущность человеческого разума не есть нечто неизмен-

ное. что можно «открыть» и установить раз навсегда. Она не «от-

крывается»._а создается. С развитием культуры ее понимание

меняется. Сущность разума никогда не перестанет быть загадкой,

получающей на каждом этапе истории культуры лишь «частичную»

и «временную» разгадку.

Но парадокс самоприменимости, во всяком случае, выявляет

одно сущностное свойство разума - его свободу. Свобода не оз-

начает отсутствия всяких ограничений. Речь идет не об абсолют-

ной, неограниченной свободе (такой вообще не может быть), а о

свободе относительной: ее границы разум устанавливает сам для

себя - в соответствии с функциями, которые он выполняет в куль-

туре определенной исторической эпохи. Дадим здесь слово Канту,

который еще два века назад отчетливо сформулировал суть дела:

Свобода разума означает «подчинение разума лишь тем законам, ко-

торые он дает себе сам... Если разум не хочет подчиняться законам,

которые он дает сам себе, то он будет вынужден подчиняться законам,

которые ему дают другие, так как без закона ничто, даже самая боль-

шая глупость, не может долго творить свое дело... Если он только ра-

зорвет когда-либо свои оковы, то... выродится в злоупотребление и

дерзкую уверенность в независимости своей способности от каких-

либо границ...» Следствием этого, говорит далее Кант, будет недове-

рие к разуму, утрата веры в результаты его деятельности. «А неверие в

разум - это жалкое состояние духа человеческого» .

р, 13V-

Кант И. Что значит ориентироваться в мышлении? / Кантовский сборник. Вып. 7.

Калининград, 1982. С. 118-119.

126

Часть III. ВЕТВИ ФИЛОСОФСКОГО ЗНАНИЯ

(Znocoom* ли

U т&орчсет&уЬ

6. 2.10. Проблема искусственного интеллекта

Развитие электронно-вычислительной техники привело к созда-

нию быстродействующих компьютеров, способных не только за-

мещать умственный труд человека в самых различных областях, но

и выполнять такую интеллектуальную работу, которая человеку не

под силу (из-за ее огромного объема и по ряду других причин). В

этой связи возникли вопросы, вызывающие непрекращающуюся

дискуссию: что представляет собою искусственный интеллект, при-

сущий компьютеру? Может ли искусственный интеллект быть усо-

вершенствован до такой степени, что появятся компьютеры,

обладающие разумом и сознаниемт, подобно человеку?

В ходе дискуссий делалось немало попыток установить грани-

цу, отделяющую возможности самого совершенного компьютера

от возможностей человека. Эту границу обычно связывали с указа-

нием на какую-то особенность психической деятельности челове-

ка, которую в принципе невозможно реализовать в компьютере.

Однако стремление заранее поставить некие пределы возможнос-

тям компьютера сомнительно — хотя бы потому, что этим, в сущно-

сти. постулируются пределы возможностей развития научной мысли

и технической изобретательностичеловечества

Часто говорят, например, о том, что компьютеры, в отличие от челове-

ка, не способны к творчеству, так как они работают по вложенным в

них программам, а процессы творчества не могут быть запрограмми-

рованы. Однако, во-первых, воспитание, обучение, жизненные условия

в известном смысле «программируют» деятельность каждого человека,

и процесс творчества не является поэтому абсолютно произвольным

(см.§6.3.6); во-вторых, существуют программы, позволяющие машине

сочинять музыку, писать стихи, находить неожиданные и красивые

шахматные комбинации, делая это хотя и не на уровне великих гениев

человечества, но и не хуже иных музыкантов, поэтов, шахматистов,

считающих себя творцами; в-третьих, современные компьютеры спо-

собны к самосовершенствованию и могут на основе заложенных в них

программ вырабатывать новые, более совершенные; еще в большей

мере это смогут делать компьютеры будущих поколений.

Конечно, далеко не все психические процессы, особенно в сфере

творческой деятельности, возможно ныне промоделировать на ком-

пьютере. Но те процессы, закономерности ..которых установлены и

описаны с достаточной полнотой и строгостью, МОГУТ быть в прин-

ципе запрограммированы и осуществлены в компьютере. И чем

больше мы узнаём о своем интеллекте, тем больше появляется

возможностей моделирования его функций и возложения их на ис-

кусственный интеллект.

Разумеется, искусственный интеллект не может быть абсолют-

но точной копией человеческого: он является лишь моделью пос-

леднего, а модель никогда полностью не совпадает с оригиналом

(иначе она не была бы моделью). «Машина», которая функциони-

ровала бы точно также, как человеческий мозг, должна ничем не

ЩС

Ц!

П1

мь

во'

УД! !

Щк

кр

пр

1431

Дв(

фи

кот

зу/

Глава 6. Философская антропология

отличаться от него, т.е. быть таким же мозгом, а не машиной. Сле-

довательно, «машинный разум» не может не отличаться от челове-

ческого. Но вопрос о том, возможны ли «машинный разум» и

«машинное сознание», есть, по сути дела, вопрос о возможности

существования иных форм разума и сознания, не совпадающих с

человеческими, но подобных им.

Машины не являются живыми организмами. У них нет потреб-

ностей в непрерывном сохранении функционирующего состояния,

их можно выключить в любой момент и затем включить снова. Функ-

ционирование — необходимое условие жизни организма, но оно

не является необходимым для существования машины. Сознание

же свойственно человеку как живому существу; прекращение жиз-

ни означает потерю сознания. Возможно, создать обладающие

сознанием компьютеры нельзя потому, что сознание — достояние

лишь живых существ. Таким образом, граница, отделяющая ис-

кусственный интеллект от_человеческого разума, определяется не

тем, что компьютеру принципиально недоступно решение какого-

либо типа мыслительных задач, решаемых человеком, а тем, что

компьютер не является живым организмом.

К размышлению. Может быть, не исключено, что если в будущем люди

научатся создавать биороботы — искусственные живые существа, то у

таких «живых машин» смогут существовать особые «нечеловеческие»

формы разума и сознания.

127

- mi>y\)

• • .•••,-.<•, где

41 >

§ 6. 3. Человек - существо деятельное

6. 3. 1. Деятельность человека в зеркале культуры

Дела человеческие - постоянный предмет философских раз-

мышлений. Как надо жить и что надо делать, чтобы жить счастли-

во? Какое поведение следует считать правильным? От чего зависит

удача в делах? Как найти лучший способ действий, обеспечиваю-

щий успех? Ответ на подобные вопросы, конечно, зависит от кон-

кретных обстоятельств. Но существуют ли какие-то общие

принципы, на которые можно опираться в их решении?

Дошедшие до нас древние мифы свидетельствуют, что люди

издавна пытались связать свои действия с волей богов. Эта тен-

денция прослеживается и в философских учениях, где имена ми-

фических божеств часто служат символами судьбы, рока, закона,

которыми определяется ход человеческой деятельности и ее ре-

зультаты.

В Древнем Китае было распространено учение о «дао» - «правильном

пути», которому должен следовать каждый человек в своих поступках.

Древнеиндийские мудрецы утверждали, что никто не может уклонить-

ся от «должного действия», потому что оно предопределено «дхар-

мой» (законом богов) и «кармой» (индивидуальной судьбой), которые

все равно заставят сделать должное. У древних греков считалось, что

не только люди, но даже боги не в силах избежать того, что предначер-

" JV/7. i

Часть III. ВЕТВИ ФИЛОСОФСКОГО ЗНАНИЯ

128

тала им Ананке (судьба, необходимость, неизбежность).

Вмешательством богов объяснялись достижения и несчастья людей,

их удачи и неудачи. Считалось, что боги (в греческих мифах - Проме-

тей) научили людей различным полезным видам деятельности — обра-

щению с огнем, изготовлению металлических орудий и другим

искусствам и ремеслам. Они же сурово карали смертных за попытки

делать что-либо противоречащее божественным замыслам.

Но людям не дано знать, что написано в «книге судеб», помыс-

лы богов им неведомы. И коль это так, то у них два выхода: либо не

тратить силы ни на какие действия и пассивно ожидать, чтобы само

собой свершилось то, чему суждено быть («чему быть, того не ми-

новать»); либо действовать так, как считают нужным (в надежде,

что боги будут к ним благосклонны или что ценой чрезвычайного

напряжения сил удастся склонить судьбу на свою сторону и до-

биться желаемого).

В древней культуре Китая и Индии сложилась традиция отда-

вать предпочтение первому варианту, а в античной культуре - вто-

рому.

В древнекитайской книге «Даодэцзин», излагающей философское уче-

ние даосизма, говорится: «Отрешенность, спокойствие, недеяние -

такова сущность дао». Принцип недеяния даосы объявляют высшим

принципом человеческого поведения: «Человек с высшим дэ («дэ» -

проявление дао) бездеятелен и осуществляет недеяние»

. Сходные

идеи высказываются в древнеиндийской философии. В «Бхагавадги-

те», одном из древнейших произведений индийской литературы, уста-

ми бога Кришны утверждается: «Дело значительно ниже, чем йога

мудрости». Для буддизма и других религиозно-философских учений

характерна проповедь смирения, воздержания, ухода от мирской суе-

ты, погружения в себя.

Античная культура, наоборот, поощряет стремление к активному дей-

ствию, борьбе, риску. Ей свойствен дух агона (борьбы, состязания,

испытания). В ней воспеваются герои, пытающиеся действовать по-

своему, не считаясь с волей высших сил. У Гомера в «Илиаде» Диомед

в ответ Агамемнону, убедившемуся, что Зевс покровительствует тро-

янцам, заявляет, что все равно будет продолжать войну с ними, пока

не возьмет Трою. Персонажи греческих трагедий вступают в борьбу с

богами, даже зная, что их судьба будет тем ужасней, чем больше упор-

ства они проявят. В трагедии Софокла Эдип, узнав, что ему предсказа-

но стать убийцей отца и жениться на матери, вступает в борьбу с судьбой

и уходит из дома, чтобы предотвратить ее предначертания - но имен-

но этот уход и приводит к осуществлению предсказанного. И как не

стремится он совершать добрые дела, именно эти стремления обора-

чиваются страшными бедами для него, его близких и граждан его го-

рода.

К размышлению. Не отсюда ли - из возникшего в давние времена

разного отношения к человеческой деятельности - происходят сохра-

няющиеся до наших дней особенности восточной и западной культу-

ры? А если это так, то почему в древности на Востоке (в Китае, Индии)

и на Западе (в Греции) человеческая деятельность стала оцениваться

по-разному?

i !

i I

J ;

! I

л?

ти

56~

Древнекитайская философия. Собрание текстов в двух тт. Т. 1. М., 1973. С. 227, 126.

КИХ}

Mod

го/1

ме#

уст|

оби;

Глава 6. Философская антропология

руче-

рие -

Ьшим

рэ-

1дные

адги-

уста-

йога

1ЙИИЙ

суе-

дей-

эния,

по-

омед

тро-

пока

)бу с

пор-

саза-

,ьбой-

мен-

1к не

юра-

э то-

чена

>хра-

1ьту-

дии)

иься

,126.

Среди всех видов человеческой деятельности у древних греков

особым почтением пользовалась деятельность интеллектуальная

и притом бескорыстная, которой занимаются для удовольствия, а

не ради оплаты. В культуре Риме отношение к человеческим де-

лам становится более утилитарным: ценится то, что приносит прак-

тическую пользу, доходы. В эпоху падения Римской империи, ког-

да рушился общественный порядок и всюду воцарялась неразбе-

риха, внушавшая неуверенность и страх перед завтрашним днем,

получили популярность два противоположных взгляда на деятель-

ность людей. Философия скептицизма утверждала тщетность чело-

веческих усилий и возводила в ранг мудрости пассивно-наблюда-

тельное отношение к жизни, философия стоицизма настаивала

на том, что каждый должен прилагать все силы, чтобы выполнять

обязанности, выпавшие на его долю по велению судьбы, ставя

превыше всего принципы долга и добродетели.

Христианская религия создала предпосылки для более глубо-

кого проникновения в мир человеческой души, чем это было в ан-

тичной культуре. В христианской культуре деяния личности стали

оцениваться не только по их результатам, но и по лежащим в их

основе «движениям души» — побуждениям, стремлениям, желани-

ям. Важно, чтобы поступки человека были «богоугодными», совер-

шаемыми по доброй воле и «во славу Господа», а насколько велики

дела, которые выполняет человек, — это вопрос второстепенный.

Религиозная традиция не придает существенного значения прак-

тической эффективности богоугодных дел.

129

. muaH<zka>r

ky.MMyypta

Согласно христианскому учению малые дела столь же значимы перед

судом Божьим, как и большие, когда это дела добрые и человек вкла-

дывает в них душу. «Блаженны нищие духом», если они, не будучи спо-

собными сотворить нечто великое, в меру своих скромных сил творят

добро. Они больше заслуживают Божьей милости, чем «великие мира

сего», чванящиеся своей широкой благотворительной деятельностью.

Копейка, поданная нищему бедняком, имеет для Бога более высокую

ценность, чем золотая монета, брошенная богачом.

В христианстве и исламе так же, как в буддизме, созерцательный об-

раз жизни рассматривается как более подходящий путь к святости,

чем активная деятельность. Отшельник, отказавшийся от участия в «мир-

ской суете», истязающий себя веригами и занятый лишь молитвами,

или столпник, проводящий многие дни в стоянии на столбе, — это люди,

выключенные из активной деятельности, направленной на благо обще-

ству. Однако их «недеяние» богоугодно и оценивается с религиозной

точки зрения как подвижничество, возвышающее личность больше, чем

повседневный общественно-полезный труд.

В наше время человеческая деятельность достигает космичес-

ких масштабов. Но каких-нибудь сто-двести лет назад мысль о столь

могущественных возможностях человека мало кому приходила в

голову. Считалось, что только боги способны вносить какие-то из-

менения в устройство мира. Люди же не в силах переделать

установленный на Земле Богом порядок как в природе, так и в

обществе, и даже мечтать об этом греховно. Ибо тот, кто хочет

Ч.