Хренов Н.А. Образы Великого разрыва. Кино в контексте смены культурных циклов

Подождите немного. Документ загружается.

291

чью царя разбудит ужасный крик царицы и ее признание: «Крейсера из

Англии не будет, нас всех отправят в Сибирь». Ливадии в Крыму, как обе-

щал Керенский, тоже не будет.

Но самое ужасное, что о неотвратимой гибели родителей и сестер зна-

ет и сын царя – Алексей. И время от времени он, не имея сил подавить

эту правду, будет об этом напоминать остальным. Каким же должно быть

самообладание царя как отца, чтобы снять страх, утешить жену и детей,

найти в себе силы шутить и ободрять их. И лишь в редкие мгновения мы

будем видеть Николая Романова беспомощным и затравленным, когда он

остается один, или преклоненным перед иконой с изображением Христа.

Трудно перед смертью преодолеть собственный страх, но ведь необходи-

мо преодолеть его и у своих детей. Нелегкая участь досталась русскому

царю, прозванному «Николаем Кровавым», в конце жизни. И такие силы,

способные преодолеть отчаяние семьи, Николай Романов находит. После

возвращения из ставки и отречения он заболел. Но приехавший во дворец

комиссар Временного правительства желает удостовериться, что царь на

месте. Больного царя поднимают, одевают и выводят к комиссару. И он,

преодолевая боль, не подает вида, что болен.

Найти в себе силы трудно, трудно еще и потому, что его бывшие под-

данные, бывшие рабы не упускают случая унизить царя, особенно в при-

сутствии жены и детей. Когда он вернется из ставки во дворец, то услышит

у закрытых ворот: «Открыть ворота бывшему царю». Конечно, царя не из-

бивают, но зато постоянно унижают. Дело не только в принудительном от-

речении от императорского звания и не только в попытках обвинить его во

многих преступлениях и соответственно судить, о чем в фильме рассказы-

вается. Такое унижение становится постоянным на бытовом уровне. После

отречения и ареста сохранить царю человеческое достоинство в России

трудно. Как говорит одна из дочерей: «Теперь наши папа и мама – ничто».

Царскую семью не только унижают, но буквально оскорбляют, о чем сви-

детельствует сцена в фотоателье, где их фотографируют как заключенных

в фас и в профиль. Вышедший из себя их охранник – хам; он буквально

избивает одну из дочерей и вступившегося за нее Алексея. Все это как раз и

свидетельствует об аналогии с Христом. Царю и членам его семьи начина-

ешь сопереживать не в силу их обреченности и беспомощности, а потому,

что все они, их поведение, их жизнь, их реакции, образ мысли разительно

отличаются от того, как ведут себя окружающие их люди – плебеи и разгу-

лявшиеся хамы, представители толпы.

Так, один из охранников в Тобольске скажет: «Как они нас раньше, так

и мы их сейчас». Комплекс Юровского из фильма К. Шахназарова зна-

ком многим из охраны царской семьи. Кроме одного – рядового Андрея

Денисова, влюбившегося в одну из дочерей царя и ставшего ее донором,

когда она заболела. Но в фильме появится и сам Юровский, на этот раз как

эпизодическое лицо. Он будет главным режиссером и исполнителем кро-

Сквозь призму кино...

_ .indd 291_ .indd 291 25.12.2008 19:06:4825.12.2008 19:06:48

292

вавой драмы. Ярость рабов становится столь сильной, что с ней не справля-

ются даже большевистские комиссары. И один из сопровождающих царя

военных заявит в Тобольске, что власть ускользает из его рук, он уже не

владеет ситуацией и просит извинить его за то, что вынужден добровольно

сложить свои полномочия. Царь просит его: потерпите, мы терпим, надо,

чтобы и вы потерпели. То же происходит и с получившим задание пере-

везти семью из Тобольска в Москву комиссаром Яковлевым. К его удив-

лению, Свердлов меняет решение: перевозить придется в Екатеринбург.

Самого Яковлева, конечно, арестуют за гуманность. Но что делать, фраза

Троцкого «Нельзя оставлять им живого знамени» красноречива. «Им» озна-

чает «врагам революции». В героях привлекает не их статус, а их духовность,

делающая их в этом мире чужими, посланниками иного мира. В фильме

есть такой эпизод. Во дворце с царевичем занимается боцман. Но когда

по распоряжению Временного правительства царская служба распускает-

ся, боцман покидает дворец, не попрощавшись с привязавшимся к нему

Алексеем. При этом он прихватывает подаренные Алексею царем дорогие

часы. Об этом становится известно, вор оказывается под арестом. Когда об

этом узнает царевич, он, не желая поверить в воровство наставника, объяв-

ляет, что сам подарил ему часы. И вора освободят.

И хотя на экране развертываются события, знакомые по политической

истории России (пребывание царя в военном штабе в Могилеве, конфликт

с Государственной думой, приход в царский дворец генерала Корнилова,

объявившего об аресте царя, подозрение в государственной измене Алек-

сандры Федоровны, внезапное решение царя отменить наступление на

фронте и вернуться в Петроград, отречение от царского сана на одной

из железнодорожных станций империи в пользу брата Михаила, начав-

шаяся революционная смута, отправление в Тобольск, а затем переезд в

Екатеринбург и расстрел в доме Ипатьева, которому в фильме, кстати, уде-

лено не так уж и много времени), у Г. Панфилова они не будут главными.

А главным у него будет то, в чем признается ночью перед расстрелом

Николай Романов Александре Федоровне. Обращаясь к царице, он скажет:

«Любить тебя и растить детей – вот мое главное назначение». Он призна-

ется жене, что с ней счастлив. По сути, это его последние слова и он мог

бы сказать «я был счастлив». Но он не может это сказать. Такие слова гово-

рят только в последние минуты жизни самому дорогому человеку. Но так

и в фильме. Николай Романов сказал об этом жене вовремя. Успел сказать.

Через мгновение позвонят в дверь и прикажут одеться и спуститься в под-

вал. Вот об этом счастье Николая Романова как главы семейства, как любя-

щего отца и мужа и будет рассказано в фильме.

Поэтому события политической истории и начавшейся революционной

смуты в России хотя на экране и мелькают, но они развертываются в стро-

го заданном режиссером ракурсе – они подаются с точки зрения Николая

II не как политического деятеля, а как любящего мужа и отца, как семья-

Глава 3

_ .indd 292_ .indd 292 25.12.2008 19:06:4825.12.2008 19:06:48

293

нина. Именно поэтому в сценарии оказывается так много семейных сцен.

Пока зритель не получает ключа к особому режиссером видению известной

истории, ему эти семейные сцены могут показаться даже скучными. Взять

хотя бы первый эпизод фильма – отъезд Николая II в Могилев, где гото-

вится очередная военная акция с участием царя. В кадр попадают жена и

любящие отца дочери, переживающие разлуку с отцом. Но отъездом осо-

бенно огорчен Алексей, умоляющий отца не уезжать. Наконец, прощание

Николая с женой на вокзале, когда царь рискует задержать отправление

поезда. Так трудно расстаться с любимой Аликс. Но и, оказавшись в ва-

гоне, Николай вытаскивает из чемодана фотографии жены и детей. И так

постоян но, до самого расстрела. Для Николая II сакральное связано не с

его высоким государственным саном, а с его семьей. Удивительно, как в

этом смысле архаичен фильм. Ведь новая смута в России, когда фильм вы-

шел, статус семьи сделала почти нулевым. Тем не менее сакральное режис-

сер связывает не с государством, а с частной, семейной жизнью. Да и какой

сакральной аурой может быть наделено государство в эпоху революцион-

ной смуты, когда грядущий хам становится актуальным и до ужаса реаль-

ным. Когда его инстинкты получают идеологическое оправдание.

Такова интерпретация последних дней жизни русского царя, его жены

и детей в фильме Г. Панфилова. Как мы убеждаемся, замысел режиссера,

как, впрочем, и замысел К. Шахназарова, связан с религиозными ассоци-

ациями. Но если у К. Шахназарова русский царь как политический лидер

изнемогает под гнетом вины (а вина эта проистекает от ответственности

за судьбу империи и от невозможности противостоять смуте), то у Г. Пан-

филова осуществляется погружение в повседневную толщу жизни, во мно-

жество мелких, незначительных, но весьма красноречивых подробностей,

призванных жизнь царя представить как жизнь мученика, святого и стра-

стотерпца. Воспроизводимая на экране история Николая Романова высве-

чивает его как частное лицо. И такой ракурс, как свидетельствует фильм,

для провоцирования у зрителя комплекса покаяния оказывается предель-

но эффективным. Это, несомненно, один из значительных фильмов, сви-

детельствующих о происходящих в глубинах массового сознания положи-

тельных сдвигах.

К сожалению, традиция покаяния не единственная, хотя и очень сильная

традиция в православии, представленная, например, Сергием Ра донежским.

Сергий представляет аскетическую ветвь православия, спровоцированную

необходимостью в покаянии. Аскетизм предполагал уход от мира. Кстати,

иконописца Рублева называли «Андреем Радонежским», и не случайно.

Даже если и невозможно доказать, что он был родом из Радонежа, то уж

точно, что его деятельность связана с Радонежем и находящимся около

него Троице-Сергиевым монастырем. Свою «Троицу» он писал по велению

Никона Радонежского

102

и в «похвалу Сергию Радонежскому». Существует

даже предположение, что в Троицком монастыре Андрей Рублев появил-

Сквозь призму кино...

_ .indd 293_ .indd 293 25.12.2008 19:06:4825.12.2008 19:06:48

294

ся еще при жизни самого Сергия. Традиция Сергия, конечно, нуждается

в возрождении. Она нужна и для возрождения России. Ведь нравственное

очищение имеет не меньшую значимость, чем укрепление государства. Об

этом писал исследователь святости в Древней Руси В. Топоров. «В этом

смысле и при широком понимании ситуации можно с уверенностью пола-

гать, что аскетизм в той форме, которую он начал принимать с 30-х годов

XIV века, был одной из форм покаяния «за грехи наши», которые – в со-

знании лучшей части общества – были причиной бедствий, обрушившихся

на Русь в XIII веке и продолжавшихся в следующем веке. Аскетизм как по-

каяние и очищение в форме ухода от мира и обретения чистоты, близости

к Богу стал в XIV веке знамением времени, и его роль в собирании Руси, ее

духовном возрастании была не меньшей, чем роль церкви в лице московских

митрополитов и роль московских князей»

103

Однако смута потому и смута, что вместо покаяния снова льется кровь.

Когда началась демократизация, развернулся период первоначального на-

копления капитала. Начались разборки, деление собственности, жажда обо-

гащения. Введен в действие институт киллерства. Все это множество раз вос-

производил экран, что во многом и оттолкнуло от него публику. Снова, как

во времена государственного террора, рекой полилась кровь. И еще неизве-

стно, когда было больше жертв – в эпоху ГУЛАГа или в эпоху «новых рус-

ских». Статистика сокращения населения России о многом свидетельствует.

В этой ситуации мотив покаяния не стал доминирующим мотивом в кино.

Пока не стал. Но с появлением фильма П. Лунгина «Остров» можно утверж-

дать, что он и не исчез совсем. Возможно, фильм станет точкой отправления

для новой в русском кино XXI века вспышки религиозности.

Герой фильма, отец Анатолий, отмаливает свои грехи в далеком север-

ном монастыре, где почти нет людей, только вода, море, горы, скалы и ка-

менистая земля. Мы постоянно видим его с тачкой, с помощью которой он

перевозит уголь. Вот этот изнурительный труд да постоянно исходящая из

его уст молитва и фиксируются камерой на протяжении всего фильма. Эти

действия, правда, прерываются посещением людей, с которыми случается

беда. Безутешная вдова, которая уже тридцать лет продолжает ждать убито-

го на войне мужа, мать, которая привезла своего обреченного на смерть

ребенка со сломанной ногой, поскольку у него гниет бедро, военный, ка-

жется адмирал, с бесноватой дочерью, которой врачи не могут помочь.

Наконец, к нему приходит и сам настоятель монастыря, отец Филарет, не

способный без помощи отца Анатолия избавиться от мирских соблазнов.

К сожалению, образ отца Анатолия, продолжателя иной духовной тради-

ции в православии, более бледен и весьма лаконичен. Это и есть так назы-

ваемая «иосифлянская» традиция, запятнавшая себя связью с мирской

властью. Всем больным и страдающим отец Анатолий готов помочь. Ему

дан особый дар врачевания. Он может предсказывать события, излечивать

от недугов. Он и лекарь, и святой, и блаженный, и чудотворец, и юродивый.

Глава 3

_ .indd 294_ .indd 294 25.12.2008 19:06:4825.12.2008 19:06:48

295

Его действия подчас эксцентричны и окружающими воспринимаются

странными и чудаковатыми.

Когда отец Анатолий сжигает сапоги отца Филарета, тот, обидевшись,

говорит ему: «Шут гороховый». Да, отец Анатолий – шут, еще точнее юро-

дивый как один из вариантов традиционного для православия носителя

святости, которую в России понимают по-своему. Наконец, возмущение

вызывает странное желание отца Анатолия быть похороненным не в гробу,

а в ящике, который он себе приготовил – типичное проявление русского

юрод ства. Когда же в разговоре с военным отец Анатолий говорит, что его

дочь – не сумасшедшая и что в нее лишь вселился бес, которого и следует

изгнать, военный его не понимает, он пугается, полагая, что перед ним –

настоящий сумасшедший. Уточнение отца Анатолия по поводу того, что он

лично знаком с бесом, военного совершенно отталкивает от монаха. Он за-

бирает дочь и спешит покинуть монастырь. Но со стороны отца Анатолия

это лишь очередное проявление юродства. Однако подлинный смысл

фильма – не в добрых делах святого Анатолия. Он – в его признании по

поводу того, что, несмотря на множество его грехов, из него сделали свято-

го. «Какой же я святой, когда в моей душе нет мира. Замучился я. И жить не

могу, и умереть не могу. Сколько лет грех со мной – не отпускает, на душе

тяжесть». Отец Анатолий и в самом деле от своих грехов изнемогает. Тачка,

наполняемая углем, и бесконечные молитвы – лишь временное средство

устранить тяжкое чувство греха. Грех же этот связан с одним эпизодом по-

следней войны. Катер, на котором служил юный отец Анатолий, был захва-

чен немцами. К его виску был приставлен пистолет: или выдать командира,

или смерть. Когда отец Анатолий выдает командира, на него снова направ-

ляют пистолет: или убей своего командира, или убьем тебя. Дуло пистолета

в руке будущего святого. Немец направляет его на командира – и пи столет

стреляет. Это событие и предопределило всю последующую жизнь отца

Анатолия, превратило ее в сплошную муку. Вся его жизнь превратилась в

искупление тяжкого греха и покаяние. Чтобы очистить душу от греха, Бог

дал ему дар исцелять людей, что он и исполняет, пока добровольно не ло-

жится в гроб и не умирает. Этим фильм и заканчивается.

Проведенная нами параллель между фильмом Т. Абуладзе «Покаяние» и

фильмом П. Лунгина «Остров» воспроизводит лишь один из многих рели-

гиозных мотивов в русском кино. Вообще, религиозная стихия в этом кино,

как мы старались показать, не ограничивается лишь рубежом XX–XXI ве-

ков. Дело в том, что эпоха оттепели в России с ее открытием самой консер-

вативной традиции в русской культуре, связанной с деревней, для религи-

озного возрождения уже давала основу. Не только в начале ХХ столетия,

когда деятели искусства обратились к церкви и к сектам, но и в эпоху отте-

пели имело место религиозное оживление. Для мессианской души русско-

го оно было целительным. Ведь каждый раз такое религиозное возрожде-

ние смягчало установки модерна. Но под таким возрождением следует по-

Сквозь призму кино...

_ .indd 295_ .indd 295 25.12.2008 19:06:4825.12.2008 19:06:48

296

нимать то, чт.е. в православии от Востока, Азии, что, как утверждал П. Нов-

городцев, сближает православие с духом первоначального христианства.

Его смысл в особом религиозно-мистическом чувстве, в духе смирения.

Этот комплекс православного человека отличает от западного человека как

человека гордого. «Он (западный человек. – Н. Х.) думает, что он все пре-

одолел, все может; он думает, что его конституции и парламенты, что его

демократия и республики – верх человеческой мудрости, что тот путь, кото-

рым он идет, есть единственный путь к человеческому величию»

104

. Иная

психология у православного, для которого характерен подвиг смирения.

«Этот дух смирения, это сознание ничтожества человеческой гордости и вы-

сокомерия составляет одну из коренных основ того религиозного сознания,

которое перешло к нам с Востока, из Азии. Россия, которая имеет это вели-

кое счастье не только географически, но и духовно, наполовину принадле-

жит Азии, в глубине своего религиозного сознания носит этот дух смирения,

как один из главных даров своей древней веры»

105

Столкновение цивилизаций как причина возникновения религии

Много внимания мы уделили тому, что православие как в своем визан-

тийском, так и русском варианте сохраняет архаические формы религии.

По сути, мы констатировали отсутствие эволюции в вопросах православ-

ной веры. Но это лишь одна сторона вопроса. Другая сторона связана все

же с деформацией, спровоцированной в истории Нового времени процес-

сами вестернизации. Несмотря на неспособность православия реформи-

роваться на западный манер, трансформация ментальности в России все

же развертывается, в результате чего доминирующим типом личности ста-

новится мессианская личность, определяющая психологический контекст

русского кино в разных его вариантах, но, в особенности, в варианте филь-

мов о революции, которых в России было много и которые сохраняют связь

с религией, хотя в них и присутствует воинствующий атеизм. Становление

личности этого типа первоначально развертывалось в религиозном кон-

тексте, затем распространялось на все проявления русского человека. Если

столь серьезное внимание мы уделяем византийской традиции, то в соот-

ветствии с ней мы можем прочитать и всю российскую историю. Акцент на

Византии означает, что мы уже обращаем внимание не на западничество, а

на сопротивление в русской истории Западу.

Позволим себе в связи с этим весьма парадоксальное суждение. Исто-

рию взаимоотношений России и Запада можно прочитать как историю

«столкновения цивилизаций». Это словосочетание впервые введено С. Хан-

тингтоном применительно к ситуации конца ХХ века

106

. Но это процесс,

характерный для всей истории, и не важно, в мягкой или жесткой форме

такое столкновение развертывается. Обратимся в связи с этим тезисом о

Глава 3

_ .indd 296_ .indd 296 25.12.2008 19:06:4825.12.2008 19:06:48

297

столкновении хотя бы к истории отношений между византийской и ислам-

ской цивилизациями в эпоху возникновения и роста или духовного подъе-

ма последней. Как констатирует Ф. Успенский, уже в эпоху своего возник-

новения исламская цивилизация заметно колебала устои христианской

империи

107

. Что касается России и Европы, то это, разумеется, мягкий ва-

риант, хотя непосредственные столкновения не только ХХ, но и XIX века в

их отношениях тоже имели место.

Какое отношение поставленный нами вопрос имеет к религии и соответ-

ственно к кино? Самое прямое. Всякое проявление в истории столкнове-

ния между цивилизациями своим следствием имеет, как полагал А.Тойн -

би, возникновение новой религии. Так, А. Тойнби полагал, что рождение

христианства состоялось благодаря столкновению между греко-римской и

сирийской цивилизациями

108

. Религия же, в свою очередь, проявляется, в

том числе и в искусстве. В частности, в кино, на чем мы и собираемся оста-

новиться. Но до появления кино это проявилось в русской литературе как

основе возникновения и развития русского кино.

Если мы утверждаем, что историю отношений между Россией и Западом

можно прочитать как историю столкновения цивилизаций, то, следова-

тельно, мы должны предъявить доказательства того, что такое столкнове-

ние в соответствии с тезисом А. Тойнби вызвало здесь к жизни и новую

религию. Кажется, что этого констатировать невозможно и, следовательно,

наши построения следует признать ложными. Скорее, здесь можно фик-

сировать внимание на консервации православия, которое, оберегая себя

от воздействий со стороны других религий, блокировало всякое развитие,

что и подчеркивает его консерватизм. Этот тезис о консерватизме, поддер-

живаемый убежденностью в том, что православие сохраняет умонастрое-

ние первых христиан и потому остается самым верным хранителем учения

Христа, естественно, укреплялся именно несходством цивилизаций.

Но, с другой стороны, несмотря на консерватизм православия, здесь все

же пустил корни дух протестантизма. Как подчеркивает Э. Эриксон, ана-

лизируя фильмы М. Донского, поставленные по повестям М. Горького, в

России процессы, характерные для протестантизма, тоже имели место. Как

утверждает Э. Эриксон, поведение Алеши Пешкова в трилогии М. Донского

свидетельствует о рождении нового русского типа души, русского индивиду-

ализма. «Не Лютер и не Кальвин раскрыли для него новые глубины души; и

не отцы-основатели и первопроходцы открыли для него еще не нанесенные

на карту континенты, где он мог бы преодолеть свое внутреннее и внеш нее

рабство. Сам по себе, без посторонней помощи и в тайном согласии с род-

ственными душами, он должен научиться протестовать и развить – в самом

широком смысле – «протестантскую» мораль»

109

. И протестантизм, есте-

ственно, имел воздействие на русскую революцию. Аналогичные процессы

В. Соловьев находил еще в XVII веке. «И вот, – писал В. Соловьев о расколь-

никах, сближаемых им с протестантами, – как бы снаружи ни отличалось

Сквозь призму кино...

_ .indd 297_ .indd 297 25.12.2008 19:06:4825.12.2008 19:06:48

298

наше староверие от западного протестантства, оказывается, что основной

принцип того и другого один: личное мнение против вселенского определе-

ния церкви, частное против целого»

110

Что касается русской революции, то в какой-то степени она развертыва-

лась как Реформация, по крайней мере, таковой воспринималась, и какие-

то функции Реформации действительно в ней осуществлялись

111

. Иначе

говоря, даже отторгаемый консерваторами от православия протестантизм

и без Реформации все же играл здесь активную роль и во многом воздей-

ствовал на русскую революцию, продемонстрировал отношение русских

к обрядам, духовенству и жажду живой, личной веры. Но опять-таки это

Реформация по-евразийски. Мы, однако, настаивали на мягком варианте

столкновения, что имеет своим следствием ослабленный эффект. Кроме

того, даже если о новой религии говорить не приходится, все равно про-

екты такой религии в России имели место.

Например, такой проект связан с Л. Толстым, которого Запад открывал

с конца XIX века, постигая по его романам восточную психологию рус-

ского. Не случайно Л. Толстого называли «русским Лютером». В дневнике

1855 года он писал: «Разговор о божестве и вере навел меня на великую, гро-

мадную мысль, осуществлению которой я чувствую себя способным посвя-

тить жизнь. Мысль эта – основание новой религии, соответствующей раз-

витию человечества, религии Христа, но очищенной от веры и таинствен-

ности, религии практической, не обещающей будущее блаженство, но даю-

щей блаженство на Земле»

112

. Существует также любопытная интерпретация

творчества Л. Толстого и Ф. Достоевского. Эта интерпретация принадлежит

Д. Мережковскому, обнаружившему в русской литературе второй Ренессанс

(после западного – первого). Как он считал, его смысл заключается в синте-

зе христианства и язычества, духовного и плотского, в раскрытии сущности

тела. По мнению Д. Мережковского, второе возрождение на Востоке уже

начинается, и оно развертывается в русской литературе. «Кажется, второе

Возрождение это и начинается, действительно, ежели не в самой русской

церкви, то около нее и близко к ней, именно в русской литературе, до та-

кой степени проникнутой веяниями нового, таинственного «христианства

Иоаннова», как еще ни одна из всемирных литератур»

113

. Русская литерату-

ра XIX века и была такой новой религией в художественных формах. Она

и стала творческим ответом на Вызов истории, если под Вызовом истории

следует считать лидерство Запада, навязывающего другим цивилизациям

монологический, а не диалогический принцип взаимодействия, что и при-

водит к столкновению цивилизаций. Иначе говоря, религиозность русской

литературы – следствие столкновения цивилизаций. Кстати, и шпенглеров-

ская версия сосуществования великих культур в России имеет исходную точ-

ку – теорию Н. Данилевского. Диалогический принцип взаимоотношений

рожден в структуре романов Ф. Достоевского и впервые осознан на фило-

софском уровне в теории М. Бахтина.

Глава 3

_ .indd 298_ .indd 298 25.12.2008 19:06:4825.12.2008 19:06:48

299

Вернемся к лиминальному пафосу русской литературы. Когда мы го-

ворим о том, что русская литература явилась своеобразной религией в

художественных формах, то здесь прежде всего имеется в виду идеология

сочувствия к униженным, обездоленным и отверженным, без которой эту

литературу представить невозможно. По сути дела, художественная идео-

логия русского романа – одно из слагаемых последующей революцион-

ной, большевистской идеологии, которая, правда, трансформировалась

в тоталитарную идеологию. Поэтому вторая половина ХХ века в России

развертывается под знаком очищения лиминальной идеи в ее первоначаль-

ных формах от ее большевистской интерпретации, что определяет смысл

филь ма А. Тарковского «Андрей Рублев». Это очищение в России будет

связано также с так называемой деревенской прозой, повлиявшей на кино

(Распутин, Шукшин, Астафьев и т.д. ). Фильм «Прощание», поставленный

по повести В. Распутина, задуманный Л. Шепитько, но осуществленный

Э. Климовым, в котором реализуется грандиозный большевистский про-

ект затопления деревни по причине строительства электростанции, уже

воспринимается в апокалиптическом духе. Эту религию в художественных

формах мы называем лиминальной идеологией, которая во второй поло-

вине ХХ века проявилась и в западном кино, особенно если иметь в виду

католические мотивы в фильмах Ф. Феллини и П.П. Пазолини.

Говоря же о русской литературе XIX века как религии в художественных

формах, мы, естественно, подразумеваем под ней исходную точку для воз-

никновения и становления русского кино. Без этой литературы и без этой

идеологии русское кино невозможно представить. Ведь с точки зрения

внедренной этой литературой идеологии пролетариат и является общно-

стью обездоленных и угнетенных. Но именно пролетарий и был героем

русского кино первой половины ХХ века. Кстати, и не только пролетарий.

Такой же лиминальный статус в России получали все малые и большие на-

роды и этносы, входившие в российскую цивилизацию, которые под по-

кровительством русских построят новый космос. Иллюстрацией этого

комплекса является фильм В. Пудовкина «Потомок Чингисхана» как при-

мер монологического восприятия мира, спровоцированного идеей миро-

вой революции. Вы шед ший в 1991 году фильм Н. Михалкова «Урга – тер-

ритория любви», связанный с евразийскими установками, демонстрирует

уже распад монологиче ской картины мира в общении с другими этносами

и религиями.

Однако лиминальный мотив, перешедший в кино из литературы, а в

литературу – из религии, т.е. византийской традиции, не исчерпывает

всех последствий столкновения между цивилизациями. Если примени-

тельно к XIX веку говорить о возникновении новой религии не приходит-

ся, то в ХХ веке складывается иная ситуация. В контексте этой ситуации

только и возможна разгадка функционирования религиозных архетипов

в русском кино.

Сквозь призму кино...

_ .indd 299_ .indd 299 25.12.2008 19:06:4825.12.2008 19:06:48

300

Вернемся к тезису о мессианском типе личности. Чтобы спасти учение

Христа, русские готовы приносить себя в жертву. Это жертвоприношение

продолжается уже столетие. Но никто не задумывается над сутью происхо-

дящего, над истоками такой психологии. Русские обрекли себя на жертво-

приношение, оказывая сопротивление Западу. Оказывая сопротивление

власти. Какой? В данном случае власти Запада. Предполагается, что рус-

ские должны поведать всему миру о той измене Христу, которая произошла

на Западе. В этом и состоит суть русского мессианства. Поэтому русская

революция и вся русская история ХХ века имеет религиозное объяснение.

Когда Н. Бердяев пишет книгу о Ф. Достоевском, он формулирует: русский

социализм имеет не политический, а религиозный смысл. По его мнению,

Ф. Достоевский «понял, что вопрос о социализме – религиозный вопрос,

вопрос о Боге и бессмертии… Вопрос о русском социализме – апокалип-

тический вопрос, обращенный к всеразрешающему концу истории… Он

(социализм. – Н. Х.) хочет быть новой религией, ответить на религиозные

запросы человека… Социализм идет на смену христианству, он хочет заме-

нить собою христианство»

114

Как бы ни оценивать смысл русской революции, но наиболее очевидным

ее следствием, пожалуй, было то, что она первой пробила брешь в бастионе

вестернизации. Этот начавшийся в первых десятилетиях ХХ века процесс

не прекращается и до сих пор, достигая крайних форм столкновения между

цивилизациями. Но такие последствия русской революции были бы непо-

нятными, если не обращать внимания на активизировавшийся в этой рево-

люции византийский элемент. Политическая история России стала прояв-

лением истории религии. Атеистический период в истории России ХХ ве ка

оказывается периодом истории религиозной жизни русских людей. Это и

получило выражение на экране. Большевик – это все тот же тип мессиан-

ской личности, характерный для истории России предшествующих веков.

Так, развертывающееся в латентных формах столкновение цивилизаций в

ХХ веке достигает пика, что проявилось в мировых войнах. История России

ХХ века – это история, которую творит не гармонический, а мессианский

тип личности. Значит, религиозные, т.е. византийские, архетипы продол-

жают его мировосприятие определять. Дело тут даже не в большевиках, а

в психологии русской интеллигенции вообще. Так, наблюдая раскаленную

атмосферу политических страстей в Государственной думе начала ХХ века,

С. Бул гаков писал: «Это психология не политиков, не расчетливых реали -

стов и постепеновцев, нет, это нетерпеливая экзальтированность людей,

ждущих осуществления Царствия Божия на земле, Нового Иерусалима, и

притом чуть ли не завтра. Невольно вспоминаются анабаптисты и многие

дру гие коммунистические секты Средневековья, апокалиптики и хилиасты,

ждавшие скорого наступления тысячелетнего царства Христова и расчищав-

шие для него дорогу мечом, народным восстанием, коммунистическими экс-

периментами, крестьянскими войнами, вспоминается Иоанн Лейденский

Глава 3

_ .indd 300_ .indd 300 25.12.2008 19:06:4825.12.2008 19:06:48