Таким образом, он предлагает сознательный человеческий вызов отчаянию - то, что Карл Поппер
называл «новой теологией без Бога». В нем содержался элемент германского пессимизма,
характерного и для Хейдеггера, и для Ницше, так как и здесь акцент ставился на одиночество
человека в мире без Бога и на создавшееся в результате этого напряжение между «Я» человека и
миром [8]. Но на молодежь это оказывало магическое воздействие как форма утопического роман-
тизма с теми же привлекательными чертами, что и романтическое движение 150 лет назад. Он был
даже более привлекательным, так как предлагал и политическую активность. Или, как жаловался
Поппер, он являлся респектабельной формой фашизма, которую, нечего и говорить, легко можно
соединить с некоторыми формами марксизма. Камю настаивал на том, что никогда не был
экзистенциалистом, и в 1951 г. они с Сартром окончательно рассорились из-за того, что Сартр
защищал различные формы тоталитарного насилия. Но именно воссоздание Камю, выражаясь
современным языком, образа одинокого байроновского героя, бросающего вызов судьбе и
враждебному миру, вдохнуло жизнь в его культ и придало ему истинное, яркое значение в глазах
молодежи по обе стороны Рейна.
Таким образом, экзистенциализм являлся продуктом французского культурного импорта, который
Париж впоследствии реэкспортировал в Германию - страну, откуда он произошел, в значительно более
сложном и привлекательном облике. Это необходимо отметить, так как впервые со времен Гёте,
Байрона и де Сталь молодежь во Франции и Германии спонтанно почувствовала культурное родство,
общее Weltanschauung (мировоззрение - прим.пер.). Это послужило впоследствии подготовкой для
более солидного экономического и политического согласия, которому также благоприятствовали и
обстоятельства. Но, независимо от этого, ничего бы не произошло, если бы не существовали еще два
обстоятельства. Первое - это последнее и, вероятно, окончательное созревание христианской
активности в политике, ставшее доминирующим для жизнешюважного поколения в Европе. А второе -
это появление группы европейских титанов, не байроновских героев, не мо-
170
СОВРЕМЕННОСТЬ П
Европейский Лазарь
171
лодых, не романтично настроенных, даже не героев в прямом смысле слова, а еще менее - в
экзистенциалистском. Но именно им пришлось оживить труп Европы, которая сама погубила себя.
И средство - христианство, и исполнители - Аденауэр, де Гаспери, де Голль, по своей природе
были чужды основателям экзистенциалистского активизма. Но ведь история обычно развивается
парадоксальными путями.
Аденауэр, де Гаспери, де Голль были «последними из могикан», людьми, чье время все не
приходило, могло вообще не прийти и вдруг пришло, как развязка, неся богатые дары. В конце
войны в 1945 г. Альчиде Гаспери было шестьдесят пять лет, а Аденауэру - шестьдесят девять. Оба
родились в пограничных районах, были верующими католиками, антинационалистами, людьми,
смотревшими на семью как на важнейшую ячейку общества, оба ненавидели государство (разве
что, как минимальную прискорбную необходимость) и верили, что самой важной характеристикой
организованного общества должно быть главенство закона, отражающего закон природы, т.е.
господство абсолютных ценностей. Короче говоря, они ополчились против многих характерных
особенностей двадцатого века. Оба были упорными людьми со странными чертами лица. Ужасная
катастрофа, произошедшая в 1917г., придала лицу Аденауэра махагоновую беспристрастность
индейца с КУП-тинки на коробке для сигар [9]. Де Гзспери, подобно Аденауэру, высокий и
исключительно худой в молодости, имел сердитую физиономию служебной собаки. Оба были
конфедералистами. Аденауэр представлял полицентрическую Германию времен священной
Римской империи, а де Гаспери - Северную Италию времен Габсбургов.
Де Гаспери и на самом деле родился при австрийском управлении. Поскольку его отец командовал
местной жандармерией, он испытывал лояльность к королевскому дому, а не к национальному
государству. Но самой важной его привязанностью была религия. В течение всей своей жизни он,
когда мог, ходил на мессы. В примечательном письме, в котором он в 1921 г. просил руки своей
будущей супруги Франчески Романи, можно прочитать: «Личность живого Христа привлекает,
покоряет и успокаивает меня, как ребенка. Приди ко мне, я хочу, чтобы нас вместе, как к
пропасти, сотканной из света, влекло это упоение.» [10] Он поехал в Венский университет и был
восхищен знаменитым мэром города Карлом Люгером, хотя и по различным от Гитлера причинам.
Он считал, что Люгер указал путь, которым могут быть осуществлены «социальные энциклики»
самых прогрессивных святых пап. Так он формировался под влиянием немецкого католического
популизма, и его первые публикации появились в австрийской католической газете Рейхспост. Де