Хрестоматия по Теории Государства и Права

Подождите немного. Документ загружается.

должны считаться тождественными».

[

11] Проиллюстрируем сказанное. Простым

повторением будет буквальное воспроизведение ст. 15 (стороны и содержание трудового

договора) КЗоТ РСФСР аналогичной нормы ст. 8 Основ законодательства Союза ССР и

союзных республик о труде. В законодательной практике еще в недавнем прошлом

имелись случаи повторения не только одних и тех же положений в разных нормативных

актах, но и часто полного и буквального воспроизведения содержания одних нормативно-

юридических документов другими. К примеру, новая редакция Закона РСФСР «О

народном образовании» без каких-либо даже небольших изменений и уточнений

повторяет Основы законодательства Союза ССР и союзных республик о народном

образовании.

Смысловое дублирование наблюдается при сравнении положений ст. 39 ГПК РСФСР

(привлечение третьих лиц по делам о восстановлении на работе) и ст. 215 КЗоТ РСФСР

(возложение материальной ответственности на должностное лицо, виновное в незаконном

увольнении или переводе). Разницу составляет лишь размер сумм, взимаемых в случаях

незаконного увольнения с должностных лиц. Именно этим и следовало ограничить

формулировку ст. 215 КЗоТ. Не удается избежать ненужного повторения и в

законодательных актах, принятых в последнее время. Так, ст. 1 Закона СССР «О порядке

обжалования в суд неправомерных действий органов государственного управления и

должностных лиц, ущемляющих права граждан» (право на обращение с жалобой в суд),

воспроизводит ч. 1 сравнительно недавно введенной в действие ст. 2391 ГПК РСФСР

(право на обращение с жалобой в суд).

[

12]

Из приведенных примеров видно, что к дублированию в праве следует подходить двояко,

т. е. различать случаи необходимого и случаи излишнего повторения правовых норм.

Воспроизведение юридических правил необходимо с целью придания системе права

свойств единства и стабильности. Достигается это посредством повторения на разных

уровнях права законодательных положений, имеющих принципиальное политическое и

юридическое значение в построении и развитии структуры права. Данное обстоятельство,

в свою очередь, выступает основой стабильности регулирования системы общественных

отношений. Кроме того, повторение нормативно-правовых положений иногда оправдано с

точки зрения значимости информации, которую они несут. Потребность в

воспроизведении правовых норм с этой позиции нужно рассматривать применительно к

каждому отдельному случаю. Здесь можно встретить немало злоупотреблений, в первую

очередь в области подзаконного нормотворчества.

Однако дублирование (как простое, так и смысловое) имеет и противоположное значение.

Излишнее повторение правовых предписаний необоснованно увеличивает количество

норм (нормативных актов), вследствие чего неоправданно возрастают и усложняются

внутриструктурные отношения и связи в праве. Дублирование, особенно смысловое,

отрицательно сказывается на развитии системы права, ее конкретизации и детализации, на

качестве толкования норм, юридической квалификации и в целом на эффективности

правореализации.

[

11] Кондаков Н. И. Логический словарь-справочник. М., 1976. С. 148.

[

12] Ср., например, формулы ст. 1 новых Основ законодательства Союза ССР и союзных

республик о судоустройстве (осуществление правосудия только судом) и ст. 5 ГПК

РСФСР (осуществление правосудия только судом и на началах равенства граждан перед

законом и судом), а также ст. 8, 9 указанных Основ и ст. 16 УПК РСФСР и т. д.

211

Сегодня становится очевидной политическая природа многих случаев дублирования

нормативных актов и отдельных норм. Прежде всего, речь идет о так называемом

дублировании по нисходящей (иерархическое повторение). Оно является не только

порождением тоталитарной системы, но и средством ее существования, нормативным га-

рантом.

в) Пробелы в праве. Структурным дефектом права следует считать и правовые пробелы

как неполноту действующего законодательства, выражающуюся в отсутствии

конкретного нормативного предписания в отношении фактических обстоятельств,

находящихся в сфере правового регулирования.

[

13] Отсутствие нужного юридического

правила

как бы размыкает, рассогласовывает систему права, снижая тем самым эффективность ее

функционирования, в то время как одно из важнейших требований к системе

юридических норм правового государства состоит в полноте правового регулирования, т.

е. в способности права полностью регламентировать общественные отношения,

объективно требующие «юридического вмешательства». Однако достичь полной

беспробельности права вряд ли возможно, тем более в такой исторический период, как

перестройка с ее глубокими и быстрыми изменяемостью и развитием отношений. Можно

говорить лишь о степени полноты действующего законодательства и добиваться ее

максимума. Все это обусловливает необходимость совершенствования механизма прео-

доления пробелов. Следует объединить в одном нормативном акте пробельные и

коллизионные начала, тем самым как бы вынести их за «скобки» правовой системы и

распространить на всю сферу правового регулирования. Это повысит эффективность

применения данных правил, в определенной мере сократит объем правовых

предписаний.

[

14]Учитывая происходящие изменения в союзной и республиканской

государственности, выдвинутую на повестку дня необходимость заключения союзного, а

в ряде республик, в том числе и РСФСР, республиканских федеративных договоров,

вопрос о систематизации и объединении пробельных и коллизионных правил в одном

нормативном акте следует решать соответственно после заключения союзного и внутри

республиканских договоров. Дело в том, что ряд положений договоров будут снимать

отдельные противоречия в действующей системе права. Их целесообразно включить в

указанные антипробельные и антиколлизионные документы союзного и республиканского

уровней. Анализ литературы свидетельствует о том, что пробелы — наиболее изученная

разновидность несогласованпостеи системы права.

[

15]

[

13] Алексеев С. С. Проблемы теории права. В 2 т. Т. 2. Свердловск, 1974. С. 261.

[

14] Кроме того, это избавит, например, Верховные Суды союзных республик от

воспроизведения некоторых коллизионных правил. Так, в п. 2 постановления Пленума

Верховного Суда СССР от 9 июля 1982 г. «О судебном решении» сказано, что в случае

противоречия подзаконного акта закону, суд должен применять закон (Бюллетень

Верховного Суда СССР. 1982. № 4. С. 20). Пункт 4 постановления Пленума Верховного

Суда СССР «О рассмотрении судами жалоб на неправомерные действия должностных

лиц, ущемляющие права граждан» развивает данный принцип, отмечая, что действия

должностных лиц, совершенные хотя и в соответствии с действующими подзаконными

актами, но противоречащие законодательству Союза ССР и союзных республик, подлежат

обжалованию в суде (Бюллетень Верховного Суда СССР. 1989. № 1. С. 6).

[

15] Лазарев В. В. Пробелы в праве и пути их устранения. М, 1974; Алексеев С. С.

Проблемы теории права. Т. 1. С. 332—336; Лихачев В. Н. Пробелы в современном

212

г) Нерациональная расположенность правовых норм. Особенность данного вида дефектов

состоит в нарушении структурных согласований (связей) в построении юридических

правил. Одно из требований реально действующей системы правовых норм — ее

структурная организованность или сбалансированность. Другими словами, каждая норма

(или группа норм) в структуре права должна занимать строго определенное место,

«ячейку», обусловленную характером и спецификой регулируемых фактических

отношений. Уровень организованности системы права должен складываться на основе

оптимальности, экономичности и целесообразности отношений и связей, возникающих

между юридическими правилами. При введении в действующую систему права новых

правил (нормативных актов) должны максимально учитываться уже существующие

структурные отношения и связи. Случаи нерационально расположенных в структуре

права норм неоднозначны. Можно говорить о неэффективной расположенности нормы

(группы

норм) с точки зрения института (подотрасли), отрасли и системы права в целом.

Проблема оптимального места юридических предписаний в структуре права нуждается в

более глубоком изучении. Нерационально расположенные в системе юридических норм

правила не способствуют повышению гармонии ее внутриструктурных отношений и

связей, затрудняют толкование и познание норм и в конечном счете — их применение.

д) Логическое несовершенство правовых конструкций. Под последними следует понимать

сложные модельные образования («образцы»), выступающие в качестве средства развития

системы права и условия правового регулирования. В правовой надстройке роль

юридических конструкций весьма значительна — они выступают как элемент познания

права, как необходимое средство правотворческой деятельности, находят реальное

воплощение в законодательстве, обеспечивая тем самым соответствующий порядок и

режим в регламентировании общественных отношений. Юридические конструкции и

правовые нормы тесно взаимосвязаны: нормы права—выразители юридических конст-

рукций, их материальные носители. Юридические конструкции можно подразделять по

отраслевому признаку, степени абстракции и другим критериям. Наиболее важно деление

юридических конструкций по уровню абстракции: например, доказательства по

гражданскому делу (ст. 49 ГПК РСФСР) и далее — объяснения сторон и третьих лиц (ст.

60 ГПК), свидетельские показания (ст. 61 ГПК), письменные доказательства (ст. 63 ГПК)

и др. Правовые конструкции могут находиться и находятся в отношениях соподчинения

(«родства»), развития, уточнения, детализации и др. Во многом благодаря им, право

приобретает системные качества и становится высокоорганизованным регламентатором

общественных отношений.

С другой стороны, системный характер права, его регулятивные особенности

предъявляют высокие требования к самим юридическим конструкциям, прежде всего к

логика их построения и развития. Говоря о роли юридических конструкций в обеспечении

такого важнейшего свойства права, как его внутренняя взаимосвязанность и согла-

сованность, следует обратить внимание на то, что их формирование в праве идет двумя

путями. Первый, наиболее оптимальный, начинается с появления общей нормы и ее

развития, конкретизации в специальных правилах как одинаковой, так и меньшей

юридической силы (путь от общего к детальному, частному); второй —

международном праве. Казань, 1985. С. 7—19; Леушин В. И. Юридическая практика в

системе социалистических общественных отношений. Красноярск, 1987. С. 110—113; и

др.

213

противоположный, связан с установлением по тому или иному вопросу ряда норм, каждая

из которых не может претендовать на роль общей. Ни тот, ни другой путь не застрахован

от сбоев и деформаций. Случаи логического незавершения и диспропорций выражения

правовых моделей в законодательстве также образуют дефекты в их развитии. Изменение

общественных отношений нередко диктует необходимость совершенствования и

естественного развития правовой конструкции. Если в законодательной практике этого не

происходит, правоприменитель вынужден реализовать нормы более общего характера в

сравнении с тем, что требуют фактические отношения. Данное обстоятельство

отрицательно сказывается на эффективности правового регулирования. Нередко прихо-

дится наблюдать логическую незавершенность правовых моделей даже в тех случаях,

когда в законодательстве прямо указано на важность той или иной нормы (нормативных

актов), но которая по тем или иным причинам долгое время не принимается.

[

16]

Юридические конструкции в системе права могут образовываться и другим, обратным

путем, т. е. с появлением их отдельных элементов. Отсутствие логической

последовательности в их формировании также приводит к сбоям и диспропорциям в

развитии права. Это может быть причиной противоречий, дублирования и пробелов норм

права.

Итак, эффективность правового регулирования во многом предопределяется уровнем

единства и согласованности системы права. Особенно важно соблюдение указанного

условия в настоящее время, когда идет процесс обновления общесоюзной и

республиканских федераций, правовой системы Союза ССР и республик. Один из путей

решения этого вопроса — исследование логико-структурных дефектов системы права. В

статье проблема согласованности права, факторов, ее нарушающих, только обозначена,

предпринята попытка систематизировать дефекты системы права, выявить их отдельные

причины. Было бы ошибочным полагать, что названные дефекты охватывают все

имеющиеся сбои и несогласованности в современной системе права. Например,

нуждаются с этой точки зрения в исследовании логика правовых понятий,

сбалансированность гипотез и диспозиций норм права и т. д. Словом, современная

законодательная практика должна твердо опираться на хорошо разработанную теорию

дефектов системы права, основанную на ее базе методику их обнаружения и преодоления,

чтобы сделает работу законодателей более совершенной.

[

2] Противоречия в праве исследовались в ряде работ (см.: Никитинский В. И.

Преодоление противоречий в законодательстве в процессе правоприменительной

деятельности//Советское государство и право. 1983. № 2. С. 13—20; Бабаев В. К. Логика в

сфере права: понятие и основные направления//Там же. 1979, № 7, С. 44—45; Черданцев

А. Ф. Логическая характеристика права//Правоведение. 1983. С. 20—21).

Право и правовая система

Источник:

[

16] На незавершенность конкретных отраслевых юридических конструкций нередко

обращается внимание в специальной литературе (см., напр.: Рассудовский В А Свобода

творчества и авторские права//Советское государство и право. 1986. № 1. С. 109).

[

214

Алексеев, С. С. WПраво и правовая система /С. С. Алексеев. W//Правоведение. -1980. -

№ 1. - С. 27 – 34

С. С. АЛЕКСЕЕВ,

доктор юридических наук

ПРАВО И ПРАВОВАЯ СИСТЕМА

Характерная для социалистического правоведения направленность на все более глубокое

познание правовой действительности порождена потребностью ответа на назревшие

социальные потребности развития советского общества и государства в условиях

дальнейшего укрепления правовой основы государственной и общественной жизни,

упрочения социалистической законности, совершенствования советского

законодательства и практики его применения.

Отсюда — важность и неотложность продолжения творческой работы по углублению

общего понятия права, учету накопленных научных данных, того нового, что дает по

рассматриваемой проблематике современная научная мысль. Это, надо полагать,

оправдывает намерение автора этих строк вновь вернуться к ряду вопросов общего

понятия права, требующих развития и уточнения.

Право в непосредственно-социальном и юридическом смыслах. Обычно понятия «право»,

«правовое», с одной стороны, и «юридическое» — с другой, рассматриваются в качестве

тождественных, взаимозаменяемых, что едва ли верно. Хотя в главном своем значении

термин «право» обозначает известную свободу поведения участников общественных

отношений,

следует учитывать то весьма существенное обстоятельство, что он нередко

употребляется, так сказать, в неюридическом смысле (например, когда говорится о

моральных правах, правах, вытекающих из обычаев, корпоративных норм).

Более того,

названным термином охватываются подчас явления из весьма глубокого пласта

общественной жизни, относящиеся к действию объективных социальных

закономерностей. Именно в таком глубоко социальном смысле он понимается, когда речь

идет о праве трудящегося народа на революцию, праве нации на самоопределение, праве

на эквивалент в товарном обращении, правах человека и т. д. Примечательно, что

основоположники научного коммунизма, используя понятие права в указанном

смысловом значении, в ряде случаев прямо подчеркивали, что имеют в виду явления,

которые должны быть отграничены от явлений юридических.

Такого рода права можно назвать непосредственно-социальными, поскольку

соответствующие социальные возможности берутся здесь как таковые, вне их

идеологического опосредования в тех или иных формах общественного сознания, в тех

или иных социальных нормах. Они представляют собой социально оправданную,

нормальную и в этом смысле нормативную свободу поведения субъектов общественной

жизни, выражающую прямое действие объективных социальных закономерностей, иных

зависимых от данного строя условий жизнедеятельности людей. Это своего рода

фактические права, — права, которые, говоря словами К. Маркса, — существуют налицо,

обретаются в самой деятельности.

Конечно, непосредственно-социальные права или, что тоже самое, непосредственно-

социальные притязания, объективно требуют адекватную их природе идеологическую

форму — моральную, в виде обычаев и др. (некоторые из них, связанные с

215

жизнедеятельностью бедноты, К. Маркс называл «обычными»). В классовом обществе

они выступают также в виде требований правосознания, а те из них, которые

соответствуют интересам господствующего класса, воплощаются в действующей

юридической системе, юридической свободе поведения. Выходит, в самом факте

зависимости права как юридического феномена (и иных социально-опосредованных прав)

от прав непосредственно-социальных; выражаются в конечном счете зависимость первых

от материальных условий жизни общества, от требований объективных социальных

закономерностей, их соответствие социальной необходимости. И, следовательно, именно

здесь раскрывается глубокий смысл положения Ф. Энгельса, что невозможно рассуждать

о праве, не касаясь вопроса о соотношении-необходимости и свободы.

Однако

непосредственно-социальные права — не только ближайшая социальная основа права как

юридического явления, но и фактор, способный через механизм правосознания оказывать

влияние на юридическое регулирование общественных отношений. Это обусловливает,

например, саму возможность борьбы трудящихся в условиях эксплуататорского общества

за юридическое признание обычного права бедноты, прав человека и т. д. При

становлении же юридических систем, а также их революционной смене непосредственно-

социальные права, с опорой на государственное принуждение, как бы «прямым ходом»

вливаются в сферу официального государственного регулирования, становятся в

указанных условиях фактически революционным правом, выполняющим функции

юридической системы.

Но при всем при том, если брать социальные явления, условно именуемые

непосредственно-социальными правами, в «чистом» виде, то нужно видеть их

качественное отличие от права как юридического феномена. Все, что, казалось бы, так

основательно их объединяет — и наличие в том и другом случаях известного состояния

социальной свободы, и использование там и здесь термина «право», тесная связь между

ними, и даже свойственная им обоим «нормативность», — не устраняют следующего

решающего обстоятельства: перед нами разноплоскостные социальные явления,

относящиеся к разным срезам социальной жизни, теоретически осваиваемые различными

областями общественных знаний—общей социологией или правоведением, и потому

требующие в высшей степени четкого, корректного использования соответствующего

понятийного аппарата и терминологии. Так, «нормативность» в отношении

непосредственно-социальных (фактических) прав имеет специфическое смысловое

значение. Она характеризует не наличие общих масштабов, моделей поведения, что

свойственно праву в юридическом смысле, а правильность, социальную оправданность

поведения участников общественных отношений, его соответствие требованиям

объективных закономерностей, социальной необходимости.

Думается, что авторы, подчеркивающие недопустимость сведения права к закону и

конструирующие его широкое определение, доказывают уже доказанное — различие

между содержанием и формой права, т. е. правом как таковым и законом как его формой.

При этом они не принимают в расчет особый, неюридический смысл, который придавали

основоположники научного коммунизма термину «право» при рассмотрении ряда

социальных явлений.

Кстати, и аргументация сторонников «широкого» подхода к праву

зачастую сводится к формулированию лишь весьма общих, лишенных необходимой

(«юридической») четкости положений о связи права и социальной свободы, которые все

дальше отходят от сущностных характеристик права в классовом обществе, правовой

действительности, от многообразных вопросов юриспруденции, законности, юридической

практики. Это и понятно. Различный науковедческий статус явлений, обозначаемых

термином «право» (общесоциологический или юридический)

препятствует выработке

единого и вместе с тем содержательного, работающего понятия, толкает на то, чтобы либо

216

неоправданно юридизировать непосредственно-социальные явления, либо, переключаясь

на чисто социологический ракурс, ограничиваться упомянутыми общими положениями.

Объективное право — институционное социально-классовое образование. Исходный

момент, выражающий специфику права в юридическом смысле, заключается в том, что

последнее, в силу формирования и существования в классовом обществе, имеет

классовую сущность и в соответствии с этим конституируется в виде объективного права

— институционного образования,

обладающего качествами мощного классового

регулятора. Причем субъективные юридические права (юридическая свобода поведения),

неотделимые от юридических обязанностей, понимаются здесь уже как феномен

производный или, во всяком случае, зависимый от объективного права.

Характеризуя право как юридическое явление, К. Маркс, Ф. Энгельс, В. И. Ленин

неизменно связывали его с «законом», под которым следует понимать все многообразие

нормативных и иных правовых актов, объективирующих нормативное юридическое

регулирование. Ничуть не смешивая право и закон, проводя между ними различия (в

одном месте К. Маркс говорит об «установленном законом праве»

), основоположники

научного коммунизма рассматривали их как однопорядковые. Именно с «законом» как

формой права они связывали решающие особенности последнего, в том числе

нормативность, момент «возведения» классово-господствующей воли, статус особой,

отличной от просто общественного сознания части надстройки, «возвышающейся» над

экономическим базисом, и т. д.

Следовательно, в положении об органическом единстве «закона» и права как

юридического явления — решающий пункт подлинно научного подхода к правовой

действительности. Во-первых, социальный смысл, воплощения в праве классово-

господствующей воли, обусловленной материальными условиями жизни

господствующего класса — в конституировании мощной социально-классовой силы. По

своим характеру, параметрам, действию она такова, что может существовать лишь в виде

особого институционного образования; только в данном случае право отличается

всеобщностью, общеобязательностью, обладает качеством стабилизирующего фактора,

способного давать «эффект гарантированного результата». Объективируется же право в

особое институционное социально-классовое образование посредством «закона» —

юридических источников, через них право конституируется в целостный, отличающийся

мощной силой социальный организм. Именно так, т. е. как социальное явление,

сопряженное с «общими законами», проводимыми в жизнь государственной властью, и

потому обладающее качествами социальной силы, и оценивал право К. Маркс.

Рассматривая меры по ограждению работающих детей и подростков от разрушительного

действия капиталистической системы, он писал: «Это может быть достигнуто путем

превращения общественного сознания в общественную силу, а при данных условиях этого

можно добиться только посредством общих законов, проводимых в жизнь

государственной властью».

Во-вторых, «закон» (в социально-философском смысле) есть высшее и стабильное

воплощение нормативности. Нормативности, которая даже в первоначальном,

элементарном виде способна исключать, говоря словами К. Маркса, «просто случай» и

«просто произвол», а в праве, получая качество «всеобщности», «равных мер», становится

фактором, противостоящим, разумеется, в зависимости от конкретных экономических,

социально-классовых условий, произволу, своеволию отдельных индивидов и групп.

В то же время, характеризуя право как явление одно-порядковое с «законом», нельзя

интерпретировать это единство таким образом, будто любые законы, иные правовые акты,

217

либо их совокупность сами по себе образуют право. Законы — средство, инструмент

конституирования права, институализации классово-определенной социальной свободы,

придания классово-господствующей воле качеств институционного нормативного

регулятора, обладающего мощной социальной силой и противостоящего произволу,

своеволию. Само же право — потому и право, )что отличается нормативностью,

«возведенностью», служит воплощением «юридической свободы» поведения участников

общественных отношений, нормативным критерием правомерности поведения

(дозволенного или запрещенного), и вследствие этого раскрывается как специфический

феномен в единстве объективного и субъективного права. Законы, лишенные

специфически правового содержания, могут стать «пустыми масками», а подчас и — в

условиях эксплуататорских режимов — «законодательством произвола», возводящим

«произвол в право».

Правовая система. Собственно право, его субстанцию образует то, что выявляет его

институционность. Это — «нормативное» в правовой действительности —

государственно-властные нормативные предписания, веления, конституируемые и

объективируемые в законах, иных правовых актах. «Нормативное», связанное в единый

организм, отличающееся общеобязательностью, формальной определенностью,

государственно-властной принудительностью и рядом других свойств, и есть объективное

право. Именно «нормативное» в правовой действительности — основной источник

юридической энергии, т. е. реальной организационной силы права, его упорядоченной

обязательности, опирающейся на возможность государственного принуждения, когда

нормативные предписания выступают в качестве основания, определяющего

правомерность поведения участников общественных отношений.

Вместе с тем в правовой действительности имеются и иные, поднормативные элементы,

также проявляющие классовую сущность права и заряженные юридической энергией.

Пример — индивидуальные предписания компетентных органов (в первую очередь

судов), призванные поддерживать, проводить в жизнь заложенные в нормах общие

программы поведения людей. Сама природа права, выраженного в своего рода

абстракциях —- общих нормах, предполагает существование индивидуально-правовых

механизмов, органов правосудия, призванных на основе действующего права

обеспечивать его индивидуализированное функционирование.

В теоретическом же отношении наиболее существенно то, что в; связи с индивидуально-

правовой, правоприменительной деятельностью компетентных органов, как бы выбирая

юридическую энергию индивидуальных предписаний, складывается особый юридический

феномен, близкий по ряду черт, хотя и не тождественный, к юридическим нормам. Это —

судебная и, в значительно меньшей мере, — иная юридическая практика, оказывающая

воздействие на правовое регулирование. Юридическую практику (а также активные

формы господствующего правосознания, правовую идеологию) можно, вслед за

юридическими нормами, отнести к конститутивным элементам правовой,

действительности, определяющим, в соответствии с особенностями данных классовых

отношений, ее общее построение, конструкцию.

Каким же понятием возможно охватить все эти элементы, чтобы в полной мере сохранить

четкость, «неразмытость» научной категории, выражающей главное в правовой

действительности, — институционное социально-классовое нормативное образование, т.

е. объективное право? Представляется, что им может служить понятие правовой системы.

Указанное понятие (которое следует строго отграничивать от понятия системы права—

строения последнего как нормативного образования) призвано не только дать

структурную характеристику правовой действительности, ее общую конструкцию, но и

218

отразить генетический аспект системы,

в данном случае — роль и соотношение

правотворчества и правоприменительной деятельности компетентных органов. Данное

понятие, следовательно, одной из своих граней охватывает деятельность государственных

учреждений, выполняющих юридические функции, — законодательных и судебных.

Наряду с этим понятие правовой системы охватывает и другие правовые явления, из

которых складывается подвижная, динамическая ее часть. Помимо индивидуальных

предписаний (и актов «автономного» регулирования) к ним относятся рассматриваемые в

единстве регулярные субъективные права и обязанности, образующие правоотношения, а

также санкции — меры государственно-принудительного воздействия. Правовая система

неотделима и от системы законодательства, точнее — совокупности правовых актов-

документов, в том числе нормативных, интерпретационных, индивидуальных,

представляющих собой средство институализации и форму бытия «содержательных»

элементов правовой системы — юридических норм, правоположений юридической

практики, индивидуальных предписаний.

Понятие «правовая система» — более широкое, объемное, чем собственно право.

Но

было бы ошибочным жестко отмежевать их друг от друга. Коль скоро применительно к

правовой действительности речь идет о единой, целостной системе (в рамках данного

классового общества), то ее особенности концентрированно выражаются именно в праве

— особом институционном социально-классовом нормативном образовании. Вместе с тем

все то, что наряду с собственно правом входит в правовую систему — судебная практика,

правовая идеология, а также другие элементы, скажем, индивидуальные государственно-

властные предписания, субъективные права и др., можно рассматривать в качестве

проявлений права, т. е. таких элементов правовой действительности, которые,

функционируя по законам целостной системы, «сопровождают» право, раскрывают его

классовую сущность, особенности как социально-классового нормативного регулятора.

Следовательно, введение в научный оборот понятия «правовая система» (в (принципе оно

уже плодотворно используется в литературе)

не должно изменить сложившегося в нашей

науке категориального аппарата. Когда при освещении правовых явлений говорится о

праве, то во многих случаях подразумевается и целостная правовая система. В то же время

указание на правовую систему означает, что в данном случае право берется в единстве с

его проявлениями, с «сопровождающими» его компонентами правовой действительности.

Какой из терминов — «право» или «правовая система» целесообразнее использовать в том

или ином контексте, во многом зависит от уровня теоретических абстракций. При

наиболее общей и в то же время сущностной характеристике правовых явлений, их

содержания, ценности и т. д. достаточно одного понятия права при рассмотрении же права

в рамках конкретного классового общества, в особенности его конструктивных, технико-

юридических черт, правильнее говорить о правовой системе.

И еще один момент. Понятия «правовая система» и «правовая надстройка» в целом

совпадают (в последнюю из указанных категории включается также и негосподствующая

правовая идеология, все формы правосознания). Целостный, системный характер явлений

правовой действительности, образующих правовую надстройку, сообщает им единство и

взаимосвязь, выраженные в понятии правовой системы.

Объективное и субъективное прав о. В числе элементов правовой системы необходимо

особо выделить группу правовых явлений, которые, хотя и относятся к динамической ее

части, весьма близки к объективному праву как особому институционному социально-

классовому образованию субъективные права.

219

Правда, как бы ни были они близки к объективному праву, перед нами явления

разнопорядковые, занимающие в правовой действительности свои, особые места. Здесь

важно «не потерять» специфику объективного права как институционного образования.

Субъективные права — не основание юридического регулирования, не источник

юридической энергии, а результат ее претворения в жизнь, последствие его воплощения

нормативных предписаний в действительность в виде меры юридической свободы для

конкретного лица. Субъективные права неотделимы от юридических обязанностей. Они

выражают строго очерченную меру дозволенного поведения, а потому и сами по себе

содержат запрет всякого иного поведения, не охватываемого данной «мерой». В то же

время они находятся в органической связи с обязанностями других лиц, через которые

обеспечиваются государством. Юридическая свобода поведения, следовательно, — всегда

свобода, сопряженная с юридическими обязанностями.

Учитывая это, нельзя вместе с тем упускать из виду главное: субъективные права, взятые

в единстве с юридическими обязанностями, — важнейшее проявление права, может быть,

наиболее «приближенное» к собственному праву (недаром то и другое обозначается

одним термином). Субъективные права участников общественных отношений — их

всеобщность, объем, глубина, обеспеченность — выражение и показатель особенностей

права, его специфически правового содержания, черт, которые свойственны ему как

институционному нормативному воплощению в классовом обществе классово-

определенной социальной свободы и которые отличают право от «просто законов» и тем

более от «законодательства произвола». Именно в этом реально выражается в правовой

действительности ближайшая социальная основа права — социально-оправданная,

обусловленная прямым действием социальных закономерностей свобода поведения

участников общественных отношений, их непосредственно-социальные права. И именно

здесь перед нами — последовательная цепь зависимостей, тянущихся от объективных

потребностей экономического базиса данного классового общества, свойственных ему

объективных социальных закономерностей, — к правам в непосредственно социальном

смысле и от них (в условиях сложившихся систем всегда через объективное право) — к

юридической свободе поведения, т. е. к субъективным правам, неотделимым от

юридических обязанностей.

С данной точки зрения, право как юридический феномен может быть названо

юридическим «определителем» дозволенного простора правомерного поведения, со всеми

вытекающими отсюда последствиями (защитой правомерного поведения законом и судом,

запретом иного поведения, обеспеченностью государственно-принудительными мерами и

др.). Между тем ни в чем ином, как в субъективных юридических правах простор

правомерного поведения выразиться и опосредоваться не может. Указанные факторы

предопределяют социальное значение права в качестве институционного нормативного

выражения классово-определенной социальной свободы, его роль в обеспечении условий

и простора для самостоятельного, инициативного поведения участников общественных

отношений ля развертывания их социальной активности. Именно это прямо «видит» право

на коренные проблемы социального развития, демократии, культуры, позволяет

характеризовать его в качестве активного фактора и существенного выражения

социального прогресса.

Сказанное обусловливает место и роль субъективных прав в механизме юридического

регулирования, которые, будучи рассмотрены в единстве с юридическими обязанностями,

придают ему специфически Правовую окраску, через них или, во всяком случае, при их

участии, причем в каждой отрасли права по-разному, «подключается» весь юридический

инструментарий.

220