Хомяков А.С. Всемирная задача России

Подождите немного. Документ загружается.

531

литерАтурА. искусство

строгостью, но сами венецианцы не превосходили его телесно-

стью и горячностью тонов. Их купеческая роскошь обратилась

у него в царское богатство, которое сыплет сокровища и само

их не замечает. Взгляните хоть на ноги Предтечи и на весь низ

картины. Нигде разгулявшаяся краска не смеет посягнуть на

отчетливую красоту рисунка, нигде сосредоточенная опреде-

ленность рисунка не смеет стеснить законных прав краски.

Соседство этой картины будет так же убийственно для

живописцев-колористов, как и для живописцев-рисовальщиков.

Великое дело совершил наш соотечественник.

Но откуда же мог явиться, не скажу такой гений (это дело

отчасти случайное), а откуда же могли явиться такие высокие

требования, такой глубокий взгляд, такая горячая любовь, такое

железное терпение? По-видимому, ничто не вызывало, никто не

понимал их, а все условия местности и времени, в которых за-

родилось у нас пластическое искусство, могли только губить и

размельчить самые блистательные способности. Для меня, при-

знаюсь, эта загадка неразрешима. A pr��r� я счел бы Иванова не-A pr��r� я счел бы Иванова не- pr��r� я счел бы Иванова не-pr��r� я счел бы Иванова не- я счел бы Иванова не-

возможным и, может быть, только одно условие действительно

сделало его возможным. Это условие заключалось в почти со-

вершенном равнодушии общества нашего к нашему художеству.

Слава Богу, его не баловали, да зато и не развратили. Почти не-

замеченные служили Шебуевы и Егоровы благородному своему

призванию, и к их-то школе принадлежит Иванов. Их, может

быть, невольный аскетизм воспитывал чистоту стремлений в их

учениках. Личная недостаточность способностей остановила

учителей, но их благородное и, могу сказать, святое направле-

ние получило заслуженный венец в гении Иванова. После них,

или уже при них, возникло другое направление, более успеш-

ное, обласканное, превознесенное публикою и, со своей сторо-

ны, льстящее публике и гладящее ее по голове; в нем, конечно,

есть люди с талантом, был даже человек с талантом огромным.

Пожелаем счастливого пути людям этого направления.

Счастлива мысль, которой не светила

Людской молвы приветная весна!

532

А. с. Хомяков

Безвременно рядиться не спешила

В листы и в цвет ее младая сила,

Но корнем вглубь врывалася она.

И ранними и поздними дождями

Вспоенная, внезапно к небесам

Она взойдет, как ночь темна ветвями;

Как ночь в звездах, осыпана цветами,

Краса земле и будущим векам.

Целая школа награждена в бессмертном творении Ивано-

ва за свое смиренное отношение к искусству.

Трудно или, лучше сказать, невозможно определить в точ-

ности место художественному произведению в лестнице совер-

шенства. В суждениях о живописи обыкновенно вмешивается,

к несчастью, какая-то задняя мысль о рыночной цене, о которой

никто не думает, говоря о Макбете и Прометее, или о Сотворе-

нии Мира и о R��m. Такого рода оценка до меня не касается.

Если бы мне можно было приблизительно выразить свое мнение

о картине Иванова относительно к другим великим памятникам

живописи, я сказал бы, что по высоте идеала она уступает, может

быть, двум-трем (например, Мадонне Сикстинской, высшему, по

моему мнению, из всех произведений искусства, хотя и не вы-

держанному в мелкой фигуре Св. Варвары); но что по совершен-

ству сочетания всех достоинств, замысла, выражения, рисунка и

колорита, а еще более по строгости и трезвенности стиля, она не

имеет равной в целом мире. Это еще не иконопись в ее высшем

значении (ибо иконопись не допускает многосложности); но это

совершенство живописи эпической, т.е. стенной церковной. В

ней предчувствие иконописия, и далее этого никто не доходил.

Видеть картину Иванова не только высокое наслаждение,

но гораздо более: это происшествие в жизни.

И того, кто дал своему отечеству такое великое творение,

уже нет! Бедный Иванов! Впрочем, я должен виниться в этом

невольном выражении скорби. Он посвятил всю жизнь одной

мысли, одному делу, забывая все прочее, даже самого себя; �н

добрым трудом трудился, он подвиг совершил. Чего же более?

533

литерАтурА. искусство

Чего еще мог бы я пожелать кому бы то ни было, себе, тебе и

всем знающим цель и цену жизни? Есть что-то трогательное,

торжественное и великолепное в жизни и смерти Иванова.

P. S. Одного остается желать, а именно, чтобы все этюды

Иванова были собраны в одном павильоне и расположены как

путь к его картине

. Тут бы выразилась целая художественная

жизнь, и никакая земля не могла бы представить ничего по-

добного. Где бы быть этому павильону – дело второстепенное;

но я знаю, что когда я советовал Иванову пожить и поработать

в Киеве, он мне отвечал: «Нет, уж если придется мне работать

в России, то я хочу, чтобы это было в Москве».

«дух РусскОгО слОва»

пРедислОвие к «Русским наРОдным песням»

Археологические разыскания обращают на себя в наше

время внимание ученого мира. Германия, Франция, Англия

отыскивают следы своей древней поэзии и памятники своей

прежней жизни. Земли славянские следуют тому же примеру.

Разумеется, и мы не могли ему не последовать; но должно со-

знаться, что на сей раз подражательность, которая так часто

вводит нас в ошибки, навела нас на направление полезное.

Действительно, археологические исследования, бросившие

столько света на древнюю историю и историю Средних веков

Европы, оказавшие столько пользы землям славянским, в ко-

торых они укрепили ослабевшую национальность, должны

быть и будут много полезнее у нас, чем где-либо.

Конечно, нельзя отрицать великого поэтического досто-

инства в песнях о Нибелунгах и о сильных богатырях древней

Германии, нельзя спорить об историческом достоинстве произ-

ведений народной поэзии, собранных трудолюбием таких лю-

дей, как Фориель; но должно признаться, что, обогащая мир ху-

дожества и науки, они не вносят ничего живого в самую жизнь.

Язык немецкий или французский не примет уже в себя новых

животворных стихий из языка труверов

или поэм о Гудру-

534

А. с. Хомяков

не; мысль не получит нового настроения; быт не освежится и

не окрепнет. M�n�m�

кентских саксов, товарищей мифического

Генгиста, груды каменного угля, открытые в римских плавиль-

нях (открытие удивительное при молчании римских писателей

о каменном угле), вдохновенные песни Аневрина или Лливарк-

Гена, неожиданные следы великого значения басков

в Южной

Франции, любопытные рукописи средневековых монастырей,

сказки Вандеи

или Бельгии (которых значение еще совсем не

оценено), все сказочные или исторические песни о богатырях

или героях Германии, все, миннезингеры

и певцы городские

принадлежат к тому же разряду приобретений, к которому от-

носятся камни Ниневии

, гиероглифы долго безмолвствовавшего

Египта, утешительные для ученого, поучительные для пытливо-

го ума, почти и можно даже сказать – вполне бесполезные для

бытового человека. Иное дело археология в землях славянских.

Тут она явилась силою живою и плодотворною; тут пробудила

она много сердечных сочувствий, которые до тех пор не были

сознаны и глохли в мертвом забвении, возобновила много источ-

ников, занесенных и засыпанных чужеземными наносами. Чех

и словак, хорват и серб почувствовали себя родными братьями –

славянами; с радостным удивлением видели они, что, чем далее

углублялись в древность, тем более сближались они друг с дру-

гом и в характере памятников, и в языке, и в обычаях. Какая-то

память общей жизни укрепляла и оживляла много страдавшие

поколения: какая-то теплота общего гнезда согревала сердца,

охладевшие в разъединенном быте. Шире и благороднее стали

помыслы, тверже воля, утешительнее будущность. Важнее же

всего та истина, добытая из археологических исследований, ис-

тина, еще не всеми сознанная и даже многими оспориваемая с

ожесточенным упорством, что Вера Православная была первою

воспитательницею молодых племен славянских и что отступни-

чество от нее нанесло первый и самый жестокий удар их народ-

ной самобытности. Полное и живое сознание этой истины будет

великим шагом вперед: оно не минует. Богатые плоды уже до-

быты наукою для современных славян; но впереди можно смело

ожидать жатвы еще богатейшей.

535

литерАтурА. искусство

Что же сказать об археологии России? Разумеется, она

принесла и приносит нам ту же пользу, которую она принесла

нашим южным и западным соплеменникам, но этим не огра-

ничивается ее действие. Нет, она сама изменяет свое значение

и получает новое, еще высшее: она не есть уже наука древно-

стей, но наука древнего в настоящем; она входит, как важная,

как первостепенная отрасль в наше воспитание умственное, а

еще более сердечное. Наши старые сказки отыскиваются не на

палимпсестах

, не в хламе старых и полусгнивших рукописей,

а в устах Русского человека, поющего песни старины людям,

не отставшим от старого быта. Наши старые грамоты являются

памятниками не отжившего мира, не жизни, когда-то прозву-

чавшей и замолкнувшей навсегда, а историческим проявлением

стихий, которые еще живут и движутся по всей нашей вели-

кой Родине, но про которые мы утратили было воспоминание.

Самые юридические учреждения старины нашей сохранились

еще во многих местах в силе и свежести и живут в преданиях

и песнях народных

. Наука о прошедшем является знанием на-

* Так, например, однажды, входя в комнату, в которой кормилица, родом из

сельца Солнушкова, Московской губернии, укачивала мою дочь, я услышал

тихую колыбельную песнь, которая меня удивила. Слова ее мною были за-

писаны, и вот ее содержание.

Ребенок зовет другого ребенка в гости играть и веселиться вместе:

Ты куколка, я куколка;

Ты маленькая, я маленькая,

Приди ко мне в гости и т. д.

Другой отвечает:

� радешенька б пошла,

Да боюся тиуна.

Первый возражает:

Ты не бойся тиуна,

Тиун тебе не судья:

Судья нам владыка.

Замечательно такое ясное сознание подсудимости малолетних еписко-

пам, а не тиунам: видимо, мнимый дикарь, житель русских сел, прежде

эпохи нашего великого просвещения знал, до некоторой степени, и законы

свои, и судей своих... (Прим. А.С. Хомякова.)

536

А. с. Хомяков

стоящего, и, углубляясь в старину и знакомясь с нею, мы узнаем

современное и сживаемся с ним умом и сердцем. Зато и труды

археологические, начатые у нас подражателями западного мира,

сделались теперь по преимуществу достоянием людей, связан-

ных глубокою и искреннею любовью с нашей Святою Русью.

Благодарение им! Они помогают нам совершить великий

шаг в своем перевоспитании; они обогащают нас источником

благородных и душевных наслаждений. Многого лишило нас

ложное направление нашего просвещения. Введением стихий

иноземных в языке и быте оно уединило так называемое об-

разованное общество от народа: оно разорвало связь общения и

жизни между ними. Вследствие этого у нас составился сперва

искусственный книжный язык, черствый и педантский, испещ-

ренный школьными выражениями, холодный и безжизненный.

Мало-помалу он стал изменяться. Место школьной пестроты

заступила пестрота слов и, особенно, оборотов, взятых из со-

временных языков иностранных; черствость, тяжелая важ-

ность и пышная растянутость заменились вялою слабостью,

ветреною легкостью и болтливым многословием: но и преж-

няя книжность не вполне потеряла свои права, украшая новую

легкость старою неуклюжестью и слабую пошлость школьною

важностью

. Наконец вся эта книжная смесь уступила место

новому наречию. Созданное в гостиных, в которых недавно

еще говорили только по-французски и теперь еще говорят на-

половину не по-русски, обделанное и подведенное под правило

грамотеями, совершенно незнакомыми с духом Русского слова,

похожее на речь иностранца, выучившегося чужому языку, ко-

торого жизни он себе усвоить не мог, мертвое и вялое, оно вы-

дает себя за живой Русский язык: воздушная и нарумяненная

кукла, подделанная под одушевленного и здорового человека.

Но вот раздается песнь народная, сказывается старорусская

* Разумеется, должно из этого суждения отчасти исключать лучших писа-

телей. Карамзин совершенствовался по мере того, как вчитывался в рус-

скую старину. Вообще язык поэзии лучше прозы, но все-таки, даже в своей

чудной сказке о золотой рыбке, Пушкин еще далек от своих образцов. Из

прозы один только язык некоторых духовных произведений отличается вы-

соким достоинством. (Прим. А.С. Хомякова.)

537

литерАтурА. искусство

сказка, читается грамота прежних веков, и слух почуял про-

стое слово человеческое, полное движения и мысли, и на душу

повеяло дыханием жизни. Таково на нас действие старины; но

почему? Потому, что у нас долго не было старины, потому, что

ее действительно нет и теперь. Шла жизнь простая и естествен-

ная, волнуяся, боряся и изменяясь в некоторых формах, но со-

храняя свой коренной и основной тип средь борьбы, волнений

и изменений,– и вдруг, так сказать, в один день она сделалась

стариною вся, целиком, от одежды до грамоты, от богатырской

сказки и веселой присказки до той духовной песни, лучшего

достояния Русского народа, которая дарит свои высокие утеше-

ния сельской хате и смеет явиться в городские хоромы только в

печати, как любопытное воспоминание об утраченном настро-

ении Русской души. Но, к счастию нашему, то, что называем

стариною мы, заговорившие на всех иностранных наречиях и

на все иностранные лады, не для всех сделалось стариною: оно

живет свежо и сильно на Великой и Святой Руси. Мы, люди

образованные, оторвавшись от прошедшего, лишили себя про-

шедшего; мы приобрели себе какое-то искусственное безрод-

ство, грустное право на сердечный холод: но теперь грамоты,

сказки, песни языком своим, содержанием, чувством пробуж-

дают в нас заглохнувшие силы; они уясняют наши понятия и

расширяют нашу мысль; они выводят нас из нашего безродного

сиротства, указывая на прошедшее, которым можно утешаться,

и на настоящее, которое можно любить. Обрадованное сердце,

долго черствевшее в холодном уединении, выходит будто из

какого-то мрака на вольный свет, на Божий мир, на широкий

простор земли родной, на какое-то бесконечное море, в котором

ему хотелось бы почувствовать себя живою струею. Благодаре-

нье археологической науке и ее труженикам!

Две песни и две сказки, которые здесь напечатаны, за-

писаны с словесного предания в разных местах России. Они

далеко не равного между собою достоинства; но все четыре

заслуживают внимания.

Первая песня, названная разбойничьею, очевидно, при-

надлежит к эпохе довольно поздней. Предполагая даже, что

538

А. с. Хомяков

слова кареточка, дорога Петинская и Петербургская могут

быть сочтены за вставки и искажения, критика должна при-

знать, что самый предмет, весь характер и многие слова ука-

зывают на произведение �� века. Трудно сказать, к какому

именно разряду удальцов должно приписать разбойника, о

котором говорит песнь: к тем ли разбойникам, которые, вслед-

ствие своих собственных пороков, а отчасти общественных

неустройств, нарушали все законы и грабили по большим до-

рогам и рекам России, нападая на села и даже на маленькие

города с смелостью, часто безнаказанною; или к тем удальцам,

менее преступным против законов Отечества, но не менее ви-

новным перед законом Веры и совести, которые, оставляя в

покое своих сограждан, довольствовались грабежом областей,

пограничных с Россией. И об тех и об других сохра-нилися

песни. Иногда довольно трудно различить между удалым каза-

ком и смелым разбойником; но в прилагаемой песне, кажется,

умирающий разбойник принадлежит к худшему разряду пре-

ступников. За всем тем песня, замечательная по живописности

языка, заслуживает внимания в том отношении, что показы-

вает, как чувство Веры часто еще сохранялося даже в разгаре

самых злых страстей. Черта важная, хотя принадлежащая не

одной России; черта в одно время утешительная, ибо указы-

вает на возможность исправления и покаяния, и в то же время

крайне печальная, ибо обличает неясность понятий и запутан-

ность мысли, при которых страсти и обстоятельства завлекают

так легко человека в самые тяжкие преступления.

Первая сказка о Ваське Казимировиче своими анахро-

низмами, так же как самым именем богатыря, обличает или

довольно позднее сочинение, или значительные искажения,

введенные переходом сказки из уст в уста. По всей вероятно-

сти, оба предположения справедливы. Сказка же сама весьма

замечательна по необыкновенно живому языку и бойким его

оборотам, по блистательной легкости рассказа и по какой-то

особенной веселости, весьма редкой в рассказах и поэзии мно-

гострадавшей земли. Несмотря на то, что рассказ носит имя

Васьки Казимировича, действительный герой сказки – До-

539

литерАтурА. искусство

брыня Никитич: он является лицом второстепенным, как и в

большей части старых сказок, лицом веселым, беззаботным,

ветреным, бесхитростным, но зато и нисколько не разумным.

Если бы можно сравнивать поэтические циклы, совершенно

различные по характеру, то критику позволительно бы было

найти сходство между Добрынею и старшим сыном Эймона.

Добрыня Никитич принадлежал, очевидно, к княжескому род-

ству: в этом отношении сказка верна истории. Отчество всегда

сопровождает его имя; самое имя редко является в виде со-

кращенном или уменьшительном. Дружинник высокого про-

исхождения, пользуется он особыми правами. Разгул его сво-

боден и ничем не стеснен. Добрыня любит роскошь, к которой

приучило его княжеское родство. Он ищет приключений ради

самых приключений, готов всегда драться ради потехи боевой.

Более смелый наездник, чем сильный воин, он всегда подви-

жен, всегда молод; но Русское чувство (не в укор будь сказано

некоторым, впрочем, весьма достойным, писателям, говорив-

шим о наших сказках) дало беззаботному богатырю мягкость

и человеколюбие, которое резко отделяет русского от татарина,

равно жестокого как к иноплеменным, так и к своим товари-

щам и подданным. Сказка в высокой степени замечательна.

О святочной песни и о ее достоинстве говорить нечего.

Едва ли найдется такой читатель, который бы не понял про-

стую прелесть ее языка, чувство любви и благоговения, ко-

торым она вся проникнута, то эллинское поклонение красоте,

которое служит ей основою, и благоуханную грацию всех ее

подробностей; но так как мы отвыкли от смелых и сжатых обо-

ротов народной поэзии, я считаю необходимым сказать, что

выражения: Не заря ли тебя, молодца, огородила? и т. д., вы-

ражения, принадлежащие к языческому миру, значат просто: не

пришлец ли ты с неба, не принадлежишь ли к сонму богов? Эти

выражения показывают, что язычник-славянин верил возмож-

ности общения с миром небесным и явлению богов на земле,

приписывая им сверхъестественную красоту. Читая русскую

песню, надобно всегда помнить способность и склонность на-

рода выражаться с сжатостью, для нас почти недоступною;

540

А. с. Хомяков

его понятливость не нуждается в многословии: так, например,

говоря, что кудри завиваются серебром, золотом и жемчугом,

песня не думает сравнивать волос с металлами или с камнями,

а говорит: волосы завивались в кудри дорогие, как серебро, зо-

лото и жемчуг. Таковы смелые обороты нашего народного язы-

ка: вялое наречие наших гостиных не смело бы их употребить,

и наше обленившееся воображение едва ли бы их приняло.

Бесспорно, изо всех четырех стихотворений, здесь напе-

чатанных, первое место занимает сказка об Илье Муромце. Эта

сказка носит на себе признаки глубокой древности в создании,

в языке и в характере. Самый важный эпический тон соединен

в ней с теми легкими сатирическими намерениями, которые

так свойственны народной поэзии. Простота и живописность

соединены в равной степени: ни один анахронизм, ни одно яв-

ное искажение не нарушают художественного наслаждения.

По эпохе, в которую эта сказка была сочинена, она кажет-

ся древнее всего собрания Кирши Данилова

, за исключением,

может быть, сказок о Дунае Ивановиче и об Волхве-богатыре.

Ни разу нет упоминания об татарах, но зато ясная память о ко-

зарах, и богатырь из земли Козарской, названной справедливо

землею Жидовскою

, является соперником русских богатырей;

это признак древности неоспоримой. В действии является уже

не отдельный какой-нибудь богатырь, а целая богатырская

застава, которой атаман Илья Муромец. Эта застава принад-

лежит, вероятно, княжеским пограничным стражам, хотя имя

князя не упоминается нигде.

Стоит она на лугах Цицарских

, под горою Сорочинскою:

оба названия указывают, если не ошибаюсь, на южные области

за Киевом. Застава временно распущена: богатыри, составляю-

щие ее, разъехались по своим делам; один только податаман

Добрыня, везде сохраняющий свой характер, тешится благо-

родною охотою за гусями и лебедями у синего моря, да атаман

Илья ездит по степям, оберегая пределы своей земли. Возвра-

щаясь с охоты, Добрыня наезжает на след богатырский и по ис-

* Цицарскими землями старые летописи называют область Византийскую.

(Прим. А.С. Хомякова.)