Исаев И.А. Золотухина Н.М. История политических и правовых учений России

Подождите немного. Документ загружается.

5. Политико-правовая идеология западничества

291

ской

формы

и ее

свержение должно быть максимально ускорено. Пе-

реходный период сокращается до минимума, революционные преоб-

разования открывают

путь

непосредственному народоправству.

Идея

революционного свержения правящего режима неизбежно

порождала некоторые анархические элементы в западнической поли-

тической теории. Разрушенное старое

государство

должно быть заме-

нено

чем-то новым

и по

форме

по

существу.

Формой становилась

республика (Чернышевский называл себя «красным республикан-

цем»),

существо

же

преобразований определялось следующим обра-

зом:

освобождение крепостных, демобилизация половины армии, со-

кращение

до

минимума администрации

государственной власти.

Должны быть созданы свободные

ассоциации

производителей, конку-

рирующие

друг

другом

обстановке политической свободы.

«Орде

жуликоватых

деспотических чиновников» противопоставлялся здра-

вый

разум

ныне спящих народных

масс,

которые, проснувшись, смо-

гут найти эффективные формы самоуправления. Кстати может оказа-

ться и форма сельской общины, единственная реальность, по мнению

западников, которую

не без

оснований расхваливали славянофилы.

Разрушив старый' бюрократический аппарат, радикалы-западники

планировали все же сохранить активную экономическую функцию го-

сударства.

Только оно было в состоянии гарантировать основные

эко-

номические права,

чего

не может

сделать

либеральная система. И тем

не

менее

западнической

концепции

все яснее начинают проявляться

черты «гильдейского социализма»,

т.е.

системы,

которой

экономиче-

ское

самоуправление различного рода корпораций

ассоциаций вовсе

не нарушается планирующим и регулирующим вмешательством

госу-

дарства:

«Чем

более зрелыми становятся люди, тем меньшую

нужду

правительстве они испытывают».

Александр

Иванович Герцен

— фигура, завершающая процесс раз-

вития раннего западничества

сделавшая определенные шаги к сбли-

жению со славянофильством, — в дискуссии

анархистами возражал

им:

«Из того, что

государство

—

форма преходящая, не

следует,

что эта

Форма,

уже

прошедшая.

И что

значит отрицать

государство,

когда

главное условие

выхода

из

него

—

совершеннолетие большинства»

Ведь

социальные реформы

законодательство

могут

эффективно

осуществляться только

при

посредстве центрального правительства. От-

мирание

государства

—

цель

идеальная,

но

весьма отдаленная. В настоя-

щей

же ситуации картина выглядит следующим

образом:

наверху—дес-

потизм, внизу — коммунизм сельских обществ, середину составляют

консервативная аристократия

вечно волнующаяся интеллигенция.

Герцен

А. Избр. фил. произв. М., 1948. Т. II.

С.

315.

19*

292

Глава

V. Политические

правовые учения во второй половине XIX в.

Вот эта последняя и

ждет

с готовностью подсказки и примеров

из

Ев-

ропы.

Но там уже закончились неудачные революции 1848 г. Возник-

шие

демократические режимы продержались недолго, продемонстри-

ровав, что

существующие

государства

еще не утратили решающего

влияния

на общество. Причем независимо от того, было ли

государст-

во,

регулирующее

общественную жизнь, самодержавным, конститу-

ционным

или республиканским, различие оказывалось лишь фор-

мальным.

По

мнению Герцена, консервативные и революционные деятели

Европе одинаково продемонстрировали свою неспособность

демаго-

гию. Что сделали там революционеры, напуганные революцией? Они

играли свободой, террором, правительством, болтали в парламентах,

пока

настоящие государственные преступники не воспользовались

си-

туацией и не вернули

себе

власть. Демократия продемонстрировала

свою нежизнеспособность. «Демократия не может ничего создать

—

это не ее дело... демократы только знают,

чего

не

хотят,

чего

они

хотят,

они

не знают». Настоящего социального

политического творчества у

демократии нет, как нет у нее и

будущего,

считает Герцен.

Будущее

—

вне политики, оно «носится над хаосом

всех

политических

социаль-

ных стремлений»

Возражая западникам-радикалам, Герцен

утверждает,

что любая

насильственная революция, независимо от ее результатов,

принципи-

ально не может приблизить Европу к собственному социальному идеа-

лу. Победивший социализм непременно превратится в тривиальное

буржуазное

общество. И все повторится сначала.

«Передовые демократии» превращаются в бюрократические

госу-

дарства,

жертвующие

интересами личности в интересах организован-

ного «социального муравейника». Рождающийся там рационализиро-

ванный

экономический строй опирается на мертвенную,

«китайскую»

стабильность.

Не

Россия, полная

духовного

брожения, а Европа становится

но-

вой и мертвой Византией. Если бы

даже

победили революции 1848

г.

Европе, это ничего бы не

изменило:

у революционеров не оказалось

ни

одной конструктивной мысли.

Белинский

отметил

главенствующую

роль

бурлсуа

в Европе, Гер-

цен

развивает эту

мысль,

утверждая

неизменность

буржуазного

поряд-

ка

вообще. Если бы

рухнул

старый мир, на его месте непременно

воз-

ник

бы новый буржуазный

мир.

Социалисты, отрицающие институты

буржуазной государственности

—

армию, церковь, бюрократию, -

бо-

рются

миражами. Эти институты невозможно уничтожить, они

неиз-

Герцен

А. Поли. собр. соч. Т. V. С. 443.

5. Политико-правовая идеология западничества

293

бывны. Предлагаемые же западными социалистами идеи коллектив-

ной

собственности и общественной солидарности нереальны, по-

скольку весьма неопределенны. «Экономический переворот имеет

необъятное преимущество перед всеми религиозными

политически-

ми

революциями в трезвости своей основы»

. Старый порядок коре-

нится

прежде всего в

признании

его,

сознании,

психике, а уж затем в

поддерживающей его материальной силе. Поэтому новый порядок,

приходящий ему на смену, должен

учитывать

все это, сохраняя боль-

шинство жизнеспособных элементов старого.

Не

менее устойчивыми, чем человеческие представления

власти,

суде,

праве и т.п., являются представления о собственности, наследо-

вании

и семье, особенно при неясно сформулированных социалисти-

ческих декларациях о превращении личной собственности в коллек

тивную. Буржуазный образ жизни, буржуазная идеология и

буржуаз-

ные

институты

Европе

—

главное препятствие

на

пути революции.

Трагедия идеологов социализма заключается в том, что их поиски

политических и экономических методов преобразования общества

только усиливают и

делают

особенно отталкивающими психологиче-

ские черты той самой буржуазности, с которой они борются. В этой

борьбе, полагает Герцен, по одну сторону баррикад стоит буржуазия,

владеющая собственностью

отказывающаяся делиться своими моно-

польными правами с кем-либо

." Но и по

другую

сторону —

тоже

бур-

жуазия, только собственности не имеющая и желающая отобрать ее у

первой. На одной стороне — скупость, на

другой

— зависть. Каждый

раз,

когда к власти приходит

новая

волна

оппозиций,

когда

она

приоб-

ретает

деньги и должности, завистники превращаются в скупых. Рас-

считывая на

победу

в политической борьбе, социализм сознательно

или неосознанно полагает стать наследником буржуазии.

Европейский социализм Герцен оценивал как симптом упадка

жизненных сил и политической инициативы

Европе. Ее социальный

Упадок связан с

«обуржуазиванием»

системы ценностей. Буржуазная

идеология проникает в низшие слои населения, на помощь которых

при

совершении социалистического переворота рассчитывают идео-

логи социализма.

Социалистическое разложение Европы представляет значитель-

ную опасность для России. Герцен цитировал одно выступление, сде-

ланное в испанском парламенте: Европа, разъедаемая социальными

переворотами противостоит восточному славянскому миру, поджида-

ющему момент, чтобы наброситься на нее. Но не

думайте,

- говорил

Герцен

А. Избр. фил. произв. Т. II. С. 303.

Герцен

А. Избр. фил. произв. Т. II. С. 309; Т. VI. С. 334.

294

Глава

V. Политические и правовые учения во второй половине XIX в.

выступающий, — что катастрофа тем и кончится

. Россия среди

поко-

ренной

и валяющейся в

прахе

Европы всосет всеми порами яд, кото-

рым она уже упивалась

который ее

убьет:

она разложится тем же

гни-

ением. Герцен разделял эти опасения, и, как показывает история, не

без оснований.

Как

многие

западники,

Герцен был разочарован реальным

Запа-

дом. Во всем современно-европейском

глубоко

лежат

две черты: с од-

ной

стороны, лицемерие и скрытность, с

другой,

— показуха. Продать

товар

лицом,

купить за полцены, выдать дрянь за дело, форму за сущ-

ность, казаться вместо того, чтобы быть. Парламентаризм рассматри-

вается им

как

политическая

фикция,

позволяющая политическим

пар-

тиям создавать видимость социальной активности и извлекать

из

этого

личные выгоды. Протестантизм оценивается как идеологическое

при-

мирение христианства с этикой лавочника и ростовщика

«Народы, как царские дома перед падением,

тупеют,

— говорит

Герцен.

—

Мещанская Европа изживет себя в

сумерках

тупоумия,

вя-

лых

чувствах

без убеждений... Слабые, хилые,

глупые

поколения

потя-

нутся как-нибудь до взрыва, до той или

другой

лавы, которая их

покро-

ет каменным покрывалом

предаст забвению летописей»

тогда

мо-

лодое, неустроенное, но здоровое варварство заменит варварство

старческое. Кто придет на

смену?

Западники,

начиная с Чаадаева, уже обратили внимание на моло-

дую провинциальную

Америку.

Страна, находящаяся в благоприятных

условиях, не знавшая ни французских

войн,

ни английского обычного

права, не вступившая еще на

путь

межклассовой борьбы. Она имеет

все, о чем мечтала Европа, — федерацию, республику, демократию.

Но,

считает Герцен, страна, свободная от вмешательства собственного

правительства, подпадает под власть

другой

силы — толпы. Динамич-

ная

и инициативная, лишенная европейской бюрократии, Америка

все же не

обладает

притягательной силой для

других

народов. Доволь-

ство и озабоченность исключительно материальными вопросами не

могут

сделать

Америку

образцом для народов, ищущих

духовное

об-

новление

тогда

приходит

черед

России. Преимущество России в том, что

ей нечего терять, нечего охранять. Герцен пишет:« В отношении

идее

ближнего

будущего

мы поставлены свободнее Запада... Мы в некото-

рых вопросах потому дальше Европы, свободнее ее, что так отстали от

Герцен

А. Поли. собр. соч. Т. V. С. 492.

Герцен

А,

Былое и

думы.

Л., 1947. С. 414.

Герцен

А. Поли. собр. соч. Т. V. С. 486.

Герцен

А. Былое и

думы.

С. 410.

5. Политико-правовая идеология западничества 295

нее...

Европа

идет

ко

дну оттого, что не может отделаться от своего гру-

за:

нем бездна драгоценностей, набранных в дальнем опасном плава-

нии.

У нас это — искусственный балласт; за борт его —

на

всех

пару-

сах в широкое море»

этой ситуации идея социализма может приоб-

рести положительное значение: Герцен полагает, что она внутренне

присуща сельской общине и рабочей армии

России; кроме того, она

привлечет

работе

по

обновлению страны западнически настроенную

интеллигенцию. Это

будет

гуманный социализм, а не идеал технокра-

тического общества.

Русский мессианский социализм непонятен либералам, придаю-

щим

слишком много значения форме

юридическим

нормам.

«Либе-

ралы, эти протестанты в политике, — в свою очередь, страшнейшие

консерваторы; они за переменой хартий

конституций, бледнея, раз-

глядели призрак социализма

перепугались... Либералы боятся поте-

рять

свободу

— у нас нет свободы; они боятся правительственного

вмешательства в

дела

промышленности — у нас правительство и так

мешается во все; они боятся

утраты

личных прав

—

нам их еще надоб-

но

приобрести... Чрезвычайные противоречия нашей несложившей-

ся

жизни, шаткость

всех

юридических и государственных понятий

Делают,

с одной стороны, возможным самый безграничный деспо-

тизм — крепостное состояние, военные поселения, с

другой,

— обу-

славливают легкость переворотов Петра

Александра

II»

Политика

России превалирует над правом, общественность — над политикой.

Преобразования в этой стране

могут

осуществлять либо правительст-

во

сверху,

либо народные массы снизу. И здесь демократический За-

пад.не может быть образцом для русских реформ, ход которых

всегда

колеблется

между

полюсами жесткой дисциплины и хаотического

беспорядка.

Сам Герцен в сомнении, его выбор затруднен: самодержавная или

крестьянская революция? Позже он склоняется к мысли, что федера-

ция

самоуправляющихся общин в новой России в конце концов заме-

нит

традиционное самодержавное

государство.

Во всяком

случае

ком-

мунизм ~ явление западной, а не русской политической

культуры.

Ге

РЦену представляется страшная картина: бесконечно затянувшаяся

анархия порождает коммунизм, быстро

кроваво распространяющий-

ся

по

Европе. Фабрики останавливаются, деревни

пустеют,

как

эпоху

Тридцатилетней войны. Истощенный и деморализованный народ го-

тов подчиниться

любому

деспотизму, который вскоре заменит «зако-

ны

и методическое управление».

Герцен

А. Поли. собр. соч. Т. V. С.

112-113.

Там же. С. 486.

296

Глава

Политические

правовые учения во второй половине XIX в.

среде

западников Герцен (как и Чаадаев) может быть отнесен

так

называемым консервативным революционерам, противостоящим ради-

кальному крылу

движения.

В обращении к

Александру

Герцен прямо

говорил

том,

что русское самодержавие может быть революционным

что крестьянская демократия

всегда

остается консервативной. Преобра-

зования

могут

носить реформаторский

постепенный характер:

«Я

нисколько

не

боюсь слова «постепенность», опошленного

жест-

костью и неверным шагом разных реформирующих

властей»

Рефор-

маторы-книжники,

отвлеченные

от

жизни экспериментаторы нахо-

дятся

от

народа дальше, чем его враги. Значительно больше связей с

массами имеют поп и аристократ, полицейский и купец, хозяин

сол-

дат

Интеллигенты-рационалисты неожиданно для себя увидели, ка-

кую решающую роль играют национальные варианты учений,

уходя-

щих

корнями

прошлое, и сколь маложизнеспособными оказываются

на

национальной почве поверхностные, но

широко

распространенные

современные доктрины.

Национализм

консерватизм

идут

теперь плечом

плечу.

Демо-

кратические национальные революции Запада сделали свое

дело,

их

лидеры теперь должны уйти с политической арены. Вышедшие на

по-

верхность консервативные силы

отвергают

даже

намек на демократи-

ческую

государственность,

им

нужен «порядок».

консерваторы, и

социалисты, по мнению Герцена, сходятся

одном —

одержимости

идеей законного порядка и централизованного экономического

регу-

лирования.

свою очередь,

эта

угнетающая регламентация жизни

перспективе готова вызвать

самую

жестокую

реакцию со стороны

ни-

чему

не повинующейся анархии.

6. П.Я. Чаадаев о путях политического развития

России

Петр

Яковлевич

Чаадаев

стоит на перепутье

между

славянофилами

западниками.

В его

концепции сочетаются элементы воззрений,

присущих обоим этим направлениям русской политической мысли:

«мы никогда не шли вместе с другими народами, мы не принадлежали

ни

одному из известных семейств человеческого рода, ни

Западу,

ни

Востоку,

и не имели традиций ни того, ни

другого.

Мы стоим

как

бы вне времени, всемирное воспитание человеческого рода на нас на

распространялось»

. В этом наша слабость. Но в этом и наша

сила:

как

Герцен

А. Поли. собр. соч. Т. VIII.

С. 160.

Герцен

А. Избр. фил. произв. Т. И.

С. 308,

Чаадаев

П.Я. Философические письма. М.,

1912. С. 18.

б. П.Я. Чаадаев о

путях

политического развития России 297

позднее пришедшие на мировую арену, мы ясно видим

ошибки

про-

махи,

допущенные предшественниками

и,

если

нам

хватит

воли

ума,

сумеем

избежать их в

будущем.

точки зрения Чаадаева, не правы как

славянофилы, гордящиеся

спецификой

российской

истории,

так и за-

падники,

предлагающие России проторенный

«общий»

путь

буду-

щее,

ведь

«силлогизм Запада нам

чужд».

Петровская революция повернула Россию лицом к Западу. «С это-

го

времени мы только

делали, что не сводя глаз с Запада, ...вбирали в

себя

веяния,

приходившие к нам

оттуда

и питались

ими...

Нашей соб-

ственной истории научила нас одна

из

западных

стран...

мы стали сча-

стливы, что походили на Запад и гордились, когда он снисходительно

соглашался причислить нас к своим»

. Это произошло потому, что, по

Чаадаеву,

вся история и

культура

России представляла собой

«лист

чистой

бумаги»,

на которой Петр написал слова: «Европа

Запад»

и с

тех пор мы принадлежим Европе и Западу.

Отсутствие

«свободного

почина» в нашем социальном развитии —

характерная

черта.

Все новые идеи были заимствованы, каждый важ-

ный

факт нашей истории приходил извне..

Мир

всегда

делился на две части — Восток

Запад. Это не просто

географическое деление,

но

два особых порядка

вещей,

два принципа,

Две идеи, обнимающие весь жизненный строй человеческих обществ.

Восточной углубленности в себя соответствовала экспансивность за-

падного мышления. С Петром Россия выбрала второй путь.

Славянофилы

отвергают

и Европу и

заслуги

Петра. «Какая нам

нужда,

говорили они, искать просвещения у народов Запада? Разве у

нас самих не было зачатков социального строя, неизмеримо лучшего,

нежели европейский? Предоставленные самим себе, нашему

светлому

УМУ,

ттодотворномуначалу, скрытому

нашей

мощной природе

осо-

бенно нашей святой вере, мы скоро опередили бы все эти народы, пре-

данные заблуждению и

лжи»

Чаадаеву

кажется, что появление славянофильства означает насто-

ящий

переворот в национальной мысли, реакцию против Запада и

Просвещения.

Реакция

эта

идет

не

сверху,

она

идет

из

народных масс.

Но

поворот России к

Востоку,

по мнению Чаадаева, невозможен:

хотя

мы живем на востоке Европы, но к Востоку мы не принадлежим.

Духовное

начало, превалирующее там над

светским,

нас

не возоблада-

ло,

традиция не получила у

нас

исключительного господства, не было у

нас и нравственной иерархии. «Мы просто северный народ и по идеям,

как

по климату, очень далеки от благоуханной долины Кашмира».

Чаадаев

17.Я.

Философические письма. С.

141—142.

Там же. С. 146.

298

Глава

V. Политические и правовые учения во второй половине XIX в.

Наша

история никогда не рассматривалась с философской точки

зрения,

отсюда,

—

считает Чаадаев,

—

«все

эти

страшные

фантазии,

все

эти

ретроспективные утопии, все эти мечты о невозможном

будущем,

которые

волнуют

теперь наши патриотические

умы».

Запад демонстрирует нам факты и идеи, которые так же не

могут

быть приемлемыми.

Как

только новая идея появляется

там,

тотчас

все

узкие эгоизмы, все ребяческие тщеславия, вся «упрямая партийность,

которые копошатся на поверхности общества, набрасываются на нее,

овладевают

ею, выворачивают ее наизнанку, искажают ее и, минуту

спустя, размельченная всеми этими факторами, она уносится в отвле-

ченные сферы...»

У нас же нет этих страстных интересов, этих

готовых

мнений и

устоявшихся предрассудков. Властная воля сразу же может покорить

все

мнения

верования,

умы открываются новой идее. Отягощенные

исторической памятью европейские народы уже не способны к живо-

му восприятию нового.

Мы

же пришли после

других

для того, чтобы

делать

лучше

их, не

впадая при этом

их ошибки

заблуждения. Мы не собираемся слепо

повторять пройденный ими путь. «Больше того, у меня есть

глубокое

убеждение, что мы призваны решить

большую

часть проблем соци-

ального порядка, завершить

большую

часть идей, возникших в ста-

рых обществах, ответить на возникшие вопросы, какие занимают че-

ловечество»

7. Н.Г. Чернышевский об экономическом

правовом индивидуализме

Николай

Гаврилович

Чернышевский

пошел по пути освобождения

народнической идеологии от сохранявшихся в ней элементов утопиче-

ского социализма (свойственных еще Герцену). Противопоставляя

по-

нятия

«нация» и

«народ»,

он приходил к противоположению

двух

эко-

номических

функций,

связанных

приоритетом

государства

— нации

общества—народа: производства или национального

богатства

и по-

требления или благосостояния. (Противопоставление, которое позд-

нее выльется в противоположность

двух

концепций аграрной рефор-

мы,

предложенных большевиками и преемниками народничества —

эсерами, — «национализации» или «социализации» земли.) Для рус-

ского социализма, как его понимал Чернышевский, характерен при-

Чаадаев

Л.Я. Философические письма. С. 150.

Там же. С. 150.

7. Н.Г. Чернышевский об экономическом

правовом индивидуализме 299

матраспределения над производством;

тезис,

явно

направленный

про-

тив русских западников —

«манчестерцев»,

настаивавших на системе

максимально возможного производства. Благом конкретного лица

должна быть озабочена

к его удовлетворению должна быть направле-

на

деятельность всего народно-хозяйственного механизма. Черны-

шевский

убежден,

что вся общественная жизнь есть горения индиви-

дуальных

«жизней»

— тезис, явно противоречащей убеждениям сто-

ронников

органической теории общества и

государства

(в том числе

славянофилов и Герцена).

Вместе

освобождением крестьян Чернышевский требовал

нацио-

нализации

земли, вначале

путем

коммерческого (через выкуп у поме-

щиков),

а затем — принудительного отчуждения. С 1861 г.

он

убежден-

ный

противник частной собственности на землю. До проведения ре-

формы Чернышевский рассматривал крестьянское землевладение как

государственную

собственность, отданную в общинное владение.

Чтобы избежать приватизации земли, Чернышевский

предлагает

осуществить государственное закрепление общины, усилить ее адми-

нистративно-правовой

статус

ущерб

поземельному. С его точки зре-

ния,

община сможет послужить «центром кристаллизации социали-

стического строя

России».

При

этом Чернышевский

не

исключал на-

личия в России капиталистической стадии развития, лишь при

счастливом стечении обстоятельств эту стадию

можно

будет

миновать.

Особого типа развития Россия вовсе

не

демонстрирует. Община —

не

особенность русского народа, а лишь застарелый пережиток

здесь

Чернышевский резко спорит с Герценом.

Н.

Чернышевский

утверждает,

что Европа не только не истощила

жизненные силы, но, напротив, только начинает

жить,

ибо там на ис-

торической сцене

действует

пока лишь авангард народа, среднее со-

словие, а основная масса еще не вышла на арену

. Европа

идет

тому

социалистическому строю,

котором,

между

прочим,

будет

осуществ-

лено

общинное владение

новых

развитых

формах.

Но

русская об-

Щина

не является панацей от европейских проблем и бедствий.

статье

«Экономическая деятельность и законодательство» Чер-

нышевский подвергает резкой критике теорию свободного рынка,

настаивая на необходимости государственного вмешательства в эко-

номику. «Мы недовольны теорией невмешательства власти в

эконо-

мические отношения не потому, чтобы были противниками личной

самостоятельности. Напротив, именно потому

не нравится нам эта

теория, что приводит к

результатам,

совершенно противным своему

^киданию. Желая ограничить деятельность

государства

одной забо-

Чернышевский

Н.Г. О причинах падения Рима // Современник. 1861. № 5.

300 Глава V.

Политические

правовые учения во второй

половине

XIX в.

той о безопасности, она

между

тем передает на полный произвол его

всю

частную

жизнь,

дает

ему

полное право совершенно подавлять

личность». Это значит, что экономический либерализм по

существу

является антииндивидуализмом, а социализм, как конечный идеал

(с

государственным регулированием

экономики),

вполне

согласуется

истинным индивидуализмом. Сочетание социологического индиви-

дуализма

этическим антииндивидуализмом

—

характерная

черта

всего мировоззрения Чернышевского.

8. А.И. Герцен о буржуазном государстве и народничестве

Александр Иванович Герцен

начале своего философского станов-

ления

был

приверженцем романтизма

мистического идеализма.

В идейной борьбе

мещанством

буржуазностью

Герцен обращается

позже

этическому индивидуализму, свойственному западникам,

например,

Белинскому,

для

которых человеческая личность выше

истории, общества

человечества. Но Герцену

удалось

соединить

со-

циологический индивидуализм западников

этическим индивидуа-

лизмом славянофилов, полагавших, что личность

существует

для об-

щества. Он

сумел

показать, что эгоизм может играть положительную

роль

обществе, одобряя

«своеволие»,

как

социальный феномен:

«что

же за

нравственная обязанность быть под авторитетом

чужево-

лья?

полагаю,

что

своеволие есть высшая нравственная среда, что

до нее

домогаются

все»,

—

писал Герцен.

Именно

человеческая

лич-

ность является вершиной мира. Все объективно-абсолютные нормы

подавляют человека,

его

личность.

Термин

«мещанство»

впервые был введен Герценом. Он использу-

ет его

двух

смыслах: узком сословном

классовом,

и в

широком —

внеклассовом

внесословном, этическом. «Мещанство

—

последнее

слово

цивилизации,

основанной на безусловном самодержавии собст-

венности—демократизация аристократии, — аристократизация демо-

кратии».

Так,

Американские Штаты представляют одно среднее состо-

яние,

которого нет ничего внизу

и нет

ничего

вверху,

мещанские

нравы остались. Этнический механизм ни в чем и никогда не

пересту-

пит установленных границ своей среды обитания.

Мещанству противостоит этический индивидуализм, мещанство

ненавидит его, стремится стереть всякие индивидуальные черты, ти-

пизировать, принудить, подогнать

под

единый средний образец.

Мещанство порождает вульгарный буржуазный социализм,

ли-

шенный

ка1с романтизма (столь свойственного социализму утопиче-

скому),

так и

этических основ.