234
он должен продумать платоновские мысли, воспроизвести их в контексте
собственногознанияиужепоследатьимоценку,восхищатьсяиликритиковать,
одобрять или осуж дать. Но при этом, он должен принять во внимание, что
благодарявнутреннейполисемиииметафоричностиязыкатекстПлатона,каки
любой другой текст, приобретает автономное пространство смысла, которое
больше не связано с авторской интенцией. Как заметил один из авторитетных
мыслителей, специализирующийся вобласти герменевтики, Поль Рикер:«текст
нынеговоритсейчаснамногобольше,чемхотелсказатьавтор»(См.:RicoeurP.
HermeneuticsandtheHumanSciences. Cambridge,1981).
Р. Коллингвуд отдает себе отчет, что понимание акт рациональный, но
формы проявления «человеческого духа» включают и иррациональное, не
участвующеевисторическойжизни,новсегдасопровождающеееё.Понимание–
этопервыйшагкобеспечениюобъяснения.Другимисловами,междуосвоением
историииеео бъяснениемопределенноеместопринадлежитпониманию.
С позиции концепции понимания, историк мыслит не фактами и не
периодами. Поскольку «историческое» не объять и не загнать в схему, то он
можетмыслитьтолькопро блемами.
Определивп роблему,набросавэскизнаучногопоиска,историквоспроизводит
прошлоевсобственномпознанииираскрываетегосмысл.Изэт огосле дует,что
историческоепознаниеодновременносубъективноиобъективно.
Субъективнымоноявляетсяпотому,чтоотначала идоконцаэтонашакт
мышления. Чужая мысль включается в нашу и мыслится нами. Объективным
историческоепознаниеявляетсяпотому,чтосохраняетстатусобъектапознания,
несмотрянавоссозданиеипереосмыслениечужоймысли.
Поскольку речь идет о мыслях, а не о чувствах, то в них всегда есть нечто
общееи это рациональное общее доступно пониманию . Но д оступность носит
характервсеголишьво зможности.Этоозначает,чтодалеконевсякийисторики
не всегда сможет воспроизвес ти «общее». И дело не в его подготовке, особом
видении и так далее. Чтобы исторический объект мог воскреснуть в уме
историка, чтобы лучшие чужие мысли стали нашими, необходимо особое
расположение симпатия, наличие сходного опыта. При этом не следует
забывать о том, что историк при любом раскладе всегда является человеком