Харченко В.К. Как заниматься наукой
Подождите немного. Документ загружается.
этот период проверялись их терпение, скромность, послушание. Если начинающие
выдерживали этот «рок, их принимали в число ближайших учеников Пифагора.
Пифагор учил медицине, принципам политической деятельности, астрономии,
математике, музыке, этике и многому другому. Из его школы вышли выдающиеся
политические и государственные Деятели, историки, математики и астрономы. Это был не
только учитель, но и исследователь. Исследователями становились и его ученики».
(Знание — сила, 1994, № 12. — С. 109—110).
Идея послушания, полного подчинения наставнику уходит корнями в монастырскую
дисциплину. Послушанию обучали подчас на иррациональных требованиях: сказал тебе
старец сажать рассаду корнем вверх — ты и сажай. Проявленное послушание старшему
ценнее этой самой рассады.
Мой знакомый служил в армии под Семипалатинском. Однажды, когда они
возвращались с задания (надо полагать, уставшие и голодные), старшина, докурив
папироску, дает приказ: похоронить окурок во-он на той сопке! Окурок был бережно
положен [137] на плащ-палатку, четверо солдатиков подняли ее за концы и побежали (а до
сопки километра четыре), и там со всеми почестями был погребен злополучный окурок.
Когда Володя рассказывал столь яркий эпизод своего армейского прошлого, мы
смеялись и возмущались одновременно. Однако теперь, в конце девяностых годов, когда
любой приказ, любое постановление, как снежный ком, обрастает мнениями,
контрпредложениями, альтернативами, когда стало остро недоставать дисциплины в
элементарном, теперь я уже иначе отношусь к проблеме послушания и ранговой
дисциплины.
Ученик самостоятельно мыслит, может быть; но когда это оборачивается желанием
посадить учителя в лужу, публично задать вопрос, чувствуя, что учитель на него не
ответит, с насмешкой отнестись к товарищу, который учится хуже и знает меньше, такому
ученику аплодировать не за что. Кстати, среди аспирантов людей подобного склада
обычно не бывает, у аспирантов другое горе от ума — отсутствие диссертации.
Жила-была в Москве умница аспирантка, и все обращались к ней за консультацией.
Нетривиальный, глубокий ответ был у нее наготове. Наступил день, когда обсуждалась ее
диссертация. Не сброшюрованные, как принято при обсуждении, листы машинописи
лежали на столе, а аспирантка отражала естественный натиск вопросов и замечаний.
Почему естественный? Да потому, что обсуждение еще не защита, и можно свободнее
спрашивать и откровеннее высказываться, тем более что для диссертанта весьма полезно
именно до защиты поучиться защищать свою работу. И тут вдруг какое-то замечание
показалось обидным... Аспирантка схватила диссертацию и выбросила ее в окно, листы
разлетелись по всему двору, после чего простилась с присутствующими и вышла.
Пытались потом исправить ситуацию — не тут-то было. Так и уехала девочка в свой
город незащищенной, и из института ушла потом работать в редакцию газеты.
Умникам и умницам тяжело. Их атакуют с первых дней аспирантуры не самыми
деликатными репликами: «Тебе что-о! У тебя голова варит», «Ты за полгода напишешь»,
«У тебя, наверное, все давно написано», «Ты сразу докторскую будешь защищать» и т.д. и
т.п.
Если научный руководитель разглядит тайные эти уколы и сам не станет подливать
масла в огонь, расхваливая то, чего нет (будущую диссертацию), если научный
руководитель чаще (а не реже, как это бывает) будет с умным аспирантом встречаться,
проникать в его боли, контролировать сроки подготовки работы, если аспирант будет в
свою очередь доверять требованиям шефа (а послушание — это и есть доверие), тогда,
может быть, мы не будем терять сильнейших. Впрочем, еще до научного руководите-
[138]-ля мама с папой должны учить дитя не только плаванию, английскому языку и
теннису, но и тому, как выдержать оскорбление, насмешку, обиду, выдержать все и вся.
Процесс научного руководства налагает ответственность и на; руководящего, и на
руководимого, при этом обеим сторонам важно осознавать специфические трудности
аспирантского бытия. Для тех, кого направляют на учебу в столичную аспирантуру, эти
трудности связаны с отрывом от семьи (и некоторые семьи этого отрыва не
выдерживают), с жизнью в условиях общежития.
Теперь, когда аспирантура из сугубо столичного феномена превращается в
повсеместную, точнее — многоместную, парадигма трудностей, подстерегающих
будущего аспиранта, коренным образом изменяется. Трудность номер один — коварство
домашней? работы; трудность номер два — защита в собственных стенах, где тебя
слишком хорошо знают. Третья трудность — отсутствие в перспективе прочных научных
связей.
Аспирант очной формы обучения обречен заниматься дома. Ему сделан царский
подарок: в его городе открыта аспирантура и он может «не отходя от кассы», не рискуя
семьей, стать кандидатом наук, если только сумеет отстоять свое право заниматься дома и
в библиотеке столько, сколько должен заниматься; если коварные домашние дела не
накроют его с головой; если близкие поймут, что ученая степень одного из членов семьи
— великое благо для всех, а всякое благо требует жертв, но таких ли уж невыносимых?
Как учитель будущих первоклассников обязательно проводит родительское
собрание, объясняя родителям особенности учебы и суть своих требований, так научный
руководитель подчас проводит супружеское собрание, популярно объясняя второй
половине, каких жертв потребует написание диссертации одним членом семьи и что
потом принесет защищенная диссертация всему семейству. Собрание, конечно, метафора,
но кое о чем побеседовать просто необходимо, когда вновь поступивший со всей своей
семьей приходит в гости.
Аспиранту нужна тишина, но если тишина в доме наступает только поздно вечером,
когда все ложатся, то диссертация ночами не напишется — надо идти в библиотеку и
заниматься там.
Тяжелы болезни близких людей, тяжелы ссоры с родными, все
может случиться
дома, и тем не менее при некоторых усилиях и самозапретах за три года написать
диссертацию можно.
Художник Суриков экономил буквально на всем, чтобы вместо портретов на заказ
иметь время и средства писать свои великие полотна.
Если аспирант подзарабатывает, чтобы купить себе сверхмод-[139]-ную одежду, или
холодильник, или компьютер, или гараж, то так все и получится; будет гараж, но не будет
диссертации.
Я намеренно не пишу о хлебе насущном. Экономить, на крупных покупках — значит
нормально питаться, на питание денег обычно хватает. Ах, какую бурю негодования
вызовет это место в книге! Социологических опросов аспирантов и докторантов автор не
проводил; но его уши постоянно включены; жалобы на лютое безденежье тут же
сопровождаются рассказом о крупной покупке, после чего слышишь сентенцию: деньги
надо тратить, они все равно обесцениваются. Все это так, но наука ревнива. Может быть,
найдется человек, который напишет продолжение этой книти «Как заниматься наукой и
зарабатывать большие деньги», Я такую книгу написать не берусь, потому что не знаю,
как совместить науку и деньги.
С аспирантами я говорю немного о другом. Есть три способа улучшить
материальное состояние: дополнительно подрабатывать, экономить (не на питании!) и...
просить.
Если у аспирантки маленький ребенок (а ребенка, гласит пословица, не переделаешь,
ребенок поглощает уйму времени, но как же без этого, с детьми и надо, и приятно
возиться), если у аспирантки в целости и сохранности муж, которому тоже полагается
уделять внимание, и если при этом аспирантка еще и подрабатывает, то о какой
диссертации может идти речь? Худо-бедно что-либо, может быть, и напишется, но
качество подготовки ученого будет сомнительным. Поэтому мы и призываем избегать
крупных трат, подождать с покупками, помнить, что предзащитная суета (набор
диссертации на компьютере, издание автореферата, поездка за внешним отзывом)
заставит раскошелиться, и к этому надо быть заранее готовым.
Несколько слов о таком способе добычи денег, как просьбы. Сейчас многие просят
на тротуарах. Подсадить к ним еще аспирантиков? Да нет, конечно. Однако выхлопотать
своим подопечным материальную помощь, позаботиться о премировании лучших —
вполне реальная форма помощи со стороны научного руководителя, а со стороны самого
аспиранта — почему бы не попросить денег у родителей, у свекрови? Я сталкиваюсь с
гордой установкой: «и за что! Стыдно просить. Лучше подзаработаю. А окончить
аспирантуру без диссертации не стыдно?
Мы коснулись самого большого запрета — запрета на подработку. Вернемся теперь
к главной мысли и подытожим коллекцию самоограничений. Итак, за три года успеть
написать диссертацию можно...
— если не соглашаться на подработку;
— если не воспринимать аспирантуру как отпуск;
—- если не затевать капитального ремонта квартиры; [140]
— если не заводить лучшего друга человека с прекрасной родословной и не готовить
из него призера соревнований;
— если не пропадать на любимой даче с утра до вечера;
— если не зазывать регулярно гостей;
— если не прикипать душой к телеэкрану;
— если не заниматься художественным творчеством вместо научного.
"Вы чувствуете, какая ломка должна произойти не только в сознании, но и в
бытовых привычках?
Считается: отдых — это смена деятельности. Аспиранту кажется: переделает он всю
домашнюю работу, а вечером с чистой совестью сядет за письменный стол. В теории так
оно и есть, а на практике не совсем так. Физическая усталость мешает заниматься. И
наоборот, напряженная работа за письменным столом может обернуться быстрой
утомляемостью вечером на дачном участке. Близкие люди должны это знать.
Почему так происходит? Научная работа почти всегда связана с нервным
напряжением, она ничуть не легче преподавательской деятельности, поэтому не ставьте
перед собой больших бытовых задач и заданий, смелее жертвуйте долговременными и не
очень обязательными делами.
Пусть что-то не так, пусть многое заброшено, не сделано, пусть даже все не так, но
— ребенок здоров, муж сыт, родители живы, диссертация пишется, вот уже два параграфа
готовы — этого разве мало?
Аспирантура предполагает погружение в тему, аспиранты — это люди слегка
отрешенные, фанатики своего исследования.
Живя в общежитии, мы этой своей отрешенностью заразили не только друг друга, но
даже буфетчицу.
Пообедала аспирантка, подошла расплачиваться.
— С Вас еще тридцать копеек! — говорит буфетчица.
— Так свешайте мне на них конфет, — просит углубленная в тему аспирантка. И
буфетчица принялась взвешивать. Тут обе поняли, что что-то не так.
На летних каникулах мы продолжали оставаться в плену своих тем.
— Мама, какие гуси! — воскликнула я на базаре, показывая на продававшихся
живых уток.
— Девушка, это индюшки! — тут же сообразил, что мне сказать, проходивший
поблизости мужчина.
Нынешние аспиранты продолжают эстафету веселых историй".
В последние предзащитные дни аспирантка объясняет машинистке, как печатать
бюллетени для голосования. «В графу «фамилия, имя, отчество», — говорит, —
впечатывайте каждого чле-[141]-на совета. Вот список!». Машинистка, естественно, так и
делает, но думает про себя: какое же это тайное голосование?
Соискательница защищает в Москве, ее коллега выступает на защите, супруг у
двери, волнуется. Кому же стол накрывать? По счету это вторая защита, а перед третьей
членов совета полагается слегка покормить. Так вот, стол накрывают помощники первой,
уже защитившейся аспирантки. Видят: сумка с продуктами. Вынули, выставили, что
полагается — порезали. Там много было деликатесов.
Две защиты отгремели. Все садятся за стол, и тут оказывается, что милые
помощницы распотрошили не сумку диссертантки, а сумку научной руководительницы.
Профессор понять не может, как ее продукты для дома, для семьи оказались на
праздничном столе.
Написание диссертации требует от человека такого напряжения, что он может не
только вытереть ноги, выйдя из квартиры (реакция на мокрый половичок!), не только
убрать в холодильник вместе с маслом хлеб — он может просто впасть в отчаяние,
расплакаться, сорваться. Не торопитесь записывать его в «психи», попробуйте сами
написать хорошую диссертацию (а уровень диссертаций у нас в стране высок!).
«Если у тебя с утра компьютер не занят, включи мне. Я наберу кусочек главы!» —
говорит аспирантке ее пятилетняя дочь. А начинает свой рабочий день Алиночка с
вопроса: «Ну я сегодня дома или у бабушки? Если к вечеру устанешь, можешь меня
отвести к бабушке, я там денек побуду, а вечером меня заберешь».
Не только дети, но даже домашние животные ощущают ритм подготовки чего-то
важного (диссертации) и по-своему реагируют на нарушения этого ритма.
В семье аспирантов жил попугай. Если утром клетку забывали накрыть темным
платком, то из клетки непрерывно неслось: «Цок-цок-цок, цок-цок-цок». Попутай
передразнивал молчащую пишущую машинку.
Порой создается впечатление, что даже неодушевленные предметы способны
сочувствовать бедолаге-аспиранту.
— Саша, компьютер завис, — звонит мужу на работу аспирантка.
— Возьми отвертку и...
— Я не знаю, где она лежит.
— Ну так стукни по нему чем-нибудь.
Аспирантка спешит домой, а через час она снова у телефона-автомата.
— Саша, я стукнула, он поработал и опять ни туда ни сюда.
— Если он включился и поработал — значит мало стукнула, надо еще. [142]
А день не простой, 23 февраля, у мужа на работе праздник, а тут диссертация горит.
Пришла аспирантка домой и избила компьютер. Машина быстро одумалась и работает
безукоризненно до сих пор.
Охарактеризуем теперь следующую трудность аспирантского лихолетья — защиту в
собственных стенах. Перед внутренним взором — знаменитая картина И. Крамского
«Портрет неизвестной». Женщина неизвестна и прекрасна. Когда женщина становится
более известной мужчине, она — увы! — становится менее прекрасной. Защищаясь в
другом городе, диссертант выступает в роли прекрасного незнакомца и таким образом
защищает прежде всего научную свою суть. Какой у него характер, как он ведет занятия,
как он лично ко мне, голосующему, относится — все эти вопросы могут всплывать, когда
защитный совет открывается в том же вузе, где человек учился и работает, где мнение о
нем уже сложилось. В таком случае задача председателя диссертационного совета вести
защиту так, чтобы на этой процедуре царила оценка научной деятельности человека,
оценка того, насколько он вырос, что приобрел за годы обучения. Вместе с тем должно
быть соблюдено и право каждого члена совета на свободное, тайное, изнутри
обоснованное голосование.
Председатель диссертационного совета как бы обеспечивает двусторонность прав:
права диссертанта на оценку его научного статуса и право члена совета поддержать или не
поддержать кандидатуру соискателя ученой степени.
В Ленинградском университете произошла такая история. Защищался аспирант, а
диссертация была весьма слабой. Претендент на степень, однако, заявлял, что его работы
хорошо знают за границей, и не где-нибудь, а в США, Канаде. Выяснилось, что он просто-
напросто рассказывал о своей диссертации студентам из тех стран, когда вел занятия. В
воздухе чувствовался провал. Счетная комиссия удалилась для вскрытия урны. Через
некоторое время объявляют результат: единогласно. Все — за. В чем же дело? Да в том,
что каждый член совета подумал: другие провалят, дай хоть я пожалею несчастного.
Теплое чувство вызывает этот рассказ.
Нравственные задачи всегда самые сложные.
Рассмотрим еще одну трудность подготовки ученого, которая в недавно открытых
аспирантурах всеми пока не осознается.
С поступлением в аспирантуру окружение будущего ученого практически не
меняется, а значит, нет новых знакомств, а в перспективе не будет прочных, хороших
научных связей, поэтому руководство университета должно по возможности поощрять
выезды аспирантов на научные конференции в другие города и регионы страны. Ситуация
такова, что финансировать командировку [143] аспиранта важнее, чем финансировать
командировку научного руководителя, профессора, у которого полстраны в друзьях и
знакомых.
Речь идет не только о том, кто напишет внешний отзыв, или даст добро в
докторантуру, или пригласит прочитать спецкурс, или поможет распространить книгу.
Речь идет о специфической, информации, которую мы впитываем у тех, кто занимается
тем же, что и мы, но в других городах и немного в других условиях. Эта информация
чрезвычайно полезна для поведения ученого, его мировосприятия. Есть смысл поощрять
выезды подопечных в большой свет.
Где открылась аспирантура, там через несколько лет встанет вопрос и об открытии
докторантуры. Не только кандидатские, но и докторские диссертации можно будет писать
в стенах своего вуза, имея под боком научного консультанта.
Какие проблемы подстерегают старших научных сотрудников?
Трудности здесь следующие: отсутствие или недостаточность публикаций в
центральных изданиях; отсутствие публикаций крупной формы (на два десятка тезисов
две-три статьи, на два десятка статей ни одной книги). Есть еще одно препятствие для
юного докторанта — нежелание выходить за пределы выбранной темы исследования.
Поясним последнюю мысль.
Научный руководитель, по себе знающий, как дорог каждый час аспирантского
трехлетья, обычно не разрешает аспиранту разбрасываться и пробовать себя даже в
тезисных публикациях на другие темы, но докторант, отказывающийся писать что-либо не
по теме, вызывает чувство удивления. Да, дорог каждый час и в докторантуре, но если
человек претендует на степень доктора наук, значит он будет в перспективе профессором,
консультантом и судьей чужих работ, такому человеку полезно заострить свой
интеллектуальный инструментарий в другой области. Более того, с тех новых, смежных
высот и широт оглянувшись на свою главную тему, он увидит в ней нечто новое. Лишних
знаний не бывает. Все в конечном итоге работает на исследователя.
Думается, докторанту в первую очередь адресованы следующие высказывания
современного писателя и зарубежного ученого.
«Старайтесь увидеть контуры крупных
проблем, пока еще ваш интеллект не искушен.
Позже за деревьями вы не увидите леса, хоть
будут у вас микроскопы и штат умелых
помощников... К знанию уготованы два пути:
один ве-[144]-дет к глубокому проникновению
в научный предмет с помощью аналитической
аппаратуры, другой зовет к исследованию
общеизвестных истин под новым углом зрения.
«Собирателей частностей хватает, а вот людей,
координирующих обширную тематику, очень
мало. Главная трудность состоит в том, чтобы
разглядеть момент, когда отдача начнет
уменьшаться. Способность «снимать сливки»
[144] со всего, чем бы ни занимался, — это
величайший дар, а потому старайтесь избегать
чрезмерной специализации; выдерживайте
определенную дистанцию, дабы суметь
Первый требует средств и опытности, а другой
— отречения от предрассудков и заскорузлого
мышления, которые нами овладевают после
многолетнего общения с чужими идеями» (А.
Поповский).
распознать в цельной картине происходящего
ее ключевые моменты. Старайтесь узнавать не
многое о малом, а малое, но важное о многом»
(Г. Селье).
Два или три года в должности старшего научного сотрудника или докторанта — это
время для завершения, окончания работы над докторской диссертацией. Авансом
творческий отпуск давать опасно. Отходы от темы во имя нового взгляда на материал, о
чем только что шла речь, должны быть предприняты до официального перевода на
должность старшего научного сотрудника. Тема и композиция докторской диссертации
вызревают дольше и труднее, чем тема и композиция кандидатской диссертации.
Аспирант — исполнитель идеи, подсказанной ему научным руководителем; докторант —
создатель идеи. В создании новой теории заключается главная трудность подготовки
второй в Вашей жизни диссертации.
Преподавательница одного из вузов г. Владимира была переведена на должность
старшего научного сотрудника. Написала, по ее словам, четверть работы. Только к концу
творческого отпуска осознала, куда и как ей двигаться по теме исследования. За это время
расформировали вуз, пришлось идти в другой, там дали вести несколько новых курсов,
надо готовить лекции, монография оказалась в конце длинной очереди, денег на издание
нет. Второго отпуска, естественно, не предвидится. С каким нечеловеческим напряжением
придется теперь работать этой женщине!
Не уповайте на творческий отпуск, читатель, готовьте докторскую заранее,
публикуйте монографию, тогда успеете главное, и тогда дано Вам будет время на
завершение и оформление, и за два года Вы еле-еле успеете завершить и оформить.
Поначалу я легкомысленно отнеслась к написанию докторской диссертации. К тому
времени публикаций было накоплено более чем достаточно: общий список их к моменту
защиты включал 80 наименований, многие были не по теме, а из тех шестидесяти, что по
теме исследования, в автореферат разрешили включить только сорок три публикации,
изданные в «белых» издательствах (список [145] таких издательств проверялся по
«Бюллетеню ВАК»). Мне предстояло обобщить все написанное и выдать на-гора
диссертацию. Не тут-то было! Статьи не складывались в монолит, что-то вылезало,
портило всю работу. Я не сразу сдалась, было много попыток склеивания докторской из
статей, только потом меня осенило, что так дело не пойдет, и, глубоко вздохнув, я села
писать докторскую. Причем вопреки обычным рекомендациям начала с ВАКовской части:
что нового, актуального в исследовании, какие цели, задачи ставлю я, автор. Эту
небольшую по объему часть я писала месяц, но сформулировав поярче и пояснее смысл
диссертации, я почувствовала, что теперь я ее напишу, материал стал будто сам
подтягиваться под композицию, проступили лакуны — места, где недоставало фактов или
обобщений.
С темой тоже было не все гладко. Приезжаю в Москву советоваться. Профессор
Леонард Юрьевич Максимов рекомендует помимо существительных взять
прилагательные, местоимения, числительные, чем я никогда не занималась. Как я могу
ослушаться? Но не идет работа, точнее — идет не в ту сторону. Приезжаю через год. Мы
беседуем в уютном коридоре Литературного института им. М. Горького, где по вторникам
Л.Ю. Максимов вел семинары. Признаюсь откровенно, что не получается писать по
предложенной теме. Леонард Юрьевич тут же формулирует новую тему «Жизнь
метафоры в языке». Как я могу ослушаться второй раз? Дома опять беда с диссертацией.
Другая она у меня. Ехать в третий раз и в третий раз пренебречь советом? Принимаю
решение назвать диссертацию так, как названа монография, которая вот-вот должна выйти
(«Переносные значения слова»). Принимаю решение написать диссертацию полностью,
напечатать, переплести и представить к обсуждению как законченную работу. Так все и
случилось, и вопрос о формулировке темы нигде и никогда больше не возникал. Правда,
Леонарду Юрьевичу я еще раньше написала о своем решении.
Почему не послушалась? Да потому, что собранный материал тихо диктует свои
законы, так тихо, что и не услышишь его поначалу, мучаешься, совета просишь, еще
больше мучаешься, пока не поймешь, что вот же она, твоя тема!
А как быть с идеями? Откуда берутся идеи диссертации? Что такое стратегия
успеха?
У кого мы пишем курсовую работу? Конечно, у любимого преподавателя, а темы как
на зло одна другой хуже. Выбрала я классификацию ошибок в письменных работах
школьников. Чем тут блеснешь? Новую классификацию не создашь, надо для этого в
школе поработать да ошибок пособирать, не по чужим же примерам создавать свою
теорию... Решила я изучить историю вопроса. Преподаватель ждал, что я охарактеризую
четыре-пять класси-[146]-фикаций, а я, переворошив методические издания, дала полный
обзор и составила схемы 22-х классификаций ошибок в письменных работах школьников.
Стратегия успеха была в количестве.
Через десять лет работаю над книгой о видах лингвистического разбора. Как
исключить дублирование похожих книг? Опять ориентируюсь на количество. Ставлю
целью разработать 17 видов лингвистического разбора.
Еще через десять лет работаю над докторской. Надо что-то придумать. Функции
метафоры. Сколько их выделяют? Кто две, кто четыре. Сажусь к столу и набрасываю 15
функций. Стратегия та же — количество.
Кстати, осознала я все это только сейчас. В момент написания книги вдруг
открылось, что стратегия докторской закладывалась в далекой и давней курсовой работе.
Пишу о себе только потому, что мало знаю о других. Мало слушала о чужих
исканиях. Нет, я интересовалась, но как-то внешне: обсудился — не обсудился, кто
оппонент, когда защита... Все это про всех знакомых мы знаем, и читатель-докторант тоже
знает, а самое-то главное: как фехтовал человек с темой, как рождалось наиболее
интересное, как писалась докторская — этих знаний друг о друге у нас нет. Пусть
читатель восполнит пробел автора книги и поинтересуется у докторов наук, что именно
сделало их докторами. [147]
Глава 12
СКОЛЬКО У ВАС ТЕМ?
«ОСВЕЖИТЬ КОРАБЛЬ»
В ОПРЕДЕЛЕННЫЙ отрезок времени качественно, с полной отдачей можно делать
одно-единственное дело, так что тема исследования у нас одна, но одна... до поры до
времени. Привыкание к материалу, монотонность исследовательских операций
притупляют восприятие, железная воля все чаще дает осечку, начинается торможение,
падает качество.
Поучительную метафору приводит Виктор Шкловский: «Было такое понятие
—«освежить корабль». Плыл, скажем, во времена Гончарова какой-нибудь корабль,
стояли в нем бочки с солониной, сухари, вода. Он заходил в какой-нибудь порт и менял
недоеденное. Выносил бочки, продавал. И все заводил заново.
Надо периодически менять свой «груз» (Вечные спутники: Советские писатели о
книгах, чтении, библиофильстве. — М.: Книга, 1983 — С. 30).
Ученому тоже полезно освежать трюмы цитат, аналогий, приемов, фактов, методик.
Естественнее всего это сделать, занявшись на время другой проблемой, принципиально
другим аспектом. На первый, поверхностный взгляд, Вы отойдете от главной своей
работы, но в действительности — приблизитесь к ней с неожиданной стороны, с какой,
может быть, никто к ней никогда не приближался. То, чем человек занимался как
исследователь, живет в нем постоянно, хотя большей частью на бессознательном уровне.
Вас будут упрекать в разбрасывании, но что делать, если даже такая милая область
исследований, как детская речь, в конце концов вызывает чувство усталости и
внутреннего отторжения? Впрочем, дело не только в подспудных ощущениях.
—У писателя должна быть многопольная система в работе, — говорил Маршак.
— Надо писать одновременно и стихи, и статью, и пьесу, переводить и держать
корректуры. И не отмахиваться, если в то же время тебя просят сделать подпись под
корректурой. Это прекрасно, потому что не дает крови застаиваться, заставляя ра-
[148]-ботать разные мускулы организма (М. Алигер. Дом на Чкаловской // Стихи и
проза: в 2-х тт. Т. 2.-—М. Худож. лит., 1975.— С. 270).
В таком же режиме полезно работать и ученому, полезно пробовать себя в разных
темах, овладевать технологией написания различных жанров, а технологии эти, как уже
говорилось, существенно отличаются одна от другой.
Когда менять тему?
«... Пока тема движется хорошо, держитесь за нее; когда все начинает приедаться и
вы чувствуете, что погружаетесь в рутину, — не расстраивайтесь, а просто меняйте тему.
Всегда найдется такая работа, которая вдохновит вас своей новизной» (Г. Селье. От мечты
к открытию. Как стать ученым. — М. Прогресс, 1987.—С. 137).
Отдохнуть от темы можно двумя способами: заняться вплотную учебными или
бытовыми, домашними делами, что мы постоянно и делаем, и заняться другим
исследованием. Последний вариант отдыха дает больший эффект, больший прирост
знаний, и это надо использовать, памятуя, что «брошенная» тема всегда остается в недрах
нашего сознания.
Уход в новые области, сферы, методики важен не только как отдых для дальнейшей
плодотворной работы. Есть более веские причины приветствовать если не многотемье, то
во всяком случае неоднотемье исследования.
Специалист, ученый постепенно становится научным судьей, экспертом по самому
широкому кругу вопросов. Рецензирование, оппонирование, экспертиза диссертаций,
редактирование сборников, руководство аспирантами и докторантами, заведование
кафедрой — все это требует широты понимания и гибкости оценок. Ученый будет
выступать в роли эксперта, тем более прекрасно, если он сам хоть сколько-то занимался
обсуждаемой проблемой.
И еще один довод в защиту многотемья. Писатель Владимир Солоухин как-то
сказал: «В пределах своей профессии надо уметь решить любую задачу». Как только мы
научимся решать разные задачи, плавать в разных морях, приближать чужую тему к себе
как свою и видеть в ней такие аспекты и акценты, каких не видят «собственники» этой
темы, как только мы перейдем к многопольной системе и станем профессионалами — мы
обретем чувство свободы. Есть много определений этого неуловимого понятия, добавим к
ним, следующее: свобода — это профессионализм высшего класса. И наоборот,
профессионализм — это подлинная свобода мышления, это переход от страха к
благоговению, от робости к уверенности, от узости к энциклопедизму. Энциклопедизма
недостает сейчас ученому, и вмешательство в смежные области знания частично возмес-
[149]-тит ему ущерб, причиненный узостью исследовательской деятельности.
«Только подлинно великие исследователи поддаются искушению» работать над
несколькими совершенно не связанными между собой проблемами» (Г. Селье).
Если у нас несколько тем, развивающихся по спирали, то каждое возвращение к
прежней теме поднимает ее на новый виток. Парадоксально, но накручивать несколько
спиралей легче, чем накручивать одну-единственную.
На чем основано твердое убеждение, что вторая, третья, четвертая темы не только не
повредят первой, но и помогут ученому лучше понять тему номер один? Эта уверенность
зиждется на особенностях человеческого интеллекта.
Сравнивали мышление людей способных и неспособных. Р. Хейер из
Калифорнийского университета в Ирвине (США) исследовал добровольцев, вводя им
в кровь глюкозу с радиоактивным углеродом. При решении задачи активированные
участки коры начинали светиться ярче тех, которые находились в состоянии покоя.
Хейер столкнулся с кажущимся парадоксом: у умных людей свечение было явно
слабее, чем у неспособных к решению задач! Однако оно захватывало более широкую
область коры. Ученый считает, что в данном случае наблюдается большая
эффективность связей, между нейронами (Наука и жизнь, 1990, № 8. —С.64).
Широта связей, универсализм человеческого мышления, непредсказуемость
ассоциаций, иные сенсорные механизмы нового, непривычного по сравнению со старым,
привычным — все это оправдывает риск ухода в смежную область. Факты из жизни
великих деятелей науки тоже бывают весьма красноречивыми.
В 80—90-х гг. XX в. родители пытаются организовать обучение ребенка так, чтобы
ничего «лишнего» в этом обучении не было. Учащиеся общеобразовательных школ
вынуждены выбирать специализацию едва ли не с пятого класса. Но вот что интересно.
Флоренский в детские годы занимался историей, пошел на математический
факультет, а потом стал великим теологом и философом.
Колмогоров в молодые годы интересовался социальным устройством, а стал
великим математиком.
Николай Вавилов занимался историей религии и историей как таковой, а стал
великим биологом. «То есть эти детские увлечения, — подытоживает В. Зинченко, —
настоящие, они формировали именно дух человеческий, личность. А уже личности как бы
[150] превращались в универсальных решателей проблем» (Знание — сила, 1992, № 8. —
С. 13).
Важен, видимо, не предмет занятий, важно отношение к предмету, жажда серьезной
деятельности, трудоспособность, формирующая личность. Предмет занятий может
измениться, но личность уже состоялась и сумеет достойно себя реализовать.
Дети растут, кончают школу, становятся студентами, но несоответствие между
выбранной специальностью и будущей стезею наблюдается и в этот период.
Психолог Е.А. Климов комментирует биографии некоторых ученых.
«В профессиональной области мы сплошь и рядом имеем неожиданные исходы
столкновений человека и профессии: П.Я. Гальперин учился на врача, а стал
специалистом по психологии обучения умственным действиям; В.Д. Небылицын учился
на филолога, а стал специалистом по проблематике основных свойств нервной системы;
В. Бунд т был физиком, а вошел в историю как основатель экспериментальной
психологии. Можно составить целую галерею профессиональных парадоксов указанного
рода. Быть может, сами «еретики» иногда даже несколько стесняются указанных фактов
профессионально-биографического характера — как-никак их можно понять по принципу
«свой среди чужих, чужой среди своих», а это не всегда приятно. Но не исключено, что
здесь мы имеем дело с закономерным явлением порождения одной ментальной системы в
неизбежном диалоге с другой» (Е. А. Климов. Гипотеза «метелок» и развитие профессии
психолога // Вестник Московского университета. Сер 14. Психология, 1992, № 3. — С. 8).
Автор известных книг по культуре речи, доктор филологических наук, профессор
Л.И. Скворцов целый год учился на физика, а доктор физико-математических наук,
академик Н.В. Камышаыченко, окончив в молодости Волчанское педучилище, твердо
решил стать историком. Отстоял в Харькове четыре часа под дождем длинную очередь, а
документы у него не взяли. «Ну если не история, тогда физика», — решил будущий
студент, и в выборе не ошибся. И.П. Солодовник защитил докторскую диссертацию по
пояснительным конструкциям в немецком языке, а в молодости увлекался метеорологией
я астрономией.
Если жизнь ученых подчас складывается так, что даже в студенчестве человек
занимался чем-то совершенно иным, спрашивается, что мешает зрелому исследователю
попробовать отойти в смежную область, взяться за новую тему, поработать над чем-то
иным?
Мешают фантомы: возможные обвинения в дилетантизме, несконцентрированности.
Упреков в дилетантстве бояться не сле-[151]-дует. Рассмотрим еще одну серию фактов
биографического характера, также имеющих отношение к вопросу «Сколько у Вас тем?».
«В науке подозрительно большую роль начинают играть дилетанты. В естественных
науках множество важнейших открытки делается дилетантами, профазами. Всего один
пример: в метеорологии изучением циклонов (ураганов) занялись аптекарь, военные врачи
и капитаны судов, они и создали современное представление о падении давления в центре
циклона, спиральном его вращении в Северном полушарии по часовой стрелке, в Южном
— против, о перемещении скорости ветра внутри циклона, обращении урагана с
предметами различной формы и т.п. В любой естественной науке можно привести
поразительные примеры той роли, которую сыграли дилетанты. О чем это говорит? О
кризисе образования и современной науки? Или это норма для научного познания? Если
норма, то все же хочется узнать, какой злой рок препятствует профессиональным ученым,
обрекая этих несчастных естественной узости специалиста?» (Г. Любарский.
Образование // Знание — сила, 1993, № 10. — С. 96).
Выдающийся зоолог Н.В. Тимофеев-Ресовский, случалось, советовал ученым других
специальностей, и «у него, несмотря ни на что, получалось. Он плохо знал, допустим,
математику, а указывал, и, представьте, — сходилось» (Д.А. Гранин. Зубр).
«Занимательную ботанику» написал физик А.В. Цингер. Будучи на лечении за
границей, он вдруг занялся с детства любимой — ботаникой.
Где кончается дилетантство и начинается энциклопедизм мышления? На первых
порах посягнувший на чужую зону, действительно, будет чувствовать себя дилетантом,
однако через некоторое время свежесть его мышления позволит ему увидеть в чужой зоне
исследования мозаику новых аспектов.
«Мне повезло, — говорил специалист по термодинамике Г.П. Гладышев. — Я рано
понял, что нельзя всю жизнь работать на одну тематику. Мир так не живет. Настоящего
исследователя интересует все. Человеческая любознательность не имеет границ. Разве
можно запретить себе думать? (Вот занимайся полимеризацией, а дальше не смей). Нет,
конечно. Задача лишь в том, чтобы выбрать что-то конкретное, решить в рамках
возможного, а лотом взяться за другое» (Знание — сила, 1993, № 9. — С. 20).