Каган М.С. Человеческая деятельность (Опыт системного анализа)

Подождите немного. Документ загружается.

ях с окружающей общественной средой, пе-

реживание как бы «осведомляет» его об этих

взаимоотношениях и в соответствии с этим

ориентирует его поведение.

Вот почему эмоции располагаются двумя

рядами, как положительные и отрицатель-

ные

— они сигнализируют индивиду, нужно

ему стремиться к данному предмету или уст-

ремляться от него. Отсюда прямая связь

психологического механизма воли с меха-

низмом эмоций: первый является как бы не-

посредственным продолжением второго, спо-

собом связи избирательно-ориентационной

деятельности психики и практического по-

ведения индивида. По-видимому, влечение и

страх суть первичные аффективные реак-

ции, которые в процессе биологической эво-

люции, в социальном развитии человека и в

онтогенезе постепенно обрастают все более

дифференцированными и многообразными

эмоциями, позволяющими индивиду адапти-

роваться к все усложняющемуся опыту его

практической жизни. Чем выше ступень

биологического развития вида, тем богаче

эмоциональная жизнь. Скачок, который от-

делил социальную историю от биологиче-

ской, естественно, привел к формированию

нового, более высокого класса эмоций —

нравственных, политических, религиозных,

эстетических,—

связанных с общественным

опытом человека и служащих психологиче-

ским обеспечением его ценностно-ориента-

ционной деятельности.

В нашей литературе часто ссылаются на

суждение В. И. Ленина, что «без «человече-

159

ских эмоций» никогда не бывало, нет и быть

не может человеческого искания истины»

(4,

25, 112). Однако при этом упускается из

виду, что эмоции сопровождают процесс по-

знания, но не являются его опорной базой,

тогда как для ценностного сознания они иг-

рают именно роль опорной базы. Мышление

же выступает здесь как способ вторичной

обработки данных, которые дает пережива-

ние.

Потому-то столь различно отношение

науки и идеологии к обыденному сознанию

и его социально-психологическим механиз-

мам. Если наука абстрагируется от данных

обыденного сознания, то идеология их обра-

батывает, на них опирается, их укрепляет

или, напротив, пытается изменить, но нахо-

дится с ними в прямом контакте и взаимо-

действии, так как ценностные ориентации

вырабатываются в стихийном опыте масс

и личностей именно

психологическими

ме-

ханизмами сознания.

Преобразовательная деятельность, в

свою очередь, испытывает необходимость

в специальном и максимально эффективном

психологическом самообеспечении. Знания,

добываемые мышлением, а с другой сторо-

ны,

ценностные установки, вырабатываемые

переживанием и мобилизующие волю к дей-

ствию, опосредствуют труд и все иные фор-

мы преобразовательной практики, но их

явно недостаточно для того, чтобы она осуще-

ствлялась как истинно человеческая, целе-

направленная и саморегулируемая деятель-

ность. Вспомним рассуждение К. Маркса об

отличии архитектора от строящей соты пче-

160

лы и ткача от плетущего паутину паука:

взамен инстинктивной биологической про-

граммы деятельности животных деятель-

ность человека направляется способностью

психики создавать идеальные модели совер-

шаемого, которые и подлежат реализации в

практическом действии. Необходимость со-

здания таких моделей и привела к форми-

рованию в психике человека особого могу-

щественного механизма — воображения, спо-

собного преобразовывать реальность идеаль-

но,

создавая самые различные типы

модельных конструкций — не понятий, за-

печатлевающих общие свойства объектов, и

не эмоций, фиксирующих ценностные свой-

ства этих объектов, а именно моделей, т. е.

прообразов реальных вещей со свойствен-

ным им единством общего, особенного и еди-

ничного.

Воображение — психический механизм,

близкий предвидению и представлению, по-

скольку все они выходят за пределы непо-

средственного восприятия, но создают обра-

зы конкретных предметов, т. е. содержат

чувственность в снятом виде (этим они от-

личаются от других интеллектуальных ме-

ханизмов, рациональных и эмоциональных).

Может даже показаться, что предвидение,

представление и воображение — это один и

тот же психический механизм. Между тем

существующие между ними принципиаль-

ные различия состоят в том, что представ-

ление создает образ предмета, непосредст-

венно не ощущаемого, но полагаемого су-

ществующим и лишь находящимся по тем

6 М. С. Каган 161

или иным причинам вне досягаемости орга-

нов чувств в данный момент. При соответст-

вующем изменении позиции в пространстве

человек может воспринять предмет, кото-

рый пока только представляет себе (скажем,

подводный мир или лунный ландшафт).

Предвидение, напротив, создает образ несу-

ществующего, но полагаемого существую-

щим в более или менее отдаленном будущем.

Особенность же воображения состоит в том

(как верно подметил еще Ш.-П. Сартр), что

оно создает образы несуществующего, кото-

рые оно полагает именно не существующим

реально, а воображаемым, находящимся

только в сознании личности. При этом вооб-

ражение, как чисто интеллектуальный ме-

ханизм, отвлекается не только от бытия,

предмета в пространстве (чем и отличается

от представления, для которого предмет су-

ществует «там»), но и от его бытия во вре-

мени (чем отличается от предвидения, для

которого предмет будет существовать «по-

том»).

Для воображения же предмет есть

именно и только собственный его конструкт,

не существующий реально ни «там», ни «по-

том».

Поэтому для воображения в принци-

пе безразлично, обладает ли этот конструкт

сходством с реальностью, т. е. признается

ли он возможным, правдоподобным, или же

он лишен такого сходства и признается не-

возможным, фантастичным. Фантазия и

есть та форма действия воображения, в ко-

торой оно выходит за границы правдоподоб-

ного и возможного, но никакой резкой гра-

ницы между нею и другой разновидностью

162

воображения, сохраняющей правдоподобие

своих созданий, нет и быть не может. Для

работы воображения не имеет значения,

строит ли оно, скажем, правдоподобный об-

раз динозавра, совершенно неправдоподоб-

ный образ семиглавого змия или полуправ-

доподобный образ кентавра *.

Подобно трем другим видам деятельно-

сти,

и общение должно* по-видимому, иметь

свою собственную психическую базу. Психо-

логический импульс, обеспечивающий стрем-

ление человека общаться с себе подобны-

ми — именно общаться, а не использовать

их в роли объектов своей деятельности,— не

может не быть качественно своеобразным,

отличным от мышления, от переживания, от

воображения. Наука давно уже «подбирает-

ся» к выявлению этого психического меха-

низма. У Л. Фейербаха, а затем у Л. Тол-

стого он был обозначен как чувство

«любви». И в наше время Т. Шибутани, ут-

верждая, что «основной аналитической еди-

ницей для изучения межличностных от-

ношений является

чувство»

(132, 271),

пользуется для определения основных его

проявлений термином «любовь» (ее модифи-

кации выходят, разумеется, далеко за пре-

делы половой любви) (там же, 279—290,

455).

С другой стороны, М. Шелер называл

* В связи с этим очевидна несостоятельность

попыток А. В. Врушлинского «ликвидировать» во-

ображение как самостоятельную деятельность пси-

хики (см. Л. В, Врушлинский. Психология мышле-

ния и кибернетика, гл. III. М., 1970).

6* 163

это чувство «симпатией» и придавал ему ог-

ромное значение в социальной жизни, хотя

интерпретировал его идеалистически. В аме-

риканской социальной психологии вошло в

обиход понятие «межличностное притяже-

ние»,

охватывающее симпатию и любовь и

основанное на соответствующей психологи-

ческой «установке». Польский исследователь

К. Обуховский предпочел всем этим и неко-

торым другим терминам понятие «потреб-

ность в эмоциональном контакте» (92, 126,

157—180), подвергнув этот механизм чело-

веческой психики специальному изучению.

Советские психологи признают наличие

подобного психологического явления, но,

как правило, не выделяют его в качестве са-

мостоятельного механизма, а относят его к

эмоциональной сфере, определяя как об-

ласть «нравственных чувств» (см., напри-

мер,

60, 115—117). Между тем Д. Ошанин

утверждает, что, «взятая сама по себе, сим-

патия не является моральным феноменом, но

моральная жизнь использует симпатию и фор-

мирует ее согласно своим целям» (154, 151),

а К. Обуховский справедливо, на наш взгляд,

отмечает, что «потребность эмоционального

контакта» нельзя растворять в мире эмоций,

столь специфично это психологическое яв-

ление. Так ставил вопрос и В. Н. Мясищев

(88,

214). С. Л. Рубинштейн, рассматривая

в своей предсмертной монографии «Человек

и мир» проблему отношения человека к че-

ловеку, выделил любовь как особого рода

психическую энергию, которая отличается

от всех других эмоций и психологических

164

механизмов. Она «оказывается новой мо-

дальностью в существовании человека, по-

скольку она выступает как утверждение че-

ловека в человеческом существовании...

Иными словами, любовь есть утверждение

существования другого и выявление его

сущности. В настоящей любви другой чело-

век существует для меня не как «маска»,

т. е. носитель определенной функции, кото-

рый может быть использован соответствую-

щим образом как средство по своему назна-

чению, а как человек в полноте своего

бытия. Такова «сущность» любви, такова лю-

бовь в своем чистом виде» (103, 373). «Ра-

доваться самому существованию другого че-

ловека — вот выражение любви в ее исход-

ном и самом чистом виде», а на этой основе

вырастает другое чувство — «радость от бо-

лее или менее интимного общения» с другим

человеком.

Будучи, таким образом, психическим

стимулом общения людей как субъектов,

любовь «выступает как первейшая острей-

шая потребность человека» (там же, 374).

Эта потребность является, так сказать, им-

манентно-социальной, так как «в любви, как

в фокусе, проявляется факт невозмояшости

существования человека как изолированно-

го «я», т. е. вне отношения к другим лю-

дям... Любовь мужчины и женщины, матери

к ребенку — это природная основа этиче-

ского отношения человека к человеку, кото-

рая затем выступает как преломленная че-

рез сознание и обогащенная, проникнутая

богатством всех человеческих отношений к

165

миру,

задачам своей деятельности, труда»

(там

же, 375).

Таким образом, представляется право-

мерным

необходимым выделение

психи-

ке

человека

самостоятельной и специфиче-

ской установки на общение с себе подобны-

ми,

влечения человека к человеку.

Думает-

ся,

наиболее точно вслед

за П.

Кропоткиным

(68,

6—7)

сущность этого явления можно

передать термином

«общительность»,

рас-

сматривая любовь

как

высшее

ее

проявле-

ние

Исследование проблемы общения важно

не только

чисто психологической,

но и в

социально-психологической плоскости,

что

убедительно показал

И. С. Кон в

статье

«Люди

роли».

Б ней

была осуществлена

конструктивная критика идеалистических

метафизических концепций общения, выдви-

нутых

буржуазной науке, показана зави-

симость интимного общения люде^й

от

соци-

альных отношений,

сама психология

об-

щения рассматривалась

как

крайне сложный

и внутренне противоречивый духовный

ме-

ханизм, имеющий

основе своей влечение

дружбы

особенно любви.

Ее

«истинная

сущность» состоит,

по

словам Гегеля,

в том,

чтобы «отказаться

от

сознания самого себя,

К.

Маркс

и Ф.

Энгельс критиковали

Л.

Фей-

ербаха

не за

признание

им

любви человека

к че-

ловеку

как

психологической основы общения

лю-

дей,

а за то, что Л.

Фейербах

«не

знает никаких

иных «человеческих отношений» «человека

чело-

веку», кроме любви

дружбы,

тому

же

идеали-

вированных»

(1, 3, 44).

166

забыть себя в другом я и, однако, в этом же

исчезновении и забвении впервые обрести

самого себя и обладать самим собою»

(35,

XIII, 107). Вместе с тем И. С. Кон пока-

зал внутреннюю противоречивость влечения

человека к человеку, которое заключает в се-

бе и «идентификацию» с другим, сочувствие,

сопереживание, и «очуждение», которое не

дает личности любящего полностью раство-

риться в личности любимого, утратить соб-

ственное «я» (64, 179).

Как и все другие психологические спо-

собности и механизмы, общительность вы-

растает из некоего инстинкта, сформировав-

шегося в процессе биологической эволюции.

«По моему мнению,— писал Ф. Энгельс

П. Лаврову,— общественный инстинкт был

одним из важнейших рычагов развития че-

ловека из обезьяны» (1, 34, 138). Однако

усложнение реальных форм общения людей,

происшедшее в социогенезе, потребовало

гораздо более сложного, тонкого и диффе-

ренцированного психологического обеспече-

ния. Развивающаяся человеческая психика

смогла удовлетворить эту потребность, пре-

вратив стадный инстинкт в силу социально-

го притяжения, подняв любовь с уровня био-

логической привязанности (материнской или

сексуальной) на высший духовный уро-

вень — как в одухотворенности отношений

родителей к детям, так и в одухотворенно-

сти сексуального чувства. Одновременно

любовь человека к человеку стала отливать-

ся в такие специфически социальные фор-

мы,

как дружба, уважение к себе подобным,

167

чувство солидарности

соратниками

по об-

щему делу.

Она же

преобразовалась

в лю-

бовь

Родине,

преданность общему делу,

в способность самопожертвования

во имя

общественного идеала.

Все это

показывает,

что,

отличие

от

своего инстинктивно-био-

логического прообраза, общительность есть

именно

интеллектуальная способность.

И ее

действие отнюдь

не

непосредственно:

оно

основано

на

переработке обширной инфор-

мации

других людях, поставляемой вос-

приятием

представлением, памятью

предвидением.

Художественная деятельность,

как и все

другие, также имеет

своей основе специ-

фический психический механизм, который

обычно именуется художественным талан-,

том. Однако

за

этим определением

не

стоит

никакого психологического субстрата.

По-

пытки найти такой субстрат вели эстетиков,

искусствоведов, психологов

художников

к утверждению, что

основе таланта лежит

какая-то

общепсихологическая способность,

например творческая сила воображения, или

особая эмоциональная восприимчивость,

способность «вчувствования»

«зараже-

ния»,

или же

особая мыслительная способ-

ность — «мышление

образах»,

или

особая

коммуникативная потребность — потреб-

ность

исповедальном «самовыражении»

в приобщении другого

этому своему

со-

стоянию.

Чем же в

действительности явля-

ется этот психический механизм?

Очевидно,

ему

свойственна такая

же и

та

же

самая

синкретичность,

что

порож-

168