Джонсон Пол. Современность. Мир с двадцатых по девяностые годы. Том 2

Подождите немного. Документ загружается.

чувствительным», и в то же время энергичным, мужественным, не формалистом, не догматиком, отк-

рытым, гуманным, невероятно доступным и приветливым. Норман Мейлер считал его «первым и

самым великим мировым героем после Второй мировой войны». Когда Кастро встает, писала Эбби

Гофман, то «он похож на мощный половой член, пробуждающийся к жизни, и когда он выпрямится во

весь рост, толпа немедленно преображается» [58]. Многие из западных либеральных фантазий,

выдуманных когда-то о Сталине, были перенесены теперь на Кастро. После того, как Мао

окончательно оказался в немилости, Кастро остался последней харизматической фигурой

тоталитарного мира.

В отличие от них обычные кубинцы голосовали своими ногами и своими подвесными моторами:

только в 60-х годах более миллиона сбежало от Кастро. В 1980 г., когда к общему числу прибавились

еще 150 000 политических беженцев, одна пятая всего населения жила в изгнании -большинство из них

в США, В 1981 г. было подсчитано, что с тех пор, как Кастро пришел к власти, Куба имела годовой

прирост дохода на душу населения минус 1,2 процента; одна из самых богатых латиноамериканских

стран стала одной из самых бедных с национальным доходом на душу населения только 810 долларов -

меньше, чем в соседней Ямайке, Доминиканской республике, Колумбии и Мексике; к наконец - имея

вооруженные силы, насчитывающие 200 000 человек (четвертая часть из них действовала за границей),

она была самой крупной военной силой в Латинской Америке, за исключением Бразилии, а по

отношению к численности населения вероятно имела в армии столько мужчин, сколько не имела ни

одна другая страна мира (59]. Это было результатом работы Кастро, а также наследством, оставшимся

от Кеннеди.

Действия президента Кеннеди при решении кубинской проблемы показали, что он не имел точного

представления об американских жизненных интересах, а кроме того и не мог увидеть разницу между

представлением и реальностью. Эта слабость, характерная для политики Кеннеди, ориентированной на

общественное мнение, проявлялась и в других областях - особенно в космических программах и

Вьетнаме. С помощью взятых в плен германских ученых Советская Россия дала самый

Американский опыт самоубийства

231

высокий приоритет (сразу после программы ядерного оружия) тяжелым ракетам с большой дальностью

полета. Результаты начали появляться в конце 50-х годов. Четвертого октября 1957 г. американцы

были ошарашены, когда Россия вывела на орбиту Спутник-1 - 184-фунтовый спутник. На следующий

месяц за ним последовал намного больший, весом 1120 фунтов, спутник с собакой Лайкой на борту.

Первый американский спутник - Эксплорер-1 - был выведен на орбиту только 31 января 1958 г. и весил

всего тридцать фунтов. Один американский генерал сказал: «Мы взяли в плен не тех генералов.»

Америка тоже строила большие ракеты, включая и огромную военную ракету «Сатурн», разра-

ботанную Вернером фон Брауном в Хантсвилле, штат Алабама. Также важен был американский

прогресс в миниатюризации, которым можно объяснить готовность Америки примириться с меньшей

грузоподъемностью [60]. Все было вопросом целей, приоритетов и финансирования. Эйзенхауэр,

справедливо озабоченный мыслью о силе американской экономики, не стал бы инвестировать в космос

большие средства, превышающие прагматическую необходимость программы обороны. Он был твердо

против роскошных космических авантюр, предпринимаемых для «престижа» - слово, которое его

отвращало. Он не обращал внимания на панику, наступившую после запуска Спутника.

С приходом Кеннеди приоритеты были полностью переориентированы. Его вице-президент - Линдон

Джонсон из Техаса, назначенный ответственным за космическую программу, был сторонником

больших государственных расходов с большими связями в авиакосмической индустрии. На пост

директора Национального управления по аэронавтике и исследованию космического пространства

(НАСА) он назначил Джеймса Вебба - бизнес-руководителя, который обращал большое внимание на

общественное мнение. 12 апреля 1961 г., менее трех месяцев после прихода Кеннеди к власти, Россия

запустила первого человека в космос - Юрия Гагарина, опережая американцев почти на четыре неде-

ли

. У нас есть запись о лихорадочной встрече, которая состоялась по инициативе Кеннеди спустя два

дня в Белом доме. На ней он бушевал: Существует ли какая-нибудь область, в которой можем их

догнать? Что куж-но предпринять? Можем ли облететь Луну раньше их? Можем ли запустить человека

на Луну раньше их?... Можем ли их перегнать?... Если бы только кто-то мог мне сказать, как их

догнать! Давайте найдем кого-нибудь, кого угодно. Мне все равно, хоть вот тот сторож, лишь бы знал

как. [61]

Через три дня произошла катастрофа в Заливе свиней, а 19 апреля

5 мая 1961 г. АЛИеппард совершил 15-минутный космический полет по баллистической траектории. Первый американский

орбитальный полет осуществлен 12 февраля 1962г. (ДжГлен).

232

СОВРЕМЕННОСТЬ II

Кеннеди, пребывая в мрачном настроении, вызвал на сорокапятиминутный разговор Джонсона,

результатом которого было нервное распоряжение (20 апреля 1961 г.) установить: «Есть ли у нас

шанс выиграть у русских, выведя станцию в Космос, или облетев Луну, или с помощью ракеты,

которая сядет- на Луну, или с помощью ракеты с человеком на борту, которая сядет на Луну и

вернется? Существует ли другая космическая программа, обещающая сногсшибательные

результаты, с помощью которых сможем победить?» [62] Очень характерными были слова:

«выиграть», «сногсшибательные результаты», «победить».

В некотором отношении Кеннеди был профессиональным спортсменом, пропагандистом и

политическим игроком, а не государственным деятелем. В мае он публично заставил Америку

взять на себя обязательство по выполнению программы «Аполлон», целью которой был запуск

пилотируемого космического корабля на Луну «до окончания десятилетия». Это был проект,

типичный для иллюзий 60-х годов с их презрением к деньгам, с представлением о том, что

ресурсы неисчерпаемы. Работы по выполнению программы начались в 1963 г., и в следующие

десять лет Америка ежегодно тратила по пять миллиардов долларов на Космос. Конечно же, цель

была достигнута. 20 июля 1969 г. Нил Армстронг и Эдвин Олдрин с корабля Аполлон-11

спустились на Луну. До 1972 г. были осуществлены еще четыре посадки, и программа была

закончена. До этого момента Америка и Россия запустили более 1200 спутников и космических

зондов общей стоимостью около 100 миллиардов долларов. В наступившие более тяжелые

времена после середины 70-х годов космические усилия изменили свое направление - от

пропаганды к прагматизму, к космическим лабораториям и кораблям челночного типа. В 1981 г.

НАС А создало первый настоящий космический корабль - «Шаттл», а русские разработали 300-

футовый грузовой корабль (около 100 м - прим.пер.), способный вывести на низкую околоземную

орбиту 220 000 фунтов (около 100 тонн - прим.пер.) груза. Эра громких выступлений о

космических путешествиях закончилась.

Вовлекая Америку в гонку к Луне, стараясь вернуть ей престиж и лидерство в технологии, президент

Кеннеди искал и область, в которой его внешняя политика также могла бы привести к громким результатам,

особенно после унижения в Заливе свиней. Один член Национального совета безопасности (НСБ)

посоветовал ему: «Очень важно, чтобы правительство имело в своем активе большую

антикоммунистическую победу... здесь [во Вьетнаме] шанс все еще на нашей стороне.» Первого мая 1961 г.,

две недели спустя после событий в Заливе свиней, министерство обороны подготовило доклад, в котором

рассматривалось, как можно «спасти» Вьетнам. Одиннадцать дней спустя Кеннеди одобрил план в

Меморандуме 52 НСБ, в котором были узаконены различные

Американский опыт самоубийства

233

действия для достижения ясно определенной цели - «предотвратить коммунистическую власть в

Южном Вьетнаме». В следующем месяце после Венской встречи с Хрущевым Кеннеди сказал

одному журналисту: «Наша проблема сейчас - сделать нашу силу достойной для доверия, а

Вьетнам кажется подходящим местом для этого.» [63]

Все же, обвинения в адрес Кеннеди за вовлечение Америки в войну во Вьетнаме были только

отчасти справедливыми. Он унаследовал кризис. Сразу же после инаугурации ему вручили

доклад, подготовленный Эдуардом Лансдейлом (агентом ЦРУ, описанном Грэмом Грином в ро-

мане Тихий американец, вышедшем в 1956 г.), который информировал его, что ситуация в Сайгоне

быстро ухудшается. Он прокомментировал: «Это самое плохое, что у нас есть, ведь так?» [64]

Война в Индокитае, начавшаяся вскоре после окончания японской оккупации и продолжившаяся и

в 80-е годы, была окружена таким количеством мифов, как ни одно другое послевоенное событие.

Она была достаточно непонятной, чтобы сбить с толку любого западного государственного

деятеля, как в конце концов случилось и с китайцами. Каждый американский президент вносил

свою лепту ошибок. Рузвельт, не зная ничего о стране, предложил ее Китаю. Сразу после его

смерти яростные антиколониалисты из его Отдела стратегических служб (предшественник ЦРУ)

взялись за работу, чтобы создать левый националистический режим. Три недели спустя после

капитуляции Японии коммунистический лидер Хо Ши Мин, поддерживаемый ОСС, совершил

переворот, известный как «Августовская революция», выгнав абдикировавшего императора Вьет-

нама. Человек, который фактически короновал Хо Ши Мина как нового монарха, был агент ОСС

Аркимедес Пати [65].

Важно понять, что Америка никогда не имела территориальных амбиций в Индокитае - ни в

отношении баз, ни в отношении чего бы то ни было другого. Но ее политика всегда была неясной

и нерешительной. На первом этапе она была полностью ориентирована на Европу. Когда Трумэн

пришел к власти, ему посоветовали иметь в виду, что Индокитай имел второстепенную важность

по сравнению с абсолютной необходимостью поддержать Францию как стабилизирующую силу в

Европе и помочь ей «морально и физически вернуть свои силу и влияние» [66]. Чтобы

почувствовать себя вновь уверенной, Франции было необходимо получить обратно свою

Индокитайскую империю (или так утверждалось). В декабре французы вытеснили Хо в джунгли и

вернули из Гонконга императора Бао-Дая. Американцы неохотно согласились на создание францу-

зами трех марионеточных государств - Лаос, Камбоджа и Вьетнам, и 7 февраля 1950 г, признали

их независимость в рамках Французского союза. В то же время Россия и Китай признали режим

Хо. Именно в этот момент борьба стала интернациональной. Россия и Китай направили поток

234

СОВРЕМЕННОСТЬ II

оружия. В мае и Америка сделала тоже самое, а с началом Корейской войны в следующем месяце

программа американской помощи быстро увеличивалась. В 1951 г. она составляла 21,8 миллионов

долларов экономической помощи и 425,7 миллионов военной. В следующем году военная помощь

превысила полмиллиарда долларов, что составляло 40 процентов расходов Франции. Служители

Государственного департамента предупредили Дина Ачесона о том, что Америка «занимает такое

положение в Индокитае», что «наши обязанности имеют тенденцию вытеснить обязанности

Франции, а не дополнять их». Но он решил, что раз «взялся за гуж, не говори, что не дюж». Он

утверждал, что ситуация в Европе была слишком опасной для того, чтобы Америка могла

решиться оставить французов на востоке [67]. В период 1953~1954г.г. Америка оплачивала 80

процентов французских военных усилий.

Потом, 8 мая 1954 г., французская крепость при Дьенбьенфу капитулировала. Поражение стало

возможным из-за неожиданного размера помощи в виде оружия, которую Россия и Китай оказали

силам Хо. Французы попросили о непосредственном участии американских военно-воздушных

сил, и когда получили отказ, сформировали новое правительство во главе с Пьером Мендес-

Франсом для переговоров о французском уходе и о политическом урегулировании. В соглашении

о прекращении огня, подписанном в Женеве в июле, предусматривалось разделение страны по 17

параллели, при этом коммунистам оставался Север, а Западу - остальное. Объединение должно

было наступить после выборов, которые надо было провести в двухлетний срок под наблюдением

Международной контрольной комиссии.

В тот момент обычно здравый разум Эйзенхауэра изменил ему -даже можно утверждать, что он,

больше, чем любой другой американец, несет огромную ответственность за наступивший

беспорядок во Вьетнаме. Нужно было подписать соглашение и заставить премьер-министра Юга

Нго Динь Дьема соблюдать его. Существовала возможность, что Хо победит в свободных выборах

и станет руководителем объединенной коммунистической страны. Стало бы это катастрофой для

Америки? Даже Ачесон в его знаменитой речи о «периметрах» в январе 1950 г. не считал, что

некоммунистическое правительство в Индокитае является существенным для американской

безопасности [68]. Джордж.Кеннан в памятной записке, датированной 21 августа 1950г.,

утверждал, что было «предпочтительнее позволить бурным политическим течениям в этой стране

найти свое место... даже ценой вероятной конечной сделки между Вьетнамом и Вьетмином' и

распространением

Союз за независимость Вьетнама (1941), коалиция патриотических и коммунистических групп, которая вела войну за

независимость с Францией.

Американский опыт самоубийства

235

власти Вьетмина над всей страной» [69]. Таким было внутреннее чувство Эйзенхауэра. Он

говорил, что не может «представить себе ббльшую трагедию для Америки, чем обязывающее

вмешательство». «Не будет втягивания», повторял он. Если Америка вмешается, то это станет

только после подписания соглашения с ее основными союзниками и при категорическом

конституционном одобрении Конгресса. Он продолжал работать с начальниками штабов и

получил от них уверение в том (май 1954 г.), что в «Индокитае нет существенных военных целей и

расположение более крупных, чем символических американских вооруженных сил, представляло

бы серьезное отклонение ограниченных американских возможностей» [70].

Но про себя Эйзенхауэр думал и о другом. Он распространял теорию о том, что если Вьетнам

будет «потерян», то весь Индокитай попадет в руки коммунистов; и что если Индокитай будет

поглощен, то за ним последуют и другие страны Юго-Восточной Азии. Говорил о «пробке

бутылки», «цепной реакции» и «падающем домино» [71]. Сам он не только отказался подписать

Женевские соглашения, но одобрил и отказ Дьема подвергнуться проверке свободных выборов.

Это было фундаментальным отходом от глобальной стратегии Америки в Холодной войне,

которая всегда опиралась на утверждение, что конфликт между Востоком и Западом должен

решаться не с помощью силы, а проверкой на честных выборах. Дьему было разрешено нарушить

этот основной принцип, и в качестве награды он действительно получил американскую военную и

экономическую помощь - впервые непосредственно, а не через французское посредничество. Так

Эйзенхауэр совершил первородный грех во Вьетнаме. Благодаря непроведению общих выборов в

1957г. появился Вьетконг

и на Юге началась новая война. Эйзенхауэр сделал Америку

участником в этой войне, утверждая в своем последнем большом изъявлении по этому вопросу (4

апреля 1959 г.): «Потеря Южного Вьетнама задействует разрушительный процесс, который, если

так будет продолжаться, может иметь печальные последствия для нас и свободы.» [72]

Когда Кеннеди вступил в Белый дом, Вьетнам уже был одним из самых больших и дорогих

американских обязательств в мире. Трудно понять, почему он не сделал попытки вернуться к

Женевским соглашениям и провести общие свободные выборы. 31 мая 1961 г. в Париже де Голль

призывал его спешно решить эту проблему; «Я предсказываю, что вы будете увязать шаг за шагом

в бездонном военном и политическом болоте.» [73] Вопреки этому в ноябре того же года Кеннеди

утвердил отправку во Вьетнам первых 7000 американских солдат - для «охраны баз». Генерал

Максвелл Тейлор, который

Национальный фронт освобождения Южного Вьетнама (НФОЮВ)

236

СОВРЕМЕННОСТЬ II

порекомендовал ему сделать этот шаг, предупреждал его о том, что если ситуация будет

ухудшаться, то «будет очень трудно устоять перед нажимом усилить их» и что «не существует

ограничений для нашего возможного вовлечения» [74]. Сам Кеннеди разделял это беспокойство.

Своему коллеге Артуру Шлезингеру он говорил: «Войска войдут маршируя, оркестры будут

играть, толпы будут приветствовать и через четыре дня все всё забудут. После этого нам скажут,

чтобы мы выслали еще войска. Это все равно, что выпить рюмку. Эффект падает и нужно выпить

еще одну.» [75] Это предсказание было точным. Инстинкт Кеннеди подсказывал ему, что нужно

или не вмешиваться, или форсировать события непосредственной американской атакой на Ханой.

Американское нападение против Севера в тот момент было бы успешным; по меньшей мере

вернуло бы ситуацию к 1954г. - к Женевским соглашениям. Не должны были возникнуть

фундаментальные моральные возражения против такого курса, так как в 1961 г. Север фактически

напал на Юг. Анализируя долгую трагедию-Индокитая, всегда нужно помнить, что с 1945 г.

именно решительность Хо, его коллег и наследников властвовать над всей страной, включая Лаос

и Камбоджу, была основной движущей силой этой борьбы и главной причиной кровопролития.

Ошибки Америки были только дополнительным фактором. Независимо от этого, они были

достаточно серьезными. Не желая оставить страну на произвол судьбы или начать сухопутную

войну против Севера, Кеннеди решился на безнадежный компромисс, в рамках которого все более

возрастающая, но всегда недостаточная, военная помощь давалась клиенту - правительству,

которое он не мог контролировать. Дьем до тех лор был самым способным из вьетнамских

лидеров и имел большое преимущество быть штатским. Линдон Джонсон, тогда вице-президент, с

известным преувеличением называл его «Черчилль Юго-восточной Азии» и сказал одному

журналисту; «К черту, парень, он единственный человек, который у нас там есть.» [76] Но

Кеннеди, раздраженный своим провалом завоевать громкий успех во Вьетнаме, обвинял агента, а

не свою политику. Осенью 1963 г. он тайно утвердил американскую поддержку перевороту против

Дьема. Он должным образом был осуществлен 1 ноября, Дьем был убит, а ЦРУ обеспечило 42 000

долларов для взяток солдатам, которые привели к власти военную хунту. Это был второй большой

грех Америки - «самая большая ошибка, которую мы допустили», как отмечал Линдон Джонсон

(77]. Спустя три недели был убит сам Кеннеди, а Джонсон стал президентом.

Джонсон не был решительнее Кеннеди. Он продолжил довольно-таки робко его политику

компромиссов до августа 1964г., когда Северный Вьетнам напал на американские корабли в

Тонкинском заливе.

Американский опыт самоубийства

237

Доказательств того, что инцидент был инсценирован для более глубокого вовлечения Америки в

войну, не было обнаружено [78]. В действительности Джонсону совсем не хотелось эскалировать

войну - он вступил в президентскую кампанию с мирной предвыборной платформой, в которой

его соперником был республиканец Барри Голдуотер, который хотел использовать ядерное

оружие, лишь бы выиграть войну. Но Конгресс огромным большинством (из 535-ти членов двух

палат только сенаторы Уейн Морз и Эрнест Грюнинг проголосовали против) принял известную

«Тонкинскую резолюцию», которая давала полномочия президенту предпринимать энергичные

меры для защиты американских вооруженных сил. Сенатор Вильям Фулбрайт, тогда сторонник

войны, задействовал проведение резолюции через Сенат и сказал, что она дает Джонсону полное

право начать войну, и нет необходимости в других полномочиях. Джонсон почти шесть месяцев

не воспользовался этим. После того, как благодаря своей антиэскалацион-ной платформе одержал

безоговорочную победу на выборах, он, подобно Вильсону и Рузвельту, пошел в

противоположном направлении. В феврале 1965 г., когда много американцев погибло во время

атаки Вьетконга на их казармы, он приказал начать бомбардировку Северного Вьетнама [79].

Это было третьей фатальной американской ошибкой. Однажды вмешавшись, Америка должна

была придерживаться естественной логики в развитии событий и в ответ на агрессию

оккупировать Северный Вьетнам. Бомбардировки были слабым компромиссом - типичным для

нерешительности, постоянно сопровождающей американскую политику во время трагедии. Раз

самолеты, взлетающие с Да Нанга, начали бомбардировать Север, то базу необходимо было

обеспечить охраной, и 8 марта 3500 морских пехотинцев сошли в Да Нанге. Численность войск

возросла до 82 000 в апреле. В июне пришло требование на еще сорок четыре батальона. 28 июля

Джонсон объявил: «Сегодня приказал послать во Вьетнам Воздушно-десантную дивизию и

несколько других частей, что почти сразу же увеличит наши боевые силы... до 125 000 человек.

Позднее будут необходимы дополнительные силы и они будут высланы по требованию.» [80] Со

стороны военных не было попыток ввести в заблуждение политиков (как это подозревал Кеннеди).

Комитет начальников штабов (КНШ) 14 июля докладывал: «Похоже, что нет причины не

победить, если хотим этого - и если это желание воплотится в стратегические и тактические

операции.» [81]. Когда Джонсон спросил генерала Уилера из КНШ: «Бус, что нам нужно, чтобы

сделать дело?», ответом было - от 700 000 до 1 миллиона человек и семь лет [82]. Так что, когда

Джонсон решил принять участие в войне, ситуация была ему ясна. Для поддерж-

238

СОВРЕМЕННОСТЬ II

ки силы духа он приговаривал: «После Аламо никто не ожидал, что Сэм Хьюстон

так быстро соберет

силы» [83].

Но Джонсон не был Сэмом Хьюстоном. Даже и в качестве бомбардировщика, он был нерешительным.

Из военно-воздушных сил ему доложили, что они могут обещать результаты, если атаки будут

тяжелыми, быстрыми, бесконечно повторяющимися и без ограничений. Это было уроком Второй

мировой войны. Говорили, что ничего не могут обещать, если они будут медленными и с

ограничениями [84]. И все же Джонсон поступил именно так. С самого начала и до конца на

бомбардировки накладывались ограничения, которые носили исключительно политический характер.

Каждый вторник Джонсон давал обед, на котором определял цели и тяжесть бомбового груза - это

снова напоминало об Идене и , Суэце. Джонсон не был безжалостной личностью, каковой любил

представиться - был парализован моральными ограничениями. Как умно заметила его биограф Дорис

Керне - для него «ограниченные бомбардировки были совращением, но не изнасилованием, а

совращение контролируемо, -и даже обратимо» [85]. Таким образом, количество бомбардировок воз-

растало очень медленно, и у Вьетмина было время построить убежища и приспособиться. Когда

Советская Россия поставила оборонительные ракеты, то американским летчикам не разрешалось

бомбардировать места их расположения до тех пор, пока там строили. В дополнение к уюму имелось и

шестнадцать «пауз в бомбардировках», во время которых не поступило ни малейшего ответа, и

семьдесят две американских «мирных инициатив», к которым вьетнамцы остались глухи [86]. В

отличие от американцев, северовьетнамцы ни секунды не колебались в своей решительности достичь

любой ценой своих политических целей - полкой власти над страной. Похоже, что на ких вообще не

влияло количество жертв, которое терпели или причиняли их подданные. Поэтому обвинения в

геноциде, брошенные против американцев, содержали горькую иронию. Исследование секретных

материалов из архивов Пентагона, раскрыло, что все обвинения против вооруженных сил США,

выдвинутые перед «Международным трибуналом военных преступлений» в Стокгольме в 1967 г.,

были неосновательными. Эвакуация гражданского населения из районов военных действий для

создания зон «свободного огня», не только спасла жизнь населению, но и фактически была

требованием Женевской конвенции 1949 г. Широкое распространение сражений в населенных

областях было прямым следствием вьетконговской тактики прев-

Аламо - францисканская миссия в Сан-Антонио, штат Техас. Во время Американо-мексиканской войны в 1836 г. ее

героически защищала горстка добровольцев, что позволило Сэмюелю Хьюстону (1793-1863) - военному предводителю

американцев - подготовить оборону Техаса и впоследствии в битве при Сан-Хасинто разгромить мексиканцев

Американский опыт самоубийства

239

ращать села в укрепленные крепости, что само по себе было нарушением Женевского соглашения.

Именно ограничения американских воздушных атак с целью защиты жизни и собственности

гражданского населения делало их столь неэффективными. Доля убитых цивильных граждан состав-

ляла около 45 процентов, что было близко к среднему проценту, характерному для войн двадцатого

века. В сущности, население Вьетнама постоянно возрастало во время войны, не на последнем месте

благодаря американским медицинским программам. В Южном Вьетнаме жизненный стандарт

повышался довольно быстро [87].

Но опыт двадцатого века показывал, что ограничения, которые сама на себя накладывала

цивилизованная сила, были не только бесполезными, но и вредными. И друзья, и враги рассматривали

их как доказательство не гуманности, а вины и отсутствия уверенности в собственной правоте.

Несмотря на это, а точнее из-за этого, Джонсон полностью проиграл пропагандную битву не только на

Западе, но особенно в США, что было важнее. Сначала война во Вьетнаме имела поддержку умерен-

ного либерального мнения. «У США значительный интерес защищать Вьетнам», - писало Вашингтон

Пост 1 апреля 1961 г., - «В усилии защитить вьетнамский народ от коммунистического поглощения

заложен американский престиж.» Нью-Йорк Тайме призналась 12 марта 1963 г. в том, что «Цена

[спасения. Вьетнама] большая, но цена попадания Юго-восточной Азии под влияние России и

коммунистического Китая будет еще большей». 21 мая 1964 г. Тайме призывала: «Если мы

продемонстрируем, что приложим все необходимые усилия [чтобы воспрепятствовать победе

коммунизма], то коммунисты рано или поздно тоже примирятся с действительностью.» Первого июня

1964г. Пост настаивала, чтобы Америка продолжила показывать во Вьетнаме, что «упорство в

агрессии безрезультатно и, вероятно, будет гибельным». Но Тайме отвернулась от Джонсона в начале

1966г., а Пост - летом 1967г. [88] Примерно в то же время сети телевидения стали нейтральными, а

впоследствии - возрастающе враждебными.

Правительство боялось не цензуры редакторов, а тенденциозного представления новостей. Средства

массовой информации США в некоторых случаях подходили с исключительным предубеждением. Во

многих случаях их вводили в заблуждение - умело и сознательно, а иногда и они самозаблуждались.

Часто публикуемая фотография выбрасывания «пленного» с американского "вертолета, была

монтажом. Свидетельства об американских «тигровых клетках» на острове Кон Сон были неточными и

гнались за сенсацией. Другая широко распространенная фотография вьетнамской девочки, сожженной

напалмом, создавала впечатление, довольно неточное, что много тысяч детей были испепелены аме-

риканцами [89].

240

СОВРЕМЕННОСТЬ II

Еще более серьезным было поддерживаемое медиями внушение, что победа Вьетконга неизбежна. Это

особенно усилилось при отражении вьетконговского «наступления Тет Тет», проведенного 30 января

1968 г, Оно было первым открытым нападением, которое попытались осуществить коммунисты. Было

запланировано, что оно приведет к полному тактическому успеху и воспламенит массовое восстание.

Фактически ни одно из двух не было достигнуто. Впервые Вьетконг понес тяжелые жертвы в

конвенциональном сражении, и после него его армия очень ослабла в военном смысле [90]. Но

средства массовой информации, особенно телевидение, представили это как решительную победу

Вьетконга, как американский Дьенбьенфу. Более глубокое исследование отражения этого события,

проведенное в 1977 г., точно доказало, как произошло искажение истины, которое в целом не было

преднамеренным [91]. Представление о Тет Тет, а не действительное положение вещей, вероятно, было

решающим для изменения мнения влиятельных либералов с Восточного берега* Вообще,

американское общественное мнение сильно поддерживало войну, которая в целом была популярнее

Корейской войны. Согласно опросам, единственной враждебно настроенной категорией была та, ко-

торую они описывали как «еврейскую подгруппу» [92]. Популярность Джонсона увеличивалась всегда,

когда он усиливал давление - к началу бомбардировок она увеличилась на 14 процентов [93], Во времл

сражений намного больше американцев были критично настроены к Джонсону ич-за того, что он делал

слишком мало, а не из-за того, что делал слишком много. Представление о том, что произошел

большой сдвиг в общественном мнении, и теперь оно направлено против войны, и прежде всего

аксиома, что молодежь против нее, были выдумкой. На самом деле, в пользу ухода никогда не

высказывалось более 20 процентов населения до момента после выборов в 1968 г. В то время решение

о выводе войск уже было принято. Поддержка эскаляции войны всегда была значительнее среди тех,

кому еще не было тридцати пяти лет, чем среди старшего возраста. Молодые белые мужчины были

самой постоянной группой, поддерживающей эскалацию [94].

Не у американского народа кишка оказалась тонка для жертв, которых Кеннеди потребовал во время

своего вступления в президентство, а у американских политических лидеров. В последние месяцы 1967

г. и особенно после Тета, американская верхушка упала духом. Министр обороны Кларк Клиффорд

был настроен против войны, так же был настроен и старый Дин Ачесон, Приверженцы твердой линии в

Сенате начали выступать против дальнейшего наращивания армии [95]. Наконец и сам Джонсон,

неуверенно борющийся за переизбрание, отчаялся, потому что 12 марта 1968 г. потерпел поражение на

первичных выборах в Нью-Хэмпшире. Он выбросил полотенце во время предвыборной

Американский опыт самоубийства

241

борьбы и объявил, что в оставшийся срок своего мандата будет бороться за мир. Это не было концом

войны. Но это стало концом желания и усилий Америки выиграть ее. Проблема американского

управляющего класса была в том, что они верили в то, что читали в газетах, а в Нью-Хэмпшире они

видели победу мира. Фактически, среди голосующих против Джонсона, ястребов было больше чем

голубей в соотношении три к двум [96]. Джонсон проиграл первичные выборы, а вместе с ними и

войну> потому что не был достаточно жестким.

Но существовал дополнительный и более зловещий фактор, изменивший физиономию президента,

чьим лозунгом был «Всегда и везде с ЛБД». В марте 1968 г., когда командование во Вьетнаме

потребовало дополнительно 206 000 солдат, министр финансов Генри Фаулер возразил, предупреждая:

«Удовлетворение требования будет означать не только сокращение других военных программ, но

также важных внутренних программ, и даже в этом случае доллар пострадает» [97]. Событие

напомнило отрезвляющее замечание Макмиллана в правительственных дебатах во время британского

Суэцкого кризиса. Это стало важным поворотным пунктом в американской истории - впервые Великая

республика, самое богатое государство в мире, столкнулась с ограниченностью своих финансовых

ресурсов.

Для самого Джонсона предупреждение было исключительно сильным ударом, Больше чем Кеннеди,

больше даже чем любой другой человек он был опьянен иллюзиями 60-х годов. Никто не верил так

страстно в мощь Запада, и особенно в неограниченную способность американской экономики

производить. Он был не просто последним, он был величайшим из больших сторонников крупных

государственных расходов, Называл свою внутреннюю программу расходов «красавицей». Своему

биографу говорил; «Я решил быть военным лидером и имеете с этим - мирным лидером. Хотел обоих

лидерств одновременно, верил в обоих и верил, что у Америки есть ресурсы обеспечить это.» [98] При

Трумэне и Эйзенхауэре самым большим пунктом в федеральном бюджете была оборона. Расходы на

жилищное строительство, образование, социальное обеспечение и другие «человеческие ресурсы» (как

их назвали) были только около одной четверти от бюджета и менее 5 процентов от ВНП. За

исключением тяжелых лет рецессии делались некоторые попытки сбалансировать бюджет До ухода

Эйзенхауэра американские общественные финансы по всем существенным пунктам управлялись

конвенциональным образом.

В принципе, большое изменение наступило при Кеннеди. Осенью 1962 г. администрация впервые

восприняла новый и радикальный принцип создания бюджетного дефицита, даже когда в этом не было

надлежащей экономической необходимости, бюджет уже был с дефицитом и

242

СОВРЕМЕННОСТЬ И

экономика двигалась по восходящей линии. Располагая согласно этому способу свободными

деньгами, Кеннеди ввел новую концепцию «большого» правительства - «уничтожителя проблем».

Любая область человеческой бедности может быть классифицирована как «проблема»; после

этого Федеральное правительство надо вооружить, чтобы ее «уничтожить». «Проблема бедности»

стала модной темой в начале 60-х годов благодаря бестселлеру Майкла Харрингтона Другая

Америка (вышел в 1962 г.). Кеннеди находил, что книга была шокирующей и стимулирующей. В

1963 г. он ввел «программу борьбы с бедностью» вместе с массой других законопроектов,

требующих больших расходов. Кеннеди обнаружил, что трудно перевоспитать Конгресс для

новых экспансионистских идей и его законопроекты только накапливались. Но сопротивление

начало уменьшаться еще до его убийства [99], и Линдон Джонсон получил возможность

воспользоваться эмоциональной реакцией на аттентат плюс собственным удивительным умением

конгрессного руководителя и провести самую большую и самую дорогую законодательную

программу в истории Америки.

В своем первом обращении «О состоянии Союза» 8 января 1964 г. Джонсон объявил: «Эта

администрация сегодня, здесь и сейчас объявляет безусловную войну бедности.» Когда он

подписал свой первый закон, направленный против бедности - Закон о равных возможностях -20

августа 1964 г., он хвастался: «Сегодня впервые в истории человечества великая держава имеет

возможность и желает взять на себя обязанность искоренить бедность среди своего народа.» [100]

Тем же летом, готовясь к своей избирательной кампании, он облек в плоть свою «красавицу» -

«Великое общество». Америка должна приобрести «мудрость использовать свое богатство для

обогащения и возвышения нашей национальной жизни», стремиться не только к «богатому и

сильному обществу, но и ввысь к Великому обществу», которое покоится на «изобилии и свободе

для всех», где «каждый ребенок... найдет знание, чтобы обогатить свой ум и расширить свой

талант», и каждый должен иметь возможность удовлетворить «свое стремление к красоте и свое

желание общения» [101].

Предполагалось, что Великое общество было одобрено на выборах в ноябре 1968 г., в которых

Джонсон победил с огромным перевесом, имея исключительно слабого противника. И повалили

законы: Закон об основном и среднем образовании, Закон о медицинской помощи, Закон о

дополнении квартплаты, различные законы о бедности. Период 20-27 июля 1965 г. был назван

Джонсоном «самая продуктивная и самая историческая законодательная неделя в Вашингтоне в

этом веке». «Говорят, что у Джека Кеннеди был стиль, - рычал он, - но именно я успел утвердить

законы». Либеральный журналист Том Викер экзальтиро-

Американский опыт самоубийства

243

ванно писал в Нью-Йорк Тайме; «В эти дни из Конгресса выпускают законы так же, как в

Детройте сходят с конвейера отшлифованные, совершенные автомобили.» Первая сессия 89-го

Конгресса стала самой продуктивной в области фундаментального законодательства со времен

первых дней Вудро Вильсона. Джонсон достиг 68-процентного одобрения своих законов в

Конгрессе - самое высокое в истории. Было принято 207 законов - «строительные камни лучшей

Америки», как он их называл [102]. Он сознательно проводил параллель с войной во Вьетнаме,

которая также была - как он себе представлял - упражнением по идеализму, используя при этом

кричащие военные метафоры. Он создал десять «экспедиционных отрядов» для борьбы с

бедностью. Бюрократам из жилищного строительства сказал: «Я намерен превратить вас из

канцелярских генералов во фронтовых командиров.» Существовали «квартальные» молодежные

корпуса, корпуса по обеспечению работой для «оставшихся за бортом», сборы для детей

дошкольного возраста, экспедиции за границу для студентов в колледжах и бесконечное число

других схем. Цена подскочила: 30 миллиардов долларов в год для его первой программы для

борьбы с бедностью, затем еще 30 миллиардов, прибавленные в конце его мандата [103]. Эти

суммы скоро были включены в структуру федерального плана и оказалось невозможным их сок-

ратить. Они даже увеличивались. Благодаря усилиям Джонсона в 1971 г. впервые правительство

потратило больше на социальные нужды, чем на оборону. Между 1949 г. и 1979 г. расходы на

оборону увеличились в десять раз (с 11,5 млрд. на 114,5 млрд. долларов), но оставались грубо

около 4-5 процентов ВНП. А расходы на социальные цели возросли в двадцать пять раз, с 10,5

млрд. на 259 млрд. долларов, их часть в бюджете составляла почти 50 процентов, соответственно

утроилась и их доля в ВНП и стала почти 12 процентов [104].

Такое резкое изменение фундаментальных целей и расходов на содержание американского

федерального правительства начало увеличивать напряжение даже до того, как Джонсон перестал

быть президентом. На этом этапе государственный кусок в ВНП увеличился с 28,7 процентов при

Эйзенхауэре на 33,4 процента. Контроль над финансами распался. При Эйзенхауэре самое

эффективное Бюро по бюджету (так оно называлось до 1970 г.) действовало так, как это было

задумано Гар-дингом: скорее всего как объективный посредник, что-то вроде суда, для надзора

над расходами. Характерным было то, что при Кеннеди Бюро политизировалось, а при Джонсоне

стало активным действующим лицом - Директор по бюджету должен был быть сторонником

больших государственных расходов [105]. Более того, хотя Конгресс и принял программы, он

выразил намного меньшее желание голосовать за налоги, которые обеспечили бы их. Джонсон

жестоко разругался с финан-

244

СОВРЕМЕННОСТЬ II

совым боссом Палаты представителей Уилбуром Миллзом и с лидером республиканцев

Джеральдом Фордом. Раз не нашлось возможности собрать налоги, он начал печатать деньги. Его

боязнь инфляции и неспособность справиться с ней были скрытым фактором для его решения

уйти из общественной жизни в 1968 г. «Я сказал ему [Миллзу], что независимо от того, сознает он

это или нет, экономика страны на пороге обеднения.» [106]

В то время собственные иллюзии Джонсона о преимуществах больших правительственных

расходов были расшатаны. Он уже не был столь уверен, что результаты оправдывают

разрушительный эффект над экономикой. Самый важный и, наверняка, самый постоянный эффект

был непреднамеренным - доля государственных служащих удвоилась, и к 1976 г. одному из шести

работающих (более 13 миллионов) платили непосредственно из Вашингтона. Но от этого

изменения выиграли преимущественно люди среднего класса. Джонсон претендовал на то, что во

время его управления из 35 миллионов «попавших в калкан бедности» в 1964г., он «вытащил» 12,4

^-иллиона или почти 36 процентов [107]. Но это был только один из способов толковать

статистику. С повышением жизненного стандарта определение бедности изменилось, и бедные

«чувствовали себя» настолько же бедными, как и раньше, хотя их реальные доходы увеличились.

Опасность такого вида государства благоденствия, которое создал Джонсон, заключалась в том,

что оно постоянно выталкивало людей из производственного сектора и делало их иждивенцами

государства. Бедность увеличивается, когда семьи распадаются - либо цожилые люди уходят жить

отдельно, либо при разводе - соответственно делится и доход [108]. Законодательство часто поо-

щряло этот процесс. Похоже, что самой большой отдельной причиной бедности в США была

нестабильность браков между черными. Дэниел П.Мойнихен, помощник-секретарь Джонсона по

вопросам труда, утверждал в Докладе Мойнихена (март 1965 г.), что половина черного населения

страдает «социальной патологией», источником которой были семьи, где очень часто мужья

уходят от своих жен и детей. Целью проводимой политики должно стать «создание стабильной

семейной структуры» [109]. Но война с бедностью не достигла этого. Она сделала как раз

наоборот, так как часто структура социальной помощи стимулировала разделение бедных

семейств. Ко времени, когда Джонсон был готов отказаться, Мойнихен утверждал, что вся

программа борьбы с бедностью была неправильно задумана и ею плохо руководили [110].

Еще трагичнее и болезненнее была потеря иллюзий в отношении образования. Оно действительно

было самым главным миражем десятилетия иллюзий. Старое либеральное убеждение,

популяризированное Маколеем, заключалось в том, что только всеобщее образование может

Американский опыт самоубийства

245

сделать демократию жизненной. Видный штамповщик прогрессивных клише Г.Дж.Уэллс

определял современную историю как «гонку между образованием и катастрофой». Эта вера

пережила печальный факт, что нация, которая пригрела у себя на груди Гитлера и провела его

ужасную войну со страстным трудолюбием, была едва ли не самой образованной в мире. В 50-е

годы миф о том, что образование является чудодейственным исцелением для общества, был очень

распространенным. Никто не верил так преданно в него, как Джонсон. Как говорил президент:

«Ответ на все наши национальные проблемы - в одном слове. И это слово - образование.» [111]

Джонсон отражал типичную мудрость своего времени. В конце 50-х годов Ч.П.Сноу утверждал,

что существует непосредственная причинная связь между количеством средств, вложенных в

высшее образование, и ВНП страны [112]. Э.Ф.Денисон показал, что за три десятилетия от 1930 г.

до 1960 г. половина экономического роста Америки обязана образовательной экспансии, особенно

университетам. В том же 1962 г. Фриц Махлуп вычислил, что «индустрия знаний» давала 29 про-

центов американского ВНП и росла в целом в два раза быстрее, чем промышленность [113]. В

1963 г. на чтениях Годкина" в Гарварде президент Беркли Кларк Керр - выдающийся

академический деятель Америки, утверждал, что сейчас знание является «ведущим сектором» в

росте экономики. «То, что железные дороги сделали для второй половины прошлого века, а

автомобили для первой половины этого века, - говорил он, - может быть сделано для второй

половины этого века индустрией знаний, т.е. послужит фокусом национального роста.» [114]

На этом фоне 60-е годы превратились в самое эксплозивное десятилетие в истории

распространения образования. В Америке процесс начался принятием в 1944 г. Закона об

участниках войны

, который способствовал созданию общественных фондов для получения

образования в колледжах вернувшимся ветеранам, и продолжился Законом об участниках

Корейской войны в 1952 г. В 1958 г. Закон об образовании и национальной обороне

удвоил

федеральный бюджет для образования и впервые сделал из центрального правительства

движущую финансовую силу образования. Число государственных учителей увеличилось с 1

миллиона в 1950 г. до 2,3 миллиона в 1970 г., при этом расходы на одного человека увеличились

более чем на 100 процентов. Рост высшего образования был значительнее, так как сочли, что оно

должно стать об-

Edwin Lawrence Godkin (1831-1902) - англо-американский издатель, основатель журнала Нейшн и гл. редактор Нью-

Йорк Иянинг Пост

«OI bill»

National Defence Education Act

246

СОВРЕМЕННОСТЬ II

щедостушшм. Согласно одному официальному докладу «главным вопросом не должен быть «Кто

заслуживает быть принятым?», а «Кого общество может по совести и в зависимости от своих

собственных интересов исключить?», так как никому не может быть «справедливо» отказано в

университетском образовании, за исключением тех, чьи «недостатки столь велики», что даже

«самый гибкий и доброжелательный институт» не сможет им помочь [115]. Это явление стало

повсеместным на Западе. В Британии доклад Робинса в 1963 г. за одно десятилетие привел к

двойному увеличению мест в университетах, при этом предвиделось, что число студентов в 1981

г. достигнет 2 миллионов человек. Подобные планы расширения были приняты во Франции,

Канаде, Австралии, Западной Германии и в других странах. Согласно полученной статистике

самым поразительным был американский опыт. Между 1960 г. и 1975 г. число американских

колледжей и университетов увеличилось с 2040 на 3055. Во время «золотых лет» экспансии новые

высшие учебные заведения открывались со скоростью одно в неделю. Число студентов

увеличилось с 3,6 миллионов в I960 г. на 9,4 миллиона в 1975 г., при этом основная часть

увеличения (4 миллиона) приходилась на общественный сектор. Если включить и студентов,

которые не получали степень, то в 1975 г. они перешли 11-миллионную границу, и это стоило 45

миллиардов долларов [116].

С уверенностью ожидалось, что эти огромные инвестиции для развития человеческих ресурсов не

только будут еще больше стимулировать рост экономики, но и будут достигнуты и определенные

моральные и социальные цели посредством дальнейшего обуржуазивания рабочего класса. Как

считал Кларк Керр, они превратят «демократию среднего класса... со всеми ее свободами» в

«волну будущего», обеспечивая таким образом всеобщее довольство и политическую

стабильность, а, в частности, и укрепление просвещенной капиталистической системы, сделавшей

все это возможным. На самом деле произошло как раз наоборот. На уровне среднего образования,

вопреки удвоению, а затем и утроению расходов, результаты ухудшились. Ожидалось, что будет

какой-то спад, так как система приняла большие группы из меньшинств, но не такого

головокружительного размера. Наилучший показатель -результаты учебного теста о способностях

за период 1963-1977 годов, показал ухудшение на сорок девять пунктов в разговорных и на

тридцать два - в математических умениях (при шкале 800 пунктов) [117]. В середине 70-х годов

волна нерадостных докладов указывала на то, что все более и более дорогое образование не

решило ни одной из социальных проблем [118]. Неумолимо росла преступность среди детей в

очном образовании. Во второй половине 70-х годов общественное мнение повернулось против

образовательного процесса, когда города и штаты нача-

Американский опыт самоубийства

247

ли уменьшать число учителей. Конец послевоенного «бума малышей» был только одной причиной

этого. А главной причиной была потеря доверия к экономическому преимуществу более высокого

образования. В период 1970-1978 годов было закрыто около 2800 общественных школ и

колледжей - это случилось впервые в американской истории. Ожидалось, что к середине 80-х

годов штаты в общественном секторе уменьшатся на 4 миллиона [119]. В 1978 г. американские

рабочие имели в среднем по 12 с половиной лет обучения, 17 процентов имели диплом колледжа.

Но окончившие (особенно женщины) видели, что все труднее могут найти работу по своей

профессии или занять руководящую должность. Соотношение между временем обучения и

заработной платой резко уменьшилось. Все пришли к заключению, что выравнивание воз-

можностей для получения образования не способствовало большему равенству среди полнолетних

граждан [120]. Часть молодых людей, которые начали учиться в колледже, быстро возросла до 44

процентов в 60-е годы, а затем упала на 34 процента в 1974 г. Среди женщин этот уровень также

упал.

Более высокое образование не способствует и стабильности. Даже наоборот. Оказалось, что это

предвидел Иозеф Шумпетер, ровесник Кейнса, и имеющий известные претензии быть его

соперником за звание самого лучшего экономиста современности. Мнение Шумпетера, выра-

женное сначала в статье, написанной в 1920 г., и переросшей в 1942 г. в книгу Капитализм,

социализм и демократия, заключалось в том, что капитализм имеет тенденцию работать для

своего самоуничтожения несколькими способами. Среди них было его предрасположение созда-

вать, а после этого, в силу своей привязанности к свободе, дать полную волю все

разрастающемуся классу интеллигентов, которые неизбежно играли социально деструктивную

роль [1211. На это утверждение не обратили внимания при создании планов о расширении

университетов в 50-е и 60-е годы, хотя оно фактически доказало в какой-то степени свою правоту

в 30-е годы. Во всяком случае Шумпетер оказался прав насчет эры Линдона Джонсона. Первые

признаки радикального студенческого интереса к социальным и политическим темам появились в

1958 г. Весной 1960 г. пришло время первых «сидячих» протестов и демонстраций в Сан-

Франциско против Комитета антиамериканской деятельности Палаты представителей, а также