Гасанлы Дж.П. СССР-Иран: Азербайджанский кризис и начало холодной войны (1941 - 1946 гг)
Подождите немного. Документ загружается.
291
любой Меджлис санкционирует решение о предоставлении СССР
концессии и что эта концессия неизбежна. Он очень осторожно готовит
этот план, чтобы выставить его как условие вывода войск». Одновременно
посол предупреждал госсекретаря, что если шах не сможет отговорить
Кавама, то последнему удастся договориться с Садчиковым об условиях
вывода войск не позднее 6 недель после
установленного срока [31].
В то время как Кавам испытывал сильнейшее беспокойство в связи с
советской угрозой Тегерану, в Вашингтоне посол Г.Ала выступил 21 марта
с протестом по поводу обращения А.Громыко. Посол сообщал, что
недопустимо более откладывать вывод советских войск из Ирана, т.к. это
еще более усугубляет кризисную
ситуацию в стране, а в дальнейшем
может нанести вред национальным интересам Ирана. Заявление
президента Трумэна от 21 марта еще более окрылило посла Ирана.
Наконец, 22 марта А.Громыко заявил журналистам, что позиции СССР в
этом вопросе незыблемы; по его словам, заседание Совета Безопасности
ООН должно быть отложено именно в интересах Ирана, ибо поспешность
в этом вопросе может осложнить ситуацию. В Москве, несмотря на
заявление для печати советского представителя, предпочли не сообщать в
газетах об обращении Ирана в Совет Безопасности ООН и всех
последовавших за этим событиях. 22 марта Дж.Кеннан писал из Москвы в
Вашингтон: «Хочу привлечь внимание департамента к тому, что прошло
уже
несколько дней с момента обращения Ирана в Совет Безопасности, но
это известие ни прямо, ни косвенно не попало в советскую печать. Также
не попала в печать просьба о переносе даты заседания. В эти дни ничего не
написано о переговорах между двумя странами. В целом советская
общественность не в курсе того, что
Советский Союз своими действиями
создал в Иране кризисную ситуацию» [32].
Проанализировав последние рапорты из Тегерана, госдепартамент
обвинил Мюррея в подталкивании Кавама к предоставлению Советам
концессии в обмен на вывод войск, а также в том, что он дал совет держать
двери открытыми для СССР. От Мюррея потребовали объяснений, он
оправдывался
тем, что ему трудно вести переговоры, не имея четких
инструкций департамента. В принципе, он смог убедить премьер-министра
отступиться от планов, кажущихся ему удачными, но не уверен, что в
результате сложившейся затем ситуации ООН и США смогут защитить
Иран. Мюррей выразил уверенность, что вывод советских войск крайне
необходим и только в
этом случае можно будет сохранить советско-
иранские дружеские связи. По его мнению, вызвавшая много шума победа
над Советским Союзом в Совете Безопасности может обернуться
неадекватными последствиями: или вывод войск так и не будет
осуществлен, или этот дипломатический реванш лишь унизит русских, и
тогда они отыграются на Иране.
292
Кавам отмечает, сообщал Мюррей, что между СССР и Ираном весьма
протяженная граница, и если войска покинут Иран вынужденно, Советы
будут иметь достаточно возможностей для осуществления диверсий в
Северном Иране. Возможно, что именно об этом предостерегал премьер-
министр через Абульгасана Эбтихаджа, который сказал во время нашей
беседы, что Иран не может вечно
просить Совет Безопасности защитить
его от могучего соседа. Кавам считает, и, может быть, это верная мысль,
что Ирану следует все же уступить нефтяные концессии России. Если это
правильная позиция, то она поможет решить этот столь щекотливый
вопрос. Если Советы смогут заполучить концессию в Иране, то они,
естественно, проникнут в страну,
но это, однако, не означает тактическое
или потенциальное поражение США в нефтяном вопросе, т.к. шансы
Штатов получить нефтяные концессии в этом районе нереальны. И даже
если США получат такую возможность, то транспортировка нефти, с
экономической точки зрения, будет абсолютно невыгодна. Премьер очень
хорошо представляет себе опасность укрепления России в этом
районе и
старается свести ее к минимуму, а потому готовит соглашение со все
возможной тщательностью. План Кавама подготовлен в лучших
персидских традициях, то есть предполагается предпринять обходной
маневр и добиться своего хитростью. Кавам получил истинно восточное
воспитание, и весьма возможно, что аргументы, приводимые
американским дипломатом, не действуют на него. Но
это не означает, что
аргументы и факты, используемые официальным Вашингтоном, также не
дадут должного эффекта. По мнению Мюррея, он не мог возражать против
единственно удовлетворяющего всех в это сложное время варианта, и,
решив эту проблему, ООН и США могли бы заняться другими, более
важными вопросами.
После пространных объяснений Мюррей писал: «Можно
прийти к
выводу: чтобы защитить свои права, Иран должен дать взятку. Как это ни
прискорбно, я не считаю этот путь неправильным. Не исключено, что
большинство иранцев сочтут данное решение верным и приемлемым.
Эбтихадж упорно твердит, что если Каваму удастся осуществить свой
план, это даст надежду многим малым народам, живущим в
зоне влияния
русских. Если план успешно осуществится, то образуется фундамент для
улучшения советско-иранских отношений. С другой стороны, мы не
можем гарантировать защиту Ирана от всех опасностей. Я даже сказал бы,
что это соглашение будет в известной мере победой США и ООН, так как
Америка сможет с помощью резолюций ООН умерить
аппетиты России.
Иранцы понимают, что вывод советских войск может осуществиться
только с помощью США, и поэтому благодарны нам» [33].
Обращение Ирана в Совет Безопасности, довольно прохладная
обстановка на переговорах Кавама с Садчиковым, продолжающиеся
293
поставки боевой техники в Южный Азербайджан нагнетали в Тегеране
нервозную обстановку. Уже ходили слухи, что не только зажиточные
горожане, но даже шах и премьер собираются покинуть столицу. Не
исключалась возможность захвата Тегерана русскими. Теперь Кавам и шах
каждый свой шаг сверяли с мнением Америки. Мюррей писал
госсекретарю: «Весьма вероятно, что они
будут советоваться с нами -
уезжать или не уезжать из столицы. Сейчас иранское правительство
столкнулось с серьезной потенциальной угрозой. Если шах и
правительство, невзирая на советскую угрозу, останутся в столице, то
департаменту стоило бы подумать о средствах защиты этого правительства
от советского давления. Жду ваших указаний по поводу вывода
правительства из
столицы. Считает ли департамент нужным сопроводить
правительство сотрудниками посольства? Я считаю, что мы не должны
прерывать связь с шахом и премьером».
23 марта посол в Тегеране получил от Бирнса инструкции, что
Госдепартамент оставляет на усмотрение Мюррея - советовать или нет
шаху и Каваму покидать Тегеран. Вместе с тем рекомендовалось шаху и
Каваму
не покидать Тегеран даже в случае некоторой угрозы и растущего
беспокойства. В случае если шах решит переехать в другой город Ирана,
то разрешалось секретарю посольства сопровождать его. Если же шах
покинет Тегеран в поисках убежища, то сопровождать его не стоит. В
любом случае, Мюррею предоставлялась полная свобода действий в
зависимости от
обстановки [34].
23 марта Ахмед Кавам устроил пресс-конференцию, на которой заявил,
что перенос заседания Совета Безопасности на одну-две недели – не такое
сложное дело. Стало известно, что Кавам поручил послу Ала не возражать
против переноса даты заседания. Причем Кавам подчеркивал, что Ала
действовал подобным образом без всяких на то
полномочий. По его
мнению, после объявления своей позиции президентом Трумэном
иранскому послу не было необходимости выступать с возражениями. Уже
чувствовалось, что Кавам готов принять условия СССР. Он надеялся
решить вопрос без вмешательства Совета Безопасности.
24 марта утром посол США встретился с Кавамом и выразил
удивление по поводу умаления им роли Совета
Безопасности ООН на
вчерашней пресс-конференции. Когда премьер сослался на неточности
перевода, Мюррей заставил его в этот же день созвать новую пресс-
конференцию и внести необходимые уточнения, а чтобы не было новых
ошибок при переводе, посол дал премьеру своего переводчика. На этой
второй пресс-конференции Кавам заявил, что он направил
послу Ала
новые инструкции. Он подтвердил, что не снимет вопрос с повестки дня
Совета Безопасности ООН до тех пор, пока не будет достигнуто
взаимоприемлемое соглашение с Советским Союзом. Посол Мюррей
294
сообщал госсекретарю: «Кавам верит, что Советы не уйдут из Ирана, пока
не получат концессии. Он не уточнил, когда будут проведены об этом
переговоры с Садчиковым, но было ясно, что для этого осталось очень
мало времени. Я вчера ночью встретился с шахом и понял, что он одобряет
решение Кавама» [35].
24
марта стало поворотным пунктом в развитии событий. С 21 марта
все шло очень бурно и противоречиво. Утром 24 марта И.Садчиков
встретился с Кавамом и вручил ему письменные предложения по
азербайджанскому вопросу, а по нефтяной концессии сделал устные
предложения. Сделанные Садчиковым предложения по урегулированию
азербайджанского вопроса, по его мнению, компромиссные и один к
одному совпадают с предложениями, сделанными В.Молотовым Каваму
25 февраля. На этот раз Кавам отреагировал сдержанно, сказав, что
предложения нуждаются в изучении с точки зрения соответствия иранской
Конституции [36]. Иван Садчиков писал Багирову: «Трудно предвидеть
окончательное решение иранцев, но возможно, что они примут наши
предложения в качестве основы для соглашения
» [37]. Что касается
нефтяной концессии, то соответствующая карта была передана
Садчиковым премьер-министру.
На этой же встрече Кавам сообщил Садчикову, что дал распоряжение
своему послу Х.Ала поставить в известность Совет Безопасности о
продолжающемся и после 2 марта пребывании советских войск в Иране.
Но в заявлении Х.Ала речь шла
о вмешательстве советских представителей
во внутренние дела Ирана, и советская сторона была недовольна такой
постановкой вопроса [38].
Происходившее в Вашингтоне и Нью-Йорке в связи с выводом
Советских войск из Ирана и азербайджанским кризисом с 20 марта
приняло драматический характер. Консул Р.Россоу позднее справедливо
писал, что американские представители во главе
с госсекретарем Бирнсом
пытались защитить права Ирана настойчивее, чем сам Иран. 21 марта
корреспондент газеты «Манчестер Гардиан» Филипп Прайс в связи с
иранским вопросом представил британским парламентариям интересный
меморандум. Он предложил, чтобы Британия и Америка взяли
обязательство не требовать нефтяных концессий на севере Ирана, а
Советский Союз, соответственно, обязался не требовать
концессий в
Южном Иране. Далее Прайс предлагал иранскому правительству признать
как состоявшийся факт автономии Азербайджана, а Британии –
гарантировать сохранение этого режима, используя свой авторитет.
Одновременно Россия должна отказаться от вмешательства во внутренние
дела Ирана и признать его суверенные права в любой части страны и
обещать признать суверенитет Ирана над Азербайджаном [
39].
295
Неожиданное решение о выводе войск из Ирана, принятое 24 марта
Советским Союзом, уже полвека служит темой для дискуссий ученых и
политиков. Многие связывают это с ультиматумом, якобы посланным
Трумэном Сталину то ли 21, то ли 23 марта, текст которого до сих пор не
найден. Другие же считают, что данное решение является результатом
миротворчества. В
50-е - 60-е годы сам Трумэн и его команда высказывали
противоречивые мнения о мартовских событиях в Азербайджане.
Наиболее показательна в этом плане опубликованная в 1954 году работа
Насруллы Фатеми «Нефтяная дипломатия», посвященная дипломатии
Ирана, и особенно ее глава «Иранский вопрос перед Советом
Безопасности: ультиматум Трумэна Сталину». Н.Фатеми писал: «Трумэн
послал Сталину
ультиматум 21 марта, в котором заявил, что если в срок от
одной до шести недель советские войска не будут эвакуированы, то США
вновь вернутся в Иран» [40]. Фатеми не раскрывает источника этой
информации. На следующей странице, ссылаясь на интервью Трумэна,
Фатеми подчеркивает четко выраженную им мысль, что, если русские
добровольно не
покинут Иран, американские войска вернутся, чтобы
вывести их отсюда.
Эта версия Н.Фатеми подтверждалась в 1968 году в книге Майкла
Шихана: «Иран: сила интересов и политики США – 1941-1954». М.Шихан
также подчеркивает «наличие ультиматума от 21 марта 1946 года» и что в
основе решения об эвакуации Советов из Азербайджана лежит «реальная
причина» [41].
Историк иранской дипломатии Джордж Ленчковски в 1972
году посвятил этому вопросу специальную статью. Хотя он и не
употребляет термин «ультиматум», но считает военную угрозу со стороны
США основной причиной эвакуации войск СССР [42]. Считающийся
ведущим историком США Артур М.Шлезингер в 70-х годах ввел идею
ультиматума в национальные исследования. По его
мнению, протест
Трумэна заставил Советский Союз изменить политику и завершить вывод
войск в мае [43].
Гарри Трумэн впервые подтвердил наличие ультиматума еще при
жизни Сталина, на пресс-конференции 24 апреля 1952 года. Однако на
просьбу опубликовать документ Трумэн ответил отказом, заметив, что
никакого «ультиматума» не было, и употребив этот термин, он
допустил
техническую ошибку [44]. На это заявление Трумэна последовала жесткая
отповедь с советской стороны. 29 апреля ТАСС заявил, что «ультиматум»
Трумэна реанимирован лишь для того, чтобы разжечь военную истерию в
Соединенных Штатах. Гарри Трумэн вновь вернулся к этому вопросу лишь
через четыре года, при написании своих мемуаров. Дав оценку ноте от
6
марта 1946 года, он далее пишет: «Я сказал Бирнсу, чтобы он направил
письмо премьеру Сталину. 24 марта Москва объявила, что все русские
войска незамедлительно будут выведены из Ирана» [45]. В своей статье,
296
опубликованной в «Нью-Йорк Таймс» в 1957 году, Трумэн сообщал: «Я
понимал, что Сталину известно о моем приказе командующим наземными,
морскими и воздушными силами быть в полной боевой готовности. Тогда
Сталин сделал то, что и должен был сделать: он вывел свои войска из
Ирана» [46]. В своем последнем заявлении по этому
поводу Трумэн
отмечал: «Когда Сталин отказался вывести войска в установленное время,
я известил его, что в этом случае я сам приплыву в Персидский залив»
[47].
По поводу существования ультиматума следует отметить, что ни
бывший посол в Москве А.Гарриман, ни исполняющий обязанности посла
Дж.Кеннан, ни заместитель директора управления
Ближнего Востока
государственного департамента Дж.Аллен, ни сам госсекретарь Дж.Бирнс,
ни Ален Даллес не припоминают существование такого документа. В
мемуарах Трумэна упоминается, что когда он поручал Бирнсу написать
Сталину, что «если он не выйдет, мы сами придем», в кабинете находился
также адмирал Уильям Д.Лихи. Сохранились дневники адмирала, которые
он
вел в годы пребывания в Белом доме. Там есть и запись, посвященная
иранскому кризису. В ней указано, что письмо было отправлено через три
недели после 2 марта. Филипп Розенберг считает, что это произошло 23
марта [48]. Герберт Дракс, основываясь на своем интервью с Трумэном,
предполагает, что это было 21 марта [49].
Анализируя процесс принятия Трумэном решения направить
ультиматум, Джеймс Сорп пришел к выводу, что, судя по воспоминаниям,
это произошло в промежутке между 6-24 марта, и Трумэн никогда не
называл ультиматум «маловажной нотой» [50]. По мнению автора, это все
же не ультиматум. Нельзя называть ультиматумом любое послание в адрес
Советов. По мнению Сорпа
, разговоры об «ультиматуме» муссируются в
американской историографии для создания мифа о могуществе США.
В 1987 году была опубликована большая статья Куросса Самии,
который считал, что после ноты от 6 марта в Москву были направлены
письмо с угрозой и мартовское послание, повлиявшие на решение
Сталина.
Джордж Аллен, бывший в марте 1946 года заместителем начальника
управления Ближнего Востока, позднее вспоминал, что такое письмо было,
и приписывал его авторство Бирнсу и Алену Даллесу [51].
Оценивая в целом многолетний спор в научных и политических кругах
США по поводу этой проблемы, следует отметить, что опубликованная
Куроссом Самии в 1987 году в журнале «Исследования Среднего Востока»
статья «Трумэн против Сталина
в Иране: фабула трех разных писем»
отличается от других тем, что умозаключения в ней подтверждены
источниками, богатыми и разнообразными, события имеют сравнительный
анализ, подход к ним носит научный характер. В этих спорах упоминается
297
и прием Трумэном 23 марта нового посла США в Москве генерала
Уолтера Биделла Смита. Несомненно, что на этой встрече обсуждался
азербайджанский вопрос. Утверждая кандидатуру Смита, президент
сказал: «Доведите до сведения Сталина: я всегда помогал ему, так как
считал его человеком слова. Оставление войск в Иране после 2 марта
перевернуло это мое мнение» [
52]. Однако до передачи Смитом письма
Трумэна Сталину было еще десять дней, т.к. он 24 марта отправился в
Москву и лишь 4 апреля был принят Сталиным.
После вступления советских войск в Афганистан в 1979 году вновь
вспомнили о решительном шаге Трумэна при решении азербайджанской
проблемы в 1946 году. Сенатор Генри Джексон в январе 1980
года
опубликовал заявления Трумэна в журнале «Тайм» под заглавием
«Прекрасные дни прошлого». По его версии, во время азербайджанского
кризиса в 1946 году Трумэн вызвал к себе посла СССР в США Андрея
Громыко и заявил, что если в течение 48 часов Красная Армия не покинет
Иран, то США применят против СССР атомную бомбу
[53]. Видимо,
обращение к опыту 1946 года произошло от необходимости искать выход
из афганского кризиса. В конце 1980 года американские историки Барри
Блечман и Дуглас Харт написали статью «Афганистан и его иранский
аналог 1946 года», в которой отрицали версию атомного шантажа,
приведенную журналом «Тайм». По их мнению, эпизод с ультиматумом
довольно темен. Никто
не знает, был ультиматум или нет. Бирнс
умалчивает об этом в своих мемуарах. Разные авторы и историки также не
говорят ничего конкретного. Не найдено ничего в архивах
госдепартамента и министерства обороны. Поэтому можно прийти к
выводу, что в кризисные дни 1946 года не было никакого ультиматума. Не
было и военной угрозы
со стороны США, и, несмотря на то, что Советы
все же выполнили требования США, они сделали это не в 48 часов, а лишь
к концу мая [54]. По нашему мнению, Барри Блечман и Дуглас Харт в
своей статье не смогли проникнуть в суть событий. Это относится и к
статье Джеймса Сорпа
. Эти авторы упрощают проблему, отдают
предпочтение, облегчая ее интерпретацию. Это неверно, поскольку
подоплека событий гораздо более глубока и серьезна.
Почему же, в таком случае, советские войска ушли из Ирана, когда все
так удачно складывалось для СССР? Какие факты и доказательства можно
добавить в многолетний спор вокруг азербайджанской проблемы? Какая
необходимость
заставила Советскую Армию, почти весь март
получающую тяжелую технику и стоявшую в 40 км от Тегерана, столь
неожиданно покинуть Южный Азербайджан?
Уже отмечалось, что слухи о возможном бегстве шаха из столицы
обсуждались даже в дипломатических кругах. Еще не был дан ответ на
предложения Садчикова по азербайджанскому вопросу и по нефтяным
298
концессиям, сделанные Каваму утром 24 марта. Конечно, можно
предположить, что Сталин, отдав приказ о срочной эвакуации, хотел
поставить в тупик политические круги США и Великобритании и сделать
беспредметным заседание Совета Безопасности 26 марта. Однако Сталин
не строил большую политику на сюрпризах. Хорошо знакомый с
проблемой бывший консул Россоу в статье «Битва за Азербайджан
– 1946»
справедливо пишет: «Почему русские вдруг покинули Азербайджан,
оставив свои цели недостигнутыми? Никто не сможет точно ответить на
этот вопрос, пока не будут обнародованы протоколы советского
Политбюро».
Действительно, протоколы Политбюро пока не открыты, однако анализ
ряда секретных документов того времени может прояснить некоторые
вопросы. Например, 24 марта в 13.40 И.Сталин и начальник
Генштаба
Советской Армии А.Антонов направили командующему войсками
Бакинского военного округа И.Масленникову, командующему войсками 4-
й армии Лучинскому (копия – М.Дж.Багирову) приказ №2167/68:
«1. Приступить к выводу всех войск, учреждений и складов 4-й армии
из Ирана для занятия мест постоянной дислокации на территории
Бакинского военного округа.
2. Вывод войск начать 24 марта
и полностью его закончить не позднее
30 апреля – 10 мая сего года.
Гарнизон Кереджа вывести не позднее 20 часов сегодня 24 марта.
68-ю ГСД собрать в районе Сари, Бендершах для последующей
перевозки морем. Автотранспорт дивизии отправить своим ходом по
дороге через Решт.
В первую очередь вывести войска из районов Казвина, Решта,
Зенджана и
из областей Горгана и Сари.
Из Казвина уйти не позднее 5 апреля.
1-ю Гвардейскую мехдивизию (Руссиянова) выводить в последнюю
очередь.
3. Вывод войск производить организованно, спокойно, без шума и
особой торопливости.
Командирам и политорганам организовать проводы уходящих
советских войск местным населением.
Из имеющихся запасов продовольствия часть продовольствия раздать
местному населению.
4. О
плане и порядке вывода войск доложить в Генштаб 25 марта с.г.
О ходе вывода доносить ежедневно к 24.00.
Заявку на перевозку морем представить в Генштаб 26 марта» [55].
26 марта ТАСС заявил о выводе советских войск. В заявлении
говорилось: «Отвод находящихся в Иране советских войск из районов
Мешхеда, Шахруда, Семиана, начатый 2 марта 1946
года, уже закончен.
299
По договоренности с иранским правительством эвакуация остальных
советских войск началась 24 марта. Советское командование в Иране
рассчитывает, что полная эвакуация советских войск из Ирана может быть
закончена в течение пяти-шести недель, если не произойдет чего-либо
непредвиденного».
Излишне напоминать, что иранская сторона представления не имела о
договоренности, на которую ссылалось советское
телеграфное агентство.
Можно предположить, что это экстренное решение было принято под
давлением, устным или письменным, Вашингтона. Возможно, могли ли бы
пролить свет на развитие событий пока еще засекреченные послания
А.Громыко из США. Известный политик и дипломат, бывший
госсекретарь Генри Киссинджер в опубликованном в 1994 году крупном
труде «Дипломатия» пишет: «Весной 1946
года Трумэн перешел к жесткой
политике и преуспел, потребовав от Советов ухода из Иранского
Азербайджана… Как только Сталин оказывался перед лицом возможности
возникновения военного конфликта с Америкой, он неизменно шел на
попятный. Он сделал это в 1946 году, когда Трумэн потребовал вывода
советских войск из Иранского Азербайджана, и он покончил с блокадой
Берлина 1948 - 1949 годов прежде, чем она перешла в активные военные
действия». Близка к этой сентенции позиция участника этих событий,
азербайджанского историка И.Новрузова [56].
В НКИД СССР прекрасно понимали бесперспективность сталинской
тактики грубого силового давления на Иран и Турцию. Например,
М.Литвинов сообщал о беседе с вновь назначенным послом США
У.Смитом в Москве 10 апреля 1946 года следующее: «Американцы все
больше и больше спрашивают себя, каковы цели СССР и как далеко он
стремится идти. В его поведении много загадочного, и это внушает
тревогу. Посол как военный вполне понимает, что нам нужна
безопасность, что нам нужны дружественные правительства в соседних
странах, что нам
нужна нефть и что мы имеем не меньше прав на
иранскую нефть, чем Англия и США. Можно, однако, одобрять наши цели,
но осуждать наши методы. Мы могли бы получить иранскую нефть, не
прибегая к таким сильным средствам, как нарушение договора,
вмешательство во внутренние дела и т.п.». Далее М.Литвинов
отмечал:
«Есть две возможности: либо наши страны будут сотрудничать, понимая
друг друга, либо же будет разграничение Запада и Востока, что означает
гонку вооружений, постоянные конфликты и, возможно, худшие
последствия. Американцы хотели бы избежать этого второго пути, но они
могут сделать это без нашей помощи» [57].
О беседе с послом
У.Смитом на эту же тему доложили 28 марта глава
военной администрации в Германии В.Д.Соколовский и исполняющий
обязанности политического советника администрации В.С.Семенов.
300
Новый посол был в свое время начальником штаба Американских
экспедиционных войск, а потому разговаривал с советскими военными
более открыто. Вспоминая свою беседу с Г.Трумэном накануне отправки в
Советский Союз, У.Смит говорил, что президент просил его довести до
сведения Москвы следующее: «США готовы пойти навстречу интересам
СССР, может быть, даже
в большей степени, чем Москва, в свою очередь,
идет навстречу интересам США. Но он, Трумэн, хотел бы только, чтобы
СССР, осуществляя свои планы по обеспечению безопасности, не давал
США под зад коленом».
Говоря дальше от своего имени, Смит заметил, что он вполне понимает
желание СССР получать нефть из Ирана, поскольку
Англия, Франция и
США фактически уже давно имеют в Иране обеспеченные возможности в
этом отношении и пользуются ими. Об этом вполне можно было
договориться, не прибегая к аргументации силой, т.е. соглашением,
заключенным после вывода советских войск из Ирана. США вовсе не
возражают против стремления СССР обеспечить свою безопасность, и
противоречия
возникают только в связи с теми методами, которые при
этом используются советской стороной.
У.Смит высказал серьезную озабоченность американского общества
тем, что Сталин и другие советские лидеры в своих предвыборных речах
при анализе противоречий отдали приоритет идеологическим мотивам. Он
также подчеркнул, что не понимает опасений СССР в ситуации, когда
Америка
сокращает свою армию, чтобы рассчитаться с внутренними
долгами, выводит свои войска из зарубежных стран и готова сотрудничать
с Советским Союзом. По мнению посла, общественность США не видит
логики в организованном Советами дополнительном призыве на военную
службу. Все это дополняет осложнение отношений с Ираном, Турцией и
другими странами. Все это породило в
Америке чувство тревоги и
неуверенность в эффективности ООН – организации, на которую США
возлагали большие надежды [58]. Как только секретный текст беседы с
У.Смитом был получен из Берлина, копии этого документа были
разосланы И.Сталину, Л.Берия, Г.Маленкову, А.Микояну, А.Жданову,
А.Вышинскому, В.Деканозову.
Заявление Советского
Союза о выводе войск из Азербайджана не
смогло оказать значительного влияния на ход обсуждения иранской
проблемы в Совете Безопасности ООН. Заседание началось 25 марта в
Нью-Йорке под председательством представителя Китая Го Тай-Ци.
Госсекретарь Бирнс зачитал письмо президента Трумэна, в котором тот
благодарил Организацию Объединенных Наций за то, что для ее
штаб-
квартиры избрана американская земля, и тем самым оказано уважение
Соединенным Штатам. В письме была рекомендация «вместе работать, как
вместе воевали».