Каган М.С. Человеческая деятельность (Опыт системного анализа)

Подождите немного. Документ загружается.

нужно доказывать,

что

нельзя воспринимать

ни прошлое,

ни

будущее).

В той

мере,

в ка-

кой человеку нужно получать информацию

о «сейчас

там»,

т. е. за

пределами диапа-

зона действия живого созерцания, психика

отвечает этой потребности, вырабатывая

специализированный механизм образования

представлений.

Представление — выделяе-

мое одними психологами

качестве само-

стоятельного психического феномена

и не

выделяемое другими (хотя

обоих случаях

это никак

не

обосновывается)

—

оказывает-

ся специфическим действием психики

(и со-

ответствующим этому действию продуктом),

которое восполняет пространственную огра-

ниченность восприятия

(человек способен

представить себе

то,

чего

не

может

данный

момент воспринять).

Столь

же

специализированно отреагиро-

вала психика

на

потребности сбора инфор-

мации

прошедшем

и о

будущем (само

со-

бою разумеется,

что для

этих временных

фаз

не

существует различия между «здесь»

и «там», поскольку

тут

исключена возмож-

ность непосредственного восприятия).

Ин-

формацию

прошлом поставляет сознанию

память, информацию

будущем — предви-

дение. Первый

из

этих психических процес-

сов изучен достаточно обстоятельно

ника-

ких дополнительных характеристик

не

тре-

бует, второй

же, как

правило, игнорируется

психологами, хотя совершенно очевидно,

что

процессы воспоминания

предвидения

равной мере необходимы

для

успешной пси-

хической деятельности.

149

Эта необходимость была осознана

еще

И. Кантом, который писал

своей «Антро-

пологии»: «Способность преднамеренно вос-

производить прошедшее

для

настоящего

—

это способность воспоминания;

способность

представлять себе нечто

как

будущее —

это

способность предвидения.

Обе

способности,

поскольку

они

относятся

чувственности,

основываются

на

ассоциации представлений

прошедшего

будущего состояния субъек-

та

с его

настоящим состоянием,

хотя

эти

представления

еще не

восприятия,

но они

служат

для

соединения восприятий

во

вре-

мени, чтобы

то,

чего

уже нет,

связать

сплошном

законченном опыте

с тем,

чего

еще

нет,

посредством того,

что

существует

в настоящее время»

(59, 57).

Разумеется, авторитет

И.

Канта можно

счесть недостаточным

для

решения конкрет-

ной психологической проблемы. Однако тео-

ретическая дедукция немецкого философа

блестяще подтверждается данными совре-

менной физиологии (учение

Н. А.

Берн-

штейна

«моделях потребного будущего»,

концепция «опережающего отражения»

П.

К.

Анохина). Физиологи вычленили

спе-

цифическую

активность

психики, которая

играет гигантскую роль

поведении живо-

го существа

и не

сводится

другим

ее ме-

ханизмам.

«...С

помощью понятия модели

потребного будущего,— пишет

В. Н.

Свин-

цицкий,—

физиологии вводится новый класс

объектов

—

информационных объектов,

по-

строенных

при

помощи иных, принципиаль-

но отличающихся

от

классических, идеали-

150

заций» (125, 237). Психологической науке

необходимо использовать данные физиоло-

гии, ибо совершенно очевидно, что, если речь

идет о «закодированных в нейродинамиче-

ских структурах мозга идеальных образах

будущего результата действия» (там же, 239),

явление это не может быть чисто фи-

зиологическим, не может не иметь своего

психологического выражения. В какой мере

термин «предвидение» годится для его обо-

значения — вопрос второстепенный, ясно

лишь то, что данный механизм не сводится

к действию какого-либо из традиционно вы-

деляемых свойств психики.

Схема блока сбора информации может

быть представлена следующим образом:

Заметим в заключение, что все психиче-

ские механизмы, занимающиеся сбором ин-

формации, имеют двустороннюю направлен-

ность: восприятие, представление, память и

предвидение поставляют сознанию и инфор-

мацию об объектах, и информацию о самом

субъекте, поскольку оп ощущает и воспри-

151

нимает себя в такой же мере, как и предме-

ты внешнего мира, поскольку он помнит о

своих внутренних состояниях в такой же

мере, как о событиях, им созерцавшихся, и

способен предвидеть собственное будущее в

такой же мере, как будущие состояния своей

среды.

Психические механизмы

переработки информации,

или интеллект

Для получения конкретной программы

действий собираемую психикой информа-

цию необходимо переплавить. Но для этого

нужны специальные психические механиз-

мы,

которые мы вправе назвать интеллекту-

альными, ибо они отличаются способностью:

подниматься над эмпиризмом восприя-

тия,

представления, памяти, предвидения,

освобождаться от их подчиненности члене-

нию пространства и времени, от их ограни-

ченности единичностью и случайностью

опыта (реального или представляемого);

свободно оперировать материалом, кото-

рый поступает по всем этим информацион-

ным каналам, поскольку выработка про-

грамм действий требует соотнесения данных

восприятия и представления, воспоминаний

и прозрений.

Таким интеллектуальным механизмом

является прежде всего абстрактное мышле-

ние,

которое с равным успехом мыслит о

«здесь» и «там», о настоящем, прошедшем

152

и будущем, и которое вырабатывает новую

информацию — знание общего, необходимо-

го,

закономерного, существенного, устойчи-

вого,

инвариантного. Эти способности абст-

рактного мышления столь ярко им демонст-

рируются, что позволяют обычно отождест-

влять его с мышлением вообще, а это

последнее — с интеллектом (во всяком слу-

чае,

в руководствах по общей психологии

не выделяются другие формы мышления, в

силу чего абстрактное мышление именуется

просто «мышлением», а проблема интеллек-

та вообще не ставится). Чтобы ответить на

вопрос, существуют ли другие виды интел-

лектуальной деятельности и мышления,

кроме мышления абстрактного, и если су-

ществуют, то какие именно, необходимо рас-

крыть структуру человеческого интеллекта,

а не просто указать на некоторые его фор-

мы.

При этом анализ проблемы должен от-

вечать здесь тем же требованиям системно-

сти,

какие были соблюдены при выявлении

механизмов сбора информации.

Ключ к решению этой задачи лежит, по-

видимому,

в видовой дифференциации дея-

тельности,

ибо каждый вид деятельности

нуждается в соответствующем его специфи-

ческим целям психическом обеспечении,

т. е. в особом механизме переработки соби-

раемой психикой информации. Так, совер-

шенно очевидно, что абстрактное мышление

сформировалось под влиянием потребности

познавательной деятельности человека в спе-

циальном инструментарии, с помощью ко-

торого можно было бы осуществлять опера-

153

ции анализа и синтеза, отвлечения и обоб-

щения и т. п. Правомерно предположить,

что и все другие виды деятельности породи-

ли соответствующие специфические интел-

лектуальные механизмы.

Ценностно-ориентационная деятельность

сознания, используя в огромной мере могу-

щество мышления, нуждается все же в иной

психологической базе. Ведь информация, ко-

торую данный вид деятельности призван

добывать, радикально отличается, как мы

уже знаем, по своему строению от информа-

ции гносеологической. Она песет сообщение

о потребностях субъекта и мере их удовлет-

воренности, а не о внечеловеческой объек-

тивности мира, равнодушного к чьим бы то

ни было потребностям, довлеющего себе, а

не субъекту. Такого рода информация не

может добываться абстрактным мышлением,

которое потому и является абстрактным, что

оно абстрагирует объект от субъекта, т. е.,

разрывая живую связь мира и человека, раз-

рушает иллюзии обыденного сознания и тем

самым оказывается способным открывать

человеку объективную истину. Какой же, в

таком случае, психический механизм может

обеспечить человеку получение информа-

ции о ценности и тем самым позволяет ему

осуществлять ценностную ориентацию в ми-

ре? Такую роль играют эмоциональные ме-

ханизмы психики.

Именно с ними связывал С. Л. Рубин-

штейн вторую, непознавательную форму от-

ражения действительности человеческим со-

знанием, а П. В. Симонов показал связь

154

эмоций с потребностями и, следовательно,

особую роль эмоций в процессе получения

человеком информации: «Иногда приходит-

ся слышать замечания, будто информацион-

ная теория эмоций игнорирует их оценоч-

ную (аксиологическую) функцию. Этот уп-

рек основан на чистейшем недоразумении.

Ценность введена в теорию через категорию

потребности» (107, 48) *. Наконец, подтвер-

ждением может служить обобщающая ха-

рактеристика эмоциональной деятельности,

которую дал Г. X. Шингаров, опираясь на

многообразные и разнообразные данные со-

временной науки. К таким данным относит-

ся,

в частности, свидетельство Э. Гельгорна

и Дж. Луфборроу, что «в организации эмо-

циональных реакций прежде всего участву-

ют ощущения, отражающие состояние орга-

низма. Боль вызывает эмоциональные реак-

ции; прикосновение к коже и ее поглажива-

ние вызывают успокоение у ребенка, даже

лишенного больших полушарий, а вкусовые

раздражения тесно связаны с приятными и

* Правда, выявление П. В. Симоновым аксио-

логического аспекта деятельности эмоций пред-

ставляется все же недостаточным, ибо аксиологи-

ческое содержание эмоциональной деятельности

трактуется им крайне суженно. К тому же автор

информационной теории эмоций не показывает, что

происходит с оценивающей функцией чувств при

переходе от аффективных реакций животного к че-

ловеческим переживаниям. Однако в высшей степе-

ни ценным в теории П. В. Симонова является воз-

можность и внутренняя логическая необходимость

выхода из плоскости чисто гносеологического рас-

смотрения эмоций в плоскость их гносеологически-

аксиологического анализа.

155

неприятными ощущениями. Наоборот, вос-

приятие через дистантные рецепторы — ор-

ганы зрения и слуха — относится к окружа-

ющему нас миру и формирует важнейшие

элементы для интеллектуальных операций

и для процесса обучения в целом» (37, 251).

Этот вывод поддерживает Г. X. Шингаров:

«...отражение внешнего мира определенной

группой анализаторов имеет больше эмоци-

ональный характер, а другой группой —

познавательный характер (дистантные ана-

лизаторы)» (134, 197). Существо же эмоцио-

нальной деятельности состоит, по Г. X. Шин-

гарову, в том, что в «эмоциях гносеологиче-

ская противоположность субъективного и

объективного исчезает, субъект и объект пе-

реживаются как нечто единое» (там же, 99).

Необходимо оговорить, что само расчле-

нение мыслительных и эмоциональных про-

цессов допустимо лишь в теоретической аб-

стракции, да и тут не должно быть метафи-

зически жестким. С. Л. Рубинштейн в этой

связи отмечал, что, «различая интеллекту-

альные, эмоциональные и волевые процессы,

мы не устанавливаем этим никакого дизъ-

юнктивного деления, аналогично тому, как

это делала психология, которая делила пси-

хику или сознание на интеллект, чувство и

волю.

Один и тот же процесс может быть и,

как правило, бывает и интеллектуальным, и

эмоциональным, и волевым. Эмоциональный

процесс, например, в действительности ни-

когда не сводится к «чистой», т. е. абстракт-

ной, эмоциональности; он всегда включает

в каком-то единстве и взаимопроникновении

156

не только эмоциональные, но и интеллекту-

альные моменты...». Поэтому, «когда мы го-

ворим об интеллектуальных, эмоциональных

и волевых процессах, речь, собственно, идет

о характеристике единых и в то же время

многообразных психических процессов по

преобладающему в каждом таком процессе...

компоненту» (103, 97—98). Вместе с тем

сам факт исторически сформировавшегося

множества психических механизмов свиде-

тельствует о свойственной каждому из них

специализации в общей системе психологи-

ческого «разделения труда», а значит, дела-

ет правомочным и необходимым выявление

специфической функции каждого из них. Ис-

ходя из этого, следует категорически откло-

нить притязания эмотивистской аксиологии

свести деятельность ценностного сознания к

переживаниям личности, а эти последние счи-

тать социально индетерминированными, т. е.

трактовать их субъективистски. Но нельзя

согласиться и с крайностью рационалистиче-

ского гносеологизма, выражающейся в игно-

рировании особой роли эмоций в ценностно-

ориентационной деятельности, а тем самым

и в общей недооценке значения эмоциональ-

ных механизмов. Между тем эта сциентист-

ская ориентация привела к тому, что теория

эмоций остается одним из наименее разра-

ботанных разделов науки.

«Казалось бы,— говорит П. К. Анохин,—

мы имеем все доказательства того, что эмо-

ции играют огромную роль в жизни челове-

ка и особенно в взаимоотношениях меяеду

людьми.

157

И тем не менее эмоциям как объекту на-

учно-физиологических исследований очень

не повезло.

В современных учебных руководствах мы

не найдем ясных указаний на механизмы

развития эмоциональных реакций, на их роль

в новседневной жизни, в воспитании, в ме-

дицине и т. д.

В связи с этим представители тех про-

фессий, которые по самой сути своей дея-

тельности должны воздействовать на этот

мощный рычаг человеческой личности, фак-

тически оказываются плохо вооруженными.

Почему же сложилось такое парадоксальное

положение? Одна из его причин, несомнен-

но,

состоит в подчеркнуто субъективном ха-

рактере эмоций. Именно благодаря этому,

они и оставались долгое время прерогативой

психологии» (12, 5—6).

Между тем психологи — сошлемся хотя бы

на авторитетные свидетельства Л. С. Выгот-

ского (31, 127) и П. М. Якобсона (141, 19)— •

утверждают, что и в психологии нет еще

достаточно глубоко разработанного уче-

ния об эмоциях. Нужно ли удивляться тому,

что эмоциям «не везло» и в философской

литературе? Однако интерес, который эмо-

циональная жизнь представляет для науки,

определяется, если так можно выразиться,

аксиологической природой

эмоций,

т. е. тем,

что эмоция есть, по удачному определению

Л.

С. Выготского, «результат оценки самим

же организмом своего отношения со сре-

дой» (29, 110). Отражая состояние удовлет-

воренности субъекта в его взаимоотношени-

158