145
скафандре // стадо баранов //
тараканихи беременные // толпище
людоедов // тупица // тупоголовые //
тупые дети // оловянная голова и под.;
Врачи
рыбонька, зайка // миленькая, хорошенькая,
потерпи еще чуть-чуть // моя хорошая //
потерпи немножечко, моя хорошая //
потерпи, лапонька, чуть-чуть // солнышко,
ну не плакай // терпи, моя хорошая // умница,
ты сильна и под.
безнадежный больной // в очередь,
душевнобольные // инвалид - сиди дома //
куда вы, дамочка, рожать в 30 лет? //
пациент, живешь? и под
При анализе полученных данных можно заметить, что некоторые обращения
попали в обе колонки, это говорит о том, что во многом на взаимодействие влияют
паралингвистические факторы (особенно контекст, невербальные составляющие общения,
личность продавца). В номинациях как положительные отмечаются обращения, которые
содержат в семантике сему «уважение» (господин// сударыня// уважаемая// уважаемый
покупатель), указание на положительные качества собеседника (голубушка// милая
женщина// красавчик), а как отрицательные – безличные (следующий// гражданин),
указывающие на возраст (старуха// тетка// женщина), грубые, с использованием (ты//
эй// эй!// эй, вы// эй, женщина// эй, старушка// эй, ты// эй, ты, ну-ка). Среди
положительно оцениваемых обращений есть подчеркивающие родство, близость: бабуля//
бабушка// дочка// дети мои дорогие// моя хорошая и под. Это отмечается и в японской
культуре, где стандартное обращение к официантке звучит как «тётто, нэ-сан», что
означает «сестрица, на минуточку!» (Пронников, Ладанов: 224).
А.П. Журавлев объясняет отторжение некоторых обращений с позиций
фоносемантики: «Можно предположить, что именно противоречие между условным
значением и графонической формой в словах юноша и женщина является причиной
неохотного их употребления в разговорной речи, особенно при обращении. Слово
женщина употребляется в речи очень избирательно, а обращение юноша содержит даже
обидно-насмешливый оттенок.
Юноша – хороший, нежный, светлый, слабый, красивый, легкий, безопасный, округлый.
Женщина – темный, медленный, безобразный, тяжелый, страшный» (Журавлев 1972: 103).
В.А. Рыжков утверждает, что большая часть фраз, с помощью которых мы
общаемся друг с другом в ходе обычного, каждодневного разговора, стереотипизирована.
Причем эти фразы и элементы фраз детерминированы в немалой степени нашей
национально-культурной спецификой. Коммуникативный акт в данном случае
напоминает ролевую ситуацию, в которой роли регламентированы социальной и
национально-культурной средой, контролирующей с помощью языковых и неязыковых
стереотипов иерархию мотивов и соответственно личностные смыслы коммуникантов.
Ежедневно мы таким образом вступаем в повторяющиеся ситуации общения, которые
протекают примерно одинаково в пределах данного этноса (Рыжков: 122).
То есть сами стереотипы неслучайны и во многом отражают этнокультурную
специфику. Ю.Н. Караулов при сравнении фрагментов картины мира, особенностей
менталитета и национального характера носителей испанского и русского языков,
запечатленных в ассоциативно-вербальных сетях, выявил, что в русском ядре есть три
понятия, три концепта, отсутствующие в испанском: быстро, старый и нельзя. Далее он
трактует эти понятия:
1) Быстро: понятие быстрого движения, быстрого совершения действий близки
русскому национальному характеру. На ум приходят соответствующие крылатые слова –
от Н.Гоголя («И какой же русский не любит быстрой езды!» до Н.Фоменко («Чем тише
едешь, тем менее ты русский»). В произведениях Достоевского, с исключительной