Харченко В.К. Как заниматься наукой
Подождите немного. Документ загружается.
моих публикаций.
Если человек осознанно не работает над стилем, если отказывается наблюдать,
понимают ли, принимают ли его идеи, если терминологическая эйфория затягивается, то
все это становится серьезным препятствием и в утверждении идей, и в их внедрении,
Пора сделать уточнение. Мы не против научного термина. Без терминов научный
стиль не состоится. Мы против неясности, непонятности, невразумительности.
Термин был, есть и будет ключевым словом научного стиля, но термин требует
пояснения, уточнения, мотивации. Его, симпатичного незнакомца, должно окружать
ясное, прозрачное пространство, а не чудовищные заросли слов и оборотов.
Исследователь не должен экономить усилий на разъяснении своей мысли. Пояснять
— прямая задача ученого, а так как чужое понимание можно только прогнозировать, то и
обеспечивать его нужно с запасом. В этом плане, мне думается, не стоит бояться
синонимических рядов, особенно в научной прозе гуманитарного профиля.
Вы щегольнули изысканным термином. Прекрасно! Но употребите рядом его же
эквивалент. Мысль от этого только выигра-[90]-ет. По силе воздействия на человека
родному языку нет равных. Удивительно только, что специалисты, занимающиеся
русским языком, филологи, профессионально работающие со словом, подчас пишут на
языке, который русским назвать можно только за графику. Но сначала небольшая загадка.
Вы филолог. Вам предложили прочитать два отрывка: по физике и филологии.
Какой текст вы лучше поняли и запомнили? Не торопитесь с ответом, сопоставьте эти
отрывки.
«В последнее время было показано, что наибольшей прочностью обладают, с
одной стороны, бездефектные кристаллы, а с другой — кристаллы с максимальным
количеством дефектов. Особо важную роль в этом играют линейные дефекты —
дислокации, предсказанные вначале теоретиками, а затем обнаруженные
зспериментально».
«Если соединение лексем на синтаксическом уровне регламентируется
сочетаемостью их денотативных семем, то фраземообразовательная комбинаторика
как процесс симультанного объединения лексических компонентов ФЕ
4
,
завершающегося формированием фразеологического значения как качественно новой
семасиологической категории, непосредственно денотативным содержанием
лексических компонентов не определяется».
Почему иногда легче и приятнее читать книгу по физике, те^ зисы по биологии,
нежели публикацию по лингвистике, за стиль которой особенно больно? Казалось бы,
именно лингвист, языковед должен задавать тон в вопросах стиля. Увы, самих лингвистов
зачастую приходится читать едва ли не с переводчиком.
«Смысловые тождества допустимы в модусах конкретизированной векторно-
невекторной темпоральносгй предшествования и последовательности действий в
границах и вне пределов ситуации» (АКД, 1995).
«Заметим, что квазисинонимы первого типа принадлежат к одной лексико-
семантической микрогруппе и, как правило, находятся на одной зональной линии,
составляя внутрипарцеллярные оппозиции» (АКД, 1995).
Любой филолог проходил в студенчестве, а может быть, и сам впоследствии
преподавал тему «Роль М.В. Ломоносова в истории [91] русского литературного языка».
Теперь эту роль и боль Ломоносова надо почувствовать сердцем.
«В терминологии наших наук очень много понятий, попросту калькированных из
чужих языков... Но альтернативной, собственной системы понятий в нашем языке не
выработалось. Только Ломоносов в XVIII веке предпринял этот труд — перевод научной
терминологии на русский язык, и введенные им слова («кислород», «водород», «широта»,
«долгота») удачно вписались в язык, в том числе и разговорный, используются ныне нами
очень естественно. И насколько удобнее использовать их в любых описаниях — структура
4 ФЕ — фразеологическая единица.
явления, за ними стоящего, просвечивает отчетливым образом в структуре самого слова»
(К. Касьянова. Представляем ли мы, русские, собой нацию?» // Знание — сила, 1992, №11.
—С. 52).
Давайте всмотримся, вслушаемся в термины М.В. Ломоносова: «кислород»,
«частица»; «движение», «удельный вес», «земная ось», «равновесие сил». Сколько
доверия к родному слову!
К сожалению, языковеды не только не восстанавливают важные для воспитания
культуры слова-кальки с греческого языка, некогда существовавшие в нашем языке:
добросердечие, благоумие, великомыслие, и многие, многие другие, но, создавая свои
тексты, в огромных дозах используют чуждые нашему мышлению заимствованные
термины.
На столе стопка авторефератов кандидатских диссертаций. Полистаем, вчитаемся.
«Элементарное предложение монопропозитивно, в сложном предложении
каждая пропозиция воплощается соответствующей позиционной схемой» (1991 г.).
«Содержательный контакт видовой формы и аспектуального контекста строится
на основе аддитивного принципа» (1986 г.).
«В свою очередь, доминантность в субъективном опыте носителя языка одного
из факторов противопоставления не унифицирует процесс поиска слова-оппозита»
(1995 г.).
«Рамочные детерминанты определяют общие рамки той внешней фоновой
ситуации, которая сопутствует речевому аспекту и в пределах которой существует / не
существует сообщаемая данным предложением ситуация» (1994 г.).
«Вы берете отрывок, часть целого и хотите, чтобы было понятно? Вы можете
надергать подобных цитат и ничего не дока-[92]-жете, потому что это всего лишь
отрывки, и, вырванные из текста, они увеличивают энтропию смысла», — скажет
читатель, желая защитить процитированных только что авторов.
Нет, господа. Я беру в руки текст и, пролистывая, выборочно читаю то в одном, то в
другом месте, то есть читаю отрывки, и эти отрывки выносят приговор: читать работу в
целом или отложить, тратить на нее время или не тратить, покупать книгу или не
покупать, разыскивать реферируемую диссертацию или забыть о ней.
Когда-то, отвечая Протагору, Сократ выделил две соотнесенности понятия «часть»:
части лица (рот, нос, глаза, уши) и части золота, «которые ничем не отличаются друг от
друга и от целого, кроме как большою и малою величиною» (Платон. Избранные диалоги.
— М.: Художественная литература, 1965).
Надо учиться писать так, чтобы любой отрывок текста был ценным, золотоносным,
интересным по мысли и исполнению.
В каждой науке есть лидеры стиля, на них нужно ориентироваться, избавляясь от
птичьего языка. Благодаря безукоризненному, изящному стилю идеи проступают
крупным планом, их может понять даже непосвященный.
П.А. Флоренский пишет о частушках: «При этом я старался сохранять
индивидуальные особенности произношения — не приводить записей к одному
знаменателю. Ведь грамматика — для языка, а не язык — для грамматики. Ошибки,
отступления от общепринятого нисколько не менее поучительны, нежели явления
обычные. Это — проявление жизни языка; а в тералогии и патологии языка дается
орудие к пониманию его нормальной анатомии и физиологии» (Музыкальная жизнь,
1990, № 6.— С. 25).
«Зацепившись» за этот отрывок, на одном дыхании прочитала я всю статью и
нашла в ней немало полезного.
«Мне всегда казалось недостаточным то внимание, которое уделялось
существованию в языках отрицательной морфологии (и даже синтаксиса), основанной
в меньшей степени на влечении мышления к некоей форме, чем на его неприязни к
другим формам» (с. 77).
Таким прозрачным языком написаны «Принципы теоретической лингвистики»
Густава Гийома (М.: Прогресс, 1992.— 224 с.). Перевод с французского Л.М.
Скрелвной и П.А. Скрелина. [93]
Доцент К.И. Ракова рассказывала о публикациях по лингвистике, которые ей
довелось читать во время годичной стажировки в США. «Их книги по языку читаешь как
детективы. Они так интересно написаны! Захватывают с первых же страниц».
Еще раз уточним нашу позицию. Мы не призываем галоши называть мокроступами,
а фонтан водометом, но в области литературоведения и языкознания, психологии и
педагогики, права и экономики, политики, наконец, а впрочем, и в обыденной нашей речи,
которая бывает и высокой, и задушевной, и роковой для нас, судьбоносной, неразумно,
нечестно, абсурдно отказываться от таинственных и сильных недр родного языка, от
глубинно-личностных прикосновений родного слова.
Разрабатывая свой метод словесно-образного эмоционально-волевого управления
состоянием человека, Г.Н. Сытин экспериментально проверял степень воздействия на
испытуемых того или иного слова (Г. Н. Сытин. Животворящая сила. Помоги себе сам. —
М: Энергоатомиздат, 1990. — 416 с.). Как было бы замечательно так же экспериментально
сравнить реакцию человека на свое, национально отстоявшееся, старинное и на
заимствованное, не ассимилировавшееся еще в достаточной мере, чуждое нашему
сознанию слово!
Привязанность к иностранным терминам не единственная причина стилистической
невнятицы, зауми. Кастовость стиля, ограничивающая читательскую аудиторию,
создается за счет эксплуатации и других языковых тенденций, возведенных в степень,
абсолют.
Отто Есперсен писал о действующей в языке тенденции к аналитизму (замене
простого, компактного выражения развернутым, сложным). Как бы мы ни выступали
против «февраля месяца», «абсолютно не в курсе дела», «по линии мяса», «в районе шести
часов», подобные перлы есть проявление достаточно сильной языковой тенденции.
Усложнение формы, проникшее даже в устную речь, тем более характерно для книжных
стилей, в частности научного. Краткий, рваный, телеграфный синтаксис не красит
научную статью. Она вся обычно гладкая, ухоженная, утяжеленная обилием придаточных
предложений, причастных, деепричастных оборотов, вводных и вставных конструкций.
Бороться с длиннотами стиля иногда начинают весьма своеобразным способом —
шифровкой ключевых слов. Это новомодное явление усугубляет неясность, кастовость
стиля.
Что такое ОБХСС, МПС, ВЦСПС читателю объяснять не приходится. Некоторые
буквенные аббревиатуры прочно вошли в жизнь. Появляются новые сокращения: АО,
ТОО.
Теперь откроем Малую Советскую энциклопедию. В целях экономии площади
описываемое понятие шифруется начальной [94] буквой. Литера П в одном случае
«протоплазма», в другом — «партия», в третьем — «Пакистан», в четвертом •—
«Прокофьев». Рассекречивание литеры трудности не составляет: стоит только взглянуть
на название энциклопедической статьи.
Теперь откроем автореферат докторской диссертации по филологии.
«Для системных синонимов первостепенным является близость ДАЗ (прежде
всего для К.П и К.ПН) или САЗ (прежде всего для ОцП и ОцН) при наличии раз-
личных дифференциальных семантических признаков (ДСП), по которым
противопоставлены единицы синонимического ряда» (1992 г.).
Вы перелистаете этот реферат не единожды, пока отыщете, что КПН — это
качественные прилагательные и наречия, ДАЗ и САЗ — денотативный и
сигнификативный аспекты значения, ОцП и ОцН — оценочные прилагательные и
наречия. Не забудьте, что дальше появится еще ДСП.
Что это: экономия драгоценной площади или неуважение к читателю, защита
кастовости стиля от «неученых» или дань моде? Авторефераты диссертаций по
лингвистике пестрят подобной символикой, в отдельных местах становясь
криптограммами. Даже последний абзац, самый важный, случается, бывает преисполнен
загадочными сокращениями.
«Рассмотрев ПО, КЗ которых не отмечены в толковых словарях, мы пришли к
выводу: у 141 ПО в настоящее время наблюдается тенденция к узуализации. Среди
ПО, КЗ которых уже отмечены в словарях, выделено 25 прилагательных, которые в
настоящее время продолжают развивать новые КЗ» (1991 г.).
Откроем таинственную завесу: ПО — процесс ока-чествления, КЗ —
качественные значения.
Согласимся, что из-за сокращений ключевых слов цитировать подобные публикации
весьма затруднительно, их можно давать только в пересказе, а пересказ чужого
исследования требует еще большего внимания и погружения в текст, чем цитата. Один
товарищ экономит пространство, другой — вынужден расширять текст, чтобы ненароком
не исказить чужую мысль.
Почему проблема стиля рассмотрена здесь на материале авторефератов
кандидатских и докторских диссертаций? Да потому, что над диссертацией автор работает
значительно больше и дольше, чем над статьей или тезисами. Еще строже относится
диссертант к автореферату, выверяя в нем буквально каждое слово. [95]
Стиль авторефератов диссертаций чрезвычайно показателен. Он обнажает установку
автора и научного руководителя на закрытость языка, и это весьма тревожно.
Учитель-словесник школы № 21 г. Белгорода Е.А. Карпова тихонько сокрушалась,
что, заполняя журнал, классный руководитель вместо «русский язык» написал «рус. яз.».
Кому-то покажется странной обида учительницы за свой предмет, но прислушаемся к
школьному жаргону («По ОБЖ и ОБЩ ничего не задали», «Физры не будет») — и мы
поймем, что Елена Аркадьевна права в своих чувствах. Сокращение слова не есть ли
сокращение любви к слову?
Вторая болезнь, беда научных публикаций кроется в безликости, вялости,
банальности изложения. Продемонстрировать бедность и бледность языка на ярких
примерах такой бледности очень непросто, но читатель догадывается, о чем идет речь.
Однообразие, бездарность языка научных текстов по своим последствиям гораздо
опаснее, чем это может показаться на первый взгляд.
«Неинтересно читать», «скучно написано», «одна вода» — такие характеристики
отпугивают не специалиста (по своей теме прочитаешь и плохо написанную работу), нет,
они отпугивают молодежь, будущих ученых, потенциальных исследователей и
последователей.
Серость, безликость стиля — болезнь не менее опасная и распространенная, нежели
наукообразие и чрезмерное усложнение, «Все так пишут», — говорит в оправдание себе
молодой автор. Все ли? Да нет, конечно. Ученые, чьи работы интересно читать, не такая
уж редкость в научном мире. Как попасть в их число? Как добиться, чтобы твои
публикации читали?
В заметках «О хорошем языке научной работы» Д.С. Лихачев выделяет одиннадцать
требований-ориентиров для начинающего исследователя.
«1. Требования к языку научной работы резко отличаются от требований к языку
художественной литературы.
2. Метафоры и разные образы в языке научной работы допустимы только в случаях
необходимости поставить логический акцент на какой-нибудь мысли. В научной работе
образность — только педагогический прием привлечения внимания читателя к основной
мысли работы.
3. Хороший язык научной работы не замечается читателем. Читатель должен
замечать только мысль, но не язык, каким мысль выражена.
4. Главное достоинство научного языка — ясность.
5. Другое достоинство научного языка — легкость, краткость, свобода переходов от
предложения к предложению, простота. [96]
6. Придаточных предложений должно быть мало. Фразы должны быть короткие,
переход от одной фразы к другой логически естественным, «незамечаемым».
7. Каждую написанную фразу следует проверять на слух; надо прочитывать
написанное вслух для себя.
8. Следует поменьше употреблять местоимения, заставляющие думать, — к чему
они относятся, что они «заменили».
9. Не следует бояться повторений, механически от них избавляться. То или иное
понятие должно называться одним словом (слово в научном языке всегда термин).
Избегайте только тех повторений, которые происходят от бедности языка.
10. Избегайте слов-«паразитов», слов мусорных, ничего не добавляющих к мысли.
Однако важная мысль должна быть выражена не «походя», а с некоторой остановкой на
ней. Важная мысль достойна того, чтобы автор и читатель взаимно помедлили. Она
должна варьироваться под пером автора.
11. Обращайте внимание на «качество» слов. Сказать «напротив» лучше, чем
«наоборот», «различие» лучше, чем «разница». Не употребляйте слова «впечатляющий».
Вообще будьте осторожны со словами, которые сами лезут под перо, —
словами-«новоделами» (Д.С. Лихачев. Заметки и наблюдения: Из записных книжек
разных лет.— Л.; Советский писатель, 1989.— С. 414— 415).
Эти прекрасные заповеди полезно иметь перед собой во время стилистической
правки уже созданного, готового текста.
Стиль вырабатывается не сразу, не вдруг, но даже первая проба пера требует пафоса,
уверенности, бесстрашия, риска. Когда перед Вами белый лист бумаги, лучше не думать о
том, чего следует избегать, а руководствоваться другим лейтмотивом: пробовать!
Итак, не безликим, не скучным, не запутанным, а ясным и интересным должно быть
Ваше научное сочинение, а для этого...
— пробуйте писать правдиво, честно и вместе с тем корректно, великодушно;
— пробуйте писать образно;
— пробуйте разнообразить изложение;
— пробуйте себя в разных жанрах и формах, размерах (объемах) рукописи и темах.
«Мы можем больше того, что можем», — внушала юным пианистам их педагог
Анна Даниловна Артоболевская. [97]
О многожанровости научного творчества и освоении новых тем речь впереди.
Отдельный разговор будет и о правде в науке. Остановимся сейчас более подробно на
других, не всеми признаваемых качествах научного стиля: великодушии и образности.
Как меняют стиль исследователя такие установки? — 2198 97
Из картотеки детских высказываний:
— Есть такое понятие «образ автора»...
— Как ты сама проглядываешься в книге?
Стиль — это наше лицо, проявление нашего духа, обнажение, обнародование души
и сути. Важнейшее отношение, формирующее образ автора в научном спиле (а может
быть, и в жизни), — это отношение автора к людям. Этика науки требует деликатности и
великодушия. Этика науки не допускает резких выпадов, обидных характеристик.
Вспоминается первый опыт написания курсовой работы по терминам родства в
говорах Сибири. Путешествуя летом по Болотнинокому району Новосибирской области
во время диалектологической экспедиции, мы собрали много интересных фактов. Осенью
были распределены темы. Изучая литературу вопроса, я читала книги, статьи, вникая в
этимологические дискуссии, сравнивая точки зрения. Симпатии мои были на стороне
ученого, которого поругивал другой ученый. Я тут же нашла уязвимые места у
критикующего и написала о нем самым свирепым образом: «В своем глазу бревна не
замечает». Доцент Нина Алексеевна Щеглова, возвращая черновики курсовой, мягко
заметила, что так не пишут.
Долго и основательно учили нас, студентов, аспирантов, как выражать несогласие,
как оспаривать, критиковать, опровергать (чем не школа души?). Больно бывает читать
выпады одного ученого в адрес другого.
«Итак, гора родила мышь, и притом весьма паршивую», — пишет в конце статьи в
адрес С.Г. Шаумяна А.А. Реформатский.
Не знаю, покачнулся ли авторитет С.Г. Шаумяна после такого отзыва, но авторитет
А.А. Реформатского скорее всего поубавился.
Какими словами выразить несогласие — решайте сами, но десять раз проверьте,
перечитайте те места рукописи, где Вы оспариваете чужую точку зрения. Критика должна
быть корректной (да только ли в научной статье?).
Великодушие — это не всепрощение, это внутренняя дисциплина, боязнь обидных и
вообще случайных слов, проникающих в публикацию из черновика, изменяющих мысль
своей стилистической окраской (см. 11-й тезис Д.С. Лихачева). Даже в самом развитом
сейчас, интересном и образном научно-популярном стиле нет-нет да и попадутся слова,
противоречащие тональности текста. [98]
«Тяжелейшая экологическая ситуация во многих густонаселенных районах
нашей страны, утрата бесценного природного достояния, не исключая и методично
разрушаемого Байкала, о котором мы и думать забыли, обалдев от более насущных
проблем, связана отнюдь не с распродажей ресурсов всевозможным
капиталистическим хищникам. Отечественные хищники, ей-богу, ничем не лучше
импортных» (Знание — сила, 1994, № 6. — С. 49).
Слова разговорного стиля «обалдев», «ей-богу», выражение «импортные
хищники» уменьшили тревожное звучание текста.
Язык науки — чистый, честный, благородный и по-своему красивый язык. Это
красота ясности, путь к которой лежит через мыслительную операцию сравнения.
Образной основе мышления наука последних десятилетий отводит значительно большее
место, нежели двадцать лет назад. Приведем характерные высказывания.
Мнение врача: «Основной посылкой психосинтеза является то, что воображение,
образ предшествуют действию. Теперь, в работе с визуализацией и исцелением,
становится ясно, что образное представление предшествует не только действию, но и
физиологическим процессам внутри человеческого организма» (Патрисия Норрис).
Мнение психологов: «Присмотревшись к наиболее интересным психологическим
теориям, можно заметить, что, не являясь строго научными концепциями, они
представляют собой метафорические системы, с помощью которых описана душевная
жизнь человека. Эти концепции содержат яркие образы, метафорические сравнения,
которые нисколько не приближены к научным понятиям, но использование которых дает
людям ощущение «инсайта», «катарсиса», то есть всего того, что сопутствует чтению
художественной литературы» (В. Розин, М. Розин).
Мнение преподавателей иностранных языков: «Метод образной интеграции был
успешно использован при обучении иностранному языку, что позволило почти в два раза
увеличить количество усвоенных слов» (Г.В. Эйгер, И.А. Рапопорт).
Представление, образ нужны для развития науки. Почему же научный стиль лишают
права быть образным? Мы писали в других своих работах, что метафора может опередить
открытие. Научная точность некоторых метафор удивительна. В научных и научно-
популярных изданиях все чаще встречается фраза «Это не просто метафора». [99]
В «Российской газете» рассказывается об исследовании Вигена Геодакяна: «Вот
как идет эволюция. И путь ее усеян мужскими трупами. Всё те мужские организмы, на
которых Природа попробовала решения, оказавшиеся неудачными, должны
погибнуть. Именно в этом смысл раздельнополости. ...Поэтому когда мы говорим, что
женщина совершеннейшее творение Природы, это не только поэтическая метафора.
Это на самом деле так; женщина обладает самыми совершенными качествами,
обеспечивающими максимальную приспосабливаемость» (18 февраля 1995 г.).
Ученый имеет право на образность изложения, более того именно образность может
неожиданно высветить новые глубины концепции.
Последний вопрос главы: как вырабатывать индивидуальный стиль?
Прежде всего подчеркнем: стиль вырабатывается сам, без нашей сознательной на то
установки. Одинаково неграмотно требовать от себя «пиши, как все» и «пиши, как никто».
Садясь за письменный стол, мы не о стиле заботимся, мы думаем и заботимся о предмете
изложения: поточнее бы выразить его суть, его связи, функции. Мы не стилем дорожим —
нам дорог предмет описания, но чем больше мы пишем, тем легче нам пишется, хотя
абсолютной легкости в оформлении мыслей нет и быть не должно. Абсолютная легкость
означает, что мы скользим по первым попавшимся словам, тогда как поиск точного слова
отнюдь не метафора, это именно поиск, и легким он быть не может.
«А как писать?». Кто-то из аспирантов задаст этот вопрос, кто-то не задаст, но
мучиться от незнания ответа будет не меньше.
— А как ты пишешь? — спросила я свою сокурсницу по аспирантуре Л. П.
Бирюкову.
— Мне помогает слово «однако», — ответила она.
При чтении и конспектировании (особенно при конспектировании) у молодого
исследователя вырабатывается каркас универсальных ключевых слов, которые возникают
в сознании в процессе письма и помогают развивать мысль. Попробуем этот каркас
изобразить.
Хорошо известно, что
Однако
Возникает вопрос
Вместе с тем
С одной стороны
С другой стороны
[100]
Представляется спорным утверждение, будто
Целесообразно проверить
Казалось бы, очевидно первое предположение
Причин такого явления по меньшей мере три
Строго говоря
Список будет заведомо неполным, есть не учесть
Симптоматично, что
Суть этой концепции заключается в том, что
Поясним примерами
Приведем записи высказываний
В экстремальных условиях
Что это? Лексический минимум для лиц, изучающих русский язык как
иностранный? На международных факультетах читают специальный курс «Научный
стиль речи». Но автор книги не иностранец. Наблюдая за собой в процессе работы, я
замечала, что ключевое слово (точнее сказать, связующее слово, связующий оборот) не
только помогает выразить мысль, но подчас опережает рождение мысли. Так, выплывет из
глубины элегантное «вместе с тем», а что «вместе с тем» — еще и не придумано, но почти
всегда тут же и придумывается.
Когда я писала первые статьи, ключевых слое было немного. Выручали бесконечные
«однако», «с другой стороны», но постепенно каркас разрастался, становился затейливее и
вместе с тем надежнее, прочнее. В него вошли любимые слова «уникальный», «парадокс»,
«феномен». Кстати, эти слова с секретом; они побуждают искать уникальность и
парадоксальность там, где ты и не думал ни о каком уникуме, ни о каком парадоксе.
Любимые и нелюбимые слова есть у многих ученых, как есть, может быть, не всегда
осознаваемый каркас связующих слов.
Со временем слова-помощники так закрепятся в Вашем сознании, что Вы сможете
диктовать научный текст другому человеку сразу набело, из головы.
Каркас ключевых и связующих слов дает возможность создать текст, он избавляет от
страха перед белым листом, но чтобы стиль стал стилем, надо много читать и много
конспектировать, надо запоминать слова и выражения, надо владеть научной афо-
ристикой, а все это накапливается не вдруг...
«Царство нудится». В один прекрасный день Вы испытаете состояние диктанта,
когда пишется так легко, как будто происходит это под чью-то таинственную диктовку. О
феномене припоминания писали К.Д. Ушинский, М.К. Мамардашвили. Идея первенства
языка, понимаемого как талант, рассматривается на Материале поэзии Л.К.
Долгополовым, ссылающимся на концепции И. Бродского, Р. Штейнера и на
высказывания поэтов [101] (Язык и культура. Первая международная конференция.
Материалы. — Киев, 11992. — С. 25-31).
Форма, обгоняющая содержание, не такая уж редкость в науке и искусстве.
Добросовестное отношение к работе, постоянное переосмысливание знаний,
перекодирование информации на бессознательном уровне, уважение к предмету
исследования — все это в совокупности когда-нибудь и не один раз одарит состоянием
диктанта, захватывающим послеаскезным праздником научного труда.
Работа над стилем — процесс пожизненный, и все, происходящее в жизни, влияет на
этот процесс.
Если в детстве и юности человек сочинял стихи, рассказы, даже мечтал стать
писателем (таких людей немало среди студентов, аспирантов, ученых), то научное
творчество даст ему возможность реализовать не только исследовательскую, но и
художественную сторону личности, поскольку правда и красота, равно взаимодействуют,
равно питают науку и искусство.
В Белгородском педагогическом университете есть люди, которые увлеченно
занимаются наукой и пишут стихи.
У меня же оказался особым период для сочинительства, когда я работала во
Вьетнаме. Осенью уже было неспокойно, а 17 февраля 1979 г. началась война с Китаем.
Мы жили в замкнутом мире советской колонии. Учебная нагрузка была 20 часов в
неделю, библиотеки не работали, времени свободного было много, и я сочиняла. Вот
некоторые из тех стихов.
Талант — возможность, талант — надежда,
Он в будни праздничная одежда,
Он наказанье, награда он
И непризнанье чужих погон.
Он вечно рвенье в большое Можно.
Ему все просто. Ему все сложно.
Ему все больно и все понятно,
Хоть необъятное и необъятно.
Талант — проблема, талант — загвоздка,
Каких-то генов «апризтых горстка.
Он нежный голос в гуле машин.
Он храбрость мозга. Он блеск души.
Он вызов, брошенная перчатка
Чужой способности, сладко спящей,
Он оправдание беспорядка
Природы любящей и дарящей.
[102]
* * *
Стою ли ночью у окна —
Все внешнее во мне молчит.
Я Вашим призраком полна.
Я навещаю Вас.
На свадьбе Вашей званый гость,
Сижу, не поднимая глаз.
Шепчу Вам добрый, щедрый тост,
И я прощаю Вас.
И ни теперь и ни лотом
Не испытаю Вас грехом,
Не очарую Вас стихом —
Я обещаю Вам.
Не слов привычную игру,
Но взгляда искреннюю речь
Я буду в памяти беречь
И завещаю Вам.
* * *
Я в ранней молодости не писал стихов,
Не ведал поэтических секретов.
Я говорил отцу: «Так много слов,
Так много слов, что трудно стать поэтом».
Теперь я тоже не пишу стихов,
Хоть знаю их высокие секреты.
Я сыну говорю: «Так мало слов,
Так мало слов, что трудно стать поэтом».
* * *
Я буду в полночи твоей не сном, а стоном.
Я буду в памяти твоей не злом, а звоном.
Я буду в гордости твоей мольбой, мигом.
Я буду в горести твоей судьбой, не мигом.
И будет в тишине твоей звучать мой голос.
И будет в седине твоей блистать мой волос.
Закоченеет дрожь твоя в моей не дрожи,
И ложь невольная твоя солгать не сможет.
Каким судом чужая честь меня осудит?
Все будет не сейчас, не здесь, потом, но будет.
Так пусть 'мой свет в тебе горит, а дерзость воли,
Сила любви сильней обид, мудрее боли. [103]
Третье из приведенных четырех стихотворений создавалось в состоянии «диктанта»,
я до сих пор не очень уверена, мне ли оно принадлежит. Остальные стихи писались
трудно и долго. И что удивительно: стихи опережали жизнь, стихи знали об их авторе
больше его самого. Свадьба любимого человека, рождение сына — все это
предсказывалось тогда, когда ничто не омрачало наших отношений и когда ладо мной
висел приговор бездетности. Есть над чем задуматься.
Работа над словом в стихотворении ли, тексте личного письма, поздравлении
обогащает стиль, идет на пользу научному творчеству. Музыка, стихи, театр питают
душу, развивают эмоциональность, снимают зажатость чувств, а зажатость — главная
беда молодых певцов, по наблюдениям Галины Вишневской.
Стиль — это нечто значительно большее, чем мы себе представляем. Пора дать
стилю официальное определение. Приведем наиболее развернутое, графически выделив
его составляющие. «Литературный стиль я понимаю
как самое единство содержания и формы,
как содержательность формы,
как отработанное до ясности мышление, чувство писателя,
как его орудие восприятия мира,
как раскрытие тех возможностей, которые заключены в слове,
как идейное влияние на людей и созидание культуры».
(А.В. Чичерин. Очерки по истории русского литературного стиля. Повествовательная
проза и лирика. Изд. 2-е. — М.: Худож. лит., 1985. — С. 4).
Создавая стиль, Вы создаете культуру.
Глава 9
ЖАНРЫ НАУЧНОГО ИЗЛОЖЕНИЯ
КАК СООТНОСЯТСЯ стиль и жанр научного повествования? Изменяется ли стиль
при изменении жанра? Какими жанрообразующими свойствами стиля должен владеть
исследователь?
Рассмотрим наиболее распространенные жанры и формы представления научной
информации: тезисы, статью, диссертацию, монографию и т.д. В жанрах научного
творчества много общего, в них употребляются одни и те же термины, обороты речи,
цитаты, и тем не менее тезисы надо писать не так, как статью, статью — не так, как
доклад, диссертация отличается от монографии, а учебное пособие — от диссертации.
Расположим жанры научного изложения в порядке их усвоения молодым
исследователем. Научное творчество начинается обычно с написания тезисов.
Тезисы
Длительные подступы к проблеме, преамбула размером с большой абзац, огромная
цитата — все это неуместно в тезисном изложении. Тезисы — малый жанр, здесь, как
говорят, не разбежишься. Подробности наблюдений, условия проведения эксперимента
можно безболезненно и безбоязненно опустить, а для сути исследования одной-двух
страниц вполне достаточно.
Нумерация мыслей, проставление цифр в тезисах, на первый взгляд, облегчают
восприятие материала, но тем не менее лучше отказаться от цифровой композиции. В
сборнике тезисов цифры выглядят несколько нарочито, так как идет нумерация не новых
идей по принципу положений, выносимых на защиту, а нумерация абзацев, в числе
которых есть и ординарные, связующие.
Для тезисов важна ясность гипотезы, а также отточенность стиля. Не пишите все от
своего имени: Вы продолжаете чьи-то исследования, и об этом надо сказать: «Известно,
что...», «Данной проблемой занимались такие ученые, как...».
Строгость и ясность стиля тезисов важны потому, что тезисы знаменуют первый
Ваш выход в большую науку, причем сцена [105] очень мала — всего одна страница, и на
этом крохотном личной пространстве постараемся избежать даже мелких изъянов
(пунктуационных, графических, стилистических). Проанализируем некоторые из таких
изъянов.
«Известны случаи, когда принятие религиозной системы фактически способствовало
разрушению культуры народа и деинтеграции этноса (введение ислама в Золотой Орде);
порой религиозные и этнические начала проявляются как относительно нейтральные друг
к другу (протестантизм и католичество в некоторых европейских странах)».
Интонация подсказывает, что на месте точки с запятой должна стоять точка.
«Экспериментальное изучение этой замечательной и многогранной науки позволяет
нам сделать выводы, что буквально все ее разделы можно и нужно изучать, придавая им
экологическую направленность. Потому что экологические понятия развивают у
студентов умение применять теоретические знания на практике, способствуют
осуществлению экологического образования».
Новое предложение не следует начинать с союза «потому что». Нужно либо
поставить запятую («место точки), либо убрать союз, так как причинно-следственные
связи здесь достаточно прозрачны.
«Удается такая попытка на 3-ем курсе в 65,4%, на 5 — в 69,9%».
По-разному обозначены курсы.
«Педагоги, родители подобны сеятелям; помогают «зерну» либо прорасти, либо
погибнуть».
Неточно употреблено сравнение: сеятель не помогает зерну погибнуть.