Исаев И.А. Золотухина Н.М. История политических и правовых учений России

Подождите немного. Документ загружается.

5. Политико-правовая идеология западничества

281

вечно неподвижными, ибо устанавливались естественно, как необхо-

димые

сосуды

общественного организма»

Древнерусское право также не знало отвлеченной рациональности

формальной логичности римского права, оно было обычным правом,

основанным на традиции,

не

являлось плодом сочинительства

ученых

юристов:

«Там,

где общественность основана

на

коренном

единомыслии,

там твердость

нравов,

святость предания

крепость обычных

отношений

не

могут

нарушаться, не разрушая самых существенных условий жизни

общества. Там каждая насильственная перемена по логическому

выводу

была бы разрезом ножа

самом сердце общественного организма»

В России прошлых времен не было

понятия

частной собственно-

сти:

дворянство получало владения за

службу

качестве вознагражде-

ния,

община не

давала

возможности родиться индивидуалистическому

пониманию робственности. Это позволяло сохранять гуманные, пер-

соналистические отношения

между

личностями, избегнуть механи-

стической обезличенности контракта.

«В

устройстве

русской общественности личность есть первое осно-

вание,

а право собственности только ее случайное

отношение...

Обще-

ство слагалось не из частных собственностей,

которым приписыва-

лись лица,

но из

лиц,

которым приписывалась собственность»

В отличие

от

Европы,

средние века представлявшей собой конг-

ломерат изолированных замков, городских коммун и аморфной массы

черни, Русь являла множество малых миров, покрытых

«сетью

церк-

вей, монастырей,

...откуда

постоянно распространялись

повсюду

оди-

наковые понятия об отношениях общественных

частных»

Церковь

способствовала объединению этих малых общин в более крупные, что

в конечном

счете

привело

к их

слиянию

единую

большую

общину,

Русскую землю, общенародную общность земли, веры

обычаев.

5. Политико-правовая идеология западничества

(П.Я.

Чаадаев, Н.Г. Чернышевский, В.Г. Белинский,

А.И.

Герцен)

Для политико-правовой идеологии российского западничества

были характерны некоторые весьма важные черты, сближающие ее со

славянофильством. Исследователи неоднократно отмечали,

что

раз-

Киреевский

И. Поли. собр. соч.

Т. 1.

С.

206.

Там же. С. 208.

Там же.

С.

209-210.

Там же.

С. 115.

282

Глава

V. Политические и правовые учения во второй половине XIX в.

граничение, провидимое

между

двумя

этими

течениями или идеологи-

ями,

весьма условно.

Н.Г. Чернышевский,

будучи

западником, писал:

«Всмотритесь

хорошенько в самого заклятого западника, он с этой стороны (речь

идет

о стремлении внести в жизнь высшие принципы существова-

ния.

— И.И.) часто оказывается славянофилом»

. Основное разли-

чие, которое, несомненно, имело место, заключалось в противопо-

ложности их взглядов на пути исторического развития России: если

славянофилы настаивали на собственном и особенном пути, запад-

ники

предполагали повторение Россией уже пройденного Западом

пути становления.

Ориентация на Запад привела к целому

ряду

значимых выводов

следствий.

По

мнению

одного из первых идеологов западничества

П.Я.

Чаада-

ева, Российская империя способна избежать распада лишь при усло-

вии,

что она повторит прошлый

путь

европейской

культуры.

Взяв у нее

весь

опыт,

навыки

и,

главным

образом,

ее

науку,

Россия сможет

буду-

щем спасти Европу от «морального

хаоса

социалистического матери-

ализма». «Придет день, когда мы станем умственным средоточием

Ев-

ропы,

как мы уже сейчас являемся ее политическим средоточием, и

наше

грядущее

могущество, основанное на разуме, превысит наше те-

перешнее могущество, опирающееся на материальную

силу».

Долгий период скромного ученичества

России

должен последовать

после окончания еще более

долгого

пребывания России в

изоляции,

пустыне, на периферии истории.

Западники

однозначно оценивали прошлое России как темное.

Сначала она прошла через дикое варварство, потом — через

грубое

не-

вежество, затем — через свирепое чужеземное владычество, дух кото-

рого унаследовала наша национальная власть. Характерно, что накоп-

ленный за века опыт ничего не значит для России.

Православие, которое Россия восприняла от Византии, оказалось

для нее не лучшим выбором. Во-первых, это событие произошло

мо-

мент упадка Восточной

Римской

империи,

наследницей которой стала

изолированная от Европы Русь. Религия была получена не от респуб-

ликанских монархий первых цезарей, а от восточного деспотизма, в

котором император правил Церковным Собором, от системы цезаре-

папизма.

Во-вторых,

воспринятое Россией православие оказалось ас-

кетической, лишенной социальных устремлений религией безропот-

ного народа, принужденного отказываться от улучшений своей земной

реальной жизни.

Чернышевский

Н. Поли, собр. соч. М

1949. Т. IV. С. 727.

5. Политико-правовая

идеология

западничества

283

По

Чаадаеву,

любой европейский вариант христианства мог бы

принести России больше пользы. Почему протестантизм с его «капи-

талистической» этикой не смог укрепиться

России,

хотя

петровские

реформы создали для этого вполне благоприятные условия? Его оста-

новил православный дух русского народа?

«Нет,

не перед верованием

остановилась ересь, упрочившаяся на границах величайшей из право-

славных

стран,

а перед восточным деспотизмом, опиравшимся на вос-

точный

культ...

Сам

будучи

идеей, протестантизм остановился на этот

раз вполне естественно там, где кончалось царство идеи, где начина-

лось царство

грубого

факта и обряда... Пришлось ему поворотить

оглобли перед советской властью, прошедшей школу монголов и под-

держиваемой религиозной

властью»

Религиозная основа православной русской государственности в

принципе

подвергается западничеством сомнению как таковая.

В-Г. Белинский с энтузиазмом

утверждал,

что русский человек

своей

сущности атеист. В нем много суеверия, но нет религиозности, кото-

рой не

удалось

привиться

даже

духовенству.

«Основа религиозности

есть пиетизм, благоговение,

страх

Божий.

А русский человек

произно-

сит

имя

Божие, почесывая

себе

задницу...»

Православие способствует

Углублению

социальной и политической апатии.

Когда католиком

овладевает

религиозный дух,

он

делается обличи-

телем неправой власти. У православного, наоборот,

углубление

его

веры отворачивает его от

жизни

социальной и политической. Поэтому

ритуальная и аскетическая православная церковь является основной

поддержкой застойного политического режима. Застой объясняется

еще

тем, что, стоя

между

Востоком

Западом (и не

будучи

ни тем,

ни

Другим), Россия не была затронута «всемирным воспитанием челове-

ческого

рода»,

оказалась как бы вне времени. В основу нашего воспи-

тания

лег нравственный

устав

дряхлеющей Византии. Мы не Восток и

не

Запад, мы

«просто

северный народ», строящий на

«жалких

остатках

ничего не значащего

пустого

прошлого шовинизм, который соглаша-

ется быть слепым,

хочет

построить фундамент недостижимого и об-

манчивого

будущего»

Спиритуализм православной идеи требовал от народа отречения от

его жизненных прав и логически привел к закрепощению крестьянст-

ва, т.е. большей части народа. Н. Огарев заметил, что вера в фатализм

божьего

произвола породила формальную религиозность, лишенную

какого-либо нравственного содержания/Точно так же «привычка к

Чаадаеа

П.Я. Сон.

письма. М., 1914. Т. II. С. 201;

277-278.

Белинский

В.Г. Избранные философские произведения. Л., 194S. Т. II. С. 515.

Чаадаев

П. Соч.

письма.

Т. II. С. 226.

284

Глава

V. Политические и правовые учения во второй половине XIX в.

рабству,

признанному законодательством,

дает

нам формальную за-

конность помимо всякого права»

Недостаток российского права, по мнению западников, заключен

в отсутствии

нем именно формального момента. Вторжение

эту об-

ласть обычая и политического произвола

делают

его таким,

какое

оно

есть. И заимствования с Запада здесь не помогут.

П.

Чаадаев писал: «Каково бы ни было действительное достоинст-

во различных законодательств

Европы,

раз все социальные формы

яв-

ляются там необходимыми следствиями из великого множества пред-

шествовавших фактов, оставшихся нам чуждыми, они никоим обра-

зом не

могут

быть для нас пригодными»

. Но

тогда

что должна

перенять

Россия,

чтобы успешно идти

путем

Европы?

Как

это

ни

пара-

доксально, но

«отсталость»

России

дает

ей

существенные преимущест-

ва. Появившись на исторической арене позже

других

национальных

государств,

Россия сможет избежать тех

грубых

ошибок, которые те

допускали в

ходе

своего становления. Но если она свернет в сторону

этого пути и

будет

игнорировать опыт Запада, она застрянет на месте.

Все-западники сходились в одном: Петр I наметил верный путь, отби-

рая у Европы только то, что было полезным, прочным и ценным

для

России.

Здесь многое может быть реализовано гораздо полнее, чем

планировалось в самой Европе.

В.

Белинский

утверждал,

что

отсутствие

здоровых традиций

сдела-

ло русских подражателями и заимствователями. «Мы перечувствова-

ли,

перемыслили и пережили всю умственную жизнь Европы... За

нас

трудились

другие,

а мы только брали готовое и пользовались им: в

этом-то и заключается тайна неимоверной быстроты наших

успехов

причина их неимоверной непрочности»

. Само русское общество не

готово выработать продуктивные политические идеи и реализовать

их

в жизнь. Поэтому и заимствования

могут

осуществляться лишь на

определенном уровне, чтобы они могли оказаться эффективными.

Западники

выдвигают

концепцию «революции

сверху».

Правите-

льство,

государство

предлагают

обществу программы преобразовании.

В качестве достоинства петровских реформ В. Белинский отмечает от-

рыв его политики от традиции, от прошлого, В этом видится его пре-

восходство

даже

над западными государями, которые также развивали

государственность,

но

делали

это,

опираясь на традицию.

Россия

не

из

самой себя разовьет свою гражданственность

свободу,

но получит то

другое

от своих царей. Общество и народ подобны детям, которые

Цит. по:

Гершензон

О. История молодой России. М., 1933. С. 284.

Чаадаев

П. Соч. и письма. Т. I. С. 306.

Белинский

В. Избр. фил. произв. Т. 1. М., 1948. С.

117—118.

5. Политико-правовая идеология западничества 285

сами

не

знают, что делать

со

своей свободой. Дать

России

ее тепереш-

нем состоянии конституцию — значит погубить Россию, замечает

В.

Белинский

в одном

из

писем.

Ведь

понятии

нашего народа свобода

есть

воля,

а воля — озорничество. Не в парламент пошел бы освобож-

денный

русский

народ,

кабак побежал бы

он

пить

вино,

бить стекла

вешать дворян. Вся надежда

России

на просвещение, а

не

на перево-

роты, не на революции и не на конституции. Здесь Белинский упо-

требляет характерный афоризм: политика у нас в России не имеет

смысла, и ею

могут

заниматься только пустые головы. Итак, общество

не готово'к самоуправлению, народ политикой не интересуется.,.

Возрастает роль государства. Для западников свойственно подчерки-

вать решающий характер этого института.

Белинский

даже

допускает са-

модержавие как инструмент политических реформ и просвещения: «са-

модержавная власть

дает

нам

полную свободу

думать

мыслить, но огра-

ничивает свободу громко говорить и вмешиваться в ее дела... Граница

России

со

стороны Европы

не

есть

границамысли,

потому

что

мысль сво-

бодно проходит через нее, но есть граница вредного для России полити-

ческого

направления,

этом

не

вижу

ни

малейшего

стеснения

мысли».

(При

этом отвергается политический пример

Франции,

внимание обра-

щается на Германию — «Иерусалим новейшего человечества».)

В. Белинский весьма одобрительно отзывается также об англий-

ской

государственности: «Английское правительство столько же

госу-

дарственно, величаво

славно, сколько французское либерально, низ-

ко,

пошло, ничтожно и позорно»

Как

некоторые славянофилы были радикалами и республиканца-

ми

(например, М. Бакунин), так и некоторые западники были

убеж-

денными консерваторами (как П. Чаадаев). В.

Белинский

видел един-

ственный для России

выход

в просвещенном абсолютизме. По его

мнению,

русские либералы только вредили реформам, так как всегда

раздражали правительство, провоцировали его и заставляли видеть ре-

волюционные заговоры

даже

там, где их не было. Конфликт

между

правительственным авторитетом и индивидуальными устремлениями

может быть разрешен только властью, исходящей

сверху.

Русское пра-

вительство должно стремиться к примирению государства

всех

клас-

сов общества в общем

деле

«развития народности».

Воспитанный на гегелевском уважении к государственности,

В.

Белинский

подчеркивал значимость национального государства, за-

мечая, что личность без нации — это призрак. Великие личности

(Петр I) всегда выражают дух народа, нации, которые их породили.

Именно

внутри национальной государственности идет борьба

между

Белинский

В.Г. Письма. СПб., 1914. Т. I. С. 90-93; 94.

286

Глава

Политические и правовые учения во второй половине XIX в.

живыми и отмирающими элементами,

между

прогрессом и застоем.

Мысль Гегеля о том, что граждане, имеющие устойчивое правительст-

во

огражденные от отвлекающих

утомительных политических

инт-

риг,

могут

посвятить себя более важным цивйлизационным задачам,

нравилась многим западникам. Еще Чаадаев отмечал, что

«нет

страны,

где бы

государи

столько сделали для

успеха

просвещения и для

блага

народов, как в России, и что всей нашей цивилизацией, всем, что

мы

есть, мы обязаны нашим монархам... у нас правительство

всегда

шло

впереди нации, и всякое движение вперед было его

делом»

Западники-декабристы обстоятельно

обсуждали

принципы

буду-

щего государственного устройства, склоняясь отчасти к французской

модели республиканской диктатуры, отчасти — к английской модели

ограниченной аристократической монархии.

Даже

республиканец Н.Г. Чернышевский в свое время заявлял:

«Итак,

думаю,

что единственная

и,

возможно, лучшая форма правле-

ния

есть

диктатура

или

лучше

наследственная ограниченная монар-

хия, но которая понимает свое назначение, — что она должна стоять

выше

всех

классов и собственно создана для покровительства утесняе-

мых*

Особая и решающая роль

государства

—

один из составляющих

все западнические концепции постулатов.

Главная задача, которую должно было решить

государство,

по

мне-

нию западников, — преобразовать общество, активно вторгнувшись в

его жизненное пространство. Эта задача была бы особенно затрудни-

тельной, если бы в самом обществе не вырастали социальные силы,

поддерживающие преобразующее государственное воздействие. За-

падники

говорят о

двух

новых классах:

буржуазии

и интеллигенции.

Эти группы на Западе уже сыграли свою решающую роль, теперь

при-

ходит

очередь России.

Чаадаев в полемике со славянофилами резко критиковал «покор-

ный

энтузиазм толпы», готовый подхватить

любую

«патриотическую

химеру»

«невежество

правительства», неспособность понять

«эти

ученые галлюцинации». И толпе, и правительству может противосто-

ять только слой интеллектуалов, способных трезво оценить политиче-

скую

ситуацию. Именно они

могут

обеспечить

духовный

и моральный

перевес России над Западом; они же

могут

осуществлять просвети-

тельскую

политику, заимствуя все

лучшее

у Европы.

Интеллигенция как социальный слой занимает особое место

об-

ществе, поскольку лишь она является носительницей той силы

—

а3

У'

ма, который может осуществить социальные

политические преобра-

Белинский

В.Г. Избр. фил. произв. Т. 5. С. 550.

Чернышевский

Н.Г. Поли. собр. соч. Т. ]. С. 121.

5. Политико-правовая идеология западничества

287

зования.

(В. Белинский считает «золотым веком» человечества

XVIII

в., век разума и рационализма.) На место рухнувшей религии и

церкви приходит новая духовная сила — интеллигенция. Белинский

считал, что до тех

пор,

пока

интеллигенция

будет

устраняться от актив-

ной

политической деятельности, она

не

сможет оправдать своего исто-

рического предназначения. Нельзя служить одновременно и Богу, и

цезарю.

Петр I сумел сформировать вокруг себя группу

«буржуазных

спе-

циалистов», начавших реформу. Именно,они, а не народ и не обще-

ство, стали конструкторами социальных

политических преобразова-

ний.

В. Белинский снова обращается к примерам с Запада:

«Вся

бу-

дущность Франции

руках буржуазии, всякий прогресс зависит от нее

одной, и народ тут может

по

временам играть пассивно-вспомогатель-

ную роль». Так и в России «внутренний процесс гражданского разви-

тия...

начнется не прежде, как

той минуты, когда русское дворянство

обратится в

буржуазию»

Появление новых классов связано с их отрывом от «органиче-

ской

общественности» славянофилов, с отрывом от национальной

традиции. «Мы люди без отечества — нет,

хуже,

чем без отечества:

мы люди,'которых отечество — призрак, — и диво ли, что сами мы

призраки», — заявлял Белинский

. Личность в России еще только

образуется, но именно в ней центр

будущей

общественной и поли-

тической жизни.

Неоднозначное отношение к религии и церкви, угнетающих лич-

ность, по мнению западников, порождало идею нового

духовного

во-

дительства: место

духовенства

займут представители интеллектуаль-

ной

элиты (мысль, повторяющаяся со времен Платона до Сен-Симо-

на),

которые

будут

идейно направлять народ. Даже идея нравственного

прогресса отрицалась как пережиток христианского предрассудка о

наступлении Царства Божия на земле (этим грешили западные социа-

листы). «Я

советую

вглядеться, идет ли в самом

деле

масса

туда,

куда

мы

думаем, что она идет, и идти с нею или от

нее,

не зная ее путь: я со-

ветую

бросить книжные

мнения...

представляя людей совсем иными,

нежели они

есть»,

— писал А. Герцен

Западники

утверждали очевидный приоритет личности в социаль-

ном

развитии. По их мнению, главной задачей просвещения является

превращение источника

всех

зол — эгоизма — в источник добра. Ни

Церковь, ни государство не в состоянии эффективно осуществлять

Белинский

В. Письма. Т. III. С. 338.

Белинский

В.Г, Избр. фил. произв. Т. 1. С. 586.

Герцен

А. Поли. собр. соч. СПб., 1915. Т. V. С. 483.

288

Глава

V. Политические и правовые учения во второй половине XIX в.

серьезную просветительскую деятельность: это

удел

великих лично-

стей

поддерживающего их «нового

духовенства»

— интеллигенции.

Правительство и общество должны

убедиться

в том, что большин-

ство граждан большие, но не неисправимые эгоисты. Поэтому

неэф-

фективен

метод

воспитания,

построенный на прямолинейном внуше-

нии,

общественно-нравственных принципов. Обратную реакцию

вызывает и пропаганда всеобщей любви, христианской или социаль-

ной,

— безразлично. (В. Белинский жаловался, что нравственный

во-

прос его нервирует.) Только

«социальность»

решит все общественные

проблемы. В противопоставлении «свободной

совести»

и «организо-

ванного

общества»

западники явное предпочтение отдавали последне-

му. Поскольку личность в России еще не родилась, решение

задач

по

улучшению жизни должна взять на себя организация. Однако это не

будет

община или

«мир»

славянофилов.

Как

писал Н. Огарев, «наша община есть равенство рабства. Мир

(мирское

правление)

есть

сборище,

на котором каждый является палачом

жертвой... Если на Западе идея равенства

требует,

чтоб

всем было

равно

хорошо, то

не

миру равенство

требует,

чтобы всем было равно дурно. Ре-

зультат

всего общинного, административного и

судебного

устройства

том, что ... русский человек... не в состоянии понять, чтобы человек

мог

не принадлежать

чему-нибудь,

что он может быть сам по

себе»

В. Белинский

утверждал,

что источник интересов, целей и любой

деятельности вообще

—

общественная

жизнь,

социальность. В письме

другому

западнику Боткину

он

написал: «Итак, я теперь в новой

край-

ности — это идея социализма, которая стала для меня идеею идей...

Она... поглотила и историю, и религию, и философию. Общество

жи-

вет известной суммой известных убеждений, в которых все его члены

сливаются воедино... Социальность, социальность — или

смерть!»

В понятие социализма западники включали, с одной стороны, идеи,

высказанные «утопическими социалистами» (Сен-Симоном, Фурье))

другой,

— постулаты из систем Гегеля

Фихте, ставивших

государст-

венность и национальность выше отдельной личности. В этой связи

можно говорить о формулировании русскими западниками концеп-

ции

«национального социализма».

На

это же указывают некоторые заимствования из патриотическо-

го лексикона

славянофилов.

Космополитизм так же претил первым за-

падникам,

как

их оппонентам, и почти все

они,

в той или иной мере,

возлагали надежды на особые качества русского народа

его историче-

скую

миссию,

предпочитая критиковать отечественное

прошлое,

но

не

будущее.

Цит.

по:

Гершензон

О, История молодой России. С.

293—294.

5. Политико-правовая идеология западничества 289

Белинский

подчеркивал, что цивилизованная общественная,

жизнь никуда не

ведет,

если она не подчинена

«суровому,

но ясному

идеалу

патриотизма»

. Он говорил, что готов встать на колени перед

своей страной, но лишь

тогда,

когда она

будет

достойна его личного

уважения.

«Любить

свою родину — значит пламенно желать видеть в

ней

осуществление идеала человечества

по

мере сил своих споспеше-

ствовать этому. В противном

случае

патриотизм

будет

китаизмом, ко-

торый любит свое только за

то,

что оно

свое».

Подчеркивая приоритет

народности, западник Белинский оказывался, по одну сторону с пра-

вительством, провозгласившим идею «официальной народности». На-

стаивая на интернациональном характере Российской империи и рус-

ской

способности синтезировать общечеловеческие качества, он опре-

деленно отождествлял общество с

государством,

государство

— с

правительством.

Мессианистские мотивы, связанные с надеждами на великое по-

литическое

будущее

России,

звучат

даже

у более радикальных западни-

ков,

таких, как

Н.

Чернышевский. «Западная Европа отжила свой век,

истощила свои жизненные элементы: западные народы не способны

продолжать

дело

прогресса, мир должен возобновиться падением этих

народов и заменой их новыми, свежими племенами»

. И тут наступит

время России. Как и Чаадаев, Чернышевский верит, что материаль-

но-географическое и военное преимущество России непременно пре-

вратится в ее

духовное

превосходство.

Интеллигенция и

буржуазия

являются теми зародышевыми клас-

сами, которые в перспективе

проведут

в России необходимые ей ре-

формы.

Однако этот

путь

долгий:

ведь

даже

Европа в 1848 г. не смогла

последовательно осуществить свои либеральные преобразования.

Неудача

буржуазных

революций стимулировала поворот русского

западнического сознания к радикализму. В письме к Герцену Черны-

шевский писал: «Помещики-либералы, либералы-профессора, лите-

Раторы-либералы убаюкивают нас надеждами на прогрессивные

стремления нашего правительства... Дело вот

чем:

к концу царствова-

ния

Николая все люди, искренние и

глубоко

любящие Россию, при-

шли к убеждению, что только силой можно вырвать у царской власти

человеческие права для народа, что только те права прочны, которые

завоеваны, и что то, что легко дается, легко и отнимается»

. Да,

госу-

дарство остается важнейшим рычагом преобразований,

но

это не ныне

существующее

государство.

Силы,

желающие

изменений,

прежде дол-

Белинский

В. Избр. фил. произв. Т. 1. С.

563-564;

266-267.

Чернышевский

Н. Избр. фил. произв. М., 1951. С. Ш,

312-313.

Герцен

А. Поли. собр. соч. Т. X. С.

224—225.

19-Б87

290

Глава

V. Политические и правовые.учения во второй половине XIX в.

жны

захватить

государственную

власть в свои руки: западническая ра-

дикальная идеология

берет

курс на революционное преобразование

общества.

«Радикализм, — писал Чернышевский в 1858 г., — состоит не в

приверженности к

тому

или иному политическому

устройству,

а в

убеждении, что известное политическое устройство, водворение

кото-

рого кажется полезным, не согласно

коренными существующими за-

конами,

что важнейшие недостатки известного общества

могут

быть

устранены только совершенной переделкой его

оснований,

не

мелоч-

ным

оправлением подробностей... Из

всех

политических партий толь-

ко

одна либеральная непримирима с радикализмом, потому что он

расположен производить реформы с помощью материальной силы

для реформ готов жертвовать свободой слова и конституционными

формами»

. Либерал не

хочет

понять,

что юридические формы имеют

для человека значение только

тогда,

когда у него есть материальные

средства

пользоваться

этими

формами.

Либерал

хлопочет

об отвлечен-

ных правах, не заботясь

жизненном существовании

масс,

которое то-

лько и

дает

основание для реального осуществления права.

Радикальные западники не

верили,

что права

могут

быть закрепле-

ны

и гарантированы в формальных законах, как не придавали особого

значения

той или иной политической форме. (Здесь они приближа-

лись к славянофилам.) Однако одна из таких форм может оказаться

наиболее приемлемой для осуществления социальных преобразова-

ний

— форма республики, — и Н. Чернышевский

утверждал,

что это

последняя форма

государства

вообще.

Между

прочим, в ней особенно

ясно

выявляется настоящая сущность общественных отношений:

главными здесь являются не формально-юридические

даже

не

поли-

тические механизмы, а система классовых отношений.

«Нет

ничего

пагубнее для низшего класса... как господство одного класса над

ДРУ"

гим, ненависть... к аристократии всякого рода, к сущности этого рода

правления,

не

форме

господству

его»

Установленная социальная

диктатура

должна

будет

подготовить

будущее

равенство, так же

не

фор-

мальное, а реальное (как действовал, по мнению Чернышевского,

Петр I).

Чтобы избежать неурядиц переходного периода (от самодержавия

народоправству), Чернышевский допускал

даже

существование

те-

чение этого времени монархической

формы.

Однако вскоре в его

кон-

цепции

переходного периода усиливаются откровенно радикальные

черты: он понимает, что монархия—лишь завершение аристократиче-

Чернышевский

Н. Избр. фил. произв. С.

319—321.

Чернышевский

Н. Поли. собр. соч. Т. I. С. 12.