Джонсон Пол. Современность. Мир с двадцатых по девяностые годы. Том 2

Подождите немного. Документ загружается.

инициатива, смягченная социалистической философией равных возможностей для образования,

работы, здравоохранения и права на жилье» [87]. В 80-е годы западные средства массовой

информации часто обвиняли Ли в авторитарности, в давлении на судебные органы и местные

газеты и в гонении на (слабую) оппозицию. С другой стороны, в период его более чем

тридцатилетнего управления (он ушел в полуотставку в 1991) он имел известное право

претендовать на звание наиболее преуспевшего государственного деятеля послевоенного периода,

в смысле материальных благ, которые обеспечил для страны и своего народа.

Сингапур примечателен тем, что не располагает никакими природными ресурсами, кроме своего

географического положения. Япония, Корея и Тайвань (но не и Гонконг) имеют ограниченные

площади хорошей обрабатываемой земли; но если исключить это, то ян одна из этих стран свободной

инициативы не начинала с другими природными преимуществами, кроме потенциально мощной

рабочей силы. Как было отмечено в одном докладе: «Успех почти целиком основывался на хорошей

политике и на способностях людей, а не на благоприятных обстоя-

12 Современность

354

СОВРЕМЕННОСТЬ II

тельствах или хороших исходных условиях» [88]. Пример расцвета этих скороспелых рыночных

экономик после 60-х годов придал смелости их тихоокеанским соседям с богатыми природными

ресурсами перейти к свободному рынку в торговле и в сельском хозяйстве. Развитие Таиланда

начало быстро ускоряться после того, как в 1958 г. к власти пришло стабильное рыночно

ориентированное правительство и в 60-е осуществило экономический «скачок», причем темпы его

роста в отдельные моменты достигали 9 процентов в год. Он стал одним из немногих государств

Третьего мира, которое сумело сохранить свои позиции экспортера сельскохозяйственной

продукции, увеличивая при этом ежегодно свою производительность на 15 процентов и расширяя

площади обрабатываемой земли [89]. В 80-е годы доход на душу населения возрос до 810

долларов (1986 г.) и стал в четыре раза больше, чем у его социалистического соседа Бирмы - 200

долларов (1986 г.), которая когда-то была богаче, но давно шла по пути социализма. В 70-х и 80-х

годах Малайзия также развивалась неплохо, отчасти благодаря своим богатым природным

ресурсам, но, в основном, на базе политической стабильности и экономического реализма,

занимая место в диапазоне средних доходов с 1850 долларов на душу населения (1986 г.).

Индонезия, одна из наиболее щедро одаренных природными ресурсами стран в мире, начала вос-

станавливаться после катастрофического старта режима Сукарно. Даже Филиппины, истерзанные

мусульманско-католическими столкновениями, грабежом чудовищного режима Маркоса и

повстанческим движением, отметили некоторый прогресс, достигнув в 1986 г. доход на душу на-

селения вплоть до 614 долларов.

Так, за четверть века с 1965 г. по 1990 г., преодолев бремя огромных расстояний и благодаря

рыночной экономике, страны тихоокеанского бассейна превратились в наиболее динамично

развивающуюся торговую зону мира. Бывшие тихоокеанские колонии, такие как Фиджи и Новая

Каледония, входят в группу с доходом свыше 1000 долларов на душу населения. Богатый

фосфатами миниатюрный остров Науру с населением приблизительно 8 000 человек не только

является самой маленькой республикой в мире, но и «акр за акром и человек за человеком» стал

одним из самых богатых государств в мире со средним доходом 9091 долларов (1985 г.) [90]. В

восточной части Тихого океана возродился дух свободного рынка. Чили является наиболее

интересным случаем. В середине 60-х годов Соединенные Штаты считали христиан-

демократическое Чили под управлением президента Эдуардо Фрея, вместе с Венесуэлой Ромула

Бетанкура, самыми большими надеждами Союза прогресса, созданного Кеннеди. Но в Чили

процветала хроническая инфляция - около 20 процентов в год в конце 50-х годов, 26,6 процентов -

в 1968 г., 32,5 процента - в 1970 г. Единственная причина сос-

Восстановление свободы

355

тояла в правительственных перерасходах и печатании денег. На выборах 1970 г. реформатор-

социалист Сальвадор Альенде при своей четвертой попытке победил, благодаря расколу в рядах

антисоциалистических партий, которые все-таки вместе набрали 62 процента голосов против 36,2

за Альенде. Новый президент фактически не получил никакого мандата и, согласно принципу

Томаса Джефферсона, считавшего, что крупные нововведения не должны основываться на

незначительном большинстве, ему бы следовало сосредоточить свои усилия на хорошем уходе за

домом.

Но Альенде был слабым человеком с разъединенными, частично революционно настроенными

сподвижниками, которые быстро вышли из-под его контроля. В то время, как он занялся

программой полной национализации, изолирующей Чили от мировой торговой системы, его

воинственно настроенное левое крыло не собиралось подчиняться каким-либо конституционным

ограничениям. Они создали «Власть народа», состоявшую из крестьянских советов, захвативших

фермы в провинции, и рабочих ассамблей, оккупировавших фабрики [91]. Стратегия была

ленинской: «Наша задача сейчас, - говорили в социалистической партии, - разрушить парламент»,

но страна более всего напоминала Испанию 1936 г., где разделение в рядах левых и увлечение

насилием породили гражданскую войну. Альенде был зажат в клещи, одним плечом которых были

его революционеры, а другим - все более возмущенный средний класс. При этом армия, в начале

нейтральная, постепенно начала политизироваться из-за отсутствия порядка.

В период, когда в январе 1971 г. Альенде пришел к власти, инфляция реально снизилась

приблизительно до 23 процентов. Всего лишь через несколько месяцев она превратилась в

гиперинфляцию. В

1972 г. она составляла уже 163 процента. Летом 1973 г. достигла 190 процентов и в отдельные

моменты была самой высокой з мире [92]. Это происходило еще до четырехкратного увеличения

цен на нефть, т.е инфляция Альенде была полностью делом его рук. В ноябре

1973 г. Чили объявила односторонний мораторий на выплату внешнего долга (т.е. объявила

банкротство). Банки прекратили кредитование; капиталы начали покидать страну; сельское

хозяйство утонуло в хаосе, оккупированные фабрики производили все меньше продукции, экспорт

почти прекратился, импорт резко возрос, но когда деньги кончились, и он исчез. Магазины

опустели. Средний класс вышел на улицы. Рабочие, увидев, что их реальные зарплаты так же

уменьшились, начали бастовать. Официальная структура цен стала нерациональной, а затем и

вовсе бессмысленной, так как черный рынок взял верх. В июле 1971 г. левые начали

контрабандный ввоз оружия, а в мае следующего года стартовало политическое насилие.

Фактически,

356

СОВРЕМЕННОСТЬ II

они имели больше оружия (30 000), чем армия, которая насчитывала всего 26 000 человек плюс 25

000 вооруженных полицейских [93]. Альенде то приказывал полиции бороться против крайне

левых, то обвинял армию в заговоре против его правительства. Но, в то же время, он одобрил план

вооружения левых партизан, а 4 сентября 1973 г. разрешил 750-тысячную демонстрацию по

случаю годовщины выборов. Через неделю, назначенный им генерал Аугусто Пиночет, возглавил

объединенный переворот трех родов войск. До этого момента Чили имела исключительно

хорошую репутацию (по латиноамериканским стандартам) конституционализма и стабильности.

Переворот ни в коем случае нельзя назвать бескровным. Альенде был убит или покончил с собой,

и официальное количество трупов в морге Сантьяго было 2796 [94]. Сопротивление было оказано,

в основном, иностранными политическими беженцами, которых в то время насчитывалось в

Сантьяго 13 000 человек. То, что рабочие, оккупировавшие заводы, крестьяне, захватившие фермы

и даже вооруженные «революционные отряды» не сражались серьезно, показывает, что крайне

левые не вызывали особого энтузиазма в народе.

Сопротивление Пиночету, хотя и довольно шумное, шло из-за границы, - по крайней мере, в

начале. Оно умно дирижировал ось из Москвы, несмотря на то, что Советская Россия

категорически отказалась спасти Альенде при помощи кредитов - для них он был полезнее мерт-

вый, чем живой [95]. Хотя критика из-за границы сосредоточилась на репрессивном характере

военного режима Пиночета, более важным оказалось решение остановить расширение

общественного сектора, который при Альенде сильно возрос, и открыть экономику для рыночных

сил вместе с экономикой других стран тихоокеанского региона. Примечательно, что практически

все государства в Тихом океане, за исключением Японии, обвинялись в тот или иной момент, что

имеют репрессивные режимы. Но степень, в которой правительство является представительным и

выбранным, это только один аспект. Не менее важным является то, до какой степени оно

контролирует жизнь нации. Вот почему, живя под минималистским, laissez-faire управлением, д-р

Сэмюель Джонсон мог убежденно заявить: «Я не дал бы и ломаного гроша за то, чтобы жить под

одной формой управления, а не под другой. Это не имеет никакого значения для счастья человека»

[96]. По определению, рыночная экономика означает невмешательство государства в большие

области принятия решений, предоставляя это отдельной личности. Экономическая и политическая

свободы тесно связаны. Свобода рынка неизбежно приводит к эрозии политических ограничений:

это показывает пример Таиланда, Тайваня и Южной Кореи.

Пример также относится к Чили. Катастрофа 1973 г. привела к

Восстановление свободы

357

полному политическому и экономическому срыву. Восстановление экономики должно было

начаться на фоне мировой рецессии. Заслуга режима в том, что он сумел повернуть ход

дирижированной правительством инфляции, которая за десятилетия своего существования

превратилась в структурный элемент чилийской экономики [97]. Процесс был болезнен и

непопулярен и сначала привел к падению ВНП и высокому уровню безработицы. Но он позволил

экономике при помощи кредитов МВФ вернуться к рыночной основе. В конце 70-х годов, когда

инфляция, наконец, была остановлена, рост возобновился, и в начале 1980 г. Всемирный банк

имел основания написать в своем докладе: «При исключительно неблагоприятных

обстоятельствах чилийские власти осуществили экономический поворот, которому нет равного в

истории Чили» [98]. Улучшение экономической обстановки объясняет, почему 11 сентября 1980 г.

во время референдума по продлению срока полномочий Пиночета еще на восемь лет, 68,14

процентов голосовавших сказали «да». Но в ходе 80-х годов экономическая свобода привела к

возрастанию требований политической свободы. Пиночет не желал ее предоставить. В июле 1983

г. начались общенациональные волнения; через два месяца правительство признало, что во время

демонстраций было убито семьдесят человек. Жертв политической полиции Пиночета - ДИНА -

было намного больше. В официальном докладе, составленном после восстановления демократии,

было подсчитано, что за шестнадцать лет управления Пиночета, 1973-1989 г.г., ДИНА или ее

агентами, было убито 1068 человек, а 957 «исчезли» [99]. Но страх перед ДИНА не остановил

чилийцев следовать логике свободной экономики и требовать восстановления своих полных

избирательных прав. Пиночет согласился провести еще один референдум о своем президентстве, и

14 декабря 1989 г. кандидат оппозиции Патри-сио Айлуин победил на президентских выборах с

52,4 процентами голосов, положив конец диктатуре, хотя Пиночет остался главнокомандующим

армии. Айлуин не только начал расследование эксцессов режима, но в марте 1991 г. создал

постоянную фондацию, которая изучает судьбу его жертв - случай за случаем. Но в целом он

продолжил испытанную экономическую политику режима.

Успех экономик частного предпринимательства в тихоокеанском регионе несомненно помог

разжечь заново веру в рыночную систему как в Северной Америке, так и в Европе. Как мы уже

видели, 70-е годы были обескураживающим десятилетием для капитализма. У интеллигенции,

включительно и у экономистов, стало модным говорить о «нулевом росте», о «позднем

капитализме» или даже о «посткапитализме», как будто система, создавшая впервые в истории

признанное даже ее оппонентами «общество изобилия», находится на смертном

358

СОВРЕМЕННОСТЬ II

одре. Наиболее широко одобряемой формулой управления на Западе является, так называемое

«смешанное общество», в котором государственный сектор поглощает около 40 или 60 процентов

ВНП и в основном занимается управлением социальных служб, оставляя действительное создание

благосостояния частному сектору, который оперирует другой половиной экономики. Однако,

слабость этой евро-американской формулы выражается в низких темпах роста, в явлении,

называемом «стагфляцией», которое с течением десятилетия стало характерным для большей

части экономик, и в ширящемся народном недовольстве - возрастании количества стачек. К концу

десятилетия, когда высококачественные дешевые японские (южнокорейские и тайваньские)

товары начали все больше проникать на западные рынки, появилась возрастающая потребность

перемен, которые могли бы привести к японской эффективности.

Переломным годом стал 1979г., а полем битвы - Британия. После беспрецедентной серии стачек,

особенно в общественном секторе, названном средствами массовой информации «зимой недо-

вольства», Маргарет Тэтчер - первая женщина-лидер британской политической партии (с 1975 г.),

4 мая 1979 г. стала первой женщиной премьер-министром Британии, после того как привела

консерваторов к победе на выборах, давшей им большинство в 43 места в Парламенте. Госпожа

Тэтчер, которую вскоре режим Брежнева прозват «Железной леди» (титул, который ей

понравился), называла себя политиком «убеждения» в противовес политике консенсуса. Она

молчаливо отказалась от большей части послевоенной консервативной политики и особенно от

негласного соглашения с лейбористской партией о том, что целые области британской

общественной жизни, включительно социальное обеспечение и национализированный сектор,

неприкоснозенны. Ее первой задачей было обуздать правовую власть трейдюнионов, которая, гак

мы уже видели, непрерывно возрастала с 1954 г. Предыдущий опыт проведения реформы,

предпринятый консервативным правительством в 1971 г. - обширный и сверхсложный Закон об

отношениях в промышленности" -' оказался неработоспособным и был быстро похоронен

следующим лейбористе-ким кабинетом в 1974 г. Правительство г-жи Тэтчер, учитывая этот урок,

занялось проблемой и решило ее постепенно, шаг за шагом, приняв пять различных законов в

течение срока трех парламентов. Эти законы постепенно положили конец множеству специальных

правовых привилегий профсоюзов и сделали многие из стачек и пикетов незаконными,

предусматривая суровые финансовые наказания

Industrial Relations Act

Восстановление свободы

359

для тех профсоюзов, которые нарушали закон. Г-жа Тэтчер также дала понять, что ее

правительство будет полностью поддерживать все действия полиции против «массовых»,

«летучих» и «вторичных» пикетов, которые в 70-е годы сделали невозможным сопротивление ра-

ботодателей стачечным требованиям и, таким образом, нанесли большой ущерб и частному, и

общественному секторам.

Вскоре новая политика была подвергнута испытаниям. Трейдю-нионы фактически свергли

правительства Гарольда Вильсона в 1968-1970 г.г., Эдуарда Хита в 1974 г. и Джеймса Каллагэна в

1979 г. Национальный союз шахтеров (НСШ)

применял агрессивную тактику, созданную

Артуром Скаргиллом - лидером йоркширских шахтеров и президентом НСШ с 1981 г. Скаргилл

играл решающую роль в этих победах, которые грозили превратить синдикализм, а не парламентс-

кую демократию, в управляющую силу в Британии - по меньшей мере в негативном смысле слова.

Британская угледобывающая промышленность стала государственной в 1946 г. ради установления

промышленного мира на шахтах. Но НСШ всегда относился к Национальному угледобывающему

Совету (НУС)

так, словно он столь же алчный и антисоциальный, сколь может быть наихудший

собственник шахты, обессмысливая, таким образом, основную цель национализации. Шестого

марта 1984 г. НУС, уже терявший по 100 миллионов фунтов стерлингов в год, объявил закрытие

двадцати нерентабельных шахт. Скаргилл уже два раза пытался и не мог поднять

общенациональную шахтерскую забастовку, так как для нее по правилам НСШ было необходимо

55-процентное большинство при голосовании шахтеров всех шахт страны. В этом случае

Скаргилл нарушил писаные правила. Как выразился его вицепрезидент Мик Макгахи: «Мы не

позволим законам запрещать нам объявлять забастовку. Области будут решать одна за другой и,

таким образом, получится эффект домино» [100]. Так решение было принято не членами

профсоюза, а воинственно настроенными делегатами. Уже после начала забастовки, 10 марта,

специальная конференция делегатов, состоявшаяся 20 апреля, большинством в 65 голосов против

54 отбросила требование о национальном голосовании. Факт, что забастовка была объявлена

недемократично и не по правилам, был серьезным аргументом в желании правительства ей

противо-поставиться. Гарольд Макмиллан часто отмечал: «В Британии существуют три института,

которые столь сильны, что ни одно правительство не хотело бы иметь их в качестве врагов -

Гвардейская бригада, Римская католическая церковь и Национальный союз шахтеров.» Когда

"•National Union of Mine Workers

"National Coal Board

360

СОВРЕМЕННОСТЬ II

Маргарет Тэтчер опровергала это утверждение ей придавала смелости позиция шахтеров из

Нотингемшира, которые отбросили тактику Скар-гилла, проголосовали четыре к одному против

забастовки, не закрыли шахты несмотря на угрозы и, в конце концов, образовали свой профсоюз,

необратимо расколов НСШ. Седьмого августа 1985 г. они выиграли судебный процесс в

Верховном суде, что позволило новому Союзу демократических шахтеров (СДШ) через четыре

месяца получить юридический статус профсоюза.

Забастовка Скаргилла в 1984-1985 г.г. заслуживает более подробного исследования, так как она

фактически была опытом свергнуть демократически выбранное правительство, а ее провал был

эпохальным событием в истории британской промышленности. Победа пришла в результате

комбинированных действий судебных органов, применявших новые законы о профсоюзной

деятельности, и эффективной координации между различными местными полицейскими

частями в Британии. В середине апреля 1984 г. люди Скаргилла закрыли 131 из 174 шахт и

запланировали «закрытие пикетированием» остальных, используя методы запугивания, столь

успешно применявшиеся в 70-е годы. На этот раз, однако, полиция, при поддержке правосудия,

была подготовлена, чтобы их остановить. Двадцать второго октября полиция получила

распоряжение Верховного суда, дававшее ей право задерживать автобусы, перевозящие

воинственно настроенных шахтеров в зоны беспорядков, целью которых было нарушение

спокойствия. Путем контролирования дорог и с помощью многочисленной полицейской охраны

работающих шахт, полиция смогла обеспечить возможность работать тем шахтерам, которые

этого хотели, хотя некоторых из них преследовали даже дома. Первоначальная цель Скаргилла

закрыть все шахты не осуществилась. Забастовка оказалась слишком дорогой: добавила 2750 млн.

фунтов стерлингов к расходам правительства, 1850 млн, фунтов - к потерям НУС, стоила 300

млн. компании «Бритиш Стил», 250 млн. фунтов -британским железным дорогам и 2200 млн.

фунтов - электроснабжению [101]. Забастовка сопровождалась крайним насилием, которое унесло

пять человеческих жизней: 16 мая 1985г. двое шахтеров из Южного Уэльса были признаны

виновными в убийстве шофера такси, перевозившего небастовавших шахтеров до их рабочих

мест, хотя после обжалования приговор был смягчен как за непредумышленное убийство. В

период между мартом и концом ноября 1984 г., например, 7100 забастовщиков "были обвинены в

различных нарушениях и, в конце концов, 3483 случая были рассмотрены в суде и вынесено 2740

приговоров. Только расходы на полицейскую охрану возросли на 300 млн. фунтов стерлингов.

Восстановление свободы

361

Но так как правительство твердо решило не сдаваться, постепенно бесплодность стачки стала

очевидна. Пренебрегая уроками 20-х годов, Скаргилл выбрал неподходящий сезон для забастовки

- весну. НУС и потребители давно 'почувствовали надвигающийся кризис и накопили

внушительные запасы. В результате, в течении всей зимы 1984-1985 г.г. не было остановок подачи

электроэнергии, а зарегистрированное 8 января 1985 г. наибольшее потребление электричества в

истории Британии было встречено без особых затруднений. Забастовочные фонды Скаргилла

увеличивались, благодаря огромным субсидиям, предоставленным ливийским правительством

Каддафи - факт, который в свое время отрицал НСШ, но который был безусловно установлен

Дейли Миррор в 1990 г. Несмотря на это, шахтеры начали отступать, и к концу февраля 1985 г.

более половины из 170 000 рабочих, зарегистрированных в НУС, вернулось на работу. Пятого

марта национальная шахтерская конференция делегатов согласилась фактически на

безоговорочную капитуляцию. Судебные расходы НСШ уже достигли суммы 1,4 млн. фунтов

стерлингов, а его фонды были секвестрованы. Около 700 забастовщиков были уволены за

«злостное нарушение правил работы в промышленности», а остальные 30 000 оказались лишними

- на 10 000 больше, чем было запланировано до забастовки. После создания отколовшегося СДШ

членская масса самого НСШ, который до этого был самым большим профсоюзом в Европе, вскоре

уменьшилась до 80 000 членов и он превратился из одного из самых богатых в Британии в один из

самых бедных.

Вероятно, эта была одна из самых неуспешных крупных забастовок в британской истории.

Независимо от этого, согласно одной из фундаментальных аксиом британского трейдюнионизма -

неприкосновенность срока службы для должностных лиц - Скаргилл остался на своем посту, хотя

эхо споров еще продолжало грохотать. В 1990 г. его обвинили в использовании предоставленных

Ливией фондов для облегчения покупки нового дома, который по шахтерским стандартам был

довольно большим. По этому поводу стали говорить: «Скаргилл начал с большим профсоюзом и

маленьким домом, а закончил с большим домом и маленьким профсоюзом.» Г-жа Тэтчер с

полным правом рассматривала разгром НСШ как наиболее важное поражение воинствующего

трейдюнионизма со времен Общей забастовки 1926 г, радуясь (6 апреля 1985 г.), что «изгнала» так

называемого «внутреннего врага». Через два дня она добавила: «Несмотря на грубые угрозы, ра-

ботающие шахтеры настояли на своем праве продолжать работу и убедились, что у них есть

работодатель и правительство, которые готовы их поддержать. Верю и надеюсь, что это станет

уроком и для всех остальных» [102].

362

СОВРЕМЕННОСТЬ II

Но не получилось. Вероятно, наиболее глубоко окопавшейся группой рабочих в британской

промышленности были печатники, состоявшие в основном в профсоюзных организациях:

Национальная графическая ассоциация (НГА)

(наборщики) и Общество графических и сродных

профессий (ОГСП)

, включавшее всех остальных занятых физическим трудом рабочих отрасли,

Например, в районе Лондона они поддерживали жесткую профсоюзную систему «закрытых

предприятий», которая крепилась на строгих условиях доступа и на отчислениях с одних из самых

высоких зарплат в стране. Излишек персонала и рестриктивная политика, известная в отрасли как

«старые испанские обычаи», были исключительно дорогостоящими даже по стандартам

британской промышленности. Более того, в 70-е годы и в начале 80-х остановки работы,

приводившие к невыходу национальных газет, происходили все чаще. Еще более обеспокои-

тельной была практика цензурирования наборщиками рукописей, статей и комментариев, с

которыми они не были согласны. В 1983 г. из-за стачки газета Файненшл Тайме ::е выходила с 1

июля по 8 августа, а все национальные газеты не выходили в дни 25-27 ноября (две из них

появились лишь 30 ноября).

Однако, в следующем месяце профсоюз печатников потерпел первое тяжелое поражение в

результате нового профсоюзного законодательства, когда НГА была оштрафована (9 декабря 1983

г.) на солидную сумму в 525 000 фунтов стерлингов за неуважительное неподчинение судебному

постановлению (плюс 150000 фунтов за предыдущее проявление неуважения). Они пытались

остановить появление нового ежедневника Тудей, основанного выходцем из Азии Эдди Шахом,

который набирал персонал и руководил им не на основании традиционных для отрасли правил.

Таким образом, Тудей продолжил выходить, и этот новый момент не был пропущен Рупертом

Мердоком -самым крупным и самым предприимчивым собственником газет в Британии. Он

издавал Тайме. Санди Тайме, Ньюз оф де Уорлд и Сан, общий тираж которых составлял около 11

млн. экземпляров. Он тайно построил в Уопинге, Восточном Лондоне, ультрасовременную типог-

рафию, в которой были использованы все последние достижения электронного набора и подшивки

газет. После того, как НГА и ОГСП объявили прекращение работы в традиционном районе Флит-

стрита, где печатались его газеты, он ответил увольнением всех рабочих 24 января 1986 г. и

перебросил издание всех газет в Уопинг.

Восстановление свободы

363

'"National Graphical Association

Society of Graphic and Allied Trades - SOGAT'82

Там он уже договорился с независимыми профсоюзами рабочих электрической, электронной,

телекоммуникационной и водоснабди-тельной отраслей

о том, что они возьмут на себя

управление новыми машинами. Профсоюзы вновь решили применить силу и Уопинг несколько

раз превращался в поле брани. Но когда Мердок строил фабрику, он предусмотрел, что она

должна выдерживать осаду, и не напрасно ее назвали «крепостью Уопинг». Вновь комбинация

судебных решений на основе нового законодательства и эффективное использование полиции

обеспечили провал силовых методов. Победа в Уопинге и последовавшее за ней падение влияния

профсоюзов печатников положили конец неофициальной цензуре прессы в Британии, оживили эту

больную отрасль, сделали национальные газеты снова доходными и, таким образом, позволили

успешно основывать новые издания как, например, Ин-депендент (1986 г.). А одновременно с

разгромом шахтерской забастовки она положила конец профсоюзной угрозы британской

конституционной и политической системе. Это стало прелюдией к новой эре мира в британской

промышленности; так за период 1978—1990 годов количество рабочих дней, потерянных из-за

забастовок, упало до самого низкого уровня за последние полвека и по всему видно, что

«британская болезнь» исцелена.

Конец профсоюзной политики рестрикций и назначения лишних людей в многих секторах был

отмечен ростом британской производительности труда, которая за несколько лет десятилетия

стала самой высокой в Европе, а в течение большей части 80-х годов британская экономика

быстро разрасталась — например, в середине 1988 г., через семь лет непрерывного увеличения,

сна все еще имела темпы роста 4 процента — уникальное достижение за весь послевоенный

период [103]. То, что особенно удивляло иностранцев в действиях правительства Тэтчер, были его

успехи в сокращении государственного сектора путем процесса, называемого «приватизацией». У

него было два аспекта. Первый состоял в передаче в частную собственность и управление

национализированных отраслей таких, как «Кейбл энд Уайерлес», «Бритиш Стил», «Бритиш

Эрвейз», «Бритиш Телекоммюникейшнз», «Бритиш Газ» и электроснабжение. Многие из этих

национализированных предприятий несли большие потери и были огромным бременем для

налогоплательщиков. Приватизация быстро превратила эти предприятия в рентабельные. «Бритиш

Стил», например, в год накануне приватизации приносила самые большие убытки в своей истории

— 500 миллионов фунтов, а в конце 80-х годов утке имела самые высокие темпы

производительности в европейской сталелитейной промышленности и стала самок доходной

сталели-

"Electrical, Electronic, Telecommunication and Plumbing Union

364

СОВРЕМЕННОСТЬ II

тейной компанией в мире. Изменения в «Бритиш Эрвейз» были не менее впечатляющими. Второй

аспект заключался в способе, которым проводилась приватизация — путем «пуска» акций через

фондовую биржу с целью стимуляции мелких вкладчиков к их покупке. Например, выпуск акций

«Бритиш Телеком» стал самым крупным предложением акций в истории. Чистый эффект заключался в

том, что в 80-е годы количество индивидуальных акционеров в Британии возросло с 2,5 млн. до почти

10 млн., воплощая собой идею «демократического капитализма», ставшую модной в ходе 80-х годов.

Быстрое сокращение потерь в государственном секторе дало правительству возможность не только

уменьшить непосредственное налогообложение, где средний процент снизился с 37,5 до 25 процентов,

а максимальный процент — с 94 процентов и 87 процентов до 40 процентов но и получить, большие

бюджетные излишки и выплатить свыше одной пятой всего национального долга. Приватизация стала

одним из наиболее успешных процессов 80-х годов и нашла много последователей — в основном в

Европе, но также и в Латинской Америке, Австралии, Африке и Азии. Даже Япония, которая сама

мнигому научила Запад, последовала примеру Британии и 1 апреля 1987г. приватизировала свою

железнодорожную сеть.

' Таким образом, г-жа Тэтчер стала одним из наиболее последовательных в своих успехах политиков

своего времени. Девятнадцатого июня 1983 г. она вновь победила на выборах с огромным преимущест-

вом, получив для своей партии в Парламенте на 144 мест больше, чем все остальные партии, а 12 июля

1987г. повторила свой сокрушительный успех, когда консерваторы победили, заняв 375 мест в сравне-

нии с 229 у лейбористской оппозиции. Со времен Закона о большой реформе" 1832 г. ни один

британский премьер-министр не побеждал на выборах три раза подряд. До того как 20 ноября 1990 г. г-

жа Тэтчер, наконец, была вынуждена уйти в отставку под давлением собственной партии, оглавляла

правительство одиннадцать с половиной лет непрерывно — дольше любого из ее предшественников со

времен графа Ливерпуля (премьер-министра периода 1812—1827 г.г.). Необходимо заметить, что она

вызывала к себе столько же враждебности, сколько и энтузиазированной поддержки. Во время трех

избирательных кампаний, в которых она побеждала, ее партия никогда не получала более 50 процентов

поданных голосов. Во многих отношениях она напоминала де Голля: подобно ему умела сказать «нет»

и действительно так считала; подобно ему она вернула своей нации гордость и веру в себя; авторитетно

управляла почти такой же срок; и подобно де Голлю пыталась провести фундаментальную реформу

местного управления — в данном

"Great Reform Bill

Восстановление свободы

365

случае, заменить устаревший и несправедливый способ, которым оно

финансировалось.

Г-жа Тэтчер и «тэтчеризм» в 80-е годы оказали влияние на весь мир, что включало в себя не только

новую моду приватизации и сокращения государственного сектора. Восьмидесятые годы были ради-

кально-консервативным десятилетием, и даже в странах, где у власти стояли социалистические и

лейбористские правительства, отмечался отход от марксизма, коллективизма и всех традиционных

левых «из-мов». Особенно заметным этот процесс был во Франции. Избрание в

1981 г. на пост президента Франции социалиста Франсуа Миттерана после двадцати трех лет голлизма

и его преемников привело к короткому периоду социалистического эгалитаризма и политики,

направленной против бизнеса. Это вызвало три быстрые, последовавшие одна за другой девальвации

франка, после чего Французская социалистическая партия начала быстро смещаться вправо, к политике

свободного рынка, а в конце 80-х и начале 90-х годов чередование у власти социалистических и

консервативных премьер-министров почти не приводило к существенным различиям в экономической

политике, обороне и внешних сношениях. Германские социал-демократы отбросили марксизм и все,

что с ним связано, еще на одно поколение раньше. В Португалии в 80-е годы д-р Марио Соариш,

выбранный премьером впервые в 1976г. и президентом в 1987 г. в условиях новой либеральной

конституции

1982 г., постепенно направил португальский социализм к лагерю свободного рынка. Подобное ему

движение существовало и в Испании, где Социалистическая партия под руководством своего

умеренного лидера Фелипе Гонсалеса не воспользовалась своей сокрушительной победой на выборах в

1982 г., а подкрепила предпринимательскую культуру, которая преобразила испанскую экономику

периода 1950—1975 г.г. В Австралии лейбористская партия Боба Хока, которая вернулась к власти в

марте 1983 г. и затем три раза повторяла свой успех, постепенно переместилась вправо. И

действительно, в марте 1991 г. сам Хок сделал декларацию, получившую широкий резонанс, в

которой предупреждал страну, что она больше не может позволять себе накладывать досадные

ограничения на бизнес из-за социалистических, экологических или каких-либо других причин. В

Новой Зеландии лейбористский лидер Дэвид Лонг, ставший премьер-министром в 1984 г., повел свою

партию и правительство в том же направлении, но, очевидно, некоторые его коллеги решили, что он

это делает недостаточно быстро, и в августе 1989 г. его вынудили уйти в отставку в результате правого

фракционного переворота. В Британии после третьего последовательного провала на выборах

лейбористской партии в 1987г. ее лидер Нил Киннок начал болезненный процесс отказа от

традиционной лейбористской политики и в

366

СОВРЕМЕННОСТЬ fj

1990—1991 г.г. лейбористы стали опять избираемыми — по меньшей мере теоретически.

Во всем мире в лейбористских или социал-демократических партиях в моду вошел термин

«социальный капитализм», в который включалось принятие рыночного механизма, подвергнутого

некоторым существенным ограничениям, чтобы защитить бедных и обездоленных. Но и правые

использовали это выражение. «Мне нравится этот термин» — заявил Норман Ламонт в марте 1991

г., сразу после того, как впервые представил бюджет в качестве министра финансов в

правительстве Джона Мейджора, сменившего г-жу Тэтчер [104]. Другое политическое клише,

вошедшее в моду в начале 90-х годов и отражавшее восприятие рынка со стороны левых, было

«государство, обеспечивающее возможности»

как противоположность «большому

правительству» — государство, по их мнению, существует не столько, чтобы все делать самому, а

для обеспечения возможностей гражданам выполнять свои обязанности. Консерваторы также

были склонны использовать эту формулу о роли правительства. До известной степени j 80-е годы

и в начале 90-х годов было осуществлено сближение позиций демократии во всем мире, но это

произошло при условиях диктуемых правыми. И действительно «эффект трещотки»" (фраза,

введенная в 70-е годах британским консервативным идеологом сэром Китом Джозефом, позднее

ставшею лор дом), при котором программы начинались левыми правительствами у

поддерживались их правыми преемниками, заменяя, таким образом, ми ятниковое движение

коллективистской трещоткой, теперь был обращен: уже правые радикалы были теми, кто

подталкивал общество в направлении экономического либерализма.

Подобный процесс протекал и на североамериканском континенте, хотя на нем отразились

географические факторы. Также, как и Чили, Мексика испытывала влияние новой тихоокеанской

культуры свободного предпринимательства, хотя, подобно Чили и даже раньше него, пострадала

от грандиозных экспериментов под руководством государственного коллективизма. В 1940—1970

г.г. происходил быстрый рост экономики, а в 1970 г. президент Луис Эчеверрия решил сделать

Мексику лидером стран Третьего мира, как образцовое государство с «большим правительством».

Он увеличил государственный сектор в экономике на 50 процентов, а количество принадлежащих

государству корпораций — с восьмидесяти шести на 740. Результат можно было предсказать —

гиперинфляция и кризис платежного баланса. Хосе Ло-пес Портильо пришел к власти в 1976 г. и

резко повернул Мексику на-

*Enabting state

аналогия с рычагом подъемника или гаечного ключа

Восстановление свободы

367

зад к рынку [105]. Он говорил МВФ, что опасается «южноамериканиза-ции» мексиканской жизни:

переворотов, левых или правых диктатур [106]. Ему помогло открытие в 1977 г. крупных

нефтяных месторождений,- которые дали надежду, что Мексика может превратиться в

производителя ранга Кувейта или даже Саудовской Аравии. С другой стороны, структура

Мексики, ее однопартийное государство, управляемое элитой посредством Институционной

революционной партии (ИРП), создавали трудности при сокращении государственных рабочих

мест и субсидирования [107]. В начале 80-х годов внешний долг Мексики превосходил даже

бразильский. Летом 1982 г. государство было не в состоянии выплачивать проценты по кредитам

и национализировало банки. Но в период 1985—1990 годов экономика повернула обратно к

либерализации, сделав возможным историческое торговое соглашение с Соединенными Штатами.

Мексиканская экономика действительно сливалась с Северо-Восточной тихоокеанской

экономикой, образованной западными штатами США, западной Канадой и Аляской. В 70-е и 80-е

годы около 70 процентов мексиканского экспорта шло в Америку, 60 процентов ее импорта были

из США. В Соединенных Штатах, вероятно, проживает около 10 миллионов нелегальных

иммигрантов из Мексики; каждая седьмая семья в Калифорнии и каждая третья в Нью-Мексико —

испаноязычные. Верно, что мексиканская экономика является одновременно и карибской

экономикой. Таковой является и американская, особенно со времен испанизации

экономики

Флориды, которая быстро разрослась за четверть века с 1964 г по 1990 г., при этом с

определенным латиноамериканским уклоном. Но в 70-х годах мексиканская и американская

экономики почувствовали притяжение тихоокеанского региона — возрастающее притяжение

свободного рынка.

Одной из наиболее важных перемен нашей современности стало перемещение демографического

и экономического центра тяжести Америки с Северо-Востока на Юго-Запад. В 40-е годы географ

Э.Л.Ульман определил, что «ядро» экономики США находится на Северо-Востоке. Несмотря на

то, что эта территория представляет собой всего лишь 8 процентов всей страны, там проживает 43

процента населения и находятся 68 процентов рабочих мест в промышленности [108]. Ситуация

оставалась таковой и в течении большей части 50-х годов. Географ Х.С.Перлофф писал в 1960г.,

что так называемый «производственный пояс» «все еще является истинным сердцем

национальной экономики» [109]. Но пока он писал, положение изменилось. В период 1940— 1960

г.г. Север все еще привлекал переселенцев (2 миллиона), но это

т.е. заселение и переход в руки латиноамериканцев

368

СОВРЕМЕННОСТЬ U

происходило целиком за счет низкооплачиваемых, в большей части неквалифицированных негров

с Юга. Белое население уже убывало в относительном плане, а вскоре стало убывать и в

абсолютном. Эта перемена, наступившая в 60-е годы, в 70-е годы громко заявила о себе. В период

с 1970 г. по 1977 г. Северо-Восток потерял из-за миграции 2,4 млн. населения; Юго-Запад получил

3,4 млн. — большая их часть были квалифицированными белыми. Как показала перепись 1980г.,

поскольку перемещение происходило от холодного к солнечному поясу, оно усиливалось под

влиянием роста цен на электроэнергию. Региональные различия в доходах, которые некогда были

значительно в пользу старого «ядра», начали сглаживаться, а затем сместились в пользу Юго-Запа-

да. Инвестиции двигались за населением. Доля «ядра» в рабочих местах в промышленности упала

с 66 процентов в 1950г. до 50 процентов в 1977 г. Доля Юга выросла с 20 до 30 процентов [ПО].

Демографические изменения привели к переменам в политической сфере и философии. В 1960 г.

при избрании Кеннеди «пояс холода» имел 286 голосов в коллегии выборщиков по сравнению с

245 из «солнечного пояса». В 1980 г. «солнечный пояс» был впереди на четыре голоса, а прогнозы

Статистического бюро показывали, что на выборах 3984г. это преимущество достигнет двадцати

четырех голосов fill]. Эти изменения положили конец старой рузвельтовской интервенцио-

нистской коалиции, доминировавшей на протяжении двух поколений, и привели к появлению

Юго-Западной коалиции — приверженцев свободного рынка.

Сокрушительная победа Ричарда Никсона в ноябре 1972г. стала предвестником политических

результатов этих перемен, но на нее упала тень «Уотергейта» и его последствий. Однако,

тенденция стала очевидной, когда 4 ноября 1980 г. Рональд Рейган, после двух успешных сроков

губернаторства в Калифорнии, и представляя одну из мощнейших калифорнийских

капиталистических группировок — киноиндустрии, разгромил Джимми Картера — первого

выбранного действующего президента, побежденного в ходе выборов со времен Герберта Гувера в

1932 г.. Рейган выиграл с большим преимуществом, получив 43,9 млн, голосов в сравнении с 35,4

млн. за Картера. Шестого ноября 1984 г. он повторил свой успех с еще большей разницей, получив

59 процентов голосов у населения и большинство в каждой отдельной группе избирателей, за

исключением негров, евреев и членов профсоюзов, победив своего оппонента Уолтера Мондейла

во всех, кроме одного из пятидесяти штатов. Не является совпадением, что 80-е годы, когда

Калифорния уже стала самым богатым и населенным штатом США с наибольшим количеством

голосов в коллегии выборщиков, во многих отношениях стали калифорнийским десятилетием.

Восстановление свободы

369

Но доминирование Рейгана в 80-е годы ни в коем случае не основано на изменениях

демографической ситуации. Он лучше любого другого политика, за исключением Маргарет

Тэтчер, чувствовал дух нового времени. Он несомненно был воодушевлен ее победой и ее

примером; она стала его Иоанном Крестителем или, другими словами, он был ее самым

ревностным учеником и в продолжении восьми лет, кроме одного случая, они составляли

общество взаимного восхищения из двух человек. Но ббльшая часть его немногочисленных идей,

обыкновенных и популярных, пришли ему в голову намного раньше. «В 1960 г., — писал он, — я

понял, что настоящий враг не большой бизнес, а «большое» правительство» [112]. Через двадцать

лет пришло его время. Очень странно, но Рейган не сумел существенно уменьшить размеры

правительства. В этом смысле он стал жертвой растущей дихотомии американской политики —

тенденции выбора республиканского президента и демократического Конгресса. Какой-то период

времени его партия контролировала Сенат, но никогда — Палату представителей. В 80-е годы

хватка демократов там еще более усилилась. С возрастанием стоимости предвыборной кампании

шансы сместить кого-либо из конгрессменов уменьшились и в конце десятилетия текучесть упала

ниже 10 процентов, а шансы занять место в Конгрессе в большой степени стали зависеть от

удовлетворения интересов какой-либо группы посредством федеральных расходов. Вот

почему их уменьшение на местах не было подвластно Рейгану, а также и его преемнику по

республиканской партии Джорджу Бушу. Все, что смог сделать Рейган, это уменьшить налоги.

Результатом стало стабильное увеличение бюджетного дефицита. В течение первых шести лет

после первоначального снижения налогов, в конце 1981 г., в результате стимулирования

экономики поступления от налогов фактически возросли на 375 млрд. долларов. Но в тот же пери-

од Конгресс увеличил местные расходы на 450 млрд. долларов [113]. Бюджетный дефицит

сопровождался растущим торговым дисбалансом, достигшим в период второго четырехлетнего

мандата Рейгана суммы 541 243 млн. долларов. В 1988 г. он начал снижаться, оставаясь все еще

достаточно большим, и в том же году совокупный государственный долг превзошел 2000000

млн. долларов [114]. Продажа государственных ценных бумаг частным компаниям с целью

финансирования обоих дефицитов, означала, что иностранные владельцы ценных бумаг и

инвесторы, в первую очередь Япония (Британия тоже не очень отставала в области инвестиций)

осуществляют значительный контроль над американской экономикой или, по крайней мере,

этого опасаются большинство американцев.

С другой стороны, политика Рейгана или рейганомика, как ее называли и друзья и враги, придала динамизм,

которого Америка не зна-

370

СОВРЕМЕННОСТЬ II

ла со времен Эйзенхауэра. За шесть лет, с 1982 г. по 1987 г., ВНП (с учетом инфляции) возрос на 27

процентов, производство — на 33 процента, средние доходы — на 12 процентов (в отличие от

уменьшения на 10,5 процентов s 70-е годы) [115]. Доказано, что было создано 20 млн. новых рабочих

мест. Более того, после неуверенности 70-х годов Рейган сумел убедить общественное мнение, что

Америка снова стала динамичным и преуспевающим государством. Для себя он завоевал лишь

прозвище «великий собеседник»

, неохотно данное ему первоначально враждебно настроенными

массмедиями. В результате Америка вернула себе чувство уверенности, потерянное во время попытки

самоубийства в 70-е годы. Прогнозы также показывали, что этот динамизм продолжится. В

исследовании, проведенном назначенной Рейганом высокопоставленной Комиссией по долгосрочной

стратегии в январе 1988 г., говорилось, что в период с 1990 г, по 2010 г. объем экономики

Соединенных Штатов возрастет с 4,6 триллионов долларов до почти 8 триллионов долларов и к концу

периода все еще будет в два раза больше следующей по величине экономики [116],

Растущая самоуверенность Америки позволила, наконец, изжить мазохизм, порожденный вьетнамской

катастрофой и дала возможность Рейгану, у которого не было угрызений по поводу законного

использования огромной американской мощи, выступать с растущим апломбом на мировой сцене. Он

не был человеком необдуманных действий и ни и коем случае воинственно настроенным, но

непоколебимо верил в абсолютные ценности поведения и ясно видел различие между добром и злом в

международных вопросах. Когда чувствовал необходимость действовать, он действовал, обдумывая

внимательно все, но без чувства вины и без arrieres-pensees

*. И в этом его учителем была г-жа Тэтчер.

В пятницу, 2 апреля 1982 г., без предупреждения или объявления войны, крупный аргентинский

военно-морской десант напал и оккупировал Фолклендские острова — британскую колонию. (Был

также оккупирован остров Южная Джорджия, находящийся на востоке.) Эти острова, известные

аргентинцам как Мальвинские острова, были спорной территорией более двух веков (д-р Джонсон

опубликовал статью по вопросу, в котором отбросил претензии англичан на собственность). Однако,

все жители там были британского происхождения, потомками переселенцев 20-х годов 19 века и, таким

образом, являлись местными жителями с правом шести поколений владения землей. Глава тогдашней

военной хунты в Аргентине генерал Леопольде Гальтиери (как оказалось) был иммигрантом из Европы

второго поколения — характерная черта, кото-

The Great Communicator

'Оглядывания назад (фр.)

Восстановление свободы

371