Хубов Г. Мусоргский

Подождите немного. Документ загружается.

его светское бытие. Да, он многим обязан был Ба-

лакиреву («вы меня славно умели толкать во время

дремоты»), и он уверился в нем. Вместе с тем Му-

соргский понимал, что, поддаваясь мягкости своего

характера и во всем признавая «преимущество» Ба-

лакирева (как это было «прежде»), он в лучшем слу-

чае останется восторженным дилетантом. Деятельная

сила таланта не получала свободного выхода. Зерна

больших замыслов прозябали пока в подпочве его

творческого сознания:

Он не «скал легкого оправдания тому, что не

сумел еще создать значительных произведений, ибо

тревожился мыслью создать их. Именно эта одержи-

мость усилила его упорство и ускорила решение от-

бросить все, что мешает, отвлекает от цели, отка-

заться и от гвардейской карьеры, и от светского бла-

годенствия, отдать все свои помыслы, силы, самое

жизнь — творческому труду.

Сын старинной русской семьи не последовал тра-

дициям, завещанным от рода. Он избрал новую, 'не-

проторенную стезю. Многие считали этот шаг безрас-

судным, сам Мусоргский — непреложным. Он не ве-

дал, какою мерою отмерит ему судьба радость и го-

ре. Но он знал, что это путь творческой жизни, путь

суровой борьбы. Он вступал на этот путь с больши-

ми упованиями.

Часть вторай

ТАЛАНТ И ХАРАКТЕР

Талант рождается в тиши,

Характер—лишь в потоке жизни.

Гёте

Глава первая

НАКАНУНЕ

Если вы хотите служить об-

ществу, вы должны знать и пони-

мать его во всех его интересах,

во всех проявлениях; а для этого

вы должны быть самым образо-

ванным человеком. Ведь худож-

ник есть критик общественных

явлений...

И. Крамской

Случилось так, что осенью 1859 года Мусоргский

вновь встретился с Бородиным, уже доктором меди-

цины, по-прежнему успешно работавшим на .научном

поприще и по-прежнему страстно любившим музыку.

Вот как он описал эту во многом поразившую его

встречу с Мусоргским:

— Вторая встреча была осенью в 1859 году, убыв-

шего адъюнкт-профессора Академии и доктора Артил-

лерийского училища С. А. Ивановского. Мусоргский

был уже в отставке. Он порядочно возмужал, начал

полнеть, офицерского пошиба уже не было. Изящество

в одежде, в манерах « проч. были те же, но оттенка

фатовства уже не было ни малейшего. Нас предста-

вили друг другу; мы, впрочем, сразу узнали один дру-

гого и вспомнили первое знакомство у Попова. Му-

соргский объявил, что вышел в отставку, потому что

«специально занимается музьжой, а соединить воен-

ную службу с .искусством — дело мудреное», « т. д.

Разговор невольно перешел на музыку. Я 'был еще

ярым мендельсонистом, в то время Шумана не знал

почти вовсе. Мусоргский был уже знаком с Балаки-

ревым, понюхал всяких новшеств музыкальных, о ко-

торых я не имел и понятия. Ивановские, видя, что мы

нашли общую почву для разговора — музыку, —пред-

ложили нам сыграть в четыре руки а-то1Гную симфо-

нию Мендельсона. М. П. немножко поморщился и

сказал, что очень рад, только чтоб его «уволили от

Andante, которое совсем «е симфоническое, а одна из

«Lieder ohne Worte», переложенная на оркестр», или

что-то вроде этого. Мы сыграли первую часть и скер-

цо. После этого Мусоргский начал с восторгом гово-

рить о симфониях Шумана, которых я тогда не знал

еще вовсе. Начал наигрывать мне кусочки из

Es-duг'нoй симфонии Шумана; дойдя до средней ча-

сти, он бросил, сказав: «Ну, теперь начинается музы-

кальная математика». Все это мне было ново, понра-

вилось. Видя, что я интересуюсь очень, он еще кое-что

поиграл мне, новое для меня. Между прочим, я

узнал, что он и сам пишет музыку. Я заинтересовал-

ся, разумеется, и он мле начал наигрывать какое-то

свое скерцо (чуть ли не B-dur'noe); дойдя до trio, он

процедил сквозь зубы: «Ну, это восточное!», и я был

ужасно изумлен небывалыми, новыми для меня эле-

ментами музыки. Не скажу, чтобы они мне даже осо-

бенно понравились сразу; они скорее как-то озадачи-

ли меня новизною. Вслушавшись немного, я начал

гутировать понемногу. Признаюсь, заявление его, что

он хочет посвятить себя серьезно музыке, сначала

было встречено мною с недоверием и показалось ма-

леньким хвастовством; внутренно я подсмеивался не-

множко над этим. Но, познакомившись с его «Скер-

цо», я призадумался: «верить или не верить?»...'

Около трех лет прошло после памятного дня пер-

вой встречи Бородина с Мусоргским в дежурной ком-

нате Военно-сухопутного госпиталя (это было осенью

1856 г.). К юному Преображенскому «офицерику-ме-

ломану» Бородин отнесся тогда с ласковой иронией,

с легким пренебрежением. Теперь, увидев и услышав

Мусоргского, он изумлен происшедшей в нем переме-

ной, озадачен новизной его творческих опытов, сме-

лостью его суждений и намерений. «Верить или не

верить?..» — Вопрос разрешится со временем.

Пройдет еще три года, и они встретятся вновь уже

как соратники балакиревского содружества.

Эти три года Бородин проведет за границей,

совершенствуя свое научное образование, а в свобод-

ные часы слушая великие творения Бетховена, Вебе-

ра, Шумана, Вагнера и скромно музицируя «для

себя». Многое он постигнет в науках, многое пере-

менится и в его взглядах, художественных вкусах и

влечениях. Вернувшись на родину (в 1862 г.), он по

праву получит звание и кафедру адъюнкт-профессора

химии в Медико-хирургической академии. С энтузи-

азмом истинного просветителя отдаваясь обширной

научно-педагогической и обшественной деятельности,

он предоставит музыке ограниченное время «любимо-

го досуга», что, впрочем, не помешает ему вскоре с

жаром приняться за сочинение Первой симфонии.

Считая науку «настоящим делом» своей жизни, он

будет увлеченно заниматься и музыкой, называя себя

то в шутку, то Bceipbea «композитором, ищущим

неизвестности», но именно композиторское попри-

ще принесет ему «между делом» мировую извест-

ность.

Иначе сложатся обстоятельства жизни Мусорг-

ского.

Девятнадцатилетний юноша, с характером еще не

окрепшим, с талантом, еще не умудренным опытом

и мастерством, побуждаемый неукротимым внутрен-

ним влечением,— вышел на самостоятельную дорогу

творческих исканий и борьбы. Отброшена начатая во-

енная карьера, а с нею и возможность житейского

благополучия. Его единственная поддержка — узкий

кружок друзей. Сколько трудностей, невзгод, суровых

испытаний, лишений придется ему вынести на из-

бранном пути. Но Мусоргский — художник, ищущий

борьбы. Его жизненное призвание неделимо. Всего

себя •без.раздёльнй он отдаёт Искусству и

быть «бойцом за правую мысль искусства»...

Проницательный Бородин уже в 1859 году приме-

тил смелые, новаторские порывы молодого Мусорг-

ского («небывалые, новые для меня элементы музы-

ки»). Трудно было тогда предугадать их смысл и

значение. Для самого Мусоргского многое еще оста-

валось неясным. Он чувствовал, что «нравственное

движение» встревожило его духовный мир, пробуди-

ло дремавшие силы; но сознание еще не могло

(и долго не могло) найти «точку опоры», чтобы вве-

сти их в русло целеустремленного творчества. Ощу-

щение внутренних стихийных сил волновало и радо-

вало, «еуменье управлять ими, подчиняя воле и ра-

зуму, мучило, порой угнетало.

«Верить или не верить?» —быть может, не раз

задавал себе этот вопрос и Мусоргский, и для него

он равнозначен был шекспировскому «быть или не

быть». Но несмотря на беспокойные, изнурявшие его

метания, несмотря на то, что его поиски и труды да-

леко не всегда увенчивались творческим успехом, и

многое в его ранних опытах не удавалось вовсе, и

строгий Балакирев отнюдь не склонен был баловать

его поощрением и похвалой,—Мусоргский упрямо ве-

рил, и сама жизнь все более убеждала его, что надо

«быть», т. е. бороться и добиваться.

Самая большая дорога начинается с первого шага.

Нельзя глубоко понять значение великих открытий

и завоеваний Мусоргского, не ведая, какими путями

и тропами он шел к ним; нельзя по достоинству, с

исчерпывающей полнотой оценить эти открытия, не

разобравшись по существу в ранних творческих опы-

тах композитора, большею частью забытых, а чтобы

верно истолковать «х, надо постоянно иметь в виду

перспективу дальнейшего развития.

Первые деяния Мусоргского на композиторском

поприще, если их рассматривать обособленно, в ус-

ловных рамках «заданного периода», мало что скажут

читателю об авторе «Бориса Годунова» и «Хован-

щины». Может показаться даже, что тут, собственно,

не о чем серьезно говорить: из ранних сочинений ком-

позитора многие не сохранились (таковых гораздо

больше, чем предполагают), иные сохранились в на-

бросках или отрывках, иные же, по-видимому, суще-

ствовали только .в памяти автора, как импровизации,

не зафиксированные на нотной бумаге. Ну а сохра-

нившиеся—составляют картину довольно пеструю,

«детали» которой могут вызвать недоумение то тех-

ническим несовершенством, то странной наивностью,

то «еожиданными, порой трудно объяснимыми кон-

трастами и противоречиями. И, обозревая ее, часто

ограничиваются привычным заключением: «Это еще

не Мусоргский».

Да, это еще не Мусоргский, и все же это Мусорг-

ский, заметим мы, не боясь кажущейся парадоксаль-

ности такого утверждения. Его ранние льесы, взятые

сами по себе, быть может, и не столь значительны, и

многое в них было преходящим. Но они очень значи-

тельны, я бы сказал, жизненно необходимы в процес-

се художнического развития Мусоргского. Не случай-

но Бородин приметил в них черты «небывалого, но-

вого». Не случайно сам Мусоргский впоследствии не

раз возвращался к ранним творческим опытам, разра-

батывая и совершенствуя то, что было найдено им в

годы композиторской юности.

Можно напомнить здесь для примера, что хор из

музыки к «Эдипу», написанный двадцатилетним

автором (1859), вводится в партитуру «Саламбо»;

характернейшие эпизоды из «Саламбо» используются

(и как используются!) в драматургии «Бориса Году-

нова»... Зерна юношеских замыслов, словно «прозя-

бавшие» до поры, до времени в подпочве творческого

сознания композитора, начинают прорастать, давая

могучие всходы.

К ранним пьесам Мусоргского давно установилось

(с легкой руки В. Стасова) несколько пренебрежи-

тельное или, лучше сказать, снисходительное отноше-

ние, как к сочинениям несамостоятельным, учениче-

ским. А между тем среди этих «ученических» работ.

(уже в 1858—1859 гг.) появляются такие образцы

творчества Мусоргского, «ак народная хоровая сцена

из «Эдипа», симфоническое Скерцо B-dur, музыкаль-

ный рассказ «Листья шумели уныло»... В иных фор-

тепианных пьесах (импровизационного склада), в

первых романсах и песнях, наряду с недостатками

формы и мастерства, приметны неожиданные наход-

ки, характерные штрихи, смелые обороты, которые

невольно вспоминаешь, слушая позднейшие, зрелые

произведения композитора.

В непрерывной напряженной работе его художни-

ческого сознания, остро воспринимающего впечатле-

ния действительности, все живет, движется, преобра-

зуется, « нередко то, что, казалось, уж давно позабы-

то, вновь возрождается, обретая плоть и кровь реаль-

ного образа, обладающего неповторимой выразитель-

ной силой.

Владимир Стасов разделил творчество Мусорг-

ского на три периода, по его мнению, «очень явствен-

но отличающихся один от другого». Он охарактеризо-

вал их следующим образом: «первый, идущий от

1858 до 1865 года, есть период музыкального учения,

собирания сил; второй, идущий от 1865 до 1874—1875,

есть период полного развития музыкальной личности

и самостоятельности Мусоргского; третий период — от

1874—1875 и до конца 1S80 года — время начавшего-

ся уменьшения и ослабления творческой деятельноеги

Мусоргского. В продолжение первого ' периода

наибольшее влияние имел на него М. А. Балакирев

В это время он избирал еще сюжеты не русские

общеевропейские, нередко исторические и классиче

ские («Эдип», «Саул», «Саламбо»), нередко он со

чинял также для оркестра и инструментов (несколь

ко скерцо, начало сонаты, «Intermezzo symphonique»

«Preludio in modo classico», «Menuetto»). Общим xa

рактером творчества была идеальность. В начале

второго своего периода Мусоргский был под сильным

влиянием Даргомыжского, именно под влиянием его

направления и стремлении, хотя все-таки никогда не

повторял его музыкальных форм и постоянно оста-

вался самостоятелен; чем дальше подвигался Мусорг-

ский в жизни, тем становился самобытнее и ориги-

нальнее. Сюжеты и задачи его в продолжение этого

периода всегда национальные; таковы: значительное

количество романсов, сочиненных от 1865 по 1868 год;

«Детская», опера «Борис Годунов», отрывки для опе-

ры «Млада». Сочинения на сюжеты нерусские (на-

пример, «Еврейская ^пеонь» из Байрона, два «еврей-

ских хора») составляют очень редкое исключение.

Все сочинения по преимуществу вокальные, инстру-

ментальные же сочинения (например, «Швея», «Кар-

тинки с выставки Гартмана», «Ночь на Лысой го-

ре»)— редкое исключение. Главный характер всех

вообще сочинений реалистический. В продолжение

третьего периода реалистическое и национальное на-

правление Мусоргского остается по-прежнему на

первом плане (оперы: «Хованщина», «Сорочинская

ярмарка», романсм: «Забытый», «Трепак», «Полково-

дец», «Днепр» и т. д.), но иногда к ним присоединя-

ются и сочинения на темы, не заключающие специ-

ального национального характера (ряд романсов под

заглавием «Без солнца», некоторые из романсов на

слова гр. А. К. Толстого, «Песня о блохе» на текст

из «Фауста» Гёте и т. д.). Большинство сочинений

этого периода опять-таки вокальные, как и в преды-

дущий период, но в это время Мусоргский возвра-

щается иногда охотно и к сочинениям инструменталь-

ным, фортепианным (таковы два каприччио: «Байдар-

ки», «Гурзуф», музыкальная картина «Буря на Чер-

ном море» и оставшаяся неоконченною «Большая

сюита на среднеазиатские темы»). При этом он иног-

да покидает формы и характер специально-нацио-

нальные и возвращается, как было в первый период,

к формам общеевропейской музыки, но уже не с

прежнею силою и оригинальностью»^.

'Обратим внимание на эту характеристику — устра-

нив некоторые фактические неточности, в ней можно

почерпнуть ценные сведения и верные замечания. Что

же касается построенной Стасовым схемы периодиза-