Харченко В.К. Как заниматься наукой
Подождите немного. Документ загружается.
Мы часто говорим об универсализме, энциклопедизме, широте мышления как о
следствии развитости натуры, но мы мало говорим, что широту мышления надо задавать,
тренировать, совершенствовать, провоцировать как важнейшее качество личности
ученого.
Мышление нуждается в эксплуатации, и еще неизвестно, что [152] дарует ему силу и
красоту: узость исследовательских интересов или их широта.
«Есть люди, которые сразу, в ранней молодости выкладывают все свои
возможности, а во всю оставшуюся жизнь доедают себя. Надо уметь открывать новые
эпохи. И в 30 лет знать, что еще в 40 наступит новое — какое именно, неизвестно, потому
что в обработку поступит непредвиденный материал», — читаем в записках Лидии
Гинзбург (Новый мир, 1992, № 6. — С. 168).
Посягать на новые темы можно потому, что мы сами себя не знаем, а узнаем только
в процессе таких посягательств-дерзаний.
Энциклопедизм мышления отнюдь не архаичное свойство. Энциклопедистом был
М.В. Ломоносов (XVIII в.), но энциклопедистом был и П.А. Флоренский (XX в.).
«Помимо его поразившей всех книги («Столп и Утверждение истины» — В. X.), я помню
его работы и авторитетные замечания, какие-то властные вторжения — по филологии, по
китайской перспективе, по философии культа, по электричеству, по символизму, по
философии, истории женских мод, по русской поэзии, по новым способам запайки
консервных банок, по древнегреческой философии, по генеалогии дворянских родов. Его
знания высшей математики были для всех очевидны» (С.И. Фудель. Воспоминания //
Новый мир, 1991, N° 3. — С. 200). В главе 8 мы приводили отрывок из статьи П.А.
Флоренского, посвященный — чему бы Вы думали? — частушкам.
Многообразными познаниями отличался выдающийся химик Н.Н. Зинин, но пора
сделать одно отступление.
Мы уже подчеркивали, какими образованными людьми были Пушкин и Толстой.
Энциклопедизм был свойствен не только писателям, но и полководцам, и тоже во все
времена.
«Величайшие полководцы древности принадлежали к числу самых культурных и
образованных людей своей эпохи. Александр был учеником (и не только номинально)
Аристотеля, Ганнибал был высокообразованным для того времени человеком, Цезарь,
наконец, по широте знаний и блестящей культуре ума стоял в первых рядах великих
людей античного мира. Можно ли это понять как простые случайности? <...> Трудно
сказать, какими областями знания не интересовались Наполеон и Суворов. Образование
их было в буквальном смысле слова энциклопедическим. У Наполеона можно особенно
отметить интерес к математике (он с детства проявлял выдающиеся математические
способности), географии, истории, в молодости также и к философии (в эти годы он
написал несколько философско-политических и исторических работ). Суворов хорошо
знал математику, географию, философию, более же всего историю» (Б.М. Теплов. Ум
полководца // Избр. Труды: в 2-х тт. Т. 1. — М.: Педагогика, 1985. — С. 298, 302). [153]
Ученый — такой же полководец, стратег, впрочем, дело даже! не в красивом
сравнении. Не сравнение напрашивается, а обобщение: если человек хочет чего-либо
достичь, он должен обеспечить не только запас глубины, но и запас широты своих знаний.
Энциклопедизм «е устаревшее требование, а обязательное условие успеха любой
деятельности.
Разговоры о дефиците времени, лавине информации, невозможности объять
необъятное и краткости жизни не должны нас останавливать в стремлении к
энциклопедизму. «Да, но где взять время для этого?» — спросит молодой исследователь.
Когда-то на этот вопрос хорошо ответил художник Куинджи. Он сказал: «Занятый
человек все успеет».
Любой крупный ученый с неизбежностью приходит к энциклопедизму. Процесс
творчества не позволяет человеку перепевать себя, повторяться, подражать самому себе.
В.В. Розанов в письме М.О. Гершензону пишет: «Шперк (Ф.Э. Шперк — русский критик,
философ. — В.X.) однажды мне сказал: «Ужасная вещь, когда писатель п о д р а ж а е т с а
м о м у с е б е, и тогда же я ощутил, как эта важно» (около 12 апреля 1913 г.)
Уход в смежную область, другую тему должен сопровождаться главным итогом —
публикацией. Работа над новой темой нетождественна широкому чтению по старой
проблематике — это именно исследование со всеми его этапами: изучением литературы,
конспектированием, сбором фактов, экспериментом, и это исследование обязательно
должно увенчаться — пусть небольшой — публикацией.
Пройдет несколько месяцев, и вдруг однажды Вы почувствуете, что соскучились по
старой теме, и с удовольствием к ней вернетесь, и сколько же нового увидите в ней!
Возвращение это радостно потому, что пребывание в других областях
напитало .мышление новы, ми силами, токами, спектрами,
Чем больше у исследователя тем, тем больше предметов он любит. Свидание со
старым знакомым вызывает приятное чувства «встречи на уровне». Ты его знаешь и
всматриваешься в новые черты. У любви к предметам исследования есть удивительный
оттенок, причем внутреннее это переживание испытывают не только ученые.
Прислушаемся к стихам Беллы Ахмадулипой.
Как я люблю воспетый мной предмет
вновь повстречать, но в роли очевидца.
Он как бы знает, что он дважды есть,
И ластится, клубится и двоится.
(«Утро после лупы») [154]
Но с той поры я мукою земною
зову лишь то, что не воспето мною,
все прочее — блаженством я зову.
(«Однажды, покачнувшись на краю»)
Когда мы занимаемся чем-либо вплотную, то остальные дела подчас стоят у нас как
бы на автопилоте, но, когда мы всю жизнь выполняем одно и то же, автопилотирование
срабатывает и на главном маршруте. Мы засыпаем у руля.
Ученый, занимающийся одной-единственной проблемой, забывает об опасности
привыкания, уход в новые зоны действия воспринимается им как уход в стратосферу.
Известный пианист и педагог Генрих Густавович Нейгауз подчеркивал, что ученик,
который может исполнить двадцать пять сонат Бетховена, не тот, который исполняет
только пять сонат, количество переходит в качество. И в научном творчестве важную роль
играет количество освоенного.
Глава 13
ЭКСПЕРТИЗА. «ГРАЖДАНЕ НЕ НЕВЕЖДЫ».
ПРИНЦИПЫ ВНЕДРЕНИЯ РЕЗУЛЬТАТОВ
ПРОБЛЕМА экспертизы результатов научного творчества гораздо старше, чем мы
себе представляем.
В истории науки известен спор Парменида и Аристотеля.
Парменид утверждал, что мир, включая человека, есть неизменное и неделимое
целое, а опыт личной и общественной жизни человека — химера.
Аристотель считал, что реально то, что играет важную роль в жизни людей, а не то,
что придумано логиками.
Каждый ли ученый скажет о себе, что он в этом вопросе последователь Аристотеля?
Так формирует свою позицию Пол Фейерабанд и рассказывает еще об одном споре.
Платон считал, что эксперты обладают специальными навыками, но преследуют
свои интересы. Они профессиональные редукционисты. Адаптация экспертных идей к
ценностям общества — это задача сунерэкспертов, а именно философов. У них есть
чувство перспективы.
Протагор мыслил иначе. Контроль научного знания — задача всех граждан, а не
только философов. Граждане не невежды. Живя в обществе, где информация свободно
ходит между людьми, они приобретают большое знание. Приобретают — благодаря
человеческим контактам и налагаемым на них гражданским обязанностям (вспомним, что
афинские граждане привлекались к обсуждению не только политических событий, но и к
контролю за такими экспертами, как военачальники, мореплаватели, врачи, и даже к
контролю за продукцией некоторых из величайших авторов трагедий — они обсуждали и
награждали Эсхила, Эвридипа, Аристофана и других). Имея более широкий взгляд, чем у
экспертов, они находят пробелы в экспертной оценке.
«Теперь мы видим, — подытоживает свои рассуждения Пол Фейерабенд, — что и
ученые — не нейтральные поставщики фактов, а группа со специфическими интересами,
преуспевшая в навязывании обществу ценностей под видом «ценностно нейтраль-[156]-
ного» знания... Мы должны заботиться, чтобы результаты научного исследования были
подвержены строгому общественному контролю» (П. Фейерабенд. Наука и идеология //
Знание — сила, 1993, № 1. — С. 48).
Граждане не невежды. Поэтому кроме традиционных научных конференций, нужны
конференции публичные, с приглашением лиц широкого круга. Проведение таких
публичных конференций — это и реклама достижений, и экспертиза, и диалог с городом,
очень важный для взаимодействия города и университета стимул. Наконец, это
пропаганда науки.
Получив в Белом доме из рук президента страны Хрустальное яблоко, Учитель года
в Америке... отстраняется от работы на целый год. Весь этот год он занят пропагандой
учительской профессии. Он выступает, встречается с различными слоями населения,
ходатайствует об изменении учебного процесса, рассказывает о себе, о своих учениках.
Реклама нужна и для деятельности ученого. Публичные выступления ученых в
собственном городе не менее важны, нежели выступления за рубежом на престижном
форуме или выступления в узком кругу своих коллег.
Граждане не невежды. Оценка граждан — это оценка суда присяжных в том виде, о
каком пишет И. Дьяконов:
«У нас неправильно представляют, что такое суд присяжных. Предполагается, что
вместо двух «кивал» к судье приставят шесть или двенадцать — что за разница? Только
дороже! Между тем суд присяжных принципиально иной. Решение о вине принимает не
судья, а набранные случайно, по жребию, средние граждане, исходя из среднего
понимания добра и зла» (Знание — сила, 1994, № 5. — С. 141).
Граждане не невежды. Общение с ними (не вынужденное бытовое, а высокое,
научное) обогащает исследователя неожиданными ракурсами поиска. Взгляд со стороны
необходим, потому что...
Расскажем об этом удивительном месте в Японии. Сад камней! Небольшой дворик,
лавочки амфитеатром. Люди приходят, садятся и смотрят на живописно расположенные
перед ними камни. Камней пятнадцать, но, куда бы ты ни сел, ты видишь только
четырнадцать камней. Один камень от тебя всегда скрыт, точнее то один то другой, то
третий... (Об этом саде мы узнали из рассказа Д. Гранина).
Какая тонкая метафора: скрытый пятнадцатый камень! Какой точный символ
заведомой неполноты нашего одинокого зрения!
Общение с человеком со стороны поможет приоткрыть Вам «пятнадцатый камень»,
позволит увидеть то, что Вы не увидели.
Ученый как бы выходит на сцену. «При этом слушатель вдох-[157]-новляет —
музыканта, зрительный зал вдохновляет актера; художнику нужен ценитель, автору нужен
читатель, ученому нужен ученик. Происходит обратное воздействие, «реакция». Всякое
творчество предполагает сотворчество, возможность широкой причастности к творчеству,
иначе оно теряет смысл и ценность» (Б. Вышеславцев. Кризис индивидуальной культуры.
Главы из книги // Юность, 1991, № 2. — С. 71).
Кому не известно имя великого физика Льва Давидовича Ландау? Между прочим,
Ландау «был готов выступать перед любой аудиторией. Насколько мне известно, он
вообще не отказывался от выступлений, когда его приглашали» (Мастера красноречия. —
М.: Знание, 1991. — С. 105).
Известный анекдот об учителе, который объяснял, объяснял ученику и вдруг сам все
понял, имеет глубокий психологический смысл. Экспертиза и внедрение нужны самому
исследователю едва ли не в большей степени, чем субъектам экспертизы и адресатам
внедрения.
В 1964 году Ленте и Стеффлер разработали новый метод измерения кодируемости,
названный ими методом точности коммуникации. Они предъявляли группе испытуемых
набор цветов и просили их описать цвета таким образом,чтобы другие люди могли найти
их в этом наборе (ср. «мутный синий с серым налетом»). Затем они читали полученные
описания другой группе испытуемых и просили их найти соответствующие цвета в
предъявленном наборе. При такой процедуре обнаружились очень высокие, статистически
значимые корреляты между точностью коммуникации и показателями узнавания.
«Рассматривая память как коммуникацию человека с самим собой по истечении
определенного промежутка времени, они утверждали, что то, что передается точно
интерперсонально (то есть другому человеку), передается точно и интраперсонально (то
есть самому себе)» (Цит. по кн.: М. Коул и С. Скрибнер. Культура и мышление.
Психологический очерк. — М.: Прогресс, 1977. — С. 63).
Предлагая другим понять и оценить наш материал, мы помогаем себе понять и
оценить его еще глубже.
По поводу «экспертизы со стороны» приведем поучительную историю,
рассказанную доктором биологических наук С.В. Сперанским, который в свою очередь
услышал ее от писателя Бенедикта Сарнова.
Молодой автор выпустил книгу стихов, в которую случайно попало стихотворение
Анны Ахматовой. Приятели писателя, люди разных профессий, легко находили
«инородное тело», а литературоведы найти не могли. «...На определенном этапе
профессионализации (в любых областях знания) люди не только полу-[158]-чают и
«впитывают» нужную для данной профессии информацию, но и лишаются подчас тех
самых качеств, которые им профессионально же необходимы». Далее С.В. Сперанский
приводит слова Козьмы Пруткова: «Специалист подобен флюсу — полнота его
односторонняя». Уж там-то, внутри «полноты», наверное, все в порядке. Нет, утверждаем
мы, ориентируясь на феномен Capнова. Не в порядке» (Знание — сила, 1990, № 4. — С.
23).
Особенно трудно быть экспертом в составе комиссии. «Комиссия — самый верный
способ избежать ответственности. Никто один не отвечает, зато можно вынести решение о
нецелесообразности, об ошибках, о том о сем. Кто будет исполнять, то уже дело десятое»
(П. Загребельный. Разгон). Даже в учебном процессе, когда принимают экзамен у
студента-задолжника, комиссия едва ли что решит, если в ее состав входит на правах
экзаменующего тот самый преподаватель, который уже дважды ставил студенту
«неудовлетворительно». Комиссия — не лучший способ решения производственных
проблем, как, впрочем, и проблем научных. Научную экспертизу лучше поручать
отдельному лицу, опираясь на эрудицию, благожелательность и порядочность этого
человека.
Теперь представим, что экспертиза позади. На повестке дня — внедрение научных
результатов.
Процесс внедрения научных наработок в практику, производство, жизнь является
финальным этапом, венчающим научное исследование.
Можно выделить три порока внедренческой деятельности:
— когда внедрение опережает результат;
— когда внедрение принимает характер экспансии;
— когда внедрением занимаются чисто декларативно. Рассмотрим каждый из этих
случаев.
Внедрение опережает результат, если у исследователя отнимают время на поиск
истины, проверку гипотезы, отнимают право на правдивую публикацию. Ю.И. Кулаков
пишет об этом:
«В течение многих десятилетий установка на фундаментальные исследования, на
поиск глубинных законов природы упорно и целенаправленно подменялась установкой на
максимальную полезность, на экономический эффект, на сиюминутную прибыль. И
результат не замедлил сказаться: как это ни парадоксально — нет ни пользы, ни прибыли,
ни фундаментальных открытий. А огромные средства, выделяемые на науку, бесследно
уходят, как вода в песок в безводной пустыне.
Считаю — и не устаю всюду говорить об этом, — что если мы хотим иметь пользу
от занятий наукой, мы должны забыть о ней (о пользе) и думать об истине, а польза
придет сама собой, так как великая истина обладает и большой потенциальной по-[159]-
лезностыо» (Ю. И. Кулаков. Каким быть институту духовного возрождения науки //
Знание — сила, 1993, № 11. — С. 20).
С горечью пишет Ю.И. Кулаков и о том, что мы построили крупнейший в мире
радиотелескоп и оптический телескоп, но не сделали ни одного значительного открытия в
астрономии. Мы создали крупнейший для своего времени серпуховский ускоритель, но не
открыли ни одной новой частицы, не сделали ни одного крупного открытия элементарных
частиц.
Много было, добавим, и псевдорешений типа поворота северных рек. И все это
финансировалось, награждалось, поощрялось. Так что искоренить первый в нашем списке
порок внедрения — значит честно и добросовестно вести само исследование, чтобы было
потом, что внедрять, и чтобы это «что» действительно помогало человеку, природе,
обществу. И хотя ученый может, а в каком-то смысле и должен работать по социальному
заказу, ответ ученого на этот заказ-запрос должен быть грамотным, ясным,
безукоризненно честным.
Второй порок, вторая беда в деле внедрения научных результатов в жизнь — это
экспансия, повсеместное, неоправданно расширенное внедрение частных результатов
научного поиска.
Когда моя мама училась в начальной школе, процветал бригадный метод обучения.
Она за всю бригаду учила математику, и при хорошем ответе Тони Ждановой всем
пятерым ставили пятерки. Кто-то учил за всех русский язык, кто-то — природоведение.
Когда я училась в средней школе, в моду входил липецкий метод. Поощрялись
краткие, разовые ответы, за совокупность которых в конце урока ученику выставлялась
оценка.
Сейчас школу заканчивает мой сын. Единой модели обучения давно уже нет.
Программы и требования в гимназиях, лицеях и обычных школах разнятся существенно.
От экспансии единой на всю страну методики мы вроде бы отказались, но началось
незаметное дублирование американской модели образования. Не французской, не
немецкой, не японской, которые отдельными своими чертами ближе к нашей
отечественной традиции, а именно американской модели. Я сама осознала это после ряда
журнальных публикаций, но, согласимся, случайное это чтение отнюдь не способ
узнавания. Нашим педагогам-исследователям, популяризаторам науки есть над чем
работать в области разумного, грамотного воссоздания отечественной школы с лучшими
чертами некоторых зарубежных школ.
Другая крайность — экспансия не по горизонтали, а по вертикали. Если английский
язык, то с детского сада! Ребенка, поступающего в театральный первый класс одной из
школ города Твери два часа экзаменуют: заставляют, например, считать от 18 и [160]
назад тройками. В это же время восьмиклассник на контрольной работе 18 на 6 делит па
калькуляторе. Как это сопоставить, как сохранить здравый смысл в дидактических
панэкспериментах?
Изменяется общество. Не может стоять на месте наука, в том числе педагогическая,
но, уже подчеркивалось, стабильность нужна не только экономике и политической жизни,
стабильность нужна образованию, здравоохранению, культуре. Поэтому есть смысл
аккуратнее относиться к внедрению результатов, какими бы многообещающими они ни
казались.
Наконец, третий недостаток в области внедрения — это, напротив, полное
отсутствие внедренческого энтузиазма, поверхностно-надменное отношение к этому
процессу.
Отсутствие внедренческой установки у исследователей приводит к весьма странным
ситуациям, об одной из которых говорит Андрей Полетаев в беседе с журналисткой; «Из
газет? Это вы мне, экономисту, говорите? Ну спасибо. Впрочем, теперь это уже норма.
Откройте журнал «Вопросы экономики» — наткнетесь там на ссылки на все газеты.
Должно то быть наоборот, верно? Что-то я не видел в газетах ссылок на журнал «Вопросы
экономики» (Знание — сила, 1994, №-6. — С. 67).
Диссертанты по традиции сочиняют (да-да, именно сочиняют или переписывают у
предшественников), что полученные данные можно использовать в спецкурсах и
спецсеминарах, при чтении лекционных курсов, в методике преподавания. После
успешной защиты исследователь уже мало задумывается, как и где будет внедрено его
детище.
Читаю кандидатскую диссертацию о партитивной лексике, то есть о словах,
называющих части предметов, которые до отъединения от предмета названий не имели.
Это такие слова, как «кусок», «огарок», «цитата», «окурок» и др. Результаты прове-
денного анализа, пишет автор работы, могут быть использованы в лексикографии, то есть
при составлении или уточнении словарей. Это бесспорно. Только кто из составителей
словарей согласится читать 180-страничную диссертацию, чтобы уяснить, как лучше
подавать в словарях слово «кусок» или «окурок»? Да и есть ли гарантия такой ясности?
Выводы и Заключение не спасают ситуации, так как пишутся с известной долей
осторожности и слишком общо. Значит, дело самого диссертанта — толково, доступно,
конкретно указать, что и как изменить в словарных толкованиях, или в школьном
преподавании, или в тексте учебника, если исследователь действительно мечтает о
внедрении результатов, а не исполняет ритуальный пассаж перед ВАКом по принципу
«все так пишут».
Внедрение нужно не только обществу, оно необходимо само-[161]-му ученому.
Дональд Норман выделяет три способа научения, которые с известной долей условности
можно применить и к научному творчеству: а) наращивание, или аккреция, добавление
нового знания к уже существующим схемам памяти; б) создание новых понятийных
структур, новое осмысление; в) настройка — тонкое приспособление знания к задаче (Д.
Норман. Память и научение. — М.: Мир, 1985. — С. 104).
Читатель, видимо, догадался, что процесс внедрения результатов больше всего
напоминает такую «настройку».
«Нужные схемы существуют, и в них заключено нужное знание. Но для данной цели
они непригодны или потому, что они слишком общие, или потому, что они плохо
приспособлены для данного конкретного использования. Поэтому знание нужно
«настраивать», постоянно приспосабливать к задаче. Одним из способов такой настройки
служит упражнение. Могут понадобиться тысячи часов упражнений, для того чтобы
достичь степени настройки, характерной для профессионала. Настройка — это, вероятно,
самый медленный способ научения, но это то, что превращает простое знание предмета в
совершенное владение им» (Там же. С. 104—105).
Приспособление знания к задаче, приспособление новой информации к сложившим-
ся структурам — это и есть истинное, полноценное внедрение научных результатов.
Одной из форм внедрения может стать презентация книги (монографии, учебного
пособия, сборника статей). Такие презентации устраивает Белгородская областная
научная библиотека. Приглашаются авторы статей, рецензенты, студенты, постоянные
читатели библиотеки, а также лица, имеющие непосредственное отношение к тематике
сборника. Так, на презентации книги очерков «Искусство семейного воспитания» (под
ред. проф. П.Т. Фролова) присутствовали учителя школ, воспитатели детских садов,
директора библиотек, психологи, занимающиеся проблемами молодежи. Презентация
транслировалась по местному телевидению. Естественно, каждый приглашенный
предварительно прочитал или хотя бы пролистал книгу.
Почему все это важно? Почему внедрением должен заниматься сам автор? А потому,
что суть исследования, особенно по части гуманитарных наук, может быть не понята, не
так понята, искажена. Даже отдельное слово легко обрастает смыслами, которых
изначально оно не имело, а если это Большое Слово (теория, концепция), то и
поверхностных интерпретаций бывает предостаточно.
Вы читаете сейчас мою книгу. Если не очень вникать в детали и упускать из
внимания главную ось, [162] главный нерв книги (как заниматься наукой), то я могу
стать автором того, о чем не писала. «Она против телевидения (хождения в гости,
подработок, домашних животных)». Хочется улыбнуться: нет, не против, Вы не так
поняли. Хочется взять мел и на доске написать расклад времени:
Пять тысяч часов — это работа по 8 часов в день 5 дней в неделю 50 недель в
год в течение 2,5 лет.
Столько времени нужно человеку, чтобы овладеть чем бы то ни было, подсчитал
Дональд Норман. А мы добавим от себя: это и есть аспирантский трехлетний марафон.
Вот что имела я в виду, когда писала о необходимости экономить время.
«Вы не так поняли» — горькие, в общем-то, слова. Каким умом и какой душой
нужно обладать, чтобы твое понимание соответствовало чужим ожиданиям и надеждам!
Ученому полезно быть преподавателем. Преподавательская деятельность приучает
так излагать материал, чтобы обеспечивать запас понимания. Рассказывайте сами о своих
книгах, своем поиске. Ищите новые формы внедрения.
И наконец, информация к размышлению. В те годы, когда многие темы и целые
области науки в нашей стране были засекречены, в Соединенных Штатах Америки смело
публиковались результаты, полученные по аналогичным темам и областям знания, но до
сих пор засекречено в США практическое применение исследований. Есть над чем
задуматься.
Глава 14
«УЧЕНЫЕ ЖИВУТ ДОЛЬШЕ».
ЗАБОТА О ЗДОРОВЬЕ
НАУЧНАЯ деятельность целебна, целительна для здоровья. Временный отказ от
своего «я» ради предмета исследования, поглощенность сознания этим предметом дают
возможность высвободиться от груза бытовых забот, производственных неурядиц, от
гнета плохого настроения. Известно, что ученые живут дольше профессиональных
спортсменов, хотя на первый взгляд кажется, что должно быть как раз наоборот.
Ученые живут дольше, чем представители некоторых других профессиональных
групп, но уповать на это не следует, вот почему отдельную главу мы посвящаем здоровью
молодого ученого — здесь есть о чем поговорить.
Научные занятия, как правило, сопровождаются интенсивным преподавательским
трудом ради твердого заработка (куска хлеба), и такое сочетание двух высоконервных
видов деятельности нередко приводит к истощению духовных сил, к желанию если не
бросить, то хотя бы «а время отложить научные занятия (отложить даже на время
педагогическую деятельность попросту невозможно).
Абсолютное большинство ученых, работающих в институтах и университетах,
прошло через годы, десятилетия, двадцатилетия интенсивнейших учебных занятий.
Сравнится ли с этим работа ученого в научно-исследовательском институте, где все
подчинено только науке, где нет синдрома психологической усталости, проистекающей от
страха, что забыл, проспал, перепутал, не так подготовился, не так провел занятие; где нет
отчаяния от того, что студенты не поняли, не выучили, опоздали, не явились, подвели?
Конечно, у каждой профессии свои сложности, и работа в НИИ, истинная, честная работа
— отнюдь не синекура и преисполнена других трудностей, но мы пишем о том, что
испытали сами.
В связи с переходом педагогических институтов на университетский уровень
преподавания в последние годы учебная на-[164]-грузка ассистентов и доцентов
уменьшилась, однако возросли требования к качеству занятий, появился рейтинговый
контроль, но дело даже не в этом. Контроль совести, не рейтинговая, а простая,
человеческая, из глаз студентов исходящая оценка занятия не позволяет резко снижать
уровень преподавания даже во время тяжелых физических недомоганий и психических
травм. Преподавать всегда трудно. Так же, как заниматься наукой. Каким же образом
сохранять здоровье? Как себя беречь?
Прежде всего следует помнить: не ты первый, не ты последний. Отказаться от
жалости к себе, перестать считать себя самым занятым, самым загруженным. Человек
может выдержать ровно столько, сколько захочет выдержать. Поверить в это помогают
голоса из прошлого.
«Преподавание занимало у него (Н.В. Тимофеева-Ресовского. — В.X.) до пятидесяти
восьми часов в неделю. То есть побольше девяти часов в день одного говорения. Из
месяца в месяц. Такой нагрузки не выдерживал ни один преподаватель. Кое-кто пробовал
за ним угнаться и быстро скисал. Он дразнил их: слабаки! недоноски!» «Девять-десять
часов на говорение, два часа на переезды-переходы. В девять вечера являлся домой..., и
отправлялся в кольцовский институт, который, к счастью, был рядом. До часу ночи
тешился там со своими обожаемыми пресноводными»... «Чтобы сразу засыпать, он перед
сном обегал несколько раз свой квартал и тогда уже засыпал мгновенно, намертво.
Никаких сновидений и прочих глупостей не видел. Некогда было, надо было высыпаться»
(Д.А. Гранин. Зубр).
Известный физик П.Л. Капица в 1932 году пишет своему учителю:
«...Бывают дни, когда у меня выпадает до 15 лекций в день по институту, курсам,
рабфакам и так далее. Вспоминаю Кронштадт, где в дни молодости я смертельно уставал
от 7—8 уроков в день и чувствовал себя героем труда».
Надежного здоровья требует не только преподавательская деятельность,
протекающая, как правило, в теплых и светлых помещениях. Здоровья требует сама наука,
если она связана с трудными и опасными путешествиями, опытами, экспериментами.
Доктор зоологии, профессор океанологии, художник, гуманист (именно он ввел
статус беженца) Фритьоф Нансен выдерживал великие полярные экспедиции. Кстати,
ученый был многократным чемпионом Норвегии по лыжам и конькам.
Марк Поповский так характеризует академика Н.И. Вавилова: «Путешественник,
который верхом и пешком проделывал по семьдесят километров в сутки, альпинист, без
труда поднимавшийся на пятикилометровые высоты Гиндукуша и Андов, че-[165]-ловек,
который в голодных переходах по пустыне мог неделю» питаться одной сухой
саранчой...»
Обратимся к нашему времени, поговорим о здоровье не великого, а обычного
исследователя. Как чувствует он себя на исходе XX века?
Экологические катаклизмы, радиация, диоксины, ослабление иммунитета,
катастрофы, эпидемии, социальная напряженность и многое другое, о чем человек подчас
и не подозревает, укорачивают жизнь, но нет желания об этом писать, во-первых, потому,
что многие и много об этом пишут; во-вторых, потому, что запугивающие сентенции,
прогнозы в жанре триллеров делают человека еще ленивее и апатичнее по отношению к
собственному организму.
Плохо себя сегодня чувствую? Так это Курская атомная постаралась или
витаминный комбинат перышки почистил. Плохое настроение? Так сегодня же магнитная
буря! Упадок сил? По гороскопу сие и предсказано.
Кто укорит, пристыдит взрослого всезнайку, что он не заботится о себе? Кто
напомнит, что царство крепкого, послушного тела строится усилием, умом, терпением?
Акции, вложенные в АО собственного тела, не пропадут никогда. Даже небольшая
забота о здоровье принесет удивительные плоды, такие, что задумаешься: а куда же
подевались экология с радиацией, магнитные бури и перепады давления? Весь-город
переболел гриппом, а ты в тех же самых магазинах и троллейбусах даже насморка не
подхватил. Все мечутся в поисках лекарств, а ты не можешь вспомнить, когда последний
раз ходил в аптеку. Возможно ли это? Возможно, если хоть сколько-то заботы отдавать
своему организму.
'Конструктор О.К. Антонов считал, что слово «физкультура» понимается
неправильно. Физическая культура — это не утренняя зарядка, это разумное отношение к
своему организму все: 24 часа в сутки. Однако составить и сразу же ежедневно,
методически выполнять обширную программу оздоровления себя и. своих близких очень
непросто, поэтому целесообразнее начинать с отдельных пунктов этой программы,
точечным способом расширяя свое воздействие на свой организм. Кто-то выбирает для
себя одни моменты, кто-то другие, но хотя бы несколько прицельных усилий, лежащих в
различных плоскостях (движение, водные процедуры, питание) ученому выбрать и
систематически выполнять необходимо.
Обливания
Без обливаний по утрам мне, пожалуй бы, не удалось защитить докторскую
диссертацию. У меня болела мама, и часто болел сын. Когда мальчику было пять лет, его
бабушку парализовало. Через три [166] года ее не стало. Вспоминается вечер, когда сын
метался в жару, а меня охватил страх: сколько еще будет таких вечеров, ночей? Я поняла,
что так больше нельзя, не выдержу. И когда через некоторое время мы приехали из дома
отдыха, где двенадцать дней по утренней росе бегали на Нежеголь купаться, я
предложила: давай попробуем обливаться по утрам! Набрали газ и две большие кастрюли
воды, сын первый, потом я повторила процедуру. Тридцать секунд даже очень холодной
воды для организма вполне терпимы. Однако всю неделю был насморк, который затихал
во второй половине дня. Мы продолжали обливаться. Я обливалась, когда сильно болела
голова, кололо сердце, простреливало спину, когда были другие недомогания. Результаты
радовали. Болезни отступили.
В 1991 году в начале мая Белгород подвергся радиационному загрязнению такой
силы, что стали мыть захолустную Корочанскую улицу, которую не мыли с момента ее
возникновения. Сильно кружилась голова, а ниже шеи проступило большое красное
пятно. Что делать? Да то же, что с улицей Корочанской! Поливать себя водой! В те дни я
обливалась три-четыре раза в день. Да и сейчас в моменты перенапряжения вечером,
после работы устроишь себе иногда дополнительное обливание. Как взбадривается тело!
Какое прелестное потом ощущение, но в начале процедуры — брр, всегда
самопреодоление. Вода холодная, из-под крана, переходные фазы не нужны.
Кандидат наук, специалист по валеологии Василий Васильевич Кудряшов советует
сначала обливать себя с колен, потом с бедер литровой банкой воды, затем двух-,
трехлитровой, увеличивая количество воды и площадь обливаемых участков тела.
Купания
Купание дарует человеку совершенно особый Купания тип движений — движения в
воде. Тренируются дыхание, сердце, выпрямляется осанка, а какое удовольствие плыть и
любоваться синим небом, зелеными ракитами, белыми облаками, блещущей на солнце
водой! А если купаешься в Ворскле, то перед глазами и синие стрекозы, и зеленые
водоросли, и белые лилии, и желтые кувшинки.
Известный синтаксист, автор школьного учебника по русскому языку, профессор
Вера Васильевна Бабайцева рассказывала, что в молодости она купалась до октября, в
пальто ходила купаться. «Может быть, те купания и сберегают меня до сих пор?» —
заметила она как-то.
Жесткая постель
Молодой преподавательнице вызвали скорую помощь. Оказалось, что боли в
области сердца были проявлением остеохондроза. Одно из УСЛОВИЙ профилактики этой
болезни — жесткая постель. [167]
По мнению японских медиков, жесткая постель — прекрасное средство
профилактики онкозаболеваний. Из шести способов преодоления рака на первое место
поставлено требование: спать на доске (Наш современник, 1993, № 3. — С. 184).
Я несколько лет сплю на жестком и смеюсь, вспоминая первую ночь на доске. Долго
сооружала я себе полезную кровать, но часа через два с позором сбежала со своего
сооружения на мягкий диван: спать было больно. В течение следующей ночи я
просыпалась раз семь, чтобы перевернуться на другой бок. Через неделю привыкла, потом
понравилось. Перемена позы во сне, видимо, улучшает обмен веществ, избавляет от
зашлаковывания. Доска дает отдых позвоночнику. Не случайно Дейл Карнеги советовал
уставшим домохозяйкам растянуться не на диване — на полу. Только на жестком
основании можно по-настоящему расслабиться, полноценно отдохнуть.
Осанка
По мнению английских врачей, существует прямая зависимость между
неправильной осанкой (в первую очередь неумением сидеть) и преждевременным
старением человека. Плохая осанка приводит к избыточному скоплению в тканях
коллагена, ткани теряют эластичность, происходит сжатие мышц, наваливается усталость.
На одном из совещаний я начала от нечего делать делать осанку, то есть следить за
тем, как сижу, и что же? К собственному удивлению, после окончания совещания,
продолжавшегося около четырех часов, никакой усталости я не чувствовала.
Как совершенствовать осанку? Лучше всего — опираясь на образы. Героиня повести
«Хозяйка гостиницы» И. Грековой, профессиональная артистка, вспоминает совет матери:
«Помню, мама мне говорила: «Марго, помни о ребрах. Ходи так, как будто тебя с двух