Хомяков А.С. Всемирная задача России

Подождите немного. Документ загружается.

251

НАциоНАльНое домостроительство

Годунов. Татарское ополчение подходило к Москве и бежало,

отбитое мудрыми распоряжениями Годунова: народ говорил,

что Годунов призвал крымцев на Москву. Преста релый царь

Казанский Симеон ослеп; народ говорил, что он отравлен Году-

новым. Меньшой брат царя, последний сын Ива на Васильевича

Грозного от седьмого брака, погиб внезап но, по воле Божией,

назначившей прекратиться роду Ивана Васильевича на престо-

ле: и народ обвинял в смерти его Го дунова. Недоверие, подо-

зрительность и скрытная вражда гнездились глубоко в народе;

безнравственность, обман и взаим ная злоба гнездились в боярах

и царедворцах и готовили страшные бедствия государству. Но,

без сомнения, самое яс ное свидетельство общего разврата пред-

ставляется в предло жении, сделанном боярами и даже некото-

рыми духовными лицами царю Феодору Иоанновичу, чтобы он

развелся с же ною, от которой у него не было детей, и женился

на дру гой. Таково было следствие злого примера, данного его

де дом, царем Василием Ивановичем, женившимся от живой

же ны на княжне Глинской. Сыном незаконного брака был царь

Иван Васильевич, бич своего народа, а род Рюриков все-таки не

остался на престоле. Феодор Иоаннович отверг с негодованием

совет, внушенный враждою к Годунову и рав нодушием к зако-

нам нравственным. Благоверный царь знал, что закон Христи-

анский один и тот же для царя и для под данного.

Многие горести постигли кроткого государя. Единствен-

ная дочь его, радость царя и народа, скончалась в младенчест-

ве; брат его царевич Димитрий скончался также. Бояре не-

навидели его ближайшего родственника и клеветали на него,

народ верил клеветам и роптал. Ему служили утешением

толь ко голос чистой совести и счастье России, им возвеличен-

ной и успокоенной.

Много новых городов основано было в России царем Фео-

дором Иоанновичем (Белгород, Оскол

и другие); много кре-

постей, служивших впоследствии оплотом для России, было

при нем выстроено (таковы крепости в Воронеже, Курске, Кро-

мах, Смоленске и иные); много дано мудрых законов. Но самый

важный из этих законов, в то время необходимый, имел так же

252

А. с. Хомяков

для государства тяжелые последствия. В то время крестья не

были по большей части людьми вольными: они перехо дили

от одного помещика к другому, приискивая себе приволь ного

житья и легкой работы. По мере распространения Рос сии они

переходили на пустопорожние новозавоеванные зем ли, строя

новые поселения и деревни, не подведомственные никакой

гражданской власти. Это неправильное кочеванье, уже само по

себе вредное как для государства, так и для подданных, было в

то время еще вреднее вследствие всеоб щего расстройства, про-

изведенного, без сомнения, упадком на родной нравственности

в царствование Ивана Васильевича Грозного.

Феодор Иоаннович запретил переход и кочеванье кре-

стьян

. Напрасно многие писатели позднейшего времени ду-

мали, что этот закон был издан единственно по желанию одно-

го сос ловия мелкопоместных владельцев. Закон был очевидно

необ ходим, и доказательством этой необходимости служит то,

что он не был вполне отменен ни одним из позднейших госуда-

рей, ни одной из партий, поочередно властвовавших в России

во время междоусобиц.

Россия цвела и крепла, но Бог положил предел жизни до-

брого царя. Феодор Иоаннович скончался в 1598 году, после

почти 14-летнего царствования. Современники утверждали, что

перед его кончиною являлись ему святители Божии и невиди-

мо для других присутствующих услаждали последние часы его

жизни духовною беседою; другие утверждали, что умирающий

царь, забывая себя, тепло и усердно молился за свое отечество

и что эта молитва была услышана и спас ла Россию в годину

ее великих бедствий. Такие рассказы и предания свидетель-

ствуют про глубокую любовь народа. Все историки согласны

в том, что царствование Феодора Иоанно вича было временем

весьма счастливым для России, но все приписывают это счастье

мудрости Годунова. Они в этом не правы. Конечно, нельзя со-

мневаться, что Годунов, обле ченный в полную доверенность

царскую, управлял всеми делами государства; но можно быть

уверенным, что даже и без Годунова царствование Феодора Ио-

анновича было бы вре менем мира и славы для его подданных.

253

НАциоНАльНое домостроительство

Если государь правдолюбивый ищет доброго совета, добрый со-

вет является всегда на его призвание. Если государь-христианин

уважа ет достоинство человеческое, – престол его окружается

людьми, ценящими в себе выше всего достоинство человече-

ское. Ум многих, пробужденный благодушием одного, совер-

шает то, чего не могла бы совершить мудрость одного лица,

и пред писания правительства, согретого любовью к народу,

испол няются не страхом, а теплою любовью народною. Любовь

же одна созидает и укрепляет царство. Поэтому не приписывай-

те всего царскому советнику Борису Феодоровичу Годунову и

знайте, как много Россия была обязана царю Феодору Иоанно-

вичу. Вспоминайте его имя с благодарностью и, когда пой дете в

Кремль, в Архангельском соборе (с южной стороны в приделе)

поклонитесь гробу доброго царя Феодора Иоаннови ча, послед-

него из венценосцев Рюрикова рода.

ОБязаннОсть самОБытнОгО Развития

замечания на статью г. сОлОвьева «шлецеР

и антиистОРическОе напРавление»

Наше время представляет странное явление в словес-

ности. Всякий частный вопрос обращается в общий; за вся-

кое личное мнение идут или притягиваются к ответу многие;

всякое беллетристическое мнение получает зна чение мнения

жизненного и общественного. Такая непра вильность кажется

чем-то болезненным, но эта болезнь, слава Богу, к росту. Мы

поняли, наконец, что все мелкие явления получают свой ха-

рактер и окраску от целых направлений, из которых истекают

или к которым при надлежат они: за частным случаем хотим

мы отыскивать общие начала, с которыми он связан, и от слова

требуем, чтобы оно высказывало самого человека, которым оно

произносится. Испытующий ум обратился строже преж него

на весь быт наш и на все наше просвещение, оты скивая в них

разнородные струи и оправдывая или осуж дая явления быта и

выражение мысли не только в отно шении к ним самим, но еще

254

А. с. Хомяков

и потому, одобряем ли мы или отвергаем ту струю, которая в

них пробивается. Так возникли два направления, к которым

более или менее принадлежат все пишущие люди. Одно из

этих направле ний открыто признает за русским народом обя-

занность самобытного развития и право самотрудного мыш-

ления; другое, в выражениях более или менее ясных, отстаива-

ет обязанность постоянно ученического отношения нашего к

народам Западной Европы и недавно высказалось ех cath�dra

с крайнею наивностью, в определении, что учение есть ни бо-

лее ни менее как подражание. Такова причина, почему каждый

писатель при всяком нападении на себя видит или подозревает

нападение на целое направление, к которому он принадлежит,

кричит свой ясак

, скликает свою дружину и сам нападает уже

не только на своего противника, но и на все его направление.

Отдельные бои слились в один стенной бой.

«Благословим борьбу!» – сказала «Молва» в своих пер-

вых номерах

. Благодарим ее за откровенность, которая мно-

гим не полюбилась, а с своей стороны скажем, что борьба уже

началась задолго до этого благородного вызова.

К. С. Аксаков напечатал в «Р. Беседе» вежливый, бес-

пристрастный и дельный разбор 6-го тома Истории г. Со-

ловьева

. Общее мнение отдало справедливость этой статье, и

можно было ожидать на нее серьезного возра жения и разбора

спорных вопросов. Г. Соловьев избрал другой путь: он напал на

все то направление, к которому принадлежит его снисходитель-

ный рецензент, и для этого нападения, выхватив из нескольких

разных статей отрыв ки, ничем не связанные, но которые он при-

знал особенно характеристическими, произнес приговор всему

учению, представляемому у нас по преимуществу «Русскою

Бесе дою». Конечно, писателям, на которых он напал, предо-

ставлялось право защиты, и они не уклонились от боя; избегая

общих мест, они удерживали противника на самой той почве,

которую он избрал для своего нападения. Мне не для чего было

и вмешиваться в спор, участники кото рого могут и умеют по-

стоять сами за себя; но в статье г-на Соловьева встретил я имя

человека, уже умершего (И. В. Киреевского), и считаю некото-

255

НАциоНАльНое домостроительство

рою обязанностью рассмотреть отзыв историка о тех отрывках

которые ему угодно было подвергнуть своей критике.

Во-первых, г. Соловьев, выписывая отрывок строк в трид-

цать, употребляет следующее выражение: «Автор раз бираемой

нами статьи». Можно бы подумать, что он и действительно

подвергает статью разбору, а разбора статьи нет и следа: ма-

ленькая выписка да двадцать строк голо словного приговора,

вот все, что мы находим. Сверх того вовсе не бывало и статьи,

которую можно было бы под вергнуть разбору. Осталось после

замечательного мысли теля несколько отрывков, которые носят

на себе следы светлого и глубокого ума, но которым не было

дано никакой связи. Разве это можно называть статьей? Прав-

да, статья готовилась, да ее нет; смешно и говорить о ней как о

существующей, а еще смешнее говорить о своем разборе.

Во-вторых, И. В. Киреевский полагает «первым корнем

большей части общественных зол в России неуважение к свя-

тыне правды». Изо всех его выражений видно, что он разумел

неуважение к правде в слове, т. е. умышленное неуважение к

тому согласию, которое должно быть между речью человека и

его мыслию, неуважение к правде в смысле истины (v�r�tas). Эту

лживость слова и все ее отражения в быте и общественных отно-

шениях приписы вал г-н Киреевский искаженному направлению

нашего просвещения со времен Петра. Прав ли он был в этом,

дело стороннее, но чем же его опровергает г. Соловьев? Тем, что

вся Древняя Русь жаловалась на неправду в смысле справедливо-

сти административной или судебной (j�st�t�a), и что целый конец

новгородский можно было поднять посулом (явление, которое г.

Соловьеву должно бы было быть известным и из истории всех

народоправлений, и из современных выборов в Англии и Аме-

рике). Итак, г. Киреевский говорил об одном, а г. Соловьев воз-

ражает ему, говоря вовсе о другом. Это напоминает мне другой

случай с другим Киреевским (П. В.). Корот кое знакомство с па-

мятниками народной поэзии дало ему право сказать, что ни в

одном памятнике не упоминается об иге татарском и, разумеется,

эта важная заметка оста лась приобретением для исторической

науки в ее истин ном смысле. П. В. Киреевскому возражал г. Бус-

256

А. с. Хомяков

лаев

, и как же возражал? Выписывая из песен (которых полней-

шее собрание было у того же Киреевского) жалобы на погромы

татарские! К свидетельствам из великорусских песен он мог еще

прибавить белорусские, да все-таки не выйдет, чтобы погромы

значили то же, что иго. Такие возражения нетрудны, но какое ме-

сто занимают они в науке, пусть скажут сами возражатели.

Наконец, к чему служит вся выписка из отрывков, остав-

шихся после И. В. Киреевского? Они должны были войти в со-

став статьи, а статья должна была служить продолжением уже

напечатанной статьи: «О возможности и необходимости новых

начал для философии»

. Итак, предмет был чисто философский,

исторические догадки не представляли никакой особенной важ-

ности. Но, скажут, сама статья была опять продолжением и от-

части выводом из прежней исторической статьи в «Московском

Сборнике» о просвещении Востока и Запада

и г-н Соловьев

имел право рассматривать ее с исторической точки зрения.

Справедливо, но справедливо только в отношении к той самой

исторической задаче, которую себе предложил ав тор, а задача

эта была – определение типов западного и восточного, т. е. тех

идеалов, которые лежат в основе двух разнородных просвеще-

ний и двух разнородных историй. Эту высокую задачу первый

поставил И. В. Киреевский, и он же ее разрешил с такою ясно-

стию и с таким чудным глубокомыслием, что все дальнейшее

развитие того же вопроса будет озаряться светом, который за-

жжен незаб венным деятелем науки. Вот исторический смысл

его статей, а то направление, к которому он принадлежал, может

гордиться его подвигом и добродушно улыбаться, когда приво-

дят великую историческую заслугу в доказа тельство мнимого

антиисторизма. Причины и ход потемнения идеалов или иска-

жения типов, т. е. причины явле ния временного, а не типиче-

ского, могли быть верно или неверно поняты г. Киреевским; это

уже дело постороннее, ибо историко-философская задача была

иная

*10

. Жаль, что г. Соловьев этого не понял.

* Против взглядов покойного И.В. Киреевского об этом для него второсте-

пенном предмете я написал еще при жизни его статью, которая не была

напечатана, потому что самое издание, для которого она была назначена,

не состоялось. (Прим. А.С. Хомякова.)

257

НАциоНАльНое домостроительство

Может быть, сознание всей важности того вопроса, кото-

рый был так глубоко захвачен и так ярко озарен И. В. Киреев-

ским и даже хотя некоторая скромность самосоз нания должны

бы были остановить историка, когда ему вздумалось мимоходом

и так бесцеремонно кое-что вы щипнуть из великого мыслитель-

ного труда. Ухватки, по зволительные Челышевским, Байборо-

дам и тому подо бным, недостойны его; но он не понял самого

вопроса, – и это служит ему извинением. В его статье и в его

собственных трудах найдем причину этого непонимания.

Разумеется, я не стану входить в подробности статьи; что

же касается строгости и верности частных положений, которы-

ми она отличается, укажу только на самые заме чательные, ка-

ковы следующие. «У народов исторических великий деятель

есть полный представитель своего народа в известную эпоху и

т. д.» Напротив, никогда не полный: ни Александр, ни Юлий, ни

Петр, ни Фридрих не были полными представителями своих на-

родов. Они представ ляли только некоторые стороны их жизни и

были только отчасти выполнителями их потребностей. В этом

состоит и их великое значение, и возможность дальнейшего

раз вития истории. Петра называть полным представителем по-

требностей русского народа покажется, думаю, немалым преу-

величением всякому беспристрастному читателю. А ведь весь

вопрос о Петре между двумя направлениями, о которых я уже

говорил, именно состоит в слове полный; ибо частная правда

его дела признана была не раз теми, на которых нападает г-н

Соловьев, – точно так же, как они признают и неправду этого

же самого дела в отношении ко многим другим важнейшим по-

требностям русского народа. Пусть г. Соловьев попробует пока-

зать эту полноту в отношении хоть сельского сословия, которое

едва ли можно исключить из народа, или пусть сознается, что он

не имел права употребить слово полный представитель, а еще

менее основывать на нем целый вывод. Лучше бы уже оно стоя-

ло без вывода как невинное украшение слога! Но скажут, что

г. Соловьев прибавил «в известную эпоху». Опять неправда –

в отношении к целому народу, а если бы и было правдою, то

самое это ограничение оправдало бы и историческую критику,

258

А. с. Хомяков

которая в односторонности временного требования не признает

права на определение направления постоянного. Потом г. Соло-

вьев в доказа тельство того, что Петр не мог личным насилием

изме нить направление России, говорит: «Исторический народ

не допускает деятелей, подобных гуннским и татарским, атти-

лам, чингисам, тимурам»

. Подобных, конечно, нет, потому что

народы неподобны, но далее сказано: «которые силою своей

воли увлекают народные массы и т. д.» Итак, Чингис и Тимур

не представители своих народов, они насильники своего народа,

и целый ряд этих страшных завоевателей в продолжение 11-ти

веков от хана Тобы до Шайбана и Бабера – случайность, а не

выражение целого племени! (Ибо дело идет об отношении че-

ловека к своему народу, а не о призвании самих народов.) Очень

недурно для историка: вот куда ведут общие места!

«Учение есть не что иное, как подражание». Очевидно, что

понятие об учении исчерпано этими словами вполне. «Защит-

ники мнимого общинного устройства в древней Руси не имеют

права даже говорить о нем: ибо самое слово общины сельской не

находится нигде в древних памятниках». Ученый, находя одно и

то же устройство под разными именами, не имеет права дать ему

общее имя, обозначающее это тождество? Это больше похоже

на шут ку, чем на серьезное возражение (как уже заметила «Мол-

ва»). Наконец: «Русский человек �� века явился со вершенно

чистым, вполне готовым к воспринятию нового, одним словом,

явился ребенком и т. д.», то есть: ничего не привносящим кроме

способности понимания, а впро чем, с мозгом, похожим на белую

бумагу, на которой еще ничего не написано. Это объясняет весь

исторический труд г. Соловьева. Он видит до Петра только ма-

териальный рост России. Россия представляется ему «ребенком

чрез вычайно способным, восприимчивым»; если так, то как же

укорять тогдашнее общество в упорстве или коснении?

Но довольно этих частностей. Любопытно проследить при-

чины, которые мешают такому трудолюбивому и об разованному

* Заметим, что Тимур и Чингис были гораздо более полными представите-

лями своего народа, чем Петр: чем одностороннее самый народ, тем легче

быть его представителем. (Прим. А.С. Хомякова).

259

НАциоНАльНое домостроительство

деятелю, каков г. Соловьев, отдать справед ливость заслуге Ки-

реевского и вообще понять то направ ление, на которое он напа-

дает. Последняя выписка (о ребячестве России допетровской),

сделанная мною из его статьи, уже отчасти объясняет дело, но

другие места и сличение их с его историческим трудом поста-

вят это объяснение в более ярком свете. Вот эти места. Одно,

уже выписанное в «Молве», гласит наперекор истории самого

христианства, «что солнце (разума и истины) сначала озаряет

верхи гор». Другое место, в котором г. Соловьев (по замечанию

«Молвы») смотрит на народ как на cha�r а c�n�n

, как на чело-

веческий материал, годный только для подати натурою и день-

гами или как на сословие ta��ab�� t c�rv�ab�� a m�rc� �t m�s�-ta��ab�� t c�rv�ab�� a m�rc� �t m�s�- �t c�rv�ab�� a m�rc� �t m�s�-�t c�rv�ab�� a m�rc� �t m�s�- c�rv�ab�� a m�rc� �t m�s�-c�rv�ab�� a m�rc� �t m�s�- a m�rc� �t m�s�-a m�rc� �t m�s�- m�rc� �t m�s�-m�rc� �t m�s�- �t m�s�-�t m�s�- m�s�-m�s�-

r�c�rd�

, содержит в себе следующие положения: «Попробуйте

попросить у земле дельца объяснения смысла обряда, который

он соблюдает, и вы не получите другого ответа, кроме: так во-

дится». Правда, но пусть попробует г. Соловьев то же самое с

так называемым образованным обществом, и он получит тот же

ответ; пусть попробует кто-нибудь то же самое над г. Соловье-

вым, или над другими писателями, или над их читателями, он

получит очень часто такой же ответ; толь ко, может быть, часть

векового обряда и обычая заменена модою (велик ли барыш, не

знаю). Но далее: «Попробуйте нарушить обряд или часть его,

вы взволнуете человека и целое общество и т. д.» Правда. Ведь

тут не сказано: попробуйте убедить, разъяснить ошибку, изме-

нить мысль, подействовать на разум или сердце, а сказано: по-

пробуйте нарушить, то есть, изнасиловать волю и убеждение.

Г. Со ловьев не видит, что обряд и обычай есть собственность

человека и народа точно так же, как привычки самого г. Соло-

вьева, как его платье или право на выбор кушаний для его стола;

он не видит, что это право нравственной собственности в народе

столько же священно для непрос вещенного человека, сколько и

для просвещенного, и не может быть нарушено без волнения

или, по крайней мере, без справедливого негодования. Наконец,

смешение поня тий у него доходит до наивного комизма: «Он

(русский человек Петровской эпохи) не хотел изменить покроя

одежды и сбрить бороду в силу бессознательного подчи нения

260

А. с. Хомяков

ведущемуся из старины обычаю... Точно так же и привержен-

цы нового брили бороды и надевали немецкое платье бессозна-

тельно, увлекаясь стремлением к новому и т. д.» Нет, не точно

так же: положим, что бессознатель ность была одинакова; но

нравственное значение этих двух стремлений было различно и

нравственные права неоди наковы. Мне жаль, что я должен оста-

навливаться на такой спутанности понятий у историка. Ведь

это азбука обще ственной нравственности столько же в смысле

историче ском, сколько и в современном. Можно подумать, что г.

Соловьев не понял ни Киреевского, ни направления тех людей,

на которых он нападает, просто потому, что их понятия основа-

ны на иной нравственной почве.

Эта спутанность понятий (ибо полного извращения

не могу даже и предполагать) проникает насквозь всю ста-

тью г. Соловьева. Так, напр., нападая постоянно на тупое са-

модовольство простого народа и приводя с похвалою слова

Арсения Глухого (о не имеющих права судить о вере, потому

что не знают 8-ми частей речи)

, он не замечает, что тупости

народного самодовольства он только проти вопоставляет и

предпочитает еще горшее и тупейшее са модовольство педан-

та, всегда презирающего людей не сколько менее грамотных.

Педанты средневековые даже прозвали народный язык хлоп-

ским языком (��ng�a v�rnac��a). Так, думая современным Петру

свидетельством доказать, что русский человек той эпохи не

мог иначе понять улучшение, как в виде насилия, он приводит

сле дующие слова Посошкова: «Аще ради установления прав-

ды правителей судебных и много падет, быть уже так... в на-

роде злую застарелость злом надлежит и истребляти»

. Автор

статьи не видит, что Посошков требует только строгой казни

неправых судей и исцеления порока стро гостью (злых зле погу-

бить). Кажется, строгая правда и насилие неравномысленны ни

в каком человеческом на речии, а г. Соловьев их смешивает. Не

мешает вникать в смысл тех слов, на которые ссылаемся. Так,

в весьма справедливом замечании г. Аксакова, что первый зем-

ский собор собран первым русским царем

, а существование

соборов прекращено первым императором, он видит ка кой-то