Холлинджер Д.П. Выбирая добро

Подождите немного. Документ загружается.

активном ответе на нужды других. Два моральных предписания - не

обращаться нечестно с другими и не отворачиваться от того, кто в нужде, -

характеризуют эти различные способы реагирования на общественные

проблемы».

Хотя Гилиган и не этиковед, и, соответственно, не относит результаты

своих исследований в поддержку этики характера, хорошо заметно, что ее труд

очень сродни этому подходу. Ее реакция на традицию Канта, ее выбор в пользу

сюжетно-тематических картин, а не рациональности, ее акцент на конкретные

исторические ситуации в противоположность абстракции и ее фокус на

«предпочтительный способ взгляда на вещи» - все это очень схоже как на

традиционную, так и на современную парадигмы этики характера. Гилиган

соглашается, этика справедливости и этика попечения должны занимать свое

место в моральном развитии и этических раздумьях, но любой подход будет не

полным, если он не будет включать «составляющую попечения». «С точки зрения

того, кто ценит и ищет заботу, взаимоотношения предполагают активное и

настойчивое вовлечение. В результате формируется целая сеть связей. Идеал

моральности заключается в уделении внимания и ответах на нужды других».

Элэсдер МакИнтаие (Alasdair Maclntyre)

В 1981 году философ Элэсдер МакИнтаие, тогда работающий в Нотр-

Даме, написал работу, которой суждено было стать краеугольным камнем, на

котором выстроилась современная этика характера. Эта работа называлась

«После добродетели». Ранее в своей карьере он написал историю философских

этик, но в этой работе он довольно доступно объясняет, что же случилось с

моралью современного общества, и как это можно поправить. МакИнтаие

оплакивает последствия либеральных идей эпохи просвещения и призывает к

возврату к традициям Аристотеля и его этики добродетели. Он пишет труд, цель

которого-помочь понять, что случилось с этикой за последние несколько веков.

В нем он развивает сюжетные картины сообществ как основные рамки, в

которых должны формироваться поведение и мораль. Макс Стекхауз (Мах

Stackhouse) так описывает его труды: «они, в основном, - о мудрости

классического понимания добродетели, telos, и об общественной

согласованности в объединениях людей, связанных крепкими узами. Это явно

контрастирует с глупостью современности, с ее акцентом на индивидуализм,

плюрализм, космополитанство и абстрактную науку».

Выводы этого автора кажутся еще более изумляющими в свете его

собственной истории жизни и его пути от человека, вообще ставящего теизм

под сомнение, до его обращения в Римо-Католицизм. МакИнтаие выдвигает

тезис о том, что «в реальном мире, в котором мы живем, язык морали находится

в смертельном беспорядке».

В современном мире невозможно вести

моральные дебаты, так как у нас нет принятого всеми критерия. В работе,

написанной через несколько лет после «После Добродетели» он писал: « Таким

образом, мы живем в культуре, в которой неспособность совместно прийти к

рационально подтвержденному выводу о природе справедливости и

практической разумности сосуществует с обращениями соперничающих

социальных групп к подборкам конфликтующих убеждений, не

подтвержденных рационально».

«Суть того, к чему мы пришли», - говорит МакИнтаие,- «Это этика

эмоций, в которой моральные суждения не представляют ничего, кроме

выражения предпочтений, отношений или чувств».

Как же мы оказались в таком положении? МакИнтаие видит причины

этого зла в современном либерализме с его обращением к независимому

рациональному и оторванному от жизни «Я». С его точки зрения, это ярко

доказали эпоха Просвещения, протестантизм, учение Канта, либеральные

демократии, и многие другие движения и идеологии. Современный мир

предположил, что всеобщие моральные законы могут быть установлены на

основе разума, и совсем не требуется, чтобы они базировались на интенсивном

опыте многих поколений. И не важно, это ли теория правил, или теория

последствий, МакИнтаие придерживается убеждения, что они обречены на

поражение. Так как в своих попытках найти универсальные законы решения

моральных споров они не обращаются ни к telos, ни к врожденной песне

внутри, которые единственные могут помочь разобраться в морали и поддержать

определенные ее притязания.

Даже протестантскому христианству не удалось избежать его едкой

критики. В этом случае ему не нравится акцент Реформации на оправдании

верой. С его точки зрения, это оставило человека один - на - один с Богом без

стабильности, которую дает общество и без « понимания, какой могла бы быть

человеческая природа, если бы она осознала свой telos».

Протестантизм отверг

всякое понятие telos, то есть естественной цели человека. Вместо этого он

акцентировал внимание на моральных законах, а, следовательно, этим самым

проложил путь секулярной деонтологической этике. С его ударением на

моральность поступков он потерял понятие самого морального характера, а, как

известно, в христианской жизни просто хорошие поступки, как таковые, не

имеют большого веса. Дальше - больше. МакИнтаие обвинил протестантское

учение в том, что одним из его результатов было санкционирование «

автономности секулярной деятельности», что бросило неверующий мир в омут

«его собственных пороков».

В той версии событий, которую он предлагает, моральные вопросы,

вынесенные на обсуждение современности, вообще не найдут ответа. «В

отличие от других философов Ницше лучше понял, что то, что якобы было

обращением к объективности, на самом деле было ничем другим, как

выражением субъективной воли».

Эмотивизм нашего времени - это прямой

результат либерализма эпохи Просвещения, а нигилизм Ницше — просто вполне

понятный результат этого.

В чем же МакИнтаие видит спасение для этики? Он уверен, что этому

послужит возвращение к забытой после Средневековья традиции этики

Аристотеля. Задачу этики он видит главным образом в заботе о характере, а не о

действиях. При этом главным вопросом становится: Каким я должен быть?, а

не: Что я должен делать? Вторя Аристотелю, он утверждает, что это влечет за

собой этику добродетели, цель которой не в установлении универсальных

моральных правил, а в установлении естественной цели человека, которая

является воплощением добра. «Человеческие существа, так же, как и другие

виды, обладают определенной природой. Согласно этой природе, у них есть

определенные цели, которые и ведут их к определенной telos».

В чем

заключается эта цель? Она - в eudaimonia, что лучше всего переводится как

благоденствие, счастье, что, согласно Аристотелю, и есть состояние, когда с тобой

как личностью все в порядке, и с твоими поступками все в порядке тоже. Хорошие

черты - это те качества, которые помогают нам достичь цели. Это внутренние

качества и привычки, которые формируют сердцевину нашего характера. Следуя

за Аристотелем, МакИнтаие верит, что «поступать благодетельно не значит

действовать против своих естественных желаний и склонностей, как сказал бы

Кант. Это значит, что твои поступки будут вытекать из твоих желаний и

склонностей, сформированных именно благодаря взращиванию в себе этих

добродетелей».

Именно это он имеет в виду под телеологической этикой. Он не

отказывается полностью от моральных законов и правил, но придерживается

мнения, что их применение возможно только уже благодетельным человеком,

который хорошо понимает общую цель человечества и конкретные цели

определенных поступков в жизни.

В отличие от эпохи Просвещения и современности, которые делают

акцент на независимом голосе разума, МакИнтаие настаивает на том, что

предания, передаваемые из поколения в поколение конкретным обществом,

являются основной действующей силой в развитии высоко моральной жизни. Он

пишет: «Во всех этих культурах, Греческой, Средневековой или эпохи

Возрождения, где моральное мышление и поведение формировалось в

соответствии со схемой, которую я бы назвал классической, основным способом

морального обучения были сказки и другие сюжетные повествования».

Возьмем, например, эпос Гомера. Это - очень четкий пример того, как хорошим

качествам характера обучали через предания, а так же на основании того, каким

образом они находили практическое применение в обществе. Кроме того, этому

учились на примерах тех, кто брал на себя труд практически осуществлять эти

истории, со всеми вытекающими из этого формами поведения. Предания не

только учили определенным добродетелям, но и воплощали в себя понятие того,

что эти добродетели должны хорошо состыковываться, формируя целостный

характер. МакИнтаие пишет:

Благодаря историям о злых мачехах; потерянных детях; о хороших, но

введенных в заблуждение правителях; волках и грудных мальчиках -близнецах;

младших сыновьях, не получившим наследства и пробивающих свою дорогу в

мире; старших сыновьях, беспутно проматывающих свое состояние и

доведенных до того, что им приходится жить вместе со свиньями, -дети учатся

тому, кто такие дети, кто такие взрослые, и каков личный состав и правила игры

драмы, в которую они были рождены.

Таким образом, этика никогда не может быть автономной и никогда не

может существовать вне реальной истории жизни определенного сообщества,

которое поддерживает эту моральную традицию.

МакИнтаие нигде не дает ясного объяснения того, что же, все-таки, такое

Добро, или Telos. На основе его трудов совершенно невозможно разобраться,

какова же природа благодетельной жизни, или что должны делать

благодетельные люди 21 века среди невообразимых сложностей нашего

времени. Напротив, он верит, что то, что, действительно, необходимо, - это

определенные рамки развития этики, общественная традиция, которая учит

морали через повествования, и которая вплетена в совместную жизнь общества.

Видение этики этого ученого связано, в первую очередь, с мелкими

общественными единицами, в которых происходят моральное обучение и

накладывается моральная ответственность. Таким образом, сообщества с их

сюжетно-тематическими картинками являются базой этики, так как они

определяют общество и смысл его существования, а также показывают его

членам, что оно от них ожидает.

Стенли Хорвоз (Stanley Hauerwas)

Стенли Хорвоз дал христианское понимание этики характера.

Плодотворный писатель и яркая личность, он совмещает в себе три, казалось бы,

несовместимые реалии: любовь Римо - Католика к литургиям и таинствам (в

течение ряда лет он преподавал в Университете Нотр Дама), Анабаптистскую

теологию церкви, и беспокойство методиста об освящении (он всю жизнь

принадлежит церкви методистов). В данный момент он - профессор этики

теологии в семинарии университета Duke.

В то время как МакИнтаие оставляет нас без четкого понятие Добра, или

моральной telos, Хорвоз представляет определенную концепцию Добра, а также

характера и добродетели. Он привносит христианское содержание и

возможности в этику характера, и не боится утверждать, что церковь - это как

раз то сообщество, в котором она должна развиваться. Д-р Хорвоз постоянно

подчеркивает, что такой вещи, как этика, просто не существует. Ей всегда нужен

какой-то определитель. То есть, мы не можем говорить просто об этике, а

должны говорить об этике гуманизма, этике экзистенционализма, этике

индуизма или этике христианства. В мире не существует универсальной

этической системы, как и не существует универсальных моральных принципов,

поскольку мораль всегда укоренена, взращена и поддерживается определенным

сообществом, у которого свое собственное мнение того, что такое хорошо, и что

значит, быть человеком, и которое проводит в жизнь свое видение через

собственные предания и истории. Понятие о всеобщей (универсальной) этике —

это современный миф. «Рождение современности совпало с появлением учения о

том, что этика - это различимая и отдельная сфера человеческой жизни».

Он заявляет, что в современном мире этика превратилась в автономную

самоуправляющуюся единицу. При этом она не смогла увидеть свою

зависимость от традиции и повествования - современной истории о

самодостаточном строителе и контролере мира. Это - правда о реальной

ситуации, и касается она не только философской этики, но так же и

христианской этики, поскольку последняя пытается выстроить независимую от

религии этическую систему. Хорвоз согласен, что современная религия с

самого начала следовала за Кантом и его рациональной универсальной этикой. «

Во многом Кант стал величайшим представителем протестантского

либерализма; и либеральная протестантская теология после Канта это всего-

навсего послесловия к его трудам».

Хорвоз считает, что христианская этика «в первую очередь не

беспокоится исполнением правил о том, что можно делать, а что нельзя. Ее

основная задача в том, чтобы помочь нам правильно увидеть мир вокруг нас.

Христианская этика формируется на основе очень определенного повествования

с содержанием, заранее определяющим ответ на него».

Суть моральной жизни

не в решениях, а в том, чтобы в правильном порядке расставить наше

понимание, а также и связанные с этим истории о Боге, нас самих и мире. « В

большинстве наших решений на карту поставлен не поступок, а то, каким

человеком мы становимся».

Не через нормативный анализ происходит это

формирование характера, а через предания, легенды и повествования, которые

захватывают наше сердце так же, как и разум. Эдвард Лонг так однажды описал

подход мистера Хорвоза: « Совершение нами моральных поступков больше

похоже на то, как художник работает над своей картиной, чем на то, как критик

делает последовательный аналитический и оценивающий анализ этой

картины».

Ранее в своей карьере Хорвоз огласил свои мысли о сути и главных

целях этики в десяти тезисах. Последующие его размышления мало от них

отошли:

1. Социальное значение Евангелия требует признания

повествовательной структуры христианских убеждений для жизни

церкви.

2. Каждый общественный этический подход включает в себя

повествование, вне зависимости от того, занят ли он

формулированием основных принципов социальной организации, или

конкретными альтернативами этих принципов.

3. Способность дать толковое объяснение смысла нашего

существования - это основной тест на истинность социальной этики.

4. Сообщества, сформированные на основе истинного повествования,

должны дать своим членам умение не опускать руки перед роком, а,

наоборот, превратить его в удачную судьбу. При этом

неожиданности, особенно когда они появляются в образе незнакомых

людей, будут расцениваться как подарок.

5. Основная социальная задача церкви - быть собой, то есть той

разновидностью людей, сущность которых была раз и навсегда

сформирована определенной историей, которая дает им умение с

перспективой относиться к сложностям и опасностям жизни, доверяя

обещаниям Бога об искуплении.

6. Христианская социальная этика может быть воплощена в жизнь

только теми людьми, которые не стремятся проконтролировать

национальную или мировую историю, и кто согласен жить «без

контроля».

7. Христианская социальная этика зависит от развития такого

лидерского состава церкви, который в состоянии доверять и зависеть

от разнообразия даров этого сообщества.

8. Для того чтобы церковь не просто формально обладала определенной

этической системой, но в полном смысле жила ею, мы должны еще

раз обратиться к пониманию общественной значимости

общепринятого поведения, например, элементарной доброты,

дружбы, строительству семьи.

9. Пытаясь проконтролировать общество, христиане в Америке

слишком с большой готовностью восприняли либерализм как

стратегию, подходящую для повествования, на котором основано

христианство.

10. Цель существования церкви не в том, чтобы определить характер

демократии или какой - то другой формы общественной организации.

Церковь высится как политическая альтернатива любой нации,

свидетельствуя о той общественной жизни, которая возможна для тех,

чья природа была сформирована повествованиями Христа.

Доктор Хорвоз уверен, что христианская этика не должна быть

оторвана от теологии, «поскольку теология как раз и занята

практическим вопросом показа того, как наши христианские

убеждения истолковывают себя и мир».

Такое видение лучше всего

поддерживается через повествования. Такие повествования не

случайны для веры, но являются теми формами, которые принимают

наши христианские убеждения. Он думает, что как только мы

отрываем этические нормы или теологические утверждения от их

повествовательного контекста, они обретают свою собственную

жизнь, которая мало походит на ту среду, откуда они пришли. Кроме

этого, он совершенно против того, что у христианской этики есть

методологическая отправная точка. « Не следует задавать вопрос о

том, на основе какой из доктрин, доктрины о Боге или доктрины о

человеке, мы должны развивать христианскую этику. Так как

христианская этика берет свое начало в сообществе, основанном на

повествовании о таком Боге, который желает, чтобы мы участвовали в

деятельности Царства, установленного через Иисуса и в Иисусе. У

теологии нет другого смысла, как быть стремлением объяснить Бога в

образах истории путем показа того, как одно утверждение проливает

свет на другое».

Повествование об Иисусе - сердцевина христианской истории,

которая руководит нашей моральной жизнью. Существенно

основываясь на учении менонитского теолога Джона Хауэрда

Йодера, Хорвоз утверждает, что жизнь и учение Иисуса как

манифестация Царствия Божьего дают нам главный пример того,

какими наш собственный характер и добродетели призваны быть.

«Быть похожими на Иисуса - это значит присоединиться к нему на

пути, на котором мы готовимся быть людьми, которые могут

претендовать на гражданство в Царствии Божьем, полном чистой

любви».

И это повествование изучается, приводится в жизнь и

провозглашается именно в церкви. В своих работах Хорвоз часто

провозглашает, что церкви не следует предпринимать попытки

выстроить такую этическую систему, чтобы она смогла увлечь мир,

так как церковь по своей природе сама по себе представляет такую

систему. Ведь церковь - это люди, полные благодетели благодаря

тому, что в их памяти и действиях - повествование о распятом

Спасителе. А это влечет за собой не попытку силового контроля над

миром, а, наоборот, вызов всем силам мира самой жизнью Христа,

воплощенной в церкви.

Церковь и ее Христоцентричное повествование стоят особняком к

повествованиям эпохи Просвещения, которые очень влияют на

современную этику. Независимый и мощный индивидуум,

стремящийся к контролю над жизнью и смертью, всегда бьш в центре

повествования этой эпохи. А в результате - наше абсолютное неумение

решить вопрос существования зла. Мы безрезультатно терзаем себя

вопросом: «почему благий и всесильный Бог позволяет страдание?», и

даже нашими достижениями в медицине все, чего мы хотим - это

исцеление, а не забота. «В этом контексте медицина становится

зеркальным отражением этого вопроса существования зла, поднятого

еще Просвещением. Она пытается спасти наши самые глубокие

надежды на то, что болезнь должна и может быть уничтожена». В

результате, полагает д-р Хорвоз, у современного общества нет

повествовательных рамок, с которыми можно было бы связать мир

биоэтики.

В чем д-р Хорвоз видит фундамент этики? На этот вопрос не так

легко ответить, потому что сам лично он его недолюбливает и

вообще отказывается развивать эту науку, сначала установив

основание. Он мотивирует это тем, что поиск основания привел к

тому, что этика потеряла свою христианскую особенность и сняла

главный акцент с Иисуса. «Несмотря на энтузиазм многих

религиозных мыслителей по поводу поиска основания морали, такое

основание, к сожалению, не может не сделать религиозные убеждения

морально второстепенными».

Но, основываясь на его работах, можно

с легкостью сказать, что основание этики для него - в повествовании о

Христе. Оно укоренено в церкви благодаря добродетелям ее членов.

Хорвоз не думает, что этика проистекает из верований в Бога, Иисуса

или церковь. Скорее, «наши убеждения воплощают нашу мораль;

наша вера—это наши действия».

Оценка Этики Характера (Добродетели)

Положительные аспекты

Оценка этики характера (добродетели) как альтернативы этике

последствий и деонтологической этике, конечно же, открывает в ней

много полезного и правильного. Во — первых, христиане не могут не

одобрить ее фокус- этика включает в себя намного больше, чем

простое исполнение правильных действий. Акцент на характере

берет свое начало в библейском понимании сердца и его роли, как в

моральной добродетели, так и в пороке, грехе. Слово «сердце»

встречается сотни раз в английском переводе Библии. Это, конечно,

самое близкое понятие к понятию характера, то есть внутреннего

морального настроя личности. Shema Ветхого Завета ясно

акцентирует внимание на характере в классическом тексте

Второзакония 6:4-9:

Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь един есть;

И люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душою

твоею, и всеми силами твоими.

И да будут слова сии, которые Я заповедую тебе сегодня, в

сердце твоем;

И внушай их детям твоим, и говори о них, сидя в доме твоем и идя

дорогою, и ложась, и вставая;

И навяжи их в знак на руку твою, и да будут они повязкою над

глазами твоими,

И напиши их на косяках дома твоего и на воротах твоих.

(канонический перевод)

Еврейские пророки постоянно провозглашали, что именно в сердце рождается

как добро, так и зло. Пророк Иезекиль так говорит об этом:

19 И дам им сердце единое, и дух новый вложу в них, и возьму из плоти

их сердце каменное, и дам им сердце плотяное,

20 Чтобы они ходили по заповедям Моим, и соблюдали уставы Мои и

выполняли их; и будут моим народом, а Я буду их Богом.

21 А чье сердце увлечется вслед гнусностей их и мерзостей их,

поведение тех обращу на их голову, говорит Господь Бог.

(канонический перевод)

Говоря о моральной жизни, Иисус также говорил о сердце. Он учил, что

внешнего исполнения закона абсолютно недостаточно, когда речь идет,

например, о прелюбодеянии (Евангелие от Матфея 5:27-30) или об убийстве

(Евангелие от Матфея 5:21-26). Более того, Он подтвердил, что сердце -

непосредственный источник как похотей (Евангелие от Марка 7:21-22), так и

морального возрождения, и « добрый человек из доброго сокровища сердца

своего выносит доброе, а злой человек из злого сокровища сердца своего

выносит злое, ибо от избытка сердца говорят уста его» (Евангелие от Луки 6:45).

Когда Иисус подытожил требования закона, сердце и характер Он поставил на

первое место: « возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею

душою твоею и всем разумением твоим» (Евангелие от Матфея 22:37). Все

авторы Нового Завета продолжают эту тему в том же ключе, утверждая, что

христиане призваны « исполнять волю Бога от души» (Послание к Ефесянам

6:6).

Акцент последнего времени на характере и благодетелях напоминает нам

об истинности того, что моральная жизнь выражается не только в наших

действиях, но и в том, какие мы внутри. Намерения, видения и расположения

характера играют значительную роль в следовании по пути морального добра.

Очень хорошо это иллюстрирует Артур Холмс:

Если я веду машину, не превышая скорости только потому, что за мной

следует полицейская машина, я, конечно, делаю то, что правильно. Но делаю я

это по благоразумным, а не этическим причинам. Или может, я буду вести

машину, не превышая скорости, только для того, чтобы вывести из равновесия

моего попутчика и сделать так, чтобы он опоздал на важную встречу. В таком

случае, мой внешне правильный поступок, на самом деле, имеет аморальную

мотивацию. Или я мог бы не превышать скорость просто потому, что моя

машина не едет быстрее. Тогда я буду поступать правильно безо всякого

специального решения».

Если мы думаем только о поступках и не думаем о характере, мы теряем из

виду направление этики, утверждающее, что можно поступать правильно с

неправильными мотивами. Этика характера права в ее желаниях осветить это

внутреннее измерение и, безусловно, она соответствует библейским принципам,

когда акцентирует внимание на добродетели.

Изучая библейскую этику, мы находим не только Десять заповедей с их

«не делай» (хотя, как мы увидим в последующих главах, там есть намного

больше, чем просто запрещения), но так же и большой список хороших черт

характера. Книга Притч уделяет большое внимание такой добродетели, как

мудрость в повседневной жизни, хотя Притчи призывают и к конкретным

действиям. Заповеди Блаженства в 5 главе Евангелия от Матфея отражают те

моральные добродетели и привычки, которые показывают внутреннее состояние

человека: нищие духом, кроткие, милостивые, чистые сердцем, миротворцы и

т.д. Так же, в 5 главе Послания к Галатам (5:22-23) мы находим представленный

Павлом список плодов Святого Духа, что тоже, в основном, представляют собой

духовные и моральные добродетели: «любовь, радость, мир, долготерпение,

благость, милосердие, вера, кротость, воздержание».

Кроме этого, этику характера можно похвалить за ее настойчивое

убеждение в том, что этика всегда отражает большее видение (или, как называют

это ее приверженцы, повествование). Мы вскоре обратим внимание на то, что

такой подход слишком сужает фокус, поскольку утверждает, что повествование -

единственная движущая сила этого большого видения. Но, все-таки, этика

характера (добродетели) сослужила большую службу тем, что она ясно

продемонстрировала, что этика не может потерпеть от теологии или более

широкого видения реальности. Наше понимание добра или благодетельной

жизни всегда привязано к более широкой картине Бога, мира, греха и

разнообразных примеров человеческой жизни.

Негативные стороны

Хотя у этики характера есть очень много положительных сторон, у этого

подхода, претендующего на то, чтобы быть основанием этики, есть так же и

недостатки. Делая оценку этого подхода, нам необходимо помнить, что его

приверженцы практически всегда противопоставляют его традиционным

этическим основаниям последствий, принципов и теоретических утверждений.

Поэтому здесь мы должны говорить не просто о различиях в акцентах, но,

скорее всего, о разном понимании сути и основания этики. Хотя многие

этиковеды этики добродетели желают избежать употребления понятий

«основание», «базис», это, как раз то направление, в котором должно проходить

наше обсуждение.

Во-первых, слишком большое внимание уделяется характеру. В то

время, когда другие этические подходы предпочитают говорить о действиях, и

практически полностью игнорируют вопрос сущности, этика характера заметно

предпочитает последнее первому.

Нет никакой причины считать, что эти два направления не могут

существовать вместе как два взаимосвязанных центра этического анализа, но, к

сожалению, приверженцы этики характера выступают против этого. Хорвоз,

например, не отрицает необходимости принятия решений, но хочет наделить

этот процесс другим статусом. Он отмечает, что, оглядываясь назад, мы

обнаруживаем, что «в важных вопросах, даже тех, которые включают в себя

самые сложные решения, на самом деле никаких решений принимать и не

нужно. Напротив, решение принимается автоматически, если мы знаем, кто мы

такие, и что от нас ожидается».

Если мы обратимся к случаю со Стивеном,

описанному в начале главы, не совсем ясно, действительно ли его проблема -

только в характере. Кажется вполне очевидным, что его внутренние склонности

ориентированы правильно, но, с другой стороны, его поступок явно греховен.

Этика характера слишком быстро наводит глянец на его поведение.

Вместо того чтобы противопоставлять друг другу действия и характер

или поступки и сущность, намного полезнее и предпочтительнее было бы видеть

их как дополняющие друг друга. Безусловно, наш характер руководит нашими

решениями, но точно так же и решения, которые мы принимаем, управляют

нашим характером. Бывают случаи, когда при принятии особенно сложных

решений нам недостаточно только участия нашего характера. В таких случаях

очень полезно со всех сторон проанализировать вопрос. Это ни в коей мере не

уменьшает значения намерений, склонностей и привычек, но это, все -таки,

означает, что нам необходим совместный подход, который выделял бы как

сущность, так и внешние поступки. Иметь грешную природу означает, что хотя

мы (как христиане, так и неверующие) можем старательно работать над

характером, никто из нас не застрахован от падения и аморального поступка,

как это было в случае со Стивеном. Если мы будем концентрироваться только на

характере, мы потеряем понятие реальности.

Еще одна явная слабость этики характера в том, что она сужает

этические источники своим излишним акцентом на повествованиях. И д-р

Хорвоз, и д-р МакИнтаие выделяют повествование (предание) в качестве

основных носителей этических традиций. Безусловно, они заслуживают

похвалы за свою настойчивость в провозглашении той идеи, что этика всегда

является частью большего контекста и имеет в своей основе более широкое

видение реальности, что заметно отличает этот подход от других нормативных

подходов. Никто не спорит с тем, что повествование всегда играло важную

роль в изображении контекста и широкого видения. Но это не должно закрывать

наши глаза на то, что существуют другие модели передачи информации и

понимания. Иначе, повествование ставится во главу угла за счет логически

ориентированных объяснений реальности. Но к чему их противопоставлять

друг другу? В следующей главе рассматривается вопрос о том, что особое

мировоззрение формирует этическое основание, причем мы его понимаем не

только через повествования, но также и через ритуалы и дискурсивные формы.

Некоторые критики высказываются о том, что такой узкий фокус позволяет

делать только широкие штрихи на полотне этики, и перекрывает дорогу более

точному моральному руководству. В Библии очень много разных форм

источников этики. Это и повествования, и притчи, и повеления.

Фокус на повествование обычно противопоставляется этике принципов.

Конечно, этика принципов не может выдержать роли основания этики (о чем

говорится в гл.1). Но это совсем не означает, что этика повествования может

запретить принцип как форму духовного руководства. Использование

повествований в контексте сообщества (церкви) для воспитывания

добродетели - совершенно незаменимая часть этики, но это же сообщество так

же взращивает добродетель путем использования правил, принципов и

теологических парадигм. Не следует изображать эти формы морального

руководства как автономные и не содержащие глубокого контекста, как это