рывки из опер. Таких маленьких товарищеских «со-
житий» было тогда немало в Петербурге, а может
быть, и в остальной России. Всех товарищей в на-
стоящем кружке было шестеро: все шестеро уже
умерли, значит, можно, не нарушая ничьей скромно-
сти, назвать их по именам. Тут был» три брата
Логиновых (Вячеслав, Леонид и Петр), Николай
Лобковокий, Левашев и Моцест Мусоргский. Все это
были люди очень умные и образованные; каждый из
них занимался каким-нибудь любимым научным ил»
художественным дел101М, несмотря на то, что многие
из них состояли на службе в Сенате или министер-
ствах; никто из них не хотел быть праздней интел-
лектуально, и каждый глядел с презрением на ту
жизнь сибаритства, пустоты и ничегонеделанья, ка-
кую так долго вело до той поры большинство рус-
ского юношества. Все шестеро до тех пор жили, как
и Мусоргский, среди семейств своих, но теперь на-
шли нужным все переменить и жить иначе. Кончи-
лась жизнь семейная, толупатриархальная, с старин-
ным хлебосольством, с кормлением и упощением,
вроде первого жизненного правила, чего-то вроде
священного обряда, всякого знакомого, забредшего
от нечего делать в гости; началась жизнь интеллек-
туальная, деятельная, с действительными интереса-
ми, с стремлением к работе и употреблению себя на
дело. И те три года, что прожили на новый лад эти
молодые люди, были, по их рассказам, одними из
лучших во всю жизнь. Для Мусоргского—в особен-
ности. Обмен мыслей, познаний, впечатлений от про-
читанного накопили для него тот материал, которым
он потом жил все остальные свои годы; в это же
время укрепился навсегда тот светлый взгляд на
«справедливое» и «несправедливое», на «хорошее» и
«дурное», которому он уже никогда впоследствии не
изменял. Во многих местах текста его романсов и в
особенности в либретто оперы «Борис Годунов» ясны
следы юношеского, горячего, благородного настрое-
ния, прочно заложеиного еще во времена товарище-
ского «сожития» € друзьями 1863—1866 годов»
В. Стасов, к сожалению, не щедр на подробности
181