Хубов Г. Мусоргский

Подождите немного. Документ загружается.

«Сорочинская ярмарка». Москва, 1913

(Свободный театр). Ярмарочная сцена.

Декорация В. Симова

Чудесная музыка Прелюдии к «Сорочинской яр-

марке» стала известна слушателям в оркестровой

транскрипции Ан. Лядова, выполненной со свойст-

венным ему изящным мастерством (в 1904 г.). Нель-

зя не заметить, однако, что его партитура весьма

приукрасила скромный оригинал, лишив его обаяния

простоты. Пользуясь темами Мусоргского, Лядов

разрабатывал их, следуя собственному замыслу, и

смастерил из них развернутую концертную увертю-

ру. Характерно, что Римский-Корсаков, услышав эту

увертюру, заметил: «Вступление к «Сорочинской яр-

марке» звучит мило; пиеса милая, но, несмотря на

темы Мусоргского, с Мусоргским ничего общего не

имеет» Оценка объективно справедливая. Прелю-

дия к «Сорочинской» очень проста по замыслу, ла-

конична по форме, своеобразна по выражению. Эта

музыка проникнута терпким ароматом степного при-

волья. Придавать ей искусственное изящество — все

равно что опрыскивать духами полевые цветы.

Оживленная сцена сельской ярмарки открывает

первое действие оперы. Шумная, празднично

возбужденная толпа, снующая среди лотков, навесов,

телег, волов. Несмолкаемая разноголосая речь чума-

ков, торговцев, баб, цыган, евреев, паробков, дивчат...

Сцена построена великолепно. Динамичный мотив

«ярмарочной суеты» прямо из Прелюдии к опере--

.649

вторгается в действие, зачиная музыку, живописую-

щую движение и гомон пестрой толпы. Этот просто-

народный мотив-иаигрыш, основанный на терпком

сочетании двух капризно ритмованных кварт, заим-

ствован Мусоргским из его музыки к «Младе» (сход-

ная по ситуации «сцена торга»)и весьма остроум-

но разработан в многокрасочной хоровой экспозиции

ярмарочной сцены. Он модифицируется, перестраи-

вается, сплетается с другими мотивами и попевками,

то исчезает, то вновь промелькивает, но его остро

пульсирующий ритм мы все время ощущаем в пере-

менчивом круговороте ярмарочной суеты. Бойкие вы-

крики торговцев, «аперебой выхваляющих свои това-

ры («Колеса! Вот горшки! Дыни, баклажаны! Шапки,

ленты!..» и т. д.), перебиваются внезапно затеянной

перебранкой цыган у шинка, которую тут же сме-

тает лихая песня казаков и паробков «Гаю, гаю, мо-

лодцы...» i®, но не надолго — вновь раздаются зазы-

вающие голоса торговцев и цыган... Впрямь, как у

Гоголя: «Волы, мешки, сено, цыганы, горшки, бабы,

пряники, шапки — все ярко, пестро, нестройно, ме-

чется кучами и снуется перед глазами. Разноголос-

ные речи потопляют друг друга...».

Среди этой шумно говорливой толкотни показы-

вается Черевик с дочкой Парасей. У отца одна забо-

та—продать пшеницу и кобылу. Дочку влечет иное.

Она впервые попала на ярмарку, и все здесь ей вно-

ве, все манит и радует взор восемнадцатилетней де-

вушки. Восхищенными глазами оглядывает она от-

крывшийся ей мир удивительных вещей. Обаянием

наивной юности проникнуто ее песенное ариозо «Ах,

тятя, что ж это за ленты, что за диво...» (одна из

главных тем Прелюдии; ср. клавир, стр. 2 и 14).

.650

Естественным продолжением ариозной сценки

Параси служит оживленный хорик дивчат, затеваю-

щих игру с паробками («Собирайтеся, подружки»).

Заливистые голоса дивчат подхватывают нежный на-

пев Параси, придавая ему задорный, плясовой ха-

рактер. В игру вступают паробки. В ярмарочном гуле

разгорается веселая «жартовливая» песня (мелодия

которой также разработана в Прелюдии). Увлечен-

ная игрой Парася не может не заметить, что один из

паробков не сводит с нее глаз...

Неожиданно появляется Цыган — «заведующий

комедией», как именует его Мусоргский в щутку, но

со смыслом (см. клавир, стр. 20). Это мастак на лов-

кие выдумки, из которых умеет извлекать себе поль-

зу. Не от его ли хитрой выдумки произошла таин-

ственная и смешная кутерьма в Сорочинцах!.. Харак-

теристика Цыгана весьма колоритна: он представлен

важною, степенною музыкою, в которой то и дело

«подмигивает» веселая ритмическая попевка гопака.

С загадочной ухмылкой Цыган сообщает доверчивым

чумакам о нечистой силе в красной свитке, смущаю-

щей божий люд. Рассказ производит впечатление.

При упоминании беса, поселившегося в старом сарае,

возникает страховитая тема Красной свитки:

Своим гармоническим обличьем (хроматическая

цепь больших и увеличенных трезвучий) тема напо-

минает мрачное заклятье Досифея («Да сгинут плот-

ские козни ада...», ср. пример 163). Но характерный

интонационный поворот речитатива — с комичнейшим

скачком на нону вниз (как раз при словах «Красная

.651

свитка») — придает «адским гармониям» темы отте-

нок пародийности.

Онемев от суеверного страха, Черевик и Кум слу-

шают Цыгана, который продолжает расписывать бе-

совские коэни Красной свитки. А тем временем Па-

робок заводит нежный разговор с Парасей. В музыке

их лирического объяснения (на фоне речитативного

рассказа Цыгана) модифицированный мотив Пре-

людии (пример 164) сплетается с песенными инто-

нациями ариозо Параои и хорика дивчат («Соби-

райтбся, подружки»; ср. клавир, стр. 16 и 24):

167

Andantino mosso

Сценическое развитие идет в живом комедийном

темпе. Черевик, вдруг заметивший свою дочку с Па-

робком, сердито прерывает их «любовные сказки».

А находчивый Паробок весело приветствует «пана

Солопия Черевика» и обескураживает его чистосер-

дечным признанием в любви к Парасе. Забавный

диалог построен на искусной разработке украинской

народной песни «Як пишов я до дивчины» а в при-

знании Паробка вновь звучит мотив лирического

объяснения с Парасей (см. клавир, стр. 29. Мепо

mosso). Черевик, не долго думая, дает свое согласие

на сватовство и по сему случаю отправляется вместе

с Паробком и Кумом в шинок. День клонится к вече-

ру. Ярмарочный гул мало-помалу стихает. Реприза

начального хора торговцев — в сокращенном вариан-

те— завершает большую ярмарочную сцену Толпа

редеет. Народ расходится.

На фоне угасающего гула ярмарочной суеты раз-

вертывается новая колоритная сценка (Andantino 1а-

mentabile): Черевик и Кум выходят из шинка и «бро-

дят в полумраке, натыкаясь нередко на различные

предметы» (ремарка Мусоргского). Оба навеселе,

перебивая друг друга, напевают любимые мотивы.

.652

с бесподобным комизмом звучат в их интерпретации

украинские песни «Та бодай тая степова могила»

(Кум тянет ее на слова «Вдоль по степям, по при-

вольным...») и «Ой, вже ж чумак дочумаковався».

Путаясь и пошатываясь, чумаки, наконец, выбира-

ются на дорогу и с заметным оживлением подхваты-

вают вместе ихуточную «Ой, дуду, рудуду...»

Эта маленькая юмористическая интермедия (кла-

вир, стр. 38—42) задумана была, очевидно, как вве-

дение в сцену Черевика с Хиврей, которая, увы, не

сохранилась (возможно, и была сочинена Мусорг-

ским, но осталась незаписаниой). Ее дописал В. Ше-

балин, довольно точно придерживаясь гоголевского

текста (четвертая глава повести) и умело пользуясь

тематическим материалом Мусоргского. Содержание

сцены известно. Черевик, увидя Хиврю, радостно со-

общает ей, что нашел доброго жениха Парасе. Одна-

ко эта весть приводит Хиврю в самое неприятное

расположение духа; она осыпает мужа колкими на-

смешками. И чем более выхваляет жениха Черевик,

тем более свирепеет его сварливая супруга. Дело

кончается солидною взбучкой. «Туда, к чорту! Вот

тебе и свадьба!» — бормочет озадаченный Черевик.

Торжествующая Хивря вталкивает его в хату. Пе-

чально-комическим рефреном звучат знакомые моти-

вы «Ой, чумак...» и «Дуду, рудуду» в заплетающейся

речи Черевика.

Паробок, оказавшийся невольным свидетелем бур-

ной сцены, охвачен горькими размышлениями. Певу-

чая «думка» Паробка «Зачем ты, сердце, рыдаешь

и стонешь?..» — одна из поэтичнейших страниц му-

зыки Мусоргского. В нежной фригийской мелодии

«думки» —

leg Lar||:hetto, quasi Larg-o

Паробок:

ioii

j^ii 1 t 111

3 J

nJ^JJJJIJ^jii

.653

За

ai libilum (—

С подкупающей простотой выражена глубокость ис-

креннего чувства без малейшего намека на оперную

сентиментальность. Песенный образ Паробка отличен

ясностью народного характера и в то же время непо-

вторимостью индивидуальной окраски.

«Думка», к сожалению, последний эпизод музыки

первого действия, сочиненной Мусоргским Заклю-

чительную сцену пришлось дописать Шебалину. Он

выполнил это согласно авторскому сценарию («усло-

вие на волы по поводу Параси» — см. выше). Яв-

ляется Цыган и, подбадривая опечаленного Паробка,

обещает «заставить Черевика отдать Параску», а за

услугу требует, чтобы Паробок уступил ему волов за

двадцать целковых. Обрадованный Паробок готов

уступить и за пятнадцать. Дело быстро налаживает-

ся... Текст сцены составлен по канве пятой главы го-

голевской повести. Музыка скомпонована из темати-

ческого материала ярмарочной сцены (рассказ Цы-

гана, включая тему Красной свитки, мотив Паробка).

Для финала Шебалин пристроил заключительные

строки сделанного Мусоргским фортепианного пере-

ложения ярмарочной сцены (отрывок). Эта бойкая

музыка плясового характера должна заменить от-

меченный в авторском сценарии, но, по-видимому,

так и не написанный «Гопачок».

Второе действие происходит в Кумовой

хате. Черевик спит. Хивря стряпает, смачно поруги-

вая супруга и томно вздыхая о пленившем ее «ми-

леньком» поповиче. И тут забавным контрастом гру-

боватой воркотне возникает игривый мотив молодя-

щейся Хиври («мой миленький, такой беленький, да

аккуратненький...»; клавир, стр. 66 и 68):

.654

Moderate

^aJ^Tra-i firf'ffff

'I LUiH

Проснувшийся Черевик флегматично бубнит за-

стрявшую в памяти (после прогулки в шинок) песен-

ку «Ой, чумаче, дочумаковався...». Хивре, поджидаю-

ш,ей своего поповича, не терпится спровадить из дому

надоевшего супруга, и она наскакивает на него с

бранью и попреками по поводу непроданной кобылы

и пшеницы. Лениво потягиваясь, Черевик отшучи-

вается с невозмутимым добродушием, что, разумеет-

ся, еще более распаляет его неугомонную сожитель-

ницу.

Комический диалог сверкает выразительными кон-

трастами живой простонародной речи. Творчески

свободно пользуясь интонационным своеобразием

украинской песни, Мусоргский создает сочные музы-

кально-сценические характеристики гоголевских пер-

сонажей. Чутким претворением речитатива в мелодии

достигается непринужденная певучесть их колоритно-

го говора. Так, в мягко очерченном народными по-

левками лейтмотиве Черевика —

l7oModerato адаа!

интонируется не только произносимый им текст, но и

характерная повадка его неторопливой, флегматично

насмешливой речи «всурьез». Эта повадка видна и в

примирительных репликах Черевика («Полно, Хивря,

не бесися...», «А кто ж мене лучше...» 2®). Совсем

иная повадка речи раздраженной, вскипающей гне-

.655

BOM Хиври выражена в «колючих» попеу!ках ее свар-

ливой скороговорки («Так ты меня не/ слушаться...»

и т. д.; клавир, стр. 75 и 77). Хивря г^нит Черевика

«на всю ночь» стеречь пшеницу и корылу. Он готов

уж покориться, да пугает его Красная свитка (здесь

вновь промелькивает мотив бесовщрны — падающая

нона, ср. примеры 166 и 172). Однако под натиском

сердито наступающей супруги приходится уйти.

Б следующей сцене — «Хивря, в .ожидании плени-

тельного Афанасия Ивановича, находится в довольно

капризном нетерпении и даже допускает некоторое

сомнение». Комической серенадой звучит игривый

мотив Хиври, призывающей возлюбленного поповича:

«Приходи скорей, мой миленький, мой хорошень-

кий...» (пример 169; ср. клавир, стр. 82 и 84). 'Она

принаряживается, прихорашивается, суетится вокруг

стола, забавно репетируя встречу кавалера, и, лю-

буясь собою, вспоминает песню молодости «Ой, ты,

дивчина, горда, да пышна...». Но вдруг слышит за

окном голос блуждающего Черевика («Ой, чумаче,

дочумаковався...»), и чудесная народная песня пре-

рывается отборной бранью и проклятьями по адресу

ни в чем не повинного супруга. А поповича все нет.

Настроение Хиври быстро меняется. Она «допускает

некоторое сомнение» в верности своего миленького и

пробует грустный напев — «Утоптала стеженьку». Но

грустить не в ее натуре. Ревниво пожурив поповича и

заодно послав его «к бесу в пекло», Хивря подбадри-

вает себя куплетами удалой песенки «Отколи ж я

Брудеуса встретила...».

Музыка всей этой сцены — остроумное пастиччио

из народных мотивов перемежаемых капризной

речитацией нетерпения, сомнения, возмущения,— жи-

во характеризует несложную психологию и сложный

темперамент Хиври, сей неугомонной «пожилой кра-

савицы», как назвал ее Гоголь.

Красочная, мастерски варьированная песня о

Брудеусе служит завершающей кульминацией моно-

сцены Хиври. Крики упавшего в крапиву Афанасия

Ивановича возвещают о прибьггии долгожданного го-

стя. Следует знаменитая «амурная сцена» Хиври и

.656

поповича — \\узыкальное воплощение шестой главы

повести Гоголя (замечательный диалог из этой главы

воспроизведен почти без изменений). Маленькая не-

приятность от «уязвления со стороны крапивы» не

смущает попови^ча, предвкушающего приятные прино-

шения со стороны несравненной Хавронии Никифо-

ровны, которая с жеманной суетливостью выказы-

вает ему свое полное расположение. Точно интонируя

их диалог, Мусоргский создает восхитительную гро-

тесковую сцену. Она основана, в сущности, на про-

стом принципе контрастов жанровой характерности.

Витиеватая бурсацкая речь поповича, пересыпанная

церковно-славянскими оборотами, комично перепле-

тается с игривым мотивом Хиври и ее жеманно ко-

кетливыми репликами, интонационно связанными с

тем же мотивом (см. пример 169). Верно воспроизво-

дя колоритную прозу Гоголя, Мусоргский с неисто-

щимой изобретательностью передает в музыке и мет-

ко схваченные юмористические подробности, играю-

щие оттенком легкой сатиры (прожорливость попови-

ча, жадно глотающего галушки и пампушечки, лука-

вое притворство нескромной Хиври и т. д.). Комизм

сцены достигает высшей точки, когда попович, риск-

нув обнять (с галушкой в руке) дородную Хавронию

Никифоровну, выражает свой любовный азарт кли-

росным пением «на глас шестый» (точь-в-точь как в

«Семинаристе»):

Росо illarg-ando

^ Поповичг

в этот самый патетический момент раздается рез-

кий стук в ворота. Амурная сцена, начавшаяся ма-

леньким происшествием, заканчивается большой не-

приятностью. Попович, ошалев от страха, трясется в

.657

судорожных причитаниях «господи помйлуй». Хивря

бестолково суетится. Игривый мотив а^йурной сцены

рассыпается «мелким бесом» в дробнь^^ ритмических

фигурках смятения. Наконец, догадавшись спрятать

поповича на полатях, Хивря бежит отворять ворота.

В хату входят Кум, Черевик и гости.

Необычайный поворот действия обозначен интер-

людией, в которой плясовые попевкм и ритмы гопака

(отзвуки ярмарочного веселья) прцЧудливо соединя-

ются с хроматической темой Красной свитки. Гости

явились с ярмарки, где наслышались страхов о «хрю-

кающей свитке», и в каждом шорохе им чудится та-

инственное хрюканье. Первые же реплики вошедших

(«А? Что? Где? Кого? Слыхали? Хрюкнуло!..») сопро-

вождаются мотивом бесовщины (падающая нона) —

172Moderato, quasi slleg-retto

рр —.

Н ^

fff^

FT J £

рр

4 •••

1 ,

1 •

—Г—Т

который в дальнейшем развитии ансамблевой сцены

становится своеобразным комическим рефреном суе-

верного страха перед «нечистой силой». Вид перепу-

ганной Хиври вызывает наивное сочувствие Кума и

гостей, решивших, что и она боится Красной свитки

(об ее амурных злоключениях никто не догады-

вается). Кум просит Хиврю сбегать за баклажкой

вина, чтобы подбодриться. Тут Черевик замечает не

без резону (на свой меланхолический мотив), что

Хивря «если хочешь, изъездит самого лысого чорта»,

чего ж ей бояться Красной свитки... При этом неосто-

рожном напоминании гости трусливо вскрикивают-^

им опять померещился хрюкающий бес. Между тем

Хивря, смекнув дело, оправилась от испуга; с ее воз-

вращением вновь звучит игривый мотив (при-

мер 169). Баклажка доброго вина поднимает на-

строение собравшихся. В музыке промелькивают

плясовые попевки гопака. Повеселевший Кум произ-

.58