Харченко В.К. Как заниматься наукой
Подождите немного. Документ загружается.
один раз спасли от беды или от неприятности люди, которым я писала раз в год, да и то
открытки; не один раз поддержали меня взглядом и словом коллеги, которых я не могла
без ошибки назвать по имени-отчеству. Не один раз произошло все это, пока меня не
осенило, что пара отказываться делить людей на друзей и просто знакомых, и не потому,
что друзья плохи, а совсем по другой причине. Я подумала: если ко мне придет просто
знакомый, разве я меньше выну из холодильника, не так с ним поговорю, не так
посочувствую или скрою свое несогласие с его действием? Нет, мое отношение в идеале
будет константа, и степень знакомства не повлияет на его качество: качество должно
оставаться высоким всегда.
Не чья-то, а наша любовь защитит и спасет нас. Пример тому — жизнь Иоанна
Богослова. Московский священник Алексей Мечев как-то опросил своих близких:
«Вдумывались ли вы когда-либо, отчего все святые апостолы, все до одного, приняли
мученический венец, погибли на крестах, усеченные мечом, а апостол Иоанн Богослов
достиг до глубокой старости и мирно скончался?» Все ответили отрицательно. Тогда отец
Алексей пояснил: «Оттого, что у апостола Иоанна была такая великая любовь, что ее силе
покорялись и мучители; она загашала всякую злобу, обезоруживала гонителей и
превращала их ненависть в любовь» (Москва, 1990, № 12. — С. 180).
Победить в жизни можно только любовью. «Любовь — это определение самого
высокого нравственного состояния, — пишет В. Тендряков в повести «Затмение». —
Люблю — лучше относиться уже не могу, на большую отзывчивость неспособен, это мой
духовный предел, наивысшее выражение самого себя для других».
«Любовь является единственным способом понять другого человека в глубочайшей
сути его личности, — писал замечательный психотерапевт Виктор Франкл. — Никто не
может осознать суть другого человека до того, как полюбил его. В духовном акте любви
человек становится способным увидеть существенные черты и особенности любимого
человека, и, более того, он видит [184] потенциальное в нем, то, что еще не выявлено, но
должно быть выявлено. Кроме того, любя, любящий человек заставляет любимого
актуализировать свою потенциальность» (Знание — сила, 1991, № 10. — С. 13).
Не означает ли сказанное, что чем больше любви будет дарить своим коллегам
ученый, тем больше ученых со временем появится в его окружении?
Важно подчеркнуть, что речь идет не о количественной стороне отношений: долгих
сидениях за чашкой чая, затянувшихся беседах, хождениях в гости, получасовых
телефонных обменах мнениями. Нет, время ученого священно. Речь идет о качестве от-
ношений. Видеться редко, но успеть сказать главное, успеть поддержать, успеть помочь.
Не так трудно определить, когда человек остро нуждается в твоих знаниях, интуиции,
опыте и когда общение перерастает в суперобщение, становится избыточным, отрывает от
дела.
Отношение ученого к подчиненным
1984-й год. На Совете института разбирался конфликт профессора и ассистентки.
Кончилось тем, что молодая преподавательница уволилась с работы по собственному
желанию. Меня терзала мысль: какой же ты профессор, какой философ, если вот так,
войной, сражаешься с ассистентом!
Немало примеров борьбы с нижестоящими дает повседневная жизнь любого вуза.
Нет, господа! Если я ношу чин профессора, я могу открыто выступать против другого
профессора, но к нижестоящим: доценту, ассистенту, лаборанту — я буду относиться
безупречно, не добиваясь увольнения, а помогая человеку справиться с ситуацией,
показавшейся ему кромешной.
Ученый входит в институт и здоровается с вахтером так же любезно, как с ректором.
Ученый сумеет решить конфликт внутри коллектива, но сумеет работать и без
конфликтов.
В декабрьскую темень и дождь в Ленинграде в самом начале пребывания в
аспирантуре, когда с темой не ладилось, настроение было подавленным, я шла на
заседание кафедры. Поднимаюсь по лестнице, сворачиваю в кори тор и вдруг вижу:
навстречу идет Сакмара Георгиевна Ильенко. Подошла и так солнечно, сияюще ласково
улыбнулась она мне. Я до сих пор вспоминаю эту Улыбку почти незнакомого тогда
человека, члена-корреспондента АПН СССР.
Я вспоминаю эту улыбку и не задаю вопроса, кто первым должен здороваться: я или
не я? А собственно, почему не я? Поздороваться первой даже приятно.
Директор крупнейшего издательства В.И. Назаров рассказывал, как, будучи
аспирантом Академии общественных наук при [185] ЦК КПСС, он один раз, задумавшись,
чуть было не проскочил мимо известного академика, но проскочить ему не удалось,
потому что Евгений Михайлович первым мягко и ласково поздоровался с аспирантом.
Тридцать лет отделяют этот эпизод от того дня, когда рассказал о нем сам участник
ситуации. Вот какой силой обладает церемониал приветствия!
Карл V поднял кисть, уроненную Тицианом. Это говорит не столько о величии
Тициана, сколько о величии Карла V.
Интерес к фантастике не ослабевает, но мы как-то забываем, что фантастический
уровень бывает и у доброты. Д.С. Лихачев пересказывает в своих заметках отрывок из
очерков об англичанах Орестова. На улицах Лондона столкнулись две машины, а из дома
напротив через некоторое время вышла женщина с подносом и двумя чашками чая и
предложила горячего чаю взволнованным водителям (Д.С. Лихачев. Заметки и
наблюдения: Из записных книжек разных лет. — Л.: Советский писатель, 1989.— С. 347).
Фантастическая доброта, не правда ли? А то, о чем мы пишем: лояльность к
начальству и правительству, теплое отношение к коллегам и подчиненным — ведь это
тоже фантастический для привычного поведения уровень личной доброты, но
необходимость (актуальность) именно таких отношений не ученый ли призван утверждать
первым из первых?
Отношение ученого к малознакомым и незнакомым людям
В отличие от предыдущих типов отношений в данном случае другая сторона не
знает, что перед ней ученый, но и здесь главная составляющая отношения ученого —
любовь.
Герой повести Ирины Полянской «Предлагаемые обстоятельства» доцент Александр
Николаевич, «перед которым трепетали многие люди», проводил своеобразный
эксперимент: ему «ни разу не надерзила ни одна продавщица и ни один чиновник не
повысил на него голоса». «Просто люди чувствовали его ум и силу, к продавцу или же к
чиновнику он обращался с заведомой уважительностью, сразу предполагая в каждом из
них человека, в высшей степени порядочного и мастера своего дела. Речь его была
классически правильной, говорил он медленно и чувствовал ответственность за каждое
произнесенное им слово, у него был приятный голос и старинная манера общения, он
несколько наклонялся к собеседнику и с участливым вниманием задавал вопросы»
(Чистенькая жизнь. Повести и рассказы. — М.: Молодая гвардия, 1990. — С. 43).
Такой эксперимент хочется повторить. В области культуры общения у нас масса
ложных оправданий и некрасивых привычек. Так, не все знают, что сделать замечание
незнакомому человеку [186] в магазине ли, троллейбусе, на вокзале, да где угодно — верх
неприличия.
Идеальная позиция — позиция ученика, а не учителя. Идеальный подход — подход
снизу или наравне, но не сверху. К группе людей можно отнестись сверху, но к одному
конкретному человеку будем подходить с почтением, заразнее прогнозируя в нем кладезь
достоинств. Именно такой совет дают режиссеры артисту, исполняющему роль
положительного героя на сцене.
Люди имеют право на доверие к их добрым и доблестным качествам.
Продавщица взвешивает конфеты, а женщина, отходившая к кассе, тянется, чтобы
увидеть стрелку весов. «Только шею не оторвите!» — говорит не очень вежливая
продавщица. Но согласимся и с ней: если каждый покупатель подозревает тебя в обмане,
обвешивании — и не такое слетит с языка.
Сколько оскорблений выдержали спекулянты! Сколько брани сыплется сейчас на
головы «новых русских»? Ну почему мне должно быть плохо оттого, что у кого-то
коттедж? Да нет же! Спокойно приму неравенство. Спокойно буду относиться к
незнакомым людям, в том числе и очень богатым. Все они — мои соотечественники.
Люди голодают по элементарной благожелательности, снисходительности к их
возрасту, характеру, поведению, причудам.
Я лежала в отделении гнойной хирургии, и через некоторое время из коридора меня
перевели в палату. Я заметила, что все шесть молодых женщин недолюбливают одну
бабулю. Старушка была не сахар, сидит, насупившись, как Кабаниха. Когда она вышла, я,
правда, один раз сказала; «Ну что вы к ней пристаете, старый ведь человек». Может быть,
один раз я ей в какой-то мелочи помогла. Мне было не до нее (дома оставался без моего
молока четырехмесячный сын, мастит не проходил, две операции мало что дали,
температура не спадала). Палата жила своей жизнью. Мне было не до старухи. Настал
день, когда ее выписали и за ней из Харькова приехал сын и привез коробку конфет. Она
берет эти конфеты и через всю палату несет их мне. Я почувствовала жгучий стыд.
Получить конфеты только за то, что не посмеивалась, исподтишка не подмигивала? «Что
Вы, бабушка, отдайте хирургу, — убедила я ее, — он Вас хоть резал!»
А вот другая история. Еду в троллейбусе и любуюсь фасоном костюма молоденькой
женщины, лет двадцати семи. И загадала я тогда: если мы с ней будем выходить на одной
остановке, я ей скажу, какой чудесный у нее костюм! Я вижу, что и она стала готовиться к
выходу, а на меня напал страх. Как же трудно похвалить незнакомого человека! Набираю
воздуха в легкие и не своим от страха голосом говорю: «Какой у Вас изумительно сши-
[187]-тый костюм! Вы его шили?» — «Правда? Вам нравится? Я не шила — купила».
Дальше завязался уже чисто женский разговор. «Импортный?» — «Представьте, наш! И
всего за 40 тысяч!» Надо уже выходить, приехали. И вдруг она чуть ли не со слезами
говорит: «Как Вы мне настроение подняли! Мне так грустно сегодня было».
Пятнадцать лет отделяют эти две истории, а доброта по-прежнему остается самой
главной я самой дефицитной составляющей наших взаимоотношений.
Социолог В. Ольшанский с группой помощников проводил любопытный
эксперимент в 1983 году. Испытуемым предлагалось закончить фразу: «Люди в нашем
городе делятся на...» Через десять лет опрос повторили. Если в 1983 году в части
моральных характеристик (были, конечно, и другие характеристики) делили людей на
честных и нечестных, то в 1993 году подбор слов стал иным: честных и негодяев,
подлецов, проходимцев и т.п. Ученые сделали вывод о нарастании диффузной
враждебности в обществе, а такая размытая враждебность сеет семена гражданских войн.
Неужели и ученый, характеризуя своих соплеменников, будет сеять войну?
Любимый герой Достоевского — князь Мышкин. Почему князь? Вот как объясняет
это дочь писателя Любовь Достоевская: «Нет нужды, конечно, доказывать, что никакого
снобизма нет в намерении Достоевского изобразить себя в образе князя. Он хотел этим
показать, какое огромное нравственное влияние может оказать на народ человек высокой
наследственной культуры, если он обращается с ним, как брат и Христос, а не как сноб»
(Л.Ф. Достоевская. На каторге // Слово, 1991, № XI. — С. 56).
Отношение ученого к своим соотечественникам хорошо просвечивается в его
публикациях. По публикациям можно судить, корректно или не очень относится
исследователь к современникам.
К. Касьянова пишет о научно-популярных журналах в Польше. «Они, например,
ставят своей задачей давать полезные советы земледельцам или ремесленникам. И в них
звучит такая любовь, даже нежность, к земледельцу или ремесленнику, к его судьбе,
труду, уважение к его терпению и умениям. Как же, ведь это наш, польский крестьянин,
представитель народа, который дал миру Коперника! Пусть пока он бедный и
необразованный, но это не его вина, он может подняться и стать богатым и сильным. Мы
должны ему в этом помочь, потому что мы — один народ, у нас общая судьба» (Знание —
сила, 1992, № 11. — С. 48). 188
Отношение ученого к близким
Наука забирает исследователя не только у дружеских компаний. Она в какой-то
степени (причем на определенный срок очень сильно) отнимает ученого у семьи.
Домашние заботы, игра с детьми, порядок на садовом участке, ремонт квартиры, а то и
просто посидеть-поговорить — многое приносится в жертву.
В комнате мама и пятилетняя дочь.
— Чего ты пишешь и пишешь? Все равно выбрасывать, когда постареешь.
— А ты разве собирать не будешь, хранить, читать?
— Ну не знаю. Если только мне это понадобится. А вообще-то нет. Мне это не
понадобится. Я же в твоем институте работать не буду.
— Почему?
— Я же не хочу, чтоб мне мое дите мешало.
Отношение ученого к близким — наиболее уязвимый тип отношений. Эти
отношения нуждаются в ежедневной подпитке и укреплении.
«Тут — блины, тут — пеленки, тут — диссертация», — вспоминает о днях своей
молодости Марина Васильевна Федорова, доктор наук, профессор, мать троих детей.
Мать троих детей, она же известный математик Е.С. Вентцель, она же известная
писательница И. Грекова признавалась, что у нее всегда страдал дом.
Филолог Р. Фрумкина пишет, что наука почти всегда требует жертв не от самих
ученых, которым она приносит столько радостей, а от других, главным образом от
близких. Более всего это соответствует ситуации, когда науке посвящает себя женщина
(Знание — сила, 1994, № 6. — С. 103—104).
Близкие ревнуют тебя к письменному столу, книгам, каким-то таинственно-
непонятным замятиям. Не от хорошей жизни было напечатано в газете такое .признание-
наблюдение: «Если стук вашей машинки помешает кому-то из ближних, так ему и надо,
значит, он не рад ближнему в старом святом значении этого слова» (Литературная газета,
11 декабря 1986 г.)
Что ж, членам семьи полезно помнить, что успех одного будет принадлежать всем,
успех каждого войдет в анналы семейных преданий. «Эти две книги по телефонной связи
написал твой дедушка», «Дядя Володя защитил докторскую в сорок лет», «Дядя Володя
доказал, что целый институт не так работает». Несколько подобных реплик впитает
ребенок, и прорастет в нем уважение к семье, роду.
Речь у нас пойдет, однако, не о членах семьи, а о самом ученом, о его вкладе в
собственную семью. [189]
Была телепередача о теории катастроф. Говорилось об извержениях вулканов,
землетрясениях — и вдруг, в конце, прозвучало: занятия наукой поднимают человека на
такую высокую ступень и столько от него требуют, что семья часто не выдерживает этого
и трещит по швам.
Катастрофа в семье. Будем помнить об этом и редкие свободные минуты, часы, дни
отдавать не друзьям, не увлечениям, а своим близким, натерпевшимся от нашего
неучастия в их жизни и соскучившимся по нам. «На детях великих природа отдыхает».
Нет, не природа, а сами великие экономят на детях, не особо стремясь к общению с ними.
Биографы Пушкина отмечают, с какой любовью поэт «строил свой Дом, как его
берег, с какой нравственной высотой и точностью решал жизненные задачи (нужно было
обладать редким талантом, благородством и бескорыстием, чтобы покорить такую дикую,
корыстную — и не всегда трезвую — барыню, какой была его теща, а он ее покорил, она
собственноручно это засвидетельствовала!» (Новый мир, 1986, № 10, — С. 241).
Все пятеро детей П.А. Флоренского стали учеными. В те годы, когда дочь Ольга
ходила в школу, отец из концлагеря писал ей об опасности увлечься товарищеской средой
в ущерб семейным обязанностям.
«Ведь товарищеская среда потому притягивает к себе все внимание, что
товарищеские отношения в сущности безответственны, каждый отвечает сам за себя и
каждый занят своими интересами. Поэтому в ней легко. Но эта легкость есть легкость
пустоты, а все подлинное требует усилия, работы и несет ответственность. Зато
доставшееся с усилиями, действительно внутренне проработанное, остается на всю жизнь.
Того, что может дать родной дом, не даст потом никто и ничто, но надо заработать это,
надо самой быть внимательной к дому, а не жить в нем, как в гостинице» (Знамя, 1991, №
7. — С. 218).
Осознает ли наш современник, молодой исследователь ценность семьи так, как
осознавал ее Пушкин, осознавал Флоренский?
Снисходительным и заботливым должно быть отношение молодого ученого к своим
близким. «Это не так уж и мало, когда молча и тактично вам что-либо прощают, хотя бы
самую мелочь», — пишет Сергей Залыгин в романе «Южноамериканский вариант».
Весной 1995 года профессор Марина Васильевна Федорова проводила аспирантский
семинар и вдруг спросила аспирантов: «Вы обувь родителям моете? Обязательно делайте
это!» Одна из участниц семинара прислушалась к совету и через несколько месяцев
поведала мне: «Я стала мыть маме туфли, сапоги и сама [190] почувствовала, как мама
была тронута, как ей было притно, хотя она и не говорила об этом». А мне тут же
вспомнилось, как я вдруг предложила: «Мама, давай я тебе ноги вымою!» Нагрела воды,
принесла таз, вымыла, вытерла. Как глупо, ведь мама могла бы и сама? Но почему сейчас,
когда мамы давно уже нет, я вспоминаю этот момент как один из самых счастливых в
жизни? Узбеки говорят: человеку хорошо посередине, между тем, кому он дал жизнь, и
тем, кто ему дал жизнь. Какая бы ни была наша семья: маленькая, неполная, несуразная,
неидеальная — будем ее хранить и ценить как высшее наше счастье. У Маргариты Алигер
есть стихотворение:
Нет, ворошить минувшее не нужно.
Достойное всплывет из глубока.
Мы жили всяко, дружно и не дружно.
Семья была совсем не велика.
Но знали б вы, какую силу духа
давали мне надолго и вперед
две девочки и рыжая старуха,
и умный пес, и добрый черный кот.
Коты бывали, впрочем, разной масти.
Был серый Минька, пестрая была
трехцветная... И это было счастье.
А я еще какого-то ждала...
Семья и работа. Приятно иметь эти опоры, приятно чувствовать на работе, что дома
все хорошо, а дома осознавать, что на работе порядок. Правда, такая гармония, полнота,
обнимания своих обязанностей требует выносливости и сноровки и превращает нас
иногда в подобие белки в колесе, однако гармония потому и существует, чтобы к ней
тянуться, опираясь на праздничное чувство благодарности своему маленькому миру. «Jen
diene» («Я служу») — такой лозунг помогал одному человеку выдерживать обычную
жизнь, выдержать которую бывает очень непросто.
Отношение ученого к миру вещей
Оно должно быть бережным, аккуратным, повседневно праздничным. Не раз в году,
перед праздником или перед проверкой (комиссией), а безупречность дома и на работе
каждый день, для ежедневного счастья, для любования.
Мы бережем вещи, следуя не римскому праву собственности (вещь моя, и я волен
делать с ней, что захочу), а христианскому пониманию права собственности. Н.А. Бердяев
писал о таком бережном, божеском отношении к вещам (Психологический журнал. Том
13, № 2, 1992. — С. 98). [191]
Еще со времен написания протопопам Сильвестром «Домостроя» лучшие русские
умы пытались приучить соотечественников к чистоте и красоте быта, ухоженности и
порядку. Сильвестр подчеркивал неоднократно, что злоба и грязь взаимосвязаны. Один из
героев романа А.И. Солженицына вспоминает изречение В.Г. Короленко; «Порядок в
делах дарует душевный покой».
Как-то в гостях у К.И. Раковой я листала иллюстрированную книгу об одном из
американских штатов. Меня поразило неожиданное: красота изгородей, заборов,
заборчиков. Эстетика может быть даже в этом.
Около французского города Бурже, по предложению художницы, покрасили мост.
Красный, желтый, зеленый, синий — такими красками заиграл городской пейзаж.
Разумеется, мы не призываем ученого чинить заборы и раскрашивать мосты, но
порядок у себя, элементарный ремонт, оригинальное использование старинной или старой
вещи — в наших руках.
Отсутствие культуры хранения, культуры ремонта приводит к исчезновению
памятных вещей из нашего обихода. В профессорских квартирах студенты когда-то
видели романтизм и обаяние некоторых бережно хранимых старинных вещей. Такие
предметы одновременно напоминают о близком человеке, который тоже ими пользовался,
о высокой чести древнего мастера, поскольку его изделие прочнее, изящнее и полезнее
современного изделия-тезки, наконец, такие предметы напоминают о родине, будучи
вещественными доказательствами ее истории. «Старина необходима современному
человеку не только ради украшения жизни. Она возбуждает особую любовь к родине, она
противоядие от всеобщей стандартизации, в ней есть еще какой-то необходимый
нравственный витамин» (Д.А. Гранин. Неожиданное утро). Отнюдь не случайно самые
престижные университеты в Западной Европе несколько старомодны.
Вещи окружают ученого не только дома, но и на работе.
«Слишком многие из виденных мной лабораторий выглядят безнадежно уныло и
запущенно, если не сказать грязно, — пишет Ганс Селье. — Старые склянки, собирающие
пыль и хранящие не поддающиеся распознаванию образцы, раскуроченные части
ненужной аппаратуры и тому подобное так же неуместны в лаборатории, как старые
тряпки или сломанная мебель — в жилой комнате. Главной задачей ученого является
внесение упорядоченности в наши знания о Природе, отсутствие же порядка у него в
лаборатории и на его рабочем столе определенно не поможет ему в этом.
...Красивое живое растение, аквариум с разноцветными рыбками, приятная
статуэтка, художественно переплетенный томик [192] любимого классика, портрет
почитаемого нами ученого, какие-нибудь безделушки, привезенные из очередного
путешествия и вызывающие приятные воспоминания, — все это можно разместить в
лабораториях и кабинетах. Такие вещи, не требуя больших затрат и усилий для
приобретения, помогают созданию вокруг нас творческой, неказенной атмосферы» (Г.
Селье. От мечты к открытию. Как стать ученым. — М.: Прогресс, 1987. — С. 159—160).
Долгие годы не понимала я смысла пословицы «Рукописи не горят». Еще как горят,
поднеси спичку! И только позднее я осознала, что хорошее дело, действительно, два века
живет, что все, проработанное моей волей, умом, моей любовью, не только само себя
хранит, но мне же неожиданно и поможет. Старательность не бывает напрасной. Одна
женщина прислала в журнал «Огонек» письмо, рассказав в нем историю, похожую на
притчу.
«На окраине Западного округа по маршруту 180-го пустили новый автобус. Он
такой... роскошный, что мне страшно. Он светлый, поручни красные, а сиденья мягкие,
обитые светло-серым плюшем в красно-синюю черточку. Каждый вечер я, входя в этот
автобус, напряженно жду, что увижу в салоне вырезанные сиденья, отломанные детали,
хамские надписи или еще что-нибудь. Но вот парадокс (или странность, как хотите): люди
в замасленных спецовках стараются не садиться на новые светлые кресла, пьяницы
вообще пропускают этот автобус, а детишки и бабульки восхищаются вслух» (Огонек,
1994, № 46—47. — С. 32).
Высшая степень качества вещи сберегает вещь, так что есть смысл любить, ценить и
беречь не только мир людей вокруг нас, но и мир предметов.
В романе В. Суворова «Контроль» старый взломщик Севастьян учит Настю
Стрелецкую, как открыть любой сейф: «Так вот ты сейф полюби не за деньги, а просто
так. За силу полюби, за вес, за бока его непробиваемые. И с лаской к нему. Но чтоб
помысла в тебе не было такого: вот открою тебя и обчищу. Не откроется он душе
корыстной. Отдай ему любовь свою, взамен ничего не требуй. Отдай. Может, он сам и
откроется. Все в мире на любви стоит. Любовь — золотой ключик, который все сейфы
открывает. Люби свое дело, и оно тебя полюбит. Люби людей, и они тебя любить будут.
Не прикидывайся, что любишь. Люби! Трижды тебе говорю». (В. Суворов. Контроль. —
М.: ACT, 1995. — С. 196—497).
Человек и сейф. Какой точный образ для всех типов взаимодействия человека с
миром!
Мы охарактеризовали семь типов взаимоотношений ученого с миром, чтобы
показать, где и как этому миру можно дарить [193] мудрость сердца и Нежность ума,
дарить именно сейчас, не Дожидаясь, когда прибавят зарплату и наведут порядок.
Сергей Аверинцев в предисловии к одной публикации писал: «Уже во время святого
Симеона Нового Богослова были люди, которые полагали, что мера святости, некогда
возможная, стала невозможной, а потому приходится понизить требования к себе.
Великий мистик XI века учил, что такое мнение не просто ересь, а всем ересям ересь»
(Новый мир, 1991, № 1. — С. 212).
Не будем считать подвигом свою элементарную доброту: любовь сама себе награда
и праздник.
«Вы все правильно говорите, но это в идеале», — спорят со мной студенты,
слушатели курсов, коллеги. А я говорю, что идеальное потому и есть в языке, что есть в
жизни, и каждый человек может вспомнить хотя бы один эпизод идеального проявления
доброты, которому сам был свидетелем. Я говорю, что слово «идеал» пришлое и не особо
действует на нашу душу, и если уж вы хотите поднять человека над рутиной
существования, внушайте ему: «Ты свет!».
В предыдущей главе, посвященной здоровью, мы уже писали, что некоторые
рассуждают по принципу: все или ничего. Да нет же! Пробуйте, экспериментируйте над
тканью добра в отдельных ее фрагментах. Любите! И эффект Вашей любви будет таким
сильным, что Вам захочется проверить этот эффект и на других типах отношений.
Есть (великолепная старинная метафора «превращать воду в вино». Может быть,
есть смысл учиться превращать повседневные отношения в нечто более светлое, нечто
драгоценное?
ЧЕСТНОСТЬ
НАСТОЯЩЕГО ученого отличает внутренняя честь, стремление к правдивости
изысканной, редкой, абсолютной, стремление, не разрешающее лгать не только по
крупному счёту, но даже в мелочах.
К сожалению, снисходительное отношение ко лжи настолько вошло в душу нации,
что понадобится не одно поколение элитных слоев, аристократов поведения, не
приемлющих ложь, чтобы этот порок поубавился во всем обществе.
«В российских традициях не укоренен институт честной игры...
Меж тем смысл именно в том, чтобы правила, хорошие или плохие, оставались
неприкосновенны для игроков и независимы от игрового действа. Рукосуйство из любых
побуждений по отношению к правилам недопустимо... Ценность правил в их
устойчивости, а не услужливости. Кажется, ясно. Тем удивительнее то упрямство, с
которым каждый раз мы внушаем себе, что закон [194] для нас пока не писан, и его еще
только надо написать, подверстав под наличные интересы.
Мы не просто вынужденно, а с удовольствием нарушаем уговоры, берем назад ходы,
прячем в рукав фигуры» (Знание — сила, 1993, № 9. — С. 42).
Мы как бы не осознаем, что заповедь «Не лги» стоит в одном ряду с «Не убий» и
«Не укради». Солгать так же преступно, как убить, украсть. Нам кажется, что в мире
ничего не изменится, если мы сошлемся на головную боль, которой не было, или
занятость, которая всегда сомнительна, потому что подчинена нашей же шкале ценностей.
Мы убеждены, что онкобольные, приемные дети, вообще дети и не должны знать правды.
«Во многих детективных фильмах я видел, как попавшие в руки ФБР советские
шпионы легко проходят проверку детектором лжи. Я в это охотно верю. Не только
шпионы, а все советские люди поголовно прошли большую школу лжи, которой их
обучали родители, детсадовские воспитатели, учителя, газеты, книги, радио, телевидение,
парторги и лекторы из общества «Знание» (В. Войнович. Дело № 34840 // Знамя, 1993, №
12. — С. 115—116).
Детектор детектором, но и в обычные компьютеры за границей подчас
закладываются специальные программы, пресекающие потенциальный обман.
«Один из авторов этой книги, будучи в загранкомандировке, приобрел там себе
персональный компьютер, к которому среди всего прочего была приложена кассета с
играми. Уже в Москве одну из этих игр знакомые автора захотели адаптировать к
отечественным компьютерам — «калькам» с вышеупомянутого импортного. Это удалось
сделать без особого труда, но в заставке игры упоминалось об ее авторе и программисте.
Знакомые одного из авторов ради любопытства попробовали заменить заморские имена
своими. В программе такую замену было сделать несложно, но после запуска программы
машина аккуратно печатала заставку с новыми именами, также аккуратно их вычеркивала,
помещая затем на это место старые имена. Как это машина проделывала, приятели автора
уяснили только через год...» (В.Ф. Очков, Ю.В. Пухначев. 128 советов начинающему
программисту. 2-е изд. — М.: Энергоатомиздат, 1992. — С. 144—145).
Аспирантка Школы экономики (Лондонский университет) Л. Перрота делится
своими впечатлениями о России: «Кроме того, меня поразило, как часто здесь повторяют
слово «обмануть» и его многочисленные производные. Когда я нашла его в словаре, я
была шокирована тем, что слово с таким отрицательным смыслом играет такую важную и
всеобъемлющую роль в общественном лексиконе. Хотя буквальный смысл этого слова
«обмануть» легко переводится на английский, это слово имеет суще-[195]-ственно другое
употребление и встречается в других сочетаниях. Более того, само понятие «обман» здесь
используется гораздо шире, чем на Западе. Конечно, на Западе люди тоже лгут и
обманывают, то там нет такого «ожидания» обмана... И он (язык. — В.X.) утрачивает
свою ценность как средство общения, если приходится судить об искренности каждого
слова... Есть нечто очень настораживающее в убеждении людей, что нельзя доверять
словам. Мне говорили, что каждый умеет «читать между строк» и что этим искусством
овладевают с детства. Хотя это искусство и ценно само по себе, широкое владение им
означает, что здесь не доверяют ни оказанным, ни написанным словам» (Знание — сила,
1994, № 3. — С. 73).
Аналогичную оценку услышим и от подростков, которые на один год приезжают в
нашу страну и здесь учатся, удивляя своим поведением сверстников: «Еще одна
странность на взгляд русских подростков: иностранцы никогда не боятся сказать «голую
правду». Говорят то, что думают, не стараясь смягчить впечатление от своих слов, не
подбирают выражений, чтобы не обидеть... А когда удивляешься такому их поведению,
получаешь: «Я же не могу так много врать, как вы, русские» (Знание — сила, 1995, №5. —
С. 114).
Наше отставание от заграницы в области четвертого пункта христианских заповедей
еще более ощутимо, если рассмотреть ситуации с обреченными больными и приемными
детьми. За границей уже побеждает мнение, что даже в таких критических ситуациях
ложь неуместна.
«Когда впервые была обнаружена опухоль и Гэррет спросил у отца, может ли она
его убить, тот ответил (девятилетнему сыну! — В.X.), что может. Позже Гэррет
признался, что в этот момент хотел, чтобы отец солгал. Но я думаю, что уже тогда, скорее
подсознательно, чем осознанно, он понимал, что опухоль может его убить, и если бы отец
солгал в тот момент, это было бы ему еще более неприятно.
Существует по крайней мере две причины, по которым честность и открытость так
важны. Ложь не только осложняет взаимоотношения людей, она создает барьер между
осознанным и неосознанным пониманием. Цель терапии — наоборот, создать доступ к
бессознательному, установить связь между сознательными и бессознательными
процессами и усилить контроль сознания над бессознательным» (Г. Портер, П. Норрис. Я
выбираю жизнь. Как поддержать целительную силу человеческого духа. // Звезда, 1994, №
4. — С. 93).
Любопытно, что аналогичную мысль высказывал писатель (он же капитан дальнего
плавания) Виктор Конецкий: «Когда человек лжет, он нарушает миллионолетний закон
живой природы. [196] Миллионы лет гибло до срока и не давало потомства все то, что
лгало, т.е. искажало в своем отражении черты реального окружения, называло, например,
черное белым. Не такая дурочка Природа, чтобы полагаться только на совесть в деле
спасения человечества. Она заложила в каждого из нас по химической мине со
взрывателем замедленного действия. Рак или всемирные волны гриппа, или ишемическая
болезнь — это все черти пляшут на столах по причине ослабления эффективности
системы иммунитета в нас с вами. Мало плачем и мало смеемся. Даже при чистой совести
не можем разобраться в потоке информации, отличить правду от кривды» (В. Конецкий.
Морские сны).
Связь правдивости и здоровья — интересная тема для научных изысканий.
Вернемся к характеристике зарубежного опыта.
Е. Брускова посетила детскую деревню в Австрии, где воспитатели убеждены в
праве детей не быть обманутыми. Обман всегда предательство. Приемные дети должны
знать правду.
«Вот когда начинается привитие самоуважения — в детстве, когда маленького
человека не унижают, не дергают по пустякам («скажи тете спасибо», «сядь», «встань»,
«не вертись»), хвалят и, конечно, что очень важно, ему не врут.
Помню, как меня поразило, что в детской деревне подростку, захотевшему
посмотреть свое личное дело, не отказывают. И он читает написанные бесстрастным
языком ужасные вещи про пьянство отца, сексуальную распущенность матери и не совсем
идиллические встречи с законом одного из них» (Знание — сила, 1994, №9. — С. 112).
Право не быть обманутым. Кто призван защищать это право личности? Учитель,
писатель, священник? А может быть, прежде всего ученый, профессионально работающий
с истиной?
На невидимой чаше весов правдивость уравновешивается деликатностью.
Бестактный вопрос провоцирует ложь. В области культуры общения нужно говорить о
презумпции тайны личности, о праве человека на неприкосновенность и оригинальность
своего «я». Не лгать, не выкручиваться, а промолчать можно в тех случаях, если вопрос не
по нутру.
«Человек, если не хочет — может не отвечать. Он же не на суде. Даже президенты
на пресс-конференции могут промолчать, если им не нравится вопрос. Если он кажется им
бестактным» (В. Токарева. Я есть. Ты есть. Он есть).
— Дайте купейный на двенадцать
пятьдесят четыре.
— Купейные только на во-[197]-сем-
надцать сорок. В плацкартном поеде-
те?
— Да хоть в общем!
— А зачем тогда просили купейный?
«Набил я карман деньгами, взял паспорт и поехал (из
Курска в Харьков). Входят таможенники. [197]
— Ваш паспорт.
— Пожалуйста.
— А где Ваши вещи?
— Я без вещей.
— А почему без вещей?
Эти картинки с натуры достаточно типичны. Чего больше в заключающих их
вопросах: естественности или бестактности? Призывать к правде — значит одновременно
призывать к элементарной деликатности.
О чем не принято опрашивать? За границей — о размерах дохода. У нас — о
возрасте женщины. И только? А все остальные вопросы задавать — можно? Считается
также, что подруга о подруге должна знать все, а если обнаруживается, что нечто не было
рассказано, то и дружбе конец? Заблуждения в сфере личных контактов свойственны не
только молодым людям. Всю жизнь постигает человек вместе с высочайшей культурой
вопроса высочайшую культуру молчания. Угадывать глазами. Считывать ситуацию по
мельчайшим ее изменениям.
Пусть ложь все еще привычна, но если есть в обществе группа людей, стремящихся
к правдивости, если есть люди, осознающие, что слова «честь» и «честность» одного
корня, общество не обречено.
На что опереться таким людям? Видимо, на сохранившийся в нашей стране вопреки
всем обманам, неправдам, маленьким лжинкам высочайший престиж честности.
«Высокую репутацию честности поддерживает ее прочная невыгода. Если бы
честность была выгодна, сколько бы мошенников ходило в честных людях!» (Ф.
Искандер. Стоянка человека).
О высоком престиже честности в сознании людей говорит и эксперимент Г.В.
Эйгера и И.А. Рапопорта (см. главу 7).
Известный автор исторических романов Валентин Пикуль переписал с надгробий
целое кладбище, которое собирались застраивать. Зачем? А затем, чтобы не выдумывать
фамилий людей, живших в определенное время в определенном месте. Уж так просто —
ставь фамилии с потолка. Аи нет! Писатель этот работал как настоящий ученый.
Другая ситуация. Редактор заметил что в тексте рукописи одного исследователя
говорится о трех быках, а в таблице указаны пять быков. (Кто хоть однажды видел
племенного быка — не забудет это животное!). «Так сколько было быков в
эксперименте?» — вопрос автору. — «Сейчас пойду уточню!» — звучит ответ. Ученый
пишет о том, чего не видел.
С проблемой лжи сталкивается чаще всего исследователь-социолог, и даже большая
выборка не гарантирует искренности от-[198]-ветов в ходе того или иного опроса. Так,
может быть, эти опросы и использовать для того, чтобы лишний раз напомнить людям о
преимуществах правды?
Несколько слов о проблеме хронологических рамок воспитания. В реальной
ситуации мы насилуем воспитанием дошкольников, а к подросткам и юношеству
относимся подчас весьма осторожно, камуфлируя любое требование. В идеальной
ситуации воспитание человека продолжается пожизненно. Пока ты жив никто не снимает
с тебя презумпцию воспитываемости, другое дело, что приемы воздействия на личность
будут изменяться, подчиняясь новым координатам. (Человек человеку Бог, по мысли
Спинозы). Ученому необходимо заниматься ликвидацией безграмотности в вопросах
взаимодействия человека с правдой.
Правдивость часто противопоставляют доброте. «Правда глаза колет». «Я скажу все,
что о тебе думаю». Холодом веет от этих слов. Так нет же! Думай обо мне хорошо,
разгляди во мне хорошее, тогда правда не будет восприниматься синонимом зла.
О единстве правды и доброты говорит в романе А.И. Солженицына художник