Сочинение, проникнутое глубоко личным настроением,
возникло под воздействием герценовского романа.
Герцен был властителем дум русской интеллиген-
ции и одним из любимейших писателей молодежи.
Белинский называл его «поэтом гуманности», подчер-
юивая, что его умный и сильный талант одухотворен
«мыслью о достоинстве человеческом, которое уни-
жается предрассудками, невежеством и унижается то
несправедливостью человека к своему ближнему, то
собственным добровольным искажением самого се-
бя»^'. Герценом зачитывался и Мусоргский.
Роман «Кто виноват?» захватил его и верностью
изображения русской действительности, и пафосом
обличения крепостнического строя, и смелой постанов-
кой острых социальных и этических проблем, и, ко-
нечно, жизненно правдивыми образами героев, печаль-
ной историей любви Бельтова и Любоньки Круцифер-
ской. В беседах с Н. Опочининой, которая, по-види-
мому, также увлечена была герценовским романом,
словно невзначай, соединились, сплелись нити инте-
ресов, стремлений и чаяний Мусоргского. Впечатле-
ние создалось громадное, но лишь малая частица его
отразилась в Экспромте. Что же в нем отразилось?
Вряд ли намеревался Мусоргский нарисовать в
небольшой фортепианной пьесе образы героев романа
или запечатлеть бурную «сцену поцелуя» — музыка
говорит об ином. Это — лирическое раздумье после
беседы и робкий отзвук своих сердечных волнений.
Это листок из «лирического дневника» Мусоргского,
быть может, и не столь значительный в его творчест-
ве, но не случайный в его биографии.
Весьма примечательно, что рядом с Экспромтом —
воспоминанием о Бельтове и Любе, в том же 1859 году
появилось сочинение, в котором впервые и с большой
внутренней силой зазвучала гражданская лирика
Мусоргского. Я имею ъ виду романс, или, как назвал
его автор, музыкальный рассказ—«Листья шумели
уныло», написанный на стихи поэта-петрашевца
А. Плещеева (для баса с сопровождением фортепиа-
но) Ч Можно предположить, что Мусоргский, волнуе-
мый образами оетрашевцев, сочинял этот проникно-
103