Гуревич А.Я. Норвежское общество в раннее средневековье

Подождите немного. Документ загружается.

Мы сталкиваемся с одалем преимущественно в момент его раздела, заклада, выкупа, отчуждения,

т. е. осуществления таких процедур, которые свидетельствуют о наличии отношений

индивидуальной земельной собственности. Но нельзя ли обнаружить в "Законах Фростатинга"

указаний на более раннюю стадию развития одаля? Ее отражение в изучаемом сборнике права

можно ожидать встретить преимущественно в форме пережитков, в виде разрозненных

упоминаний. С наибольшей ясностью такого рода указания обнаружатся при анализе порядка

раздела одаля.

Постановление "Um jarđarskipti" находится в главе судебника Фростатинга, регулирующей

отношения между земельными собственниками и их управителями (umbođsmenn) и определяющей

полномочия последних. Содержание главы, вне всякого сомнения, обусловлено развитием крупной

собственности, здесь упоминается управляющий, который производит раздел в интересах

собственника. Но процедура раздела, несмотря на позднейшую редакцию, в которой дошло это

постановление, имеет немало архаических признаков (58).

Постановление предусматривает две различные формы раздела земли. Первая форма – hafnscipti,

когда делили лишь пахотную землю в целях раздельной ее обработки. Раздел производился на

ограниченное время, очевидно, на один сельскохозяйственный год: на это указывают слова

постановления, что каждый владелец доли будет ею пользоваться до тех пор, пока обе они не

будут использованы в равной степени, а также предписание производить раздел земли осенью

(после снятия урожая). По истечении этого срока общее хозяйство могло быть восстановлено либо

происходил новый раздел поля. Hafnscipti не затрагивает прав собственности; хотя отдельные

владельцы земли обозначаются в сохранившейся редакции постановления термином lаndsdróttinn,

"собственник", буквально – "господин земли", в действительности право собственности на эту

землю по-прежнему принадлежало всем ее владельцам. Закон рассматривал их поэтому как

коллектив.

Временный раздел – hafnscipti не распространялся на луг, лес, пастбище, воды и прочие угодья,

остававшиеся в совместном пользовании владельцев выделенных долей пахотного поля. Это видно

из ряда зафиксированных в "Законах Фростатинга" положений, которые регулируют отношения

между лицами, совместно владеющими землей. В них, в частности, предписывается, что если одни

из совладельцев позволят какому-либо постороннему лицу пользоваться лесом, тогда как другие

будут возражать против этого, то возражавшим должно быть уплачено возмещение (59). Речь идет

о лесе, который находился в общем пользовании. В другом постановлении, также касавшемся

владельцев одной земли, читаем: "Никто не может запретить другому пользоваться неподеленным

выгоном" (60). В отдельных случаях луг мог быть поделен между хозяевами, и тогда требовалось

огородить выделенные участки (61). Но и в этих случаях сохранялись взаимные права таких

владельцев на их пахотные участки: если один из них снял урожай со своей доли раньше, чем

другой, то он должен пасти скот на своем участке, не выпуская его на землю соседа "до тех пор,

пока обе части не будут объедены одинаково" (62). Предполагалось, что после этого они могут

выгонять скот совместно на все сжатое поле.

Таким образом, изучение характера раздела земель, названного hafnscipti, обнаруживает факт

совместного ведения хозяйства до раздела двумя пли несколькими лицами, являвшимися общими

собственниками. При этом они сообща обрабатывали пахотную землю, ибо при hafnscipti впервые

происходило выделение в поле отдельных участков по жребию. Как велико могло быть число

таких совладельцев? Следует иметь в виду, что природные условия в Норвегии, в частности в

Трандхейме, не допускали расселения деревнями. Преобладающим типом сельского поселения

являлись хутора с ограниченным числом жителей. Этому вполне соответствует та картина,

которую рисуют изучаемые предписания судебника, упоминающие, как правило, о разделах между

двумя или несколькими хозяевами.

Интересно отметить, что наряду с лицами, домогавшимися раздела пахотной земли, в

рассмотренном титуле упоминаются такие, которые ему противились. Очевидно, они были

заинтересованы в сохранении совместного хозяйства. Однако желания даже одного из членов

этого коллектива было достаточно для осуществления раздела; нужно было лишь пригласить в

качестве свидетелей жителей фюлька и бросить жребий хотя бы даже и в отсутствии других

собственников. Какого-либо решения тинга в случае hafnscipti не требовалось.

Поскольку раздел пашни производился на один сезон и мог время от времени или постоянно

повторяться, то процедура hafnscipti позволяет предположить существование в Северо-Западной

Норвегии системы временных переделов пахотной земли, сочетавшихся с ее коллективной

обработкой в периоды, когда такие разделы не производились.

Эти переделы, возможно, не носили уравнительного характера. Во всяком случае, из предписаний,

содержащихся в "Законах Гулатинга", можно заключить, что уже при временном разделе его

участники получали иногда более крупные доли, чем другие; неравенство устранялось только при

окончательном дележе, когда все его участники по жребию получали равные части одаля (63). По-

видимому, причина переделов крылась не в стремлении уравнять доли, находившиеся в

пользовании совладельцев, а была связана с конкретными хозяйственными условиями, исходя из

которых члены коллектива в одних случаях находили более удобным и выгодным для себя

выделять такие участки для пользования отдельных семей, а в иных случаях – вновь обрабатывали

всю землю сообща. Существование в Норвегии в начале средневековья временных (обратимых)

разделов земли свидетельствует о наличии общины иного и, возможно, более архаического типа,

нежели та, которая нашла свое отражение в памятниках других стран Западной Европы

раннефеодального периода.

Временный раздел земли с целью индивидуального пользования долями в пахотном поле мог быть

превращен в окончательный раздел права собственности. Об этом говорится во второй части

постановления судебника Фростатинга. В этом случае совместное хозяйство упразднялось уже

окончательно, раздельное землепользование дополнялось индивидуальной собственностью на

выделенные доли, хотя и после этого угодья могли оставаться в общем распоряжении всех хозяев.

Отразившийся здесь момент перехода от коллективной собственности на землю к индивидуальной,

очевидно, был обусловлен хозяйственной деятельностью отдельных лиц, самостоятельная роль

которых возросла.

Процедура óđalsscipti с внешней стороны, по-видимому, была такой же, как и при hafnscipti: опять-

таки в присутствии свидетелей тянули из полы жребий, – но содержание ее было совершенно

иным. Разделу подвергалась не только земля, но прежде всего право на нее. Вследствие этого, в

случае отказа кого-либо из совладельцев принять участие в разделе, необходимо было просить

санкции тинга в форме vápnatac. Эта процедура потрясания оружием, с которым члены тинга

являлись на заседания, утверждала произведенный раздел и делала его нерушимым. Содержание

постановления не оставляет сомнений в том, что раздел коллективной собственности – одаля был

более сложным делом, чем раздел земли во временное пользование. Однако тинг вряд ли мог

отказать в символическом обряде vápnatac человеку, чье право на одаль не встречало возражений;

судя по всему, такой собственник мог добиться раздела земли (64). Решение тинга требовалось для

того, чтобы придать разделу прав собственности бесспорный и окончательный характер.

Как видно из текста постановления, при óđalsscipti имела место также связанная с vápnatac

процедура скейтинга – формальной передачи земельной собственности. Термин "skeyting" является

производным от skaut – "пола" и обозначал акт, при совершении которого прах или горсть земли

бросали в полу приобретавшего владение (65). Как показал А. Тарангер, скейтинг применялся

только при передаче óđalsjörd вместе с правом одаля (66). Однако в случае óđalsscipti процедура

скейтинга носила особый характер. Производилось не отчуждение земли в руки лица, не имевшего

до этого на нее права собственности, но раздел ее между прежними владельцами. Насколько

можно судить на основании приведенного выше текста, здесь эта процедура символизировала

отказ выделяющегося собственника от права на часть одаля, переходившую в собственность

других участников раздела. При отказе кого-либо из этих лиц совершить скейтинг, его заменял акт

váptanac тинга, в результате которого земля передавалась "сама собой" (sjalfsceytt).

Итак, процедура óđalsscipti представляла раздел коллективной земельной собственности на

индивидуальные доли отдельных собственников (67), причем отказ этих собственников от своих

прав на участки, доставшиеся другим, принимал форму скейтинга, который всегда применялся при

отчуждении одаля.

Неоднократно подчеркнутое в источниках различие между наследством и одалем объясняется тем,

что порядок распоряжения движимым и недвижимым имуществом был неодинаков. Как мы

убедились, одаль не подвергался при наследовании разделу, не передавался, как правило, в руки

женщин. Одаль не являлся собственностью одного лица – главы семейства, но принадлежал

коллективу сородичей. Одаль первоначально был основой хозяйства большой семьи.

Как в "Законах Фростатинга", так и в "Законах Гулатинга" имеется постановление о разделе одаля

(68), отличающееся, однако, важными особенностями. "Если люди хотят поделить между собою

землю одаля и произвести раздел права одаля и все на это согласны, пусть поделят землю, как им

будет угодно, и пусть бросят жребий на тинге; впоследствии этот раздел нельзя оспаривать". Для

производства раздела тот, чье право старейшее, – может быть, глава семьи (69), – должен был

созвать заинтересованных лиц на судебное собрание, где они и должны были поделить землю,

остававшуюся на это время неогороженной и незасеянной. "Тот, кто хочет поделить землю на

большие участки, должен руководить разделом". Землю делили на глаз или с помощью веревки,

после чего на межах по общему согласию ставили пограничные камни. Разделу подлежали, однако,

не только земля, но и строения. "Нужно принести в подоле столько жребиев, сколько человек

участвует в разделе, и необходимо проверить знаки на каждом [жребии] и знать, что обозначает он

в доме или на земле". После этого участники раздела на тинге объявляли о том, что они поделили

одаль; "тогда они разделили свой одаль так, как этого требует закон". Подобно "Законам

Фростатинга", в этом титуле предусматривается, что некоторые из владельцев, одаля могли

отказаться явиться для раздела его; в этом случае раздел производился без них, и их жребий

тянули другие лица. "Никто не имеет права отвечать отказом на предложение другого промерить

землю веревкой в течение трех лет и при условии, что земля не обмеривалась веревкой прежде".

Очевидно, запрещался передел ранее поделенного владения; об этом же говорится и далее: "И с

этого времени раздел останется навсегда в силе".

Изучение судебника Фростатинга обнаружило две формы раздела земельного владения,

соответствовавшие двум стадиям эволюции большой семьи, которая вела хозяйство на этой земле:

временный раздел пашни под индивидуальную обработку при сохранении общности права

собственности на землю (hafnscipti) и окончательный раздел земли вместе с выделением

собственности отдельных хозяев (óđalsscipti). В "Законах Гулатинга" эти два случая не выделены,

речь идет о разделе земли и права собственности на нее, производимом раз и навсегда. Но есть

основания предполагать, что и здесь окончательному разделу прав одаля мог предшествовать

временный раздел земли в пользование. Действительно, на время раздела судебник предписывает

оставить землю "открытой", неогороженной; очевидно, до этого лица, ее возделывавшие,

огораживали свои участки, хотя межевых камней, знаков собственности, до окончательного

раздела не ставили: судя по всему, они делили ее на время, вследствие чего не производилось и

обмера отдельных участков. Далее в постановлении содержится предписание: "Тот, кто имел

больше земли, должен уступить часть; пусть он получит такой Участок, какой достался ему по

жребию". Следовательно, еще до окончательного раздела владения члены семьи порознь

пользовались его отдельными частями, причем некоторые из них могли иметь участки большей

величины, нежели другие. Уже в этот период имело место известное неравенство в

землепользовании, умерявшееся, однако, переделами пахотного поля, которые подразумеваются в

"Законах Фростатинга" (70).

Судебник, рассматривая хозяев, живших на неподеленной земле, как один коллектив, изменял

отношение к ним после раздела одаля. Так, в постановлении о возмещениях за нарушение права

владения землей читаем: "Там, где земля не поделена, все получат одно возмещение, сообразно

положению того из живущих на ней, кто имеет лучшие права... Если же в результате раздела права

одаля земля поделена, то пусть каждый за свою землю получит полное возмещение" (71).

Таким образом, и в "Законах Гулатинга" удается вскрыть предшествующую окончательному

разделу одаля форму временного выделения пашни в индивидуальное пользование. Но между этим

судебником и записью обычаев для Трёндалага имеется существенное различие. Как мы видели, в

"Законах Фростатинга" обнаруживаются кроме того следы еще более ранней стадии развития

одаля: когда земля вообще не подвергалась разделу (даже в форме hafnscipti), а служила объектом

приложения труда всего коллектива большой семьи. Подобных указаний в "Законах Гулатинга"

нет, здесь подразумевается, что земля одаля, хотя и на время, но делилась уже на доли отдельных

хозяев. Дробление домовых общин и выделение из них индивидуально-семейных хозяйств в Юго-

Западной Норвегии ко времени записи народных обычаев зашло дальше, чем в северо-западной

части страны.

В тексте изучаемого постановления упомянута "главная усадьба (höfuđból), куда приглашали тех,

кто не был согласен на раздел. Это, очевидно, старый центр хозяйства, от которого при разделе

отпочковывались дочерние хутора и меньшие усадьбы выделившихся родственников (72).

Результаты такого дробления первоначальной усадьбы нашли свое отражение в топонимике (73).

Из рассмотренных положений судебников видно, что существовало различие между разделом

земли одаля и разделом прав одаля. Первый мог носить временный характер, не отражаясь

непосредственно на отношениях собственности, осуществлялся он посредством жеребьевки.

Между тем для раздела прав одаля требовалось специальное оповещение о произведенном разделе

на тинге, – только тогда считалось, что "они поделили свою землю согласно требованиям закона".

Это различие, яснее рисующееся по "Законам Фростатинга", свидетельствует о том, что

совокупность прав, охватываемых понятием "одаль", не исчерпывалась правом пользования

землей, была шире его.

О взаимоотношениях между хозяевами, поделившими между собой усадьбу, говорится в ряде

титулов судебника. Один из них специально посвящен вопросу о пограничных камнях,

разделявших владения (marksteina) (74). Из этого текста явствует, что между собственниками

происходили споры из-за межи, проведенной в пределах одной усадьбы с целью раздела пахотной

земли и луга. Соседи, владения которых соприкасались, прибегали даже к тому, что тайно

переносили пограничные камни с места на место, запахивая чужую землю, вследствие чего против

них выдвигалось обвинение в "краже земли" (75).

Итак, судебники хранят указания на стадию общественного развития, когда земля была

собственностью большой семьи, и ее члены первоначально совместно вели хозяйство, а затем

начали переходить к обработке участков земли, выделяемых во временное пользование отдельных

семей, прибегавших, по-видимому, к периодическим переделам своих долей. Следующий этап

развития – переход от использования в течение определенного срока индивидуальных участков к

окончательному разделу земли между "малыми" семьями. Закрепление участка за семьей рано или

поздно вело к оформлению ее исключительного права собственности на него и, следовательно, к

разделу одаля. Однако при характерной для Норвегии значительной устойчивости архаических

порядков право одаля, постепенно приближавшееся к праву индивидуальной собственности, все

же сохраняло отличия от него.

Именно тем, что земля одаля являлась собственностью большой семьи, которая на протяжении

длительного периода оставалась основной ячейкой норвежского общества, объясняются

особенности одаля, частично отмеченные при анализе этого понятия: полнота прав на землю,

прочность обладания ею.

Таким образом, несмотря на существенную перестройку правовых отношений, которые нашли

отражение в поздних редакциях судебников, удается под этими напластованиями вскрыть

достаточно ясные указания на более раннюю стадию развития земельной собственности. На этой

стадии земля находилась либо в совместном пользовании большой семьи, которая вела общее

хозяйство, либо во временном пользовании индивидуальных семей, не выделившихся еще

окончательно из этой домовой общины. Поскольку отдельные семьи оставались в составе домовой

общины, последней принадлежало и право собственности на всю возделываемую ее членами

землю. Анализ порядка наследования, как и системы уплаты и получения вергельда, при всех

отклонениях и изменениях, обусловленных дальнейшим развитием общества, тем не менее

обнаружил значительную роль, которую продолжала играть в этих отношениях большая семья.

Мало этого, в "Законах Фростатинга" одаль еще выступает в качестве обычной, нормальной формы

земельной собственности.

Начавшееся развитие индивидуальной собственности вело к установлению порядка наследования

земли. Как мы видели, первоначально этот порядок был ограниченным и, возможно,

предусматривал переход ее лишь к сыновьям. Принцип неделимости земельного наследства –

одаля, согласно которому владение переходило целиком к одному сыну, свидетельствует о том,

что хозяйство большой семьи сначала не подвергалось разделу между отдельными выделявшимися

из нее "малыми" семьями. Однако поздняя редакция судебника рисует уже развитую систему

наследования, распространявшуюся на родственников вплоть до пятой степени родства. Развитие

этой системы происходило параллельно с переходом от общего хозяйства домовой общины к

индивидуальному хозяйству выделявшихся из нее "малых" семей, что приводило к óđalsscipti,

разделу коллективной собственности.

Но и выделение хозяйств индивидуальных семей из домовой общины не сопровождалось утратой

одальманами всяких взаимных прав на поделенный одаль. Об этом свидетельствуют, в частности,

ограничения в отчуждении одаля. Система норм, регулировавших распоряжение землей, исходила

из концепции о неотчуждаемости одаля (76). Это представление можно обнаружить даже в

предписаниях о купле-продаже земли. Одаль мог быть передан и продан лишь на время и на

определенных условиях. В титуле, озаглавленном "Если кто-нибудь хочет продать свой одаль"

(77), читаем, что такой человек должен предложить его своим родственникам по мужской линии

на тинге в том фюльке, где расположена земля. Из их числа ближайшие родичи имеют право

купить землю первыми, хотя сделать предложение о покупке земли могут все bauggilldismenn.

Как указывал П. Г. Виноградов, понятие bauggilldi претерпело эволюцию: вначале оно обозначало

круг родичей, плативших и получивших виру, – baugar, а затем было распространено и на более

дальних родственников по мужской линии (78). Можно с основанием полагать, что под

"ближайшими bauggilldismenn" подразумевались мужчины – представители большой семьи, так

как именно они обладали правом получения виры и были обязаны платить ее. Они же

пользовались правом преимущественной покупки продаваемого их сородичем одаля. Цель этого

ограничения ясна: оно было направлено на то, чтобы не допустить отчуждения земли за пределы

круга родственников, входивших ранее в состав большой семьи, хотя последняя уже не

представляла из себя домовой общины и главы отдельных семейств, самостоятельные в

хозяйственном отношении, могли распоряжаться своими участками земли, вплоть до отчуждения

их.

Учитывая, что состав большой семьи мог быть довольно велик, придется признать, что даже при

продаже земли кем-либо из ее членов, она подчас должна была оставаться в руках его сородичей.

Однако отношения между членами распадавшейся большой семьи существенно изменились. Если

раньше они совместно владели землей и вели одно хозяйство, то после раздела между отдельными

семьями могло возникнуть значительное имущественное неравенство. В то время как один из

родственников был принужден продать свой надел, другие имели возможность его купить, что еще

более углубляло неравенство. Передача земли одним родичем другому происходит, как явствует из

рассматриваемого постановления, не в кругу патриархальной семьи, но в официальной обстановке,

на тинге, где они выступают как независимые контрагенты.

При продаже земли требовалось осуществить обряд скейтинга (79). Однако из текста

постановления о продаже одаля можно сделать вывод, что эта процедура применялась только при

передаче земли постороннему лицу, не являвшемуся одальмаиом, тогда как продажа земли одним

родственником другому происходила, очевидно, без скейтинга, ибо и продававший и покупавший

землю обладали по отношению к ней правом одаля, которое выражалось в данном случае в праве

преимущественной покупки. Стремлением предотвратить окончательное отчуждение одаля его

прежними владельцами продиктовано, по-видимому, и предписание: "Никто не должен предлагать

землю при ее продаже королю, ни король какому-либо другому человеку" (80). При этом исходили

из того, что передача земли во владение короля делала практически невозможным ее выкуп

прежним владельцем.

Не следует ли рассматривать эту обязанность предлагать продаваемую землю в первую очередь

своим родственникам, прежде чем можно было обратиться с подобным предложением к

посторонним лицам, как изменение более раннего порядка, при котором владелец земли должен

был просить у своих одальманов разрешения продать ее? Так или иначе, право одаля, перестав

быть правом коллективной собственности на землю после раздела хозяйства большой семьи,

продолжало существовать в форме права преимущественной покупки земли родственниками.

Отчуждение земли было обставлено и другими ограничениями. В изучаемом титуле указывается

далее, что, если купивший одаль будет его продавать, он должен предложить его опять-таки лицу,

у кого он его приобрел, "если это его одаль".

Как видим, продажа земли не сопровождалась немедленно ее окончательным переходом в

собственность купившего, так как прежний владелец сохранял в течение довольно длительного

срока право ее выкупа. В норвежском праве, отражавшем тогда еще весьма архаические

общественные отношения, долго отсутствовало понятие полного отчуждения земельной

собственности, ее можно было передать лишь в пользование на срок. Приведенные постановления

свидетельствуют о том, что при переходе земли в другие руки право одаля на нее оставалось за

прежним владельцем. В другом титуле судебника указывалось, что о праве выкупа проданной

земли необходимо было объявлять в течение 20 зим в фюльке, где расположена земля; в

противном случае продавший землю лишался возможности ее выкупить (81). При выкупе

следовало возвратить такую же сумму денег, какая была уплачена при ее продаже, если только на

земле не были возведены какие-либо строения, за что нужно было уплатить компенсацию.

Для осуществления права выкупа земель (jarđarbrigđ) следовало начать осенью (когда урожай был

снят) процесс в суде. Истец должен был выставить свидетелей, которые могли бы подтвердить, что

"он, вне сомнения, тот, кто имеет право выкупить землю, и что одаль принадлежит ему" (82). Из

этой формулы явствует, что право выкупа ранее проданной земли было обусловлено правом одаля,

сохранявшимся, несмотря на ее продажу, за прежним владельцем.

Рассматривая порядок выкупа одаля, следует иметь в виду, что и по истечении 20 лет после

продажи земли ее новый владелец не мог еще приобрести на нее полноты прав, соответствовавшей

праву одаля, которое возникало только через три поколения (в Трёндалаге) или даже через пять

поколений (в области Гулатинга). Это открывало для прежних одальманов возможность

оспаривать права купившего землю. Упомянутое выше постановление о тяжбе из-за обладания

землей (83), предполагая возможность столкновения притязаний на одно и то же владение со

стороны одальмана и лица, купившего землю, отдает безусловное предпочтение претензиям

первого. Таким образом, право на купленную землю не считалось бесспорным до тех пор, пока

потомки лица, которое ее приобретало, не стали одальманами. Это дает некоторые основания для

предположения, что первоначально право одаля на проданную землю сохранялось в течение более

длительного срока, чем 20 лет. Такое предположение подтверждается анализом "Законов

Гулатинга".

Право одаля начало пониматься преимущественно как право выкупа земли. На это указывает, в

частности, постановление, содержащее перечень предметов, которые можно было отдавать в счет

уплаты вергельда.

Наряду с домашними животными, деньгами, оружием, тканями и рабами, здесь названа и земля;

однако лишь "одаль, но не купленная земля" (84). Это ограничение, вероятно, объяснялось тем, что

у родичей, принимавших участие в уплате виры, сохранялась возможность выкупить одаль. Но

допустимо и другое объяснение. В перечне предметов и существ, которые могли быть включены в

сумму вергельда, всякий раз указывается, что они должны быть безупречного качества: корова

должна быть не старой и вполне здоровой; также без изъянов должны быть и конь и другие

животные; корабль, если он пойдет в уплату, не должен нуждаться в ремонте; оружие не должно

быть повреждено; рабы должны быть мужского пола и молодые и т. п. В этом контексте и

содержится указание, что виру можно платить одалем, но не "купленной землей". Следовательно,

одаль отличается, с точки зрения авторов судебника, полнейшей доброкачественностью, чего

нельзя сказать о благоприобретенной земле. Настоящая земельная собственность, очевидно, такая,

которая наследственно принадлежит семье и не переходила в чужие руки; земля же, которая

служит объектом купли-продажи, не может считаться полноценным владением!

Дальнейшее укрепление индивидуальной собственности также нашло отражение в судебниках.

Оно проявилось в облегчении отчуждения одаля, в приравнивании к нему других форм земельной

собственности и в связанном с этим частичном изменении самого содержания понятия "одаль".

Ломка старого права была столь значительна, что возникла потребность в том, чтобы определить,

на какие категории земель распространяется право одаля. В "Законах Гулатинга" дан целый

перечень видов земельных владений, которые надлежало считать одалем, причем их круг был явно

расширен. "Нужно перечислить, какие земли должны считаться одалем. Первое – земля, которая

переходит от человека к человеку на протяжении поколений. Второе – земля, которая отдана в счет

уплаты вергельда. Третье – наследство, полученное от подопечного. Четвертое – почетный дар.

Пятое – земля, полученная от короля в качестве дара за гостеприимство. Шестое – земля,

полученная в виде вознаграждения за прокормление. Седьмое – если землю одаля обменяли на

другое владение. Эти [виды земельных владений] должны передаваться по наследству как одаль, а

также все земли, поделенные при посредстве óđals skipti между братьями и сородичами; а все

другие – как купленные" (85).

Одалем теперь считались весьма различные по своему происхождению земельные владения. На

первом месте все же остается наследственное владение. Здесь не указано число поколений,

которые должны были владеть землей, прежде чем она становилась одалем (86).

Составителям судебника было важно подчеркнуть сам принцип наследственной передачи

земельного владения. На первоначальное значение одаля указывает и заключительная фраза

рассматриваемого постановления – об óđalsskipti, разделе одаля в обособленную собственность

между родственниками. Среди них на первом месте названы "братья", очевидно, сыновья

владельца, после смерти которого они наследовали землю (87). При их отсутствии владение

переходило к другим сородичам в порядке, с которым мы уже знакомы. "Сестры"-дочери здесь не

названы. Таким образом, одаль – наследственное владение и в этом постановлении не равноценно

индивидуальной собственности, наследуемой также и женщинами. Как видим, и после óđalsskipti,

раздела земельной собственности большой семьи, выделенные владения индивидуальных семей

оставались подчиненными праву одаля, т. е. наследовали их преимущественно лица мужского

пола, при продаже их надлежало предлагать в первую очередь родственникам, наконец, их можно

было выкупить.

Земля, отданная в счет уплаты вергельда, считалась одалем по той очевидной причине, что, как

упоминалось выше, из земельных владений один только одаль и можно было давать в возмещение

за убийство. Случай перенесения права одаля на владение, приобретенное в обмен на землю одаля,

свидетельствует о том, что право одаля было связано не столько с определенным участком земли,

сколько с группой родственников, им обладавших.

Однако наряду с наследственной собственностью большой семьи в титуле 270 "Законов

Гулатинга" к категории одаля отнесены совершенно иные виды собственности. Прежде всего это

касается земельных владений, которые определены здесь как подарки (laun). Детальное изучение

этого вопроса в данный момент не входит в нашу задачу (88), и я ограничусь краткими

замечаниями. Дарения, пожалованные королем, к которым, наряду с пятым видом одаля

(dreckulaun) (89), возможно, относится и четвертый (heiđlaun) (90), свидетельствуют о начавшемся

уже вмешательстве королевской власти в отношения землевладения (91). Третья разновидность

одаля – branderfđ, определена в другом постановлении "Законов Гулатинга" таким образом: когда

человек берет другого на свое содержание до самой смерти (92). Покровитель приобретал право

наследовать имущество, в том числе и землю подопечного. Не исключено, что подобные

отношения покровительства могли в определенных случаях служить источником возникновения

личной и экономической зависимости. К этому, по-видимому, были близки и отношения,

связанные с шестой разновидностью одаля, barnfostr laun; в них втягивались лица, экономически

необеспеченные и лишенные поддержки родственников.

Распространение права одаля на все эти категории земельных владений было вызвано стремлением

придать им такую же прочность, какой отличался одаль, и наделить их обладателей полнотой прав

на землю, которая была характерна для одальманов. Недаром в другом постановлении судебника в

перечне дарений (gjaver), которые должны сохранять свою силу, наряду с королевскими дарениями

упомянуты fóstrlaun и barnfóstrlaun – платежи на содержание неимущего человека или

несовершеннолетнего (93). Прибавим, что в "Законы Фростинга" в середине XII в. было внесено

положение о том, что церковь приобретала право одаля на свои земли уже после 30 лет обладания

ими – опять-таки с целью упрочить ее собственнические права.

Подобное расширенное понимание одаля лишало его того содержания, которое вкладывалось в

него ранее. Но с другой стороны, на все категории земельных владений, не упомянутые в титуле

270 судебника Гулатинга, в том числе и на земли, являвшиеся объектом купли-продажи, право

одаля не было распространено: его особенности отчасти все же сохранялись. Различия между

одалем и aura заключались, судя по всему, не только в полноте прав владения, присущей одалю, но

и в отсутствии той легкости, с какой происходило отчуждение "купленной земли". Одаль так и не

стал свободно отчуждаемой собственностью (94).

Эволюция института одаля, вызванная изменением семейных отношений, ростом имущественного

неравенства в среде бондов, внутренней колонизацией, в немалой мере ускорялась под влиянием

таких носителей феодализации, как государственная власть и церковь. Это влияние проявилось в

разрешении дарений имущества.

В вопросе об отчуждении земельных владений церковь – носительница идей римского права

вступала в прямой конфликт с народными правовыми традициями. Отношение к земле как

неограниченной и отчуждаемой собственности, как к объекту свободного распоряжения было

совершенно чуждо скандинавам и вообще германцам (95). Нельзя упускать из виду и своеобразное

понимание в древнем скандинавском праве передачи имущества в другие руки: последняя не могла

носить характера одностороннего дара, но требовала равноценной компенсации. В "Законах

Гулатинга" имеется формулировка этого принципа: "Каждый имеет право [отобрать] свой подарок

(giof), если он не был возмещен лучшим платежом; дар не считается возмещенным, если за него не

дано равного (engi er launađ nema jammikit kome igegn sem gevet var) (96). Естественно, что при

этом всякая передача имущества одним лицом другому по форме была близка к обмену или купле-

продаже, хотя бы она и совершалась на время.

Судебники рисуют небезуспешные попытки духовенства пересмотреть старинное народное право

в направлении отмены ограничений при распоряжении землею. Так, в раздел, определяющий

порядок наследования, было внесено добавление, упоминающее дарения, в состав которых могла

входить и земля. "Дарение должно сохранять силу, если о нем знают свидетели, хотя бы и не было

окончательной передачи имущества" (97). Эта оговорка об отсутствии скейтинга свидетельствует,

по-видимому, о том, что дарение первоначально рассматривалось как передача имущества лишь в

пользование. Такого рода оговорки, скорее всего, вызывались сопротивлением со стороны лиц,

которые в результате распространения практики дарений лишались наследства. Поэтому в

постановлениях, разрешавших дарения, указывалось, что они не должны производиться без ведома

наследников. В другом постановлении читаем: "Всякий, кто желает так поступить, может подарить

десятую долю своего имущества и передать ее, кому пожелает, будь он в добром здравии или нет,

для того чтобы тот, кому он передаст это имущество, употребил его для спасения души

подарившего; а также четвертую часть благоприобретенного добра. Но нельзя брать больше из

своего имущества, чем здесь разрешено, т. е. четверти имущества, без согласия наследника" (98).

Что касается четверти благоприобретенного имущества и десятой доли наследственного владения,

то их можно было дарить без согласия наследников, – подчеркивается в постановлении, принятом

в 1152 г. по требованию высшего духовенства (99).

Естественно, церковь спешила закрепить за собой земельное имущество, приобретенное в виде

дарений, закладов, покупок и другим путем. Чрезвычайно показательно постановление о том, что

"церковь приобретает право одаля [на землю] после обладания ею в течение 30 зим, если это могут

засвидетельствовать жители прихода" (100). Тем самым духовенство получило важную

привилегию: в то время как миряне приобретали право одаля на землю по истечении нескольких

поколений, церковь достигала этого в несравненно более короткий срок. При этом изменялось

само понятие одаля. Одаль утрачивал характер наследственной собственности, ибо церковь

владела имуществом по праву "мертвой руки", а земли ее были благоприобретенными. Смысл

присвоения церковью права одаля на свои земли заключался, насколько можно судить, в

установлении по отношению к ней неограниченной собственности, свободной от всяких

притязаний со стороны кого бы то ни было, в том числе и со стороны прежних владельцев, их

наследников и родственников. Если сопоставить это распоряжение с приведенным выше

постановлением о том, что дарения земель, переданных без процедуры скейтинга, должны тем не

менее сохранять свою силу, то можно прийти к заключению, что духовенство стремилось

окончательно прибрать к рукам земли, которые передавались ему на, определенных условиях или

на время.

Одаль утрачивал связь с учреждениями родового строя; понятие одаля стало приближаться к

понятию индивидуальной собственности. Отчасти одаль сделался объектом купли-продажи,

которая со временем была до известной меры освобождена от стеснений, связанных с правом

родичей на преимущественную покупку земли и с правом ее выкупа. Землей можно было уплатить

долг. Так, опекун над малолетними с ведома родичей должен был уплатить все имевшиеся долги и

отдать в счет их погашения землю, если не было другого имущества (101). К полному отчуждению

земли мог привести ее залог в обеспечение долга, если должник был лишен возможности

возвратить ссуду (102).

Превращение одаля в собственность индивидуальной семьи открыло доступ к наследованию и

обладанию им для женщин, до того имевших на него весьма ограниченные и практически редко

осуществляемые права. Вспомним о девушке – baugrygr, получавшей, при отсутствии братьев,

наследство. При изучении порядка наследования по "Законам Фростатинга" мы видели, что

женщины уже заняли место среди родственников, имевших право на получение имущества, в тех

случаях, когда не было мужчин соответствующей степени родства. Женщины могли наследовать и

землю, хотя их права в этом отношении все же уступали правам мужчин. При продаже

полученного по наследству одаля женщина должна была предлагать его своей сестре, но не могла

предложить купить его мужчине, точно так же, как и мужчина не должен был предлагать землю

женщине (103). Запрещение мужчине продавать одаль родственнице-женщине можно объяснить

стремлением избежать отчуждения наследственного земельного владения (при выходе этой

женщины замуж). Что касается запрещения женщине, получившей одаль по наследству, продавать

его мужчине, то следует иметь в виду, что близкие родственники со стороны отца могли его

выкупить у нее: так, при отсутствии сыновей прежнего владельца, его внуки могли выкупить одаль

у его дочери (104). Следовательно, указанное запрещение имело силу лишь в отношении дальних

родственников, поскольку женщина могла унаследовать одаль при условии, что не было близких

родственников мужского пола. Это запрещение, по-видимому, преследовало цель

воспрепятствовать переходу земли за пределы семьи, но уже "малой" (105)!

***

В отличие от большой семьи у других германских народов, сравнительно быстро растворившейся в

"земледельческой", а затем окончательно в соседской общине, большая семья у норвежцев

сохранялась в течение длительного периода и играла весьма существенную роль в общественных и

производственных отношениях. На основании данных археологии и топонимики можно

предположить, что распад больших семей на индивидуальные хозяйства "малых" семей получил

распространение в Норвегии примерно в VIII-IX вв. (106), но даже и в более позднее время

хозяйства домашних общин не представляли исключения (107).

Можно наметить две стадии в эволюции большой семьи, отражаемые в той или иной мере в

"Законах Фростатинга". На первой стадии велось совместное хозяйство большой семьи,

представлявшей, таким образом, производственный коллектив. Однако наличие в составе этой

домовой общины нескольких семей делало возможным выделение во временное пользование

каждой из них доли из совместной земельной собственности. Подобные доли выдавались, по-

видимому, лишь на год, после чего мог последовать новый раздел земли в пользование отдельных

семей. Можно предположить существование практики более или менее периодических разделов

земли в пределах семейной общины. Переход от совместной обработки земли к возделыванию ее

силами отдельных семей, входивших в состав домовой общины, не приводил, однако,

непосредственно к ее распаду: хозяйственным целым оставалась все же большая семья.

Тем не менее начавшееся обособление индивидуальных семейств в хозяйственном отношении

приводило рано или поздно к разделу совместной собственности большой семьи и к выделению

индивидуальной собственности на землю. Но вследствие замедленности процесса социального

развития Норвегии, особенно Трёндалага, даже и раздел одаля не сопровождался немедленным

прекращением всех притязаний на землю бывшей семейной общины со стороны выделявшихся из

нее индивидуальных хозяев. Последние длительное время сохраняли некоторые права на землю – в

виде права преимущественной покупки продаваемой земельной собственности и в виде права

выкупа проданного одаля. Эти ограничения препятствовали окончательному отчуждению

собственности за пределы большой семьи. Вследствие этого право одаля, несмотря на неизбежную

эволюцию в сторону превращения из права коллективной собственности на землю в право

индивидуальной собственности, осталось специфическим институтом, сохранявшим отличия от

права более свободного распоряжения иными видами земельной собственности.

Хотя "Законы Гулатинга" сохранились в редакции XII в., а имеющийся текст "Законов

Фростатинга" относится к XIII столетию, этот последний хранит более ясные указания на раннюю

стадию существования одаля и большой семьи, стадию, которая в судебнике Гулатинга уже почти

не прослеживается. Действительно, в "Законах Фростатинга" еще удается вскрыть указания на

совместное ведение хозяйства членами домовой общины, прибегавшими, – может быть, даже не

систематически – к выделению на время пахотных участков в пользование отдельных семей.

Между тем "Законы Гулатинга" рисуют хозяйство большой семьи, в которой входившее в нее

"малые" семьи уже поделили землю между собой и более не знают коллективной ее обработки,

прибегая еще, однако, к спорадическим или регулярным переделам участков. Вся совокупность

приведенных выше данных свидетельствует о том, что обособление индивидуального хозяйства и,

следовательно, развитие отношений индивидуальной собственности зашли в Юго-Западной

Норвегии несколько дальше, нежели в Трёндалаге.

В заключение необходимо подчеркнуть, что изложенным не исчерпывается анализ отношений,

которые охватывались термином óđal. В других разделах работы мне придется возвращаться к его

дальнейшему рассмотрению – уже под несколько иным углом зрения. Дело в том, что привычное

для современного сознания вычленение института земельной собственности применительно к

исследуемому периоду – процедура, не лишенная определенного риска. Собственность, семейные

и родственные связи, с одной стороны, и миропонимание скандинавов, включая миф, религию,

магию, – с другой, не были четко разграничены, объединяясь в более или менее целостную

культурную "модель", отражавшую в идеализированном виде их социальную практику и вместе с

тем налагавшую на нее свой неизгладимый отпечаток. Одаль принадлежал как к сфере семейных и

имущественных отношений, так и к сфере культуры и идеологии, и только будучи изучен во всех

этих аспектах, он может раскрыть нам свои тайны.

Изучение основной социальной и хозяйственной ячейки раннесредневековой Норвегии – большой

семьи и постепенно выделяющейся из ее состава "малой" семьи неизбежно ведет нас к постановке

вопроса о формах взаимодействия между отдельными ячейками, о разного рода общностях, в

рамках которых осуществлялось это взаимодействие. Ибо крестьянское хозяйство не пребывало в

изоляции. Отношение крестьянина к земле также нельзя правильно понять, если не учитывать

межкрестьянских отношений, – земельная собственность отдельного хозяйства была лишь одной

из разновидностей землевладения. Поэтому проблему семьи и ее земельной собственности в

Норвегии в период раннего средневековья мы должны рассматривать в непосредственной связи с

проблемой общины и ее специфики в Скандинавии.

Но и община как коллектив домохозяев-соседей, связанных общей собственностью на землю,

коллективными распорядками и сервитутами, в свою очередь представляла собой только одну

сторону крестьянской жизни. Наряду с ней существовали иные виды социальных общностей, в

которые включались бонды. В Норвегии эти общности, как правило, не совпадали с общиной в

узком смысле слова: их составляли люди, между которыми не было никаких поземельных связей.

Если попытаться рассмотреть отношения в среде бондов в целом, – не ограничиваясь

хозяйственными их аспектами, но включая сюда и административные, судебные, полицейские,

военные, религиозные функции, которые они исполняли, а равно и их отношения с

государственной властью, короче говоря, все проявления их социальности, – то мы получим

несравненно более сложную и многообразную картину общественной жизни бондов. Вероятно,