Иоганн Густав Дройзен. Историка
Подождите немного. Документ загружается.
„всемирная история, собственно говоря, есть только слу
>
чайная конфигурация и не имеет метафизического зна
>
чения“. С третьей стороны, требовали в качестве научной
легитимизации нашей науки… нахождение законов, по
которым движется и изменяется историческая жизнь.
Ей рекомендовали заимствовать норму из географиче
>
ских факторов и „первозданной естественности“. В связи
с так называемой „позитивной философией“ была сдела
>
на весьма привлекательная попытка „возвести“ исто
>
рию, как заявляли, „в ранг науки“». Имена Г. В. Ф. Ге
>
геля, О. Конта, Г. Т. Бокля и других известных архитек
>
торов философии истории легко прочитываются в обзоре
Дройзена, равно как и его отношение к подобным взгля
>
дам на историческую реальность (см. наст. изд., с. 577).
Неудовлетворенный в разной мере и по разным осно>
ваниям всеми этими подходами Дройзен находил науч>
ную задачу историков своего времени (а точнее, задачу
своей «историки») в том, чтобы «обобщить эти методы,
развить их систему, <разработать> их теорию и таким
образом установить не законы истории, а только зако
ны исторического познания и знания (выделено
нами. — И. С., наст. изд., с. 578).
«Историка», как сформулировал Дройзен в тезисах,
«не является ни энциклопедией исторических наук, ни
философией (или теологией) истории, ни физикой исто>
рического мира и уж тем более — поэтикой историогра
>
фии». Дройзен видел смысл своего исследования в по
>
знании исторического мышления и способов исследова
>
ния (§ 16, наст. изд., с. 466).
Как мы уже отметили, основные темы «историки»
во многом определили содержание историко>теорети
>
ческих дискуссий всего XX в., но его аргументы не
были воспроизведены, хотя были хорошо расслышаны.
Мы хотим привлечь внимание читателя к тексту самого
Дройзена, к его собственным формулировкам и пока
>
зать, что в некотором смысле наш автор по>прежнему
находится на передовых рубежах исторической науки,
притом что даже сегодня далеко не все историки дости
>
гают этих рубежей.
14
Конечно, оставляя за кадром «антиквариат» в идей
>
ном наследии Дройзена и фокусируя взгляд на совре
>
менных положениях его концепции, мы получаем
(и предлагаем читателю) не «настоящего» Дройзена, а
набор «избранных» высказываний, извлеченных из
целостного текста. Принадлежность их к XIX в. порой
выдает только форма изложения. Между тем в содер
>
жании лекций обнаруживается и достаточно много
представлений и рассуждений, которые сегодня вы
>
глядит архаичными. Родившись в начале XIX в. и до
>
жив почти до его конца, Дройзен в своих исследовани
>
ях вполне отражал «дух эпохи», ее основные философ
>
ские и религиозные искания, равно как и историогра
>
фические «повороты». Полагаем, что, знакомясь с ра
>
ботой, читатель сам составит мнение о мировоззренче>
ских основах исторической концепции автора и его
профессиональных пристрастиях. Мы же преследова>
ли цель вычленить из достаточно пространного и неод>
нородного текста лекций мысли, удивительно созвуч>
ные современному взгляду на природу исторического
знания.
Курс, читанный профессором Дройзеном с 1857 по
1883 г., включал следующие разделы: методика, систе>
матика и топика (изложение) истории (в разное время
они компоновались по разному). Методика делилась на
эвристику, критику и интерпретацию (исторического
материала), отвечая на вопросы: почему, каким обра
$
зом, с какой целью. Систематика определяла область
применения исторического метода, отвечая на вопрос:
что может исследовать история. К топике относился
анализ форм исторического изложения (план выраже
>
ния, как сказал бы современный исследователь).
В каждом из указанных разделов мы обнаруживаем те
>
зисы, к которым неприменим эпитет устар. К тому же
они ясно изложены, смысл их внятен.
Напомним попутно, что мы имеем дело не с методо
>
логическим трактатом, а с лекционным курсом. Этот
текст адресовался студентам, и обратим внимание на
то, что профессор Дройзен считал необходимым и воз
>
15
можным читать молодым людям столь методологиче
>
ски сложный и новаторский курс, что делает честь и
ему, и его слушателям.
***
Область научных прозрений Дройзена, с которой хо
>
чется начать, ибо она непосредственно касается и объ
>
екта, и задач исторической дисциплины,— представле
>
ние об исторической реальности. Концепция Дройзена
исходит из удивительно современной интерпретации
природы прошлой социальной реальности как предме
>
та исторического исследования. В то время как глава
немецкой исторической школы Л. фон Ранке призывал
историков, описывая прошлое, следовать девизу: «как
это было на самом деле»,— Дройзен утверждал, что ре>
зультатом критики источников является не «подлин>
ный исторический факт», а исчерпывающее изучение
материала «для получения относительно точного и кон>
кретного мнения» (курсив наш — И. С. § 36 «Очерка»,
наст. изд., с. 474).
Такая трактовка результата исторического исследо>
вания непосредственно связана с абсолютно актуаль>
ным
10
и четко артикулированным представлением о
предмете исторической науки. Дройзен полагал что та>
ковым является не прошлое, а человеческие действия,
совершенные в прошлом (по терминологии Дройзена,
волевые акты). Именно эти акты историк должен по
>
пытаться вычленить из течения событий (положения
дел — Дройзен). Он подчеркивал, что «любой так назы
>
ваемый исторический факт, помимо средств, связей,
условий, целей, которые действовали все одновремен
>
но, является комплексом волевых актов… которые ми
>
нули вместе с тем настоящим, которому они принадле
>
жали, и сохраняются лишь в виде остатков того, что то
>
гда было сформировано или сделано, или проявляют
16
10
С позиций современной социологии знания, историческая нау
>
ка изучает действия людей, совершенные в прошлом.
себя во взглядах и воспоминаниях» (§ 26 «Очерка»,
наст. изд., с. 470).Ивдругомместе: «Когда мы гово
>
рим: „Государство, народ, церковь, искусство и т. д. де
>
лают то>то и то>то“, то мы имеем в виду „благодаря воле
>
вым актам“ <людей>» (§ 72 (77) «Очерка», наст. изд.,
с. 488).
При такой постановке вопроса Дройзен вступал в
прямую полемику с позитивистами, полагавшими, что
социальная жизнь определяется историческими зако
>
нами, а поступками людей можно либо пренебречь,
либо искать в них лишь проявления этих самых зако
>
нов. Столь же очевидно, что акцент на человеческих
действиях противоречил утвержденной романтиками и
до сих пор популярной идее о возможности вчувствова
>
ния, проникновения в мысли людей прошлого. Дрой>
зен считал, что сознание человека, рождение мысли
скрыто от самого проницательного исследователя, ко>
торый всегда имеет дело с действиями, будь то поступок
или запечатленное слово. «Хотя человек и понимает че>
ловека,— разъяснял Дройзен,— но лишь периферий>
но; он воспринимает поступок, речь, мимику другого
(т. е. действие — И. С.), но не может доказать, что он
правильно понял его, совершенно понял» (§ 41 «Очер>
ка», с. 477).
В наибольшей степени исторической наукой освоены
идеи Дройзена, относящиеся в области классификации
исторических источников и техники исторической
критики (эвристике). Дройзен первым подвел итоги
«классического» этапа развития источниковедения.
В частности, им была предложена развернутая класси
>
фикация «источников», т. е. эмпирического материа
>
ла, используемого в исторических исследованиях. Да
>
лее это направление было продолжено в работах Э. Фри
>
мена, Ш.>В. Ланглуа и Ш. Сеньобоса, Э. Бернгейма.
11
17
11
См.: Фриман Э. Методы изучения истории. Пер. с англ. М.:
1893; Ланглуа Ш.$В., Сеньобос Ш. Введение в изучение истории /
Пер. с фр. СПб.: 1899; Бернгейм Э. Введение в историческую науку /
Пер. с нем. СПб., 1908; Idem. Философия истории, ее история и за
>
дачи / Пер. с нем. М., 1910.
Ключевым элементом всех этих классификаций было
введенное Дройзеном разделение на «источники», «ос
>
татки» и «памятники».
Дройзен, большой знаток разных исторических
эпох, имел дело с многообразными типами материалов,
на которых основывается практикующий историк. Он
подразделял исторический материал на остатки —
«то, что имеется еще непосредственно в наличии из того
настоящего, понимание которого мы ищем; источни
$
ки — то, что от них перешло в представления людей и
дошло до нас как воспоминание; памятники — вещи, в
которых объединены обе формы» (§ 21 «Очерка»).
В рамках разделения исторических материалов на
«источники», «остатки» и «памятники» Дройзеном
(и вслед за ним Бернгеймом) были намечены первые
подходы к проблеме прошлого как Другого и дистинк>
ции разных типов «прошлого» (в современном научном
дискурсе различение прошлого и настоящего тесно свя>
зано с понятием Другого). Уже в середине позапрошлого
(sic!) века Дройзен писал: «Данное исторического ис>
следования есть не прошлые времена, ибо они прошли,
аеще
непреходящее, оставшееся от них в нашем теперь
и здесь; пусть это будут воспоминания о том, что было и
прошло, или остатки бывшего и происшедшего… Не
былые времена проясняются, а то, что от них осталось в
настоящем. Эти пробужденные ото сна отблески суть
идеально прошлое, мыслимая картина былых времен»
(§ 4 «Очерка»). (Заметим, что и в наши дни отдельные
историки все еще пребывают в уверенности, что исто
>
рия изучает прошлое).
Концепция прошлого как Другого и его репрезента
>
ции в разных типах «остатков» была развита спустя сто
лет социологом Э. Шилзом, который выделил два типа
«прошлого».
12
Затем известный английский специа
>
лист в области истории политической мысли М. Оук
>
18
12
Первое — «реальное прошлое» — это прошлое таких институ
>
тов, как семья, школа, церковь, партия, армия, администрация.
Второе — «ощущаемое прошлое», более пластичное (Shils E. Tradi
>
tion. Chicago: Univ. of Chicago Press, 1981. P. 195).
шот
13
выдвинул идею о наличии трех «прошлых». Пер
>
вое — это прошлое, присутствующее в настоящем, ко
>
торое он именует «практическим», «прагматическим»,
«дидактическим» и т. д. Это прошлое не отделено от на
>
стоящего, оно является его составной частью, и в этом
смысле это — практическое или утилитарное прошлое.
Второе прошлое, по Оукшоту — зафиксированное про
>
шлое. Речь идет о продуктах прошлой человеческой
деятельности, отчетливо воспринимаемых как создан
>
ные в прошлом. Наконец, третье прошлое — это про
>
шлое, сконструированное в человеческом сознании,
прежде всего на основе прошлого второго типа, а имен
>
но зафиксированных или сохранившихся остатков про
>
шлого. Но прошлое третьего типа, в отличие от второго,
физически не присутствует в настоящем, оно существу>
ет лишь в человеческом воображении.
14
То, что линия
рассуждений Шилза и Оукшота идет от «источниковед>
ческих» штудий Дройзена, как впрочем и то, что ос>
мысление проблемы многоярусного присутствия про>
шлого в настоящем происходит уже на другом уровне,
кажется очевидным.
Даже любителям модного конструкта «историческая
память» будет что почерпнуть из размышлений полуто>
равековой давности о соотношении социальной памя>
ти, укорененной в традиции, и социальных представле>
ний, образующих историческое знание. Очевидно, что
Дройзен безошибочно чувствовал разницу между зна
>
нием, запечатленным в текстах, и памятью, передавае
>
мой в образцах поведения, ритуалах и т. д. «Любое вос
>
поминание,— говорил Дройзен,— пока оно внешне не
зафиксировано (в поэтической речи, в сакральных фор
>
мулах, в письменной редакции и т. д.), живет и преоб
>
разуется вместе с комплексом представлений тех, кто
ими руководствуется (например, „традиция“ в римской
церкви)» (§ 24).
19
13
Oakshott M. J. On History and Other Essays. Totowa (NJ): Barnes
& Noble, 1999 [1983].
14
Савельева И. М., Полетаев А. В. // «Логос». 2000. № 2 (23).
С. 39–74.
Определяя теоретические основания исторической
науки и их специфику, Дройзен первым ввел различие
между пониманием и объяснением. Поскольку в XIX в.
«описание» имело устойчивый второстепенный статус,
«принижающий» значимость исторического знания,
он отказался от традиционного разделения описатель
>
ного и объясняющего знания. В качестве отличитель
>
ной характеристики методологии общественных наук
Дройзен (и лишь впоследствии — Дильтей, Виндель
>
банд и Риккерт) начал использовать термин «понима
>
ние».
15
Но в целом надо признать, что в отличие от исто
>
рико>методологической проблематики философия «ис
>
торики» (передовая для своего времени) сегодня выгля
>
дит довольно старомодно. Современная философия ис
>
торического познания достаточно далека от проблем,
волновавших Дройзена. В конечном счете и акцент на
различении естественных и общественных наук по ме>
тоду «объяснения» и «понимания» оказался не слиш>
ком плодотворным. Эти понятия не приобрели функ>
ционального характера и по сути превратились в при>
вычные ярлыки. Неудивительно, что в XX в. апелля>
ция к «пониманию» стала своего рода философским ре>
ликтом,
16
что вовсе не означает, к сожалению, что эти
идеи не воспроизводятся в работах теоретизирующих
историков.
«Ищите методы» — призыв Дройзена, известный ис
>
торикам почти столь же хорошо, как упомянутое выше
наставление фон Ранке. Метод исторического исследо
>
вания, согласно Дройзену, определен морфологиче
>
ским характером своего материала, и его сущность —
20
15
Указанные авторы совершенно по>разному концептуализиро
>
вали понятия «объяснения» и «понимания» и, строго говоря, вкла
>
дывали в них абсолютно разный смысл. В частности, Дильтей и
Риккерт принципиально по>разному определяли объект общество
>
знания («науки о духе» и «науки о культуре»). Более того, они ис
>
пользовали разные немецкие слова для обозначения «понимания»
(соответственно, Erklärung и Auffassung).
16
Подробнее см.: Савельева И. М., Полетаев А. В. Знание о про
>
шлом: теория и история. В 2>х т. СПб.: Наука, 2003.
понимание путем исследования (§ 8), которое предпо
>
лагает критику источников и их интерпретацию.
Конспект лекций, записанных Ф. Майнеке в зимний
семестр 1882/83 гг., содержал следующие заключи
>
тельные слова, произнесенные Дройзеном: «Два мо
>
мента нашего обзора обозначаются особенно ясно.
Во>первых, мы, в отличие от естествоиспытателей, не
имеем в арсенале наших средств эксперимента, мы мо
>
жем только исследовать и ничего иного. Во>вторых, в
результате даже самого основательного исследования
можно получить только фрагмент, отблеск прошлого;
история и наше знание о ней отличны, как небо и зем
>
ля… Это могло бы привести нас в уныние, если бы не
одно обстоятельство: развитие идеи в истории мы
все>таки можем проследить, даже имея фрагментар>
ный материал. Таким образом, мы получаем не образ
происшедшего самого по себе, а образ нашего воспри>
ятия и мысленной его переработки» (наст. изд., с. 446).
В концепции Дройзена искусство эвристики, как
части методики, заключается в способности с помощью
разных аналитических процедур выходить за рамки
наличного исторического материала. К таким способам
Дройзен относил интуитивные поиски; комбинирова>
ние, которое благодаря правильному упорядочению
того, что как бы не является историческим материа>
лом, делает его таковым; аналогию, которая для разъ
>
яснения использует похожий ход событий в похожих
условиях; и гипотезу, доказательством которой являет
>
ся очевидность результата (например, луг в немецких
деревнях как выражение древнего общинного порядка)
(§ 26 «Очерка», с. 470).
Не менее современны и некоторые принципиальные
высказывания Дройзена, содержащиеся в разделе «То
>
пика» (в предшествующих вариантах курса лекций
этот раздел назывался «Изложение»). Они касаются
проблематики истории в значении текста и в частности
риторики исторического исследования. «Формы изло
>
жения определяются не по аналогии эпоса, лирики,
драмы (Гервинус),— говорил Дройзен,— не по отличию
21
„определенных во времени и пространстве действий
свободного человека в государстве“ (Ваксмут), не по
случайным всевозможным хроникам, достопримеча
>
тельностям, картинкам из старины, историям (quibus
rebus agendis inter fuerit is qui narret, Авл Геллий), а
двойственной природой исследуемого». Двойствен
>
ность же исторического исследования состоит в том,
что представление о происшествиях и порядках былых
времен, которое можно получить исходя из настоящего
и из некоторых наличествующих в нем элементов про
>
шлого, одновременно ведет к обогащению и углубле
>
нию понимания настоящего путем прояснения былых
времен, и объяснению прошлых времен путем откры
>
тия и развертывания того, что из них имеется в настоя
>
щем. При этом, как уточнял Дройзен, «каким бы пло>
дотворным ни было исследование, полученные им
представления далеко не совпадают с многообразием
содержания, движения, реальной энергии, которыми
обладали вещи, когда они были настоящим» (§ 88
«Очерка», с. 494–495).
В соответствии с правилами эпохи и собственной
ярко выраженной гражданской позицией Дройзен не>
мало сказал и о функциях истории. О важном значе>
нии, которое Дройзен придавал историческому знанию
в деле формирования национальной идентичности,
свидетельствует пассаж из речи, произнесенной им при
вступлении в Берлинскую академию наук в 1868 г.:
«В наших официальных кругах вплоть до сороковых
годов не было по>настоящему оценено, какое значение,
в том числе и политическое, имеет задача дать народу
образ самого себя в его истории» (см.: Приложения,
с. 576). Не менее важной, чем функция идентифика
>
ции, казалась Дройзену роль истории в формировании
образцов. Даже такое сугубо методологическое произ
>
ведение, как «Очерк историки», кончается словами:
«Практическое значение исторических исследований
заключается в том, что они — и только они — дают госу
>
дарству, народу, армии и т. д. образ самого себя. Изуче
>
ние истории есть основа политического воспитания и
22
образования. Государственный деятель — это практи
>
кующий историк» (§ 93 (48) «Очерка», с. 499). Таким
образом, за историей (а тем самым и историками) при
>
знавалось право (обязанность?) давать уроки, а за поли
>
тиками — обязанность (право?) их брать.
Все это звучит достаточно возвышенно. Но куда бо
>
лее исполнено пафоса определение познавательной
функции истории, данное Дройзеном: «От земного взо
>
ра скрыты начало и конец. Но он может путем исследо
>
вания познать направление текущего движения. Огра
>
ниченный тесными рамками настоящего, Здесь и Те
>
перь, он видит, Откуда и Куда мы идем» (§ 85 (90)
«Очерка», с. 492).
В 1843 г., задолго до появления «Очерка историки»,
Дройзен заключил свое напечатанное всего в несколь>
ких экземплярах предисловие к «Истории эллинизма»
словами, которые хочется процитировать в заверше>
ние:
«Вот и все. Счастливчикам, для которых история яв>
ляется книгой с картинками или ларем для грамот и
ученых заметок, я, возможно, уже наговорил слишком
много бесполезного вздору. Но мне неудержимо хоте>
лось поговорить о том, что мне дорого и важно».