Джонсон Пол. Современность. Мир с двадцатых по девяностые годы. Том 1

Подождите немного. Документ загружается.

свой г&у и запретил своим людям сотрудничать, с Гестапо. Фактическим руководителем партии, в

качестве заместителя Гитлера, был Рудольф Гесс. Но Гесс был бесплодным мистиком. Более

важным был Мартин Борман, судимый ранее за убийство, но трудолюбивый партийный бюрократ

сталинского типа, который вел постоянные схватки с гауляйхерами, с одной стороны, и с

Герингом и Геббельсом - с другой [108].

Мировоззрение (нем.)

336

СОВРЕМЕННОСТЬ

Гитлер не возражал против этих внутренних распрей; напротив, он их разжигал. «Людям надо

позволить тереться друг о друга - говорил он. - Трение производит теплоту, а теплота - это

энергия.» Он называл это «институционализированным дарвинизмом». Если Гитлер встречал соп-

ротивление со стороны какого-нибудь министерства, он Создавал ему двойника. Он называл

министерство иностранных дел, все еще переполненное аристократами, «интеллектуальной

мусорной ямой» и с 1933 г. создал конкурирующую организацию во главе с Иоахимом фон

Риббентропом, которая часто перехватывала корреспонденцию министерства и отвечала на нее

[109]. Министерство труда при Франце Зельдте особенно часто устраивало обструкции. Поэтому

Гитлер назначил одного из своих гауляйтеров, Фрица Заукеля, генеральным уполномоченным по

трудовой мобилизации [110]. И опять, разочарованный на экономическом и финансовом фронтах,

Гитлер создал двойника министерства экономики, так называемый «Четырехлетний план», во

главе с Герингом. До 1942 г„ дополнительно к квоте министерств, унаследованных от Веймара,

Гитлер создал пятьдесят восемь верховных советов плюс много других внеправи-тельственных

бюро. Перекрывание было всеобщим и преднамеренным. Гитлеру было удобно, например, чтобы

Риббентроп и Геббельс боролись между собой за контроль над внешней пропагандой до такой

степени, что их люди дрались из-за радиооборудования. Тогда оба призывали его быть арбитром.

Любая авторитарная система, которая не соблюдает конституционные процедуры и главенство

закона, обязательно содержит элемент анархии. Сталинский режим не слишком отличался от

гитлеровского, хотя Сталин был методичнее Гитлера. Термин «богема», который Гин-денбург

употреблял по отношению к Гитлеру, был к месту. Гитлер ненавидел расписания. После смерти

Гинденбурга он объединил службы канцлера и президента и пользовался этим, чтобы оправдать

срыв служебных дел обеих. Старомодный государственный служащий по имени д-р Ганс Ламмерс

сохранял какое-то подобие порядка в службах Канцлерства и со-своими сотрудниками в составе

десяти-двенадцати человек отвечал на почту Гитлера из 600 писем в день. Похоже, что Гитлер ни-

когда не писал писем и не подписывал официальные документы. Как только он пришел к власти,

он сделал все возможное, чтобы уничтожить все документы, в которых упоминалось его имя

(включительно налоговые реестры), и с тех пор исключительно неохотно издавал какие бы то ни

было письменные директивы. Наверное, единственный документ, саморучно написанный

Гитлером, которым располагаем, датирован перед Первой мировой войной.

Когда Гитлер впервые стал канцлером, он входил в свой кабинет в 10 часов утра, но вскоре уставал от

рутинной деятельности и постепенно

Бесы

337

начал работать невековый мона принимать како

яочью, Он постоянно передвигался по стране, как сред-х, и даже, когда находился в Берлине, часто

отказывался -нибудь решение, говоря, что он не диктатор [111]. Он

не любил заседаний кабинета именно потому, что они были систематической процедурой для взятия

решений. Он собирал их через все большие интервалы; :ю даже когда они проводились, по-настоящему

важная работа совершалась на другом месте. Так например, когда Гитлер уволил Ялмара Шах|га, он

назначил Вальтера Функа министром экономики во время одного антракта в опере и представил его без

предупреждения на следующем заседании кабинета (4 февраля 1938 г.), последнем, которое он вообще

фзвал [112], Не подлежит никакому сомнению, что все важные решения (принимались лично Гитлером, как

правило, во время двусторонних встреч с отдельными министрами или шефами, но они никогда не

отражались в записях, кроме как косвенно. Приказы Гитлера всегда были устными, часто высказывались

инцидентно во время длинных тирад, а иногда отдавались на месте тому, кто случался поблизости [113].

Гитлеровское государство не было корпоративным, так как корпоративизм предполагает распределение

власти между различными органами, а Гитлер не хотел делить власть ни с кем. Он не был против того,

чтобы высшие члены банды управляли маленькими частными империями, но подчинялись бы его верховной

власти снимать их. Ламмерс, однако, свидетельствовал в Нюрнберге, что он не позволял им собираться

вместе, даже неофициально, так что они никогда не имели возможности разрешить свои противоречия

коллегиально. Потому Гитлеровский режим был отмечен постоянными двусторонними и многосторонними

стычками между его составными частями, что Гоббс называл «постоянное и неутомимое желание

приобретения власти за властью, которое угасает только со смертью» [114]. Геринг подслушивал телефоны

коллег со своей «исследовательской службы» и собирал такие сокровища, как комплект любовных писем

Альфреда Розенберга к одной красивой еврейке [115]. Борман шпионил за всеми. То же, разумеется, делали

Гиммлер и Ге,йдрих. Практически каждый имел возможность шантажировать любого другого и поскольку

всякий хотел завоевать благорасположение Гитлера, донося все, что знает о других, Фюрер всегда был хоро-

шо информирован.

Ни одно правительство, управляемое таким образом, не может надеяться проводить последовательную и

хорошо обдуманную политику и, естественно, Гитлер не сумел сделать этого даже по вопросам, к которым

питал наибольшую страсть. Он обещал помочь мелкому бизнесу, крестьянам, земледелию, уменьшить

влияние больших городов, вернуть женщин с заводов по домам, изъять индустрию у капиталистов,

338

СОВРЕМЕННОСТЬ

Бесы

339

землю у юнкеров, армию у «фонов», администрацию у ^докторов». Он не сделал ничего из этих

вещей. Напротив: большие города, крупный бизнес, индустрия процветали, а крестьяне и

женщижы продолжали толпиться в цехах [116]. Армия, бизнес и государственные службы оста-

вались почти без изменения.

Даже в еврейской политике, которая для Гитлера являлась важнейшей из всех вопросов, имели

место непоследовательность и нерешительность. В первом приливе нацистского триумфа

множество евреев было убито или отправлено в лагеря, или лишено своего имущества агентами

СА и сумело бежать. Некоторые нацистские [лидеры предпочитали политику принудительной

эмиграции, но не приняли никаких систематических и эффективных мер для ее осуществления.

Гитлер также не громил большие еврейские универсальные магазины, чем угрожал бессчетное

число раз: Шахт убедил его, что это уничтожит 90 000 рабочих мест [117]. Министерство

экономики сопротивлялось атакам на еврейский бизнес, в основном, потому что считало, что это

приведет к атакам на крупный бизнес вообще, к организовало специальное бюро для

противодействия нацистскому натиску [118]. Сами Нюрнбергские законы создавались наспех.

Гитлер объявил их как «окончательное решение положения евреев». В сущности, оставалось

много двусмыслиц, даже в его собственном уме. Он утвердил пригородные надписи «Евреи не

допускаются», которые на теории были незаконными, но согласился, что нельзя практически

запретить пропуск евреев. В 1936 г. министерс] -во внутренних дел даже обсуждало запрет Дер

Штюрмер, антисемитской нацистской газеты. Антисемитизм стал еще яростнее в 1938 г., веро-

ятно потому, что Гитлер воспринял более изоляционистскую экономическую политику.

Министерство внутренних дел издало «Указ об именах», обязующий всех евреев принимать

вторым именем Израель или Сара [119]. За ним последовало ужасное насилие в Хрустальную ночь

9 ноября 1938 г., спровоцированное Геббельсом. Не ясно, однако; действовал ли Геббельс по

собственной инициативе, или, вероятнее всего, по приказу Гитлера, отданному совсем мимоходом

[120]. Едва с началом войны Гитлер сосредоточился над истинно «окончательным решением»: он

все время держал его в уме, но ему нужна была война, чтоб сделать его возможным. В отношении

же своих глобальных целей, в отличии от внутренней политики, ему всегда все было ясно - он был

последовательным и решительным, как покажет, дальнейшее.

У Гитлера не было экономической политики. Но у него была очень специфическая национальная

политика. Он хотел перевооружиться как можно быстрее и вместе с тем избежать

предупредительного удара Союзников. Он просто делал германской индустрии свои заказы и

оставлял ее менеджеров справляться самостоятельно. Перед приходом

Гитлера к власти, Отто Штрассер спросил его, что он будет делать с Крупном, и Гитлер ему

сказал: «Разумеется, оставлю его в покое. Неу-., что я настолько сошел с ума, чтоб разрушить

германскую экономик)!?» [121] Гитлер считал, что самой большой экономи-

ческой ошибкой управление инд)

Ленина был его приказ членам партии взять на себя стрией и уничтожение или отстранение ее

капиталисти-

ческих менеджеров. Он был категоричен, что Коричневые рубашки и другие партийные элементы

не должны посягать на бизнес, и в 1933 г. предупредил машра Вальтера Буха, судью в Партийном

суде: «Вашей задачей как верховный судья партии является обуздать революционный элемент.»

Нежелание сделать это привело к провалу другие революции, говорил онТ122].

Нет никакого доказательства, что на Гитлера повлияла, хотя бы в малой степени, философия

крупного бизнеса. Он соглашался с советами деловых кругов, только когда был убежден, что

следование им продвинет вперед его военные и внешнеполитические цели. Он считал себя

социалистом и сущность его социализма состояла в том, что каждый, индивид или группа в

государстве должны были без колебания работать на национальную политику. Так что, не имело

значения, кому принадлежит конкретный завод, пока те, кто им управляет, делают, что им при-

казывают. Германский социализм, говорил он Герману Раушнингу, не стремится к

национализации: «Наш социализм проникает намного глубже. Он не меняет внешний порядок

вещей, он наводит порядок^ единственно в отношении человека к государству... В таком случае,

какое значение имеют собственность и доход? Зачем требуется обобществление банков и заводов?

Мы обобществляем людей.» [123] Представляя свой Четырехлетний план (который, как и

сталинский, служил только пропагандным упражнением), Гитлер говорил, что дело Министерства

экономики только «представить задачи национальйой экономики», а после «частная экономика

должна будет их выполнить». Если она откажется от них, «тогда Национал-социалистическое

государство знает как выполнить эти задачи» [124].

Таким образом, Гитлер сохранил сословие германских менеджеров и заставил его работать на

себя. Фирмы процветали и приходили в упадок точно в соответствии со степенью, в которой

выполняли приказы Гитлера. Разумеется; он выжимал из них средства: но это было отношением

между шантажистом и жертвой, а не между клиентом и собственником. Характерным случаем

являлась химическая компания И.Г.Фарбен, которую нацисты насмешливо называли «Исидор

Фарбен» из-за ее еврейских директоров, управляющих и ученых. Она завоевала

благорасположение Гитлера только после того, как рассталась с евреями (например, с лауреатом

Нобелевской премии Фрицем Хабером) и

340

СОВРЕМЕННОСТЬ

когда согласилась дать абсолютный приоритет гитлеровской программе синтетических

материалов, ядру его плана о военной готовности, в тайном договоре, подписанном 14 декабря

1933 г. С тех поо Фарбен была в безопасности, но только ценой рабства у Гитлера. Крупный

бизнес далеко не разлагал его социализм, получалось точно обратное. Разложение И.Г.Фарбен

нацистами было одной из самых поразительных индивидуальных трагедий в общей трагедии

германской нации [125].

Отсутствие экономической политики было преимуществом. Гитлеру сопутствовала удача. Он

пришел к власти на ме^яц раньше Рузвельта и, как и он, пожинал плоды восстановления, которое

уже началось незадолго до того. В отличие от Рузвельта, однаф, он не вмешивался в экономику с

систематическими программами общественного строительства, хотя они и существовали. На

собрании 8 февраля 1933 г. он сказал, что отвергает всевозможные программы, которые не имеют

отношения к перевооружению. Гитлер начал строительство автомагистралей в сентябре 1933 г.,

главное потому, что хотел иметь быстрые шоссейные дороги и считал, что нашел

организационного гения, который может их создать, в лице Фрица Тодта (он действительно его

нашел) [126]. Брюнинг следовал излишне дефляционной политике, так как испытывал

параноический страх от инфляции. Гитлер от нее отказался. Он уволил д-ра Ганса Лутера,

президента Рейхсбанка и заменил его Ял-маром Шахтом, которого сделал и министром

экономики. Шахт был одним из умнейших финансовых министров, которых имела какая-либо

страна между войнами. Он являлся специалистом по рыночной экономике, но был эмпириком,

который не верил ни в какую теорию и действовал сообразно ситуации.

Гитлер ненавидел высокие процентные ставки и дорогой кредит не потому, что был кейнсиачцем,

а потому что связывал их с евреями. Он приказывал Шахту обеспечить деньги для

перевооружения и Шахт это делал, .нарушая между делом правила Рейхсбанка. Инфляция была

предотвращена благодаря строгому контролю Брюнинга над оборотом (который Гитлер, стремясь

к автаркии

, сделал еще жестче), налогообложению (доходы от налогов утроились в период 1933-

1938 г.г.) и общему затягиванию поясов: жизненный стандарт Германии в 1938 г. был только

немного выше, чем десять лет назад. Немцы не имели ничего против, потому что снова получили

работу. Более 8 миллионов были безработными, когда Гитлер пришел к власти. Их число начало

очень быстро уменьшаться во второй половине 1933 г., а в 1934 г. уже не хватало некоторых

категорий квалифицированных работников, несмотря на то, что 3 миллиона были все еще без

работы. В -1936 г. занятость была

Политика замкнутой, самообеспечивающейся экономики.

Бесы

341

уже практически полная, а в 1938 г. фирмы отчаянно искали рабочую силу - в то время, когда

Британия и США снова находились в рецессии.

Таким образом, Германия оказалась единственной большой индустриальной державой, которая

быстро и целиком восстановилась после Большой депрессии. Причина, без сомнения, скрывается в

большой внутренней силе германской индустрии, которая работает феноменально хорошо,

начиная с 60-х годов прошлого века до настоящего дня, когда не покалечена войной и не

расстроена политическим непостоянством. Веймар обеспечил катастрофические политические

условия для бизнеса, который выдвигал как предварительное условие для эффективного

инвестирования стабильный и последовательный фискальный фон. У Веймарской республики

всегда были трудности с проведением бюджета через Рейхстаг и при ней часто приходилось

упражнять финансовую политику с помощью чрезвычайных указов. Ее врожденная политическая

нестабильность скорее усугублялась, нежели поправлялась. После выборов 1928 г. становилось

все труднее сформировывать стабильное правительство, а в марте 1930 г. стало ясно, что режим не

протянет долго, а существует опасность его замещения марксистской системой. Именно поэтому

приход к власти Гитлера обеспечил германской индустрии то, чего ей не доставало, чтоб работать

эффективно: стабильное правительство, конец политическим махинациям и чувство национальной

цели. Остальное она могла сделать сама. Гитлер был достаточно проницателен, чтобы понять это.

Хотя он позволял партии проникнуть в любую другую сферу правительственной и

государственной политики, он, тем не менее, держал ее в стороне от индустрии и армии, от ко-

торых ожидал, чтобы работали как можно быстрее и с максимальной эффективностью [127].

К середине 30-х годов Гитлер управлял грубым, уверенным, бесстыдным, удачливым и, для

большинства германцев, популярным режимом. Германские рабочие, в целом, предпочитали

надежные рабочие места перед гражданскими правами, которые для них мало что значили [128].

То, что приобрело для них значение, были общественные организации, созданные Гитлером в

неожиданных количествах путем политики, названной им «принадлежность». Он также проводил

политику координации, которая подчеркивала единство страны (под руководством партии,

разумеется). Третий Рейх был «координированным» государством, которому «принадлежали»

обыкновенные немцы. Такое понимание общественной жизни было более привлекательно для

немцев, чем партийная политика Веймара. Такое настроение, может быть, существовало бы вечно,

но оно все еще было сильно, когда Гитлер подорвал свою популярность, снова вовлекая Германию

в войну. Это настроение, вероятно, было самым сильным среди наиболее униженных и

342

СОВРЕМЕННОСТЬ

бедных (но не среди некоторых католических крестьян, которые отказывались повторять

нацистские приветствия и горько негодовали против нападок на христианство).

Гитлер также был привлекателен для моралистического менталитета многих германцев, т.е. для

тех, которые горели^ стремлением к «моральному» поведению, не обладая кодексом моральных

догм, проистекающих из христианской веры. Гиммлер, сознательный массовый убийца,

педантичный мучитель, был образцом человека, который лучше всего служил Гитлеру. Он

олицетворял добродетели ОС - воплощение нацистской «морали» - таких как вера, честность,

подчинение, твердость, скромность, бедность и храбрость. Идея о подчинении «железным

законам» или «высшему закону», а не традиционной абсолютной морали, проповедуемой в

церквях, была гегельянством. Маркс и Ленин подавали ее как классовую идею, а Гитлер - как

расовую. Точно так же, как советские кадры приучались оправдывать отвратительнейшие прес-

тупления во имя моральной классовой войны, СС действовала во имя расы - насчет нее Гитлер

утверждал, что она является более могучей и центральной мотивировкой для человека, чем класс.

Служение расе, в отличии от служения марксову пролетариату, было основой нацистского

пуританства, характерного, как говорил Рудольф Гесс, комендант Ауш-вица, для «холодного» и

«каменного» менталитета идеального нациста, который «переставал испытывать человеческие

чувства» в стремлении выполнить свой долг [129].

Таким образом, в начале 1933 г. две самые большие и сальные государства Европы оказались в

плену у тоталитарных режимов, которые проповедовали и претворяли в жизнь, и, в Сущности,

олицетворяли моральный релятивизм со всей его ужасающей мощью. Каждая из систем

воздействовала как шпоры на самые отвратительные характеристики другой. Одной из

тревожнейших сторон тоталитарного социализма, и ленинского, и гитлеровского, был способ,

которым, и как движение, борющееся за власть, и как режим власти, они следовали Закону

Грешема о политической морали: страх вытеснял инстинкты человечности, при этом один

развращал другого на пути к все более глубокой бездне зла.

Гитлер научился у Ленина и Сталина как основать режим крупномасштабного террора. Но и он

сам мог бы научить других многим вещам. Как и Ленин, он хотел сконцентрировать всю власть

только в своей воле. Он был гностиком, как Ленин, и также, как Ленин считал, что только он один

был подлинным толкователем истории как воплощение пролетарского детерминизма, так и Гитлер

доверял только самому себе как выразителю расовой воли германского народа. В режиме, который

он установил в январе 1933 г., существовала большая аномалия - организация СА. Гитлер не

контролировал ее полностью, а Рем имел

Бесы

343

мечты, которые не вписывались в планы Гитлера. СА, уже достаточно большая до взятия власти,

быстро расширялась. Осенью 1933 г. она насчитывала один миллион активных платных членов и

еще 3,5 миллиона в резерве. Целью Рема было сделать СА будущей германской армией, которая

откажется от Версальских соглашений и обеспечит экспансионистские цели Германии. Старая

армия со своим профессиональным офицерским сословием была бы всего лишь обучающей

организацией для радикальной революционной армии, которую он сам повел бы в завоевательный

поход. Гитлер решил похоронить этот Наполеоновский план. Он был высокого мнения о

действующей армии и был убежден, что она перевооружится быстро и достаточно тайно, чтобы

провести страну через период обостренной опасности, когда Франция и ее союзники все еще

имели возможность вторгнуться в Германию и уничтожить его режим. Что было еще важнее, он

не имел никакого намерения делить власть с Рёмом, не говоря уже о том, чтоб уступить ее

целиком.

С марта 1933 г., когда Гитлер начал помогать продвижению Гиммлера, с которым поддерживал

тайную телефонную связь, стало ясно, что Гитлер задумал грандиозное преступление, чтоб

решить дилемму, поставленную перед ним СА Рема. И он подготовил его очень тщательно. С

октября 1933 г. Гиммлер был уполномочен Гитлером кроме города Мюнхена, занять по

совместительству посты начальника политической полиции во всех германских провинциях. Этот

процесс, естественно, рассматривался неприятелями Гиммлера как создание империи и нуждался

в активной помощи Гитлера на каждом этапе, как из-за того, что был незаконным (Фрика нужно

было держать в стороне), так и из-за того, что включал переговоры с гауляйтерами в каждом гау, а

они контролировались только Гитлером. Весь процесс закончился 20 апреля 1934 г., когда СД

Гейдриха раскрыла «заговор» об убийстве Геринга, который его собственное Гестапо не у.спело

раскрыть. Тогда Гитлер приказал Гиммлеру возглавить полицию Геринга (официально стать его

заместителем). Организация СС, большая сама по себе, теперь контролировала всю политическую

полицию Германии и имела возможность ударить даже по гигантской вооруженной СА.

Между тем, мотивы Гитлера уничтожить руководство и независимость СА усилились. Ее грубое и

открытое уличное насилие оттолкнуло сторонников Гитлера в стране и стало главным поводом для

критики его режима из-за границы. Когда сэр Джон Саймон и Энтони Идеи посетили его 21

февраля.1934 г., он обещал демобилизовать две трети СА и разрешить инспектирование оставшейся

части; «практически он распускает всю эту силу... - писал Идеи, - и едва ли мог пойти дальше.» [130].

Столь же важной была враждебность армии. Весной 1934 г. стареющий Гинденбург уже явно угасал.

Гитлер хотел стать его наслед-

344

СОВРЕМЕННОСТЬ

ником, объединив в одно целое президентство и канцлерство. Командиры армии и флота соглашались

на это при условии, что он обессилит СА и подавит ее претензии; это было типично для наивности,

которую они всегда проявляли в переговорах с Гитлером, давая ему что-нибудь жизненно важное в

замену на «уступку», которую ему и так пришлось бы сделать, и в чем сотрудничество армии было

решающим.

Гитлер приступил к чистке - акту чистого бандитизма, сразу как только Гиммлер достиг монопольной

власти над политической полицией. Он решил истребить одним махом всех своих непосредственных

политических врагов (включительно свести кое-какие старые счеты), так что «доказательства»

заговора, сфабрикованные разведывательным бюро Гейдриха, демонстрировали невероятные

логические связи, достойные сталинского показательного процесса. Гиммлер и Гейдрих приготовили

окончательный список, а Гитлер только подчеркнул карандашом, кого расстрелять; Гейдрих подписал

приказы, в которых было написано просто: «По приказу Фюрера и Рейхсканцлера^_____________

осужден на

смерть через расстрел за государственную измену.» На сравнительно позднем этапе в заговор был

посвящен и Геринг. Министр обороны Бломберг, вместе со своим политическим помощником

генералом фон Рейхенау, стали соучастниками, приказав армейским частям быть в боевой готовности в

случае сопротивления со стороны частей СА. Рано утром 30 июня 1934 г. Гитлер лично разбудил Рема

в санатории на Тегерн-зее, а после удалился в Мюнхенский Браунхауз. Баварский министр правосудия

не проявил готовности распорядиться о массовых расстрелах только на основании напечатанного

списка, так что Рем и его приближенные практически были убиты только 2 июля, руками политической

полиции. В это время в Берлине, по рассказу очевидца вицеканцлера фон Папена, обвиняемых отвели в

частный дом Геринга на Лейпцигерплац, где он и Гиммлер опознали их, отметили в списке и приказали

сразу же увести и расстрелять; частная полиция Геринга обеспечила наказатель-ные взводы. Двумя

днями позже Гитлер прибыл из Мюнхена в Темпель-хоф

. Гиммлер и Геринг встретили его у взлетной

полосы, под кроваво-красным небом, где они втроем просмотрели списки расстрелянных или

намеченных для расстрела - вагнерова сцена, описанная гестаповским офицером Гансом Гизевиусом.

Фрику, министру внутренних дел, сказали уйти домой: это дело его не касалось. По словам Гизевиуса,

Фрик сказал: «Мой Фюрер, если вы сразу не поступите с Гиммлером и его СС так, как поступили с

Ре'мом и его СА, то все, что вы смогли сделать, это вызвать Вельзевула, дабы прогнать Дьявола.» [131]

Это показало, насколько мало он понимал своего господина.

Аэропорт в Берлине.

Бесы

345

Большинство убитых не имело ничего общего с СА. Среди них был бывший премьер-министр Баварии

Густав фон Кар, который отказался участвовать в путче в 1923 г.; старый коллега и партийный

соперник Гитлера Грегор Штрассер; скользкий старый генерал фон Шлейхер, который его

«сдерживал», плюс его жена и близкий помощник генерал фон Бредов; берлинский католический

лидер Эрнст Клаузенер и многие другие неудобные или опасные люди, вероятно, всего около 150

человек [132].

Этот акт массового убийства со стороны правительства и полиции был моральной катастрофой для

Германии. Кодекс чести германских генералов, насколько он существовал вообще, был расшатан,

поскольку они стали соучастниками убийства двух своих товарищей и коллег. Над правосудием

надсмеялись, так как 3 июля был принят закон, подтвердивший содеянное ex post facto. Гитлер был

принят с почестями у смертного одра Гинденбурга, где смутившийся старик, который когда-то назвал

его «богемский ефрейтор», приветствовал его словами «Ваше Величество». После смерти Деревянного

титана 2 августа, Гитлер принял его пост в силу закона, изданного им в предыдущий день, которым

объявлял себя «вождем и Рейхсканцлером». В тот же день все солдаты и офицеры армии поклялись

перед ним, начиная клятву словами: «Клянусь безусловно подчиняться Фюреру Германского Рейха и

народа.» Эта реформа позже была подвергнута плебисциту и в августе германский народ вознаградил

главного убийцу приговором в виде 84,6 процентов голосов [133]. Не самой малозначительной

стороной этого переломного момента было вручение почетных кинжалов эсесовцам, совершившим

убийства. Вот он, вульгарный символизм морального релятивизма. Вот так СС была благословлена на

свою чудовищную карьеру узаконенных убийств. Афера Рема, с которой государство открыто занялось

массовыми убийствами, при содействии старой военной элиты и с одобрения электората,

непосредственно предвещала о будущих планах истреблений.

Именно махровая наглость чистки против Рема и способ, которым Гитлер справился с ней, с

германским и мировым общественным мнением и со своими собственными коллегами, побудили Ста-

лина утвердить свою личную диктатуру подобными средствами. До тех поп партийная элита разрешала

ему убивать только обыкновенных русских. Даже исключение высшего члена партии требовало

сложной подготовки. В 1930г. Сталина открыто критиковали Сырцов, кандидат в члены Политбюро, и

Ломинадзе, член Центрального комитета. Он хотел расстрелять обоих, но самое большее, чего сумел

достигнуть, это выгнагь их из ЦК. Двумя годами позже он призывал расстрелять Рюти-на, который

частно распространял документ на двухстах страницах, критикующий его диктатуру. Сергей Киров,

наследивший от Зиновьева

346

СОВРЕМЕННОСТЬ

должность главы Ленинграда

, настаивал на пощаде Рютина и отправке его в «изолятор» или

специальную тюрьму .для партийных руководителей [334]. К лету 1934 г. влияние Кирова

продолжало расти и было похоже, что он, вероятнее всего, унаследует пост Сталина - или сместит

его. Успех чистки против Рема вдохновил Сталина ликвидировать раз и навсегда

внутрипартийные ограничения, причем гениальнейшим способом: заставил убить Кирова и

использовал преступление как повод ударить по всем другим врагам [135].

Киров был застрелен при загадочных обстоятельствах 1 декабря 1934 г. посреди Смольного,

бывшего Института благородных девиц, откуда Ленин начал свой путч, и который с тех пор

оставался штаб-квартирой партии в Ленинграде. Это было хорошо охраняемое место и так и не

стало ясно, каким образом убийца Леонид Николаев миновал охрану. Еще подозрительнее был

факт, что несколькими днями раньше телохранитель Кирова был отстранен по приказу Ягоды,

председателя НКВД. В 1956 г., и еще раз в 1961 г., Хрущев прозрачно намекнул, что Сталин был

ответствен за все, и косвенные улики выглядели очень убедительно [136].

Сталин отреагировал на новость об убийстве с большой яростью, но таким образом, который

предполагал предварительный умысел. Он сел в ночной поезд на Ленинград и на рассвете на

Московском вокзале его встретил Медведь, начальник ленинградской милиции. Не говоря ни

слова, Сталин сильно ударил его по лицу. После этого он занял целый этаж в Смольном и лично

возглавил расследование. Сталин сидел за столом,-ркруженный своими лакеями: Молотовым,

Ворошиловым, Ждановым и другими, с одной стороны стояли ленинградские партийные

руководители, а с другой - люди из охраны. Когда привели Николаева и Сталин спросил, зачем он

застрелил Кирова, несчастный упал на колени и закричал, показывая на охрану: «Да ведь эта они

м«ня заставили.» Те набросились на него и избили до потери сознания рукоятками пистолетов;

после выволокли наружу и привели в себя, поливая горячей и холодной водой. Сталин

распорядился избить до смерти железными прутьями Борисова, начальника охраны Кирова;

Медведь был сослан в лагерь и убит три года спустя; Николаев был экзекутирован 29 декабря

после тайного суда. Более ста человек, так называемых «белых», было расстреляно; 40 000

ленинградцев были сосланы в лагеря. Вскоре все знакомые с фактами по делу Кирова были.или

мертвы, или исчезли навсегда в Архипелаге ГУ Лаг [137].

Это было только начало. Через две недели после убийства Кирова Сталин арестовал Зиновьева и

Каменева. Он сформулировал обвинение

Ленинградской областной партийной организации.

Бесы

347

против них до мельчайших деталей и просматривал показания, которые они должны были дать, до

последней запятой. Потребовались месяцы, чтобы их выдрессировать; Сталин угрожал, что никто

не будет пощажен, «пока не приползет на животе с признанием в зубах» [138]. Они явились на

судебный процесс в 1936 г., выполняя уговор, что они согласятся признать все, при условии, что

семьи их не пострадают, а их самих пощадят. В действительности же обоих расстреляли на

следующий день после окончания процесса. То, каким образом Зиновьев просил о помиловании,

стало темой отвратительных пародий с сильными антисемитскими нотками, разыгрываемых на

интимных ужинах у Сталина К.В.Паукером. Бывший театральный парикмахер, выдвинувшийся до

должности начальника личной охраны Сталина из НКВД, был единственным человеком, которому

разрешалось брить его. Паукер периодически исполнял эту сцену, пока не расстреляли и его

самого как «немецкого шпиона» [139].

Сразу же после убийства Зиновьева и Каменева, Сталин приказал Ягоде экзекутировать 5 000

арестованных ранее членов партии. Это положило начало Большому террору. Вскоре после

завершения этой акции, 25 сентября 1936 г., Сталин выслал из Сочи, где находился на отдыхе,

зловещую телеграмму; «Мы считаем абсолютно необходимым и спешным назначение товарища

Ежова на пост Народного комиссара внутренних дел. Ягода определенно показал себя

неспособным изобличить троцкистско-зиновьевский блок. ОПТУ отстает на четыре года в этом

деле.» [140] За телеграммой последовала систематическая чистка в органах безопасности,

проведенная командами, состоящими из двухсот-трехсот партийных фанатиков, тайно набранных

Ежовым [141]. После этого Сталин устранил из партии своего старого грузинского приятеля

Орджоникидзе, последнего члена Политбюро, которому дозволялось называть его кличкой «Коба»

и спорить с ним- он предоставил ему возможность выбора застрелиться или умереть в тюремной

камере. После февраля 1937 г. Сталин мог убивать кого угодно, каким угодно способом. На

пленуме ЦК в конце месяца ЦК «проинструктировало» Сталина арестовать Бухарина и Рыкова.

Бухарин со слезами умолял сохранить ему жизнь. Сталин; «Если ты не виновен, можешь это

доказать и в тюремной камере!». ЦК: «Расстрелять предателя!» Оба были отведены прямо в

тюрьму и расстреляны; позже слышали, как Ягода ворчал: «Жалко, что не арестовал вас всех

раньше, когда имел власть.» [142] (это не имело значения: из 140 человек присутствующих вскоре

две трети было убито.)

С конца 1936 г. до второй половины 19.38 п Сталин ударил по всем сословиям режима. Только в 1937 г. он

убил 3 000 старших офицеров службы безопасности и 90 процентов прокуроров в провинции. С 1935 г.

348

СОВРЕМЕННОСТЬ

он вступил в тайные переговоры с Гитлером. На следующий год Сталин убедил нацистское

правительство состряпать фальшивые доказательства о тайных контактах между командиром

советской армии маршалом Тухачевским и гитлеровскими генералами; они были подготовлены

Гестапо и переданы через одного из его агентов, генерала Скоблима, который работал также и на

НКВД [143]. Первой жертвой Сталина среди военных был генерал кавалерии Дмитрий Шмидт,

который в 1927 г. обидел его публично. Шмидт был арестован пятого июля 1936 г., замучен и

убит. Тухачевский и семеро других высших генералов последовали за ним 11 июня 1937 г., а после

этого - 30 000 офицеров (около половины всего офицерского состава), включительно 80 процентов

полковников и генералов [144]. Большинство офицеров были расстреляны в течение двадцати

четырех часов после ареста. Главной целью было убить в каждом сословии старейших, особенно

тех, которые боролись за Революцию, или тех, которые звали партию до того, как Сталин завладел

ею. Чистка в самой партии была самой продолжительной и жестокой. В Ленинграде из 150

делегатов Семнадцатого съезда партии остались в живых только двое. Потери в Московской

партийной организации были также очень велики. Всего было убито около одного миллиона

членов партии [145].

Преступления, совершенные в те годы так и не были никогда отмщены, как следует расследованы

или наказаны (кроме как случайно), так как все следующие поколения партийных руководителей,

которые управляли после Сталина, были замешаны в них. Ежов, главный палач, был убит в свою

очередь Сталиным, после того, как закончились чистки. Его наследник на посту начальника

службы госбезопасности, Лаврентий Берия, расстрелян своими коллегами из Политбюро сразу

после смерти самого Сталина. Георгий Маленков, который управлял Россией в 1953-1956 г.г.,

оглавлял чистки в Белоруссии и Армении. Хрущев, который унаследовал этот пост после него и

управлял в период 1956-1964 г.г., отвечал за чистки в Москве и (вместе с самим Ежовым и

Молотовым) на Украине. Ленинградская чистка велась Ждановым, а одним из его помощников (и

одним из немногих уцелевших) был Алексей Косыгин, Председатель Совета Министров с 70-х

годов до самой своей смерти. Каганович, который занимал высокие посты до 60-х годов, был

палачом партии в Смоленской области. Леонид Брежнев, соучастник и уцелевший в украинской,

чистке управлял Россией от 1964г. до самой смерти в 1982 г.

Все эти люди, которые управляли Россией в течении тридцати лет после смерти Сталина, работали

в атмосфере самовосхваления и страха, следуя прямым и подробным указаниям Сталина. Один из

сотрудников НКВД, бывший в личной охране Сталина, свидетельствовал, что в 1937-

Бесы

349

1939 г.г. Ежов приходил к Сталину почти каждый день с толстой папкой документов; Сталин

отдавал приказы об арестах, применении пыток и приговоров (последнее - перед судебным

процессом). Сталин проводил некоторые из допросов лично. Он отмечал в документах

«арестовать»; «арестовать всех»; «нет необходимости проверять: арестуйте их». На Двадцать

втором съезде партии в 1961 г. З.Т.Сердюк прочитал одно из писем Ежова: «Товарищ Сталин,

посылаю Вам для подтверждения четыре списка с именами людей, чьи дела находятся в Военной

коллегии; Список один, общий; Список два, бывшие военнослужащие; Список три, бывшие

сотрудники НКВД; Список четыре, жены бывших врагов народа. Прошу утвердить приговор

первой категории (т.е. расстрел).» На списке было написано: «Утверждаю, И.Сталин, В.Молотов».

Сталинская подпись стояла на более чем 400 списках с 1937 г. до 1939 г. с именами 44 000 людей -

высших партийных руководителей, членов правительства, офицеров и культурных деятелей [146].

Зарубежные коммунисты, которые искали убежища в Москве, тоже были уничтожены в больших

количествах. Среди них были Бела Кун и большинство венгерских коммунистических

руководителей, почти все руководящие польские коммунисты; весь руководящий состав Югослав-

ской партии, кроме Тито, известные болгары Попов и Танев, герой Лейпцигского процесса

Димитров (ему удалось уцелеть: у Сталина было досье и на него); все корейцы; много индусов и

китайцев; коммунистические руководители .из Латвии, Литвы, Эстонии, Бессарабии, Ирана,

Италии, Финляндии, Австрии, Франции, Румынии, Голландии, Чехословакии, Соединенных

Штатов и Бразилии. Особенно силен был удар по немцам, бежавшим от Гитлера. Нам известны

имена 842 арестованных, но, в сущности, их было намного больше, включительно жены и дети

руководителей, как например, семья Карла Либкнехта. Некоторые из уцелевших немцев позже

имели возможность продемонстрировать следы мучений и в Гестапо, и в НКВД и, таким образом,

стали живыми символами скрытых контактов, поддерживаемых службами безопасности

нацистской Германии и Советской России в тот период. В целом европейские коммунисты

находились в большей безопасности в своих собственных фашистских странах, чем на

«Социалистической Родине-матери». Рой Медведев, независимый советский историк-марксист,

отмечал: «Ужасный парадокс в том, что большинство европейских коммунистических

руководителей и активистов, которые жили в СССР, погибли, хотя большинство из тех, которые

были, в тюрьме в своих родных странах в 1937-193-8 г.г., уцелели.» [147]. Абсолютно точно

известно, что Сталин обменивался с нацистами списками с «разыскиваемыми» активистами, а

может быть делал это и с другими тоталитарными режимами, на которые его пропаганда нападала

с механической яростью.

350

СОВРЕМЕННОСТЬ

Он живо интересовался судьбами зарубежных коммунистов, с которыми имел дело. В какой-то

момент, во время процесса против старого его товарища и жертвы Бухарина, прожектор высветил

присутствующим лицо самого Сталина, который подсматривал через темное стекло окошка высоко под

потолком судебной залы [148].

Великолепный Роман Артура Кестлера «Сумрак .в полдень» (1940) создал впечатление, что главные

жертвы Сталина, заблудившиеся в собственной марксистской теологии и общей с ней релятивистской

морали, согласились содействовать своими ложными показаниями - даже начали сами им верить.

Ничто не может быть дальше от истины. Если ведущих «заговорщиков», чьи показания были

необходимы для создания основной конструкции фальсификации, заставляли признаваться через смесь

угроз убийства или пыток их жен и детей, физического насилия и обещаний о снисхождении, то для

преобладающего большинства жертв методы Сталина мало чем отличались от методов Петра

Великого, кроме, разумеется, своим масштабом, который исключал всякие тонкости.

За эти годы около 10 процентов огромного населения России прошло через сталинскую машину.

Известные царские тюрьмы, такие как Лефортовская, которые были превращены в музеи и заселены

восковыми фигурами, снова пошли в дело, воск сменился плотью и кровью. Церкви, гостиницы, даже

общественные бани и конюшни превратились в тюрьмы; строились и десятки новых. В этих

учреждениях пытки применялись в таком масштабе, с каким трудно было сравнить позже даже

нацистов. Мужчин и женщин калечили, выкалывали глаза, протыкали ушные перепонки; людей сажали

в 'сундуки с торчащими гвоздями и другими сатанинскими приспособлениями. Часто пытали жертвы

на глазах их семей. Супруга Нестора Лакобы, удивительно красивая женщина, предпочла умереть в

муках, даже в присутствии своего плачущего четырнадцатилетнего сына, вместо того, чтобы обвинить

своего мужа. Многие встречали ужасную смерть с подобным стоицизмом. План НКВД инсценировать

показательный процесс против молодежного движения провалился из-за того, что С.В.Косарев и все

другие руководители Центрального комитета Комсомола предпочли умереть под пытками, чем дать

ложные признания. Большое число офицеров армии было убито таким же образом: in extremis они

могли бы подписать собственные признания, но не захотели обвинить других. По словам Медведева,

восемнадцатилетних призывников НКВД «водили в камеры для пыток, как студентов по медицине - в

лаборатории для наблюдения дисек-ций» [149].

То, что пример Гитлера способствовал решению Сталина развязать большой террор, достаточно ясно, а

его агенты всегда быстро усваивали все, чему Гестапо и СС могли их научить. Но обучение шло

Бесы

351

взаимно. Нацисты переняли лагерную систему из России. Гиммлер строил лагеря с огромной

скоростью; к концу 1933 г. существовало почти сто нацистских лагерей. Но на всех этапах, даже в

разгар эсесовс-кой программы истребления в период 1942-1945 г.г., было намного больше советских

лагерей, в большинстве своем крупнее нацистских, где содержалось гораздо больше людей.

Действительно, как показывали Солженицын и другие, они представляли огромную сеть обширных

территориальных островов внутри Советского союза, занимающую многие тысячи квадратных

километров. Как и среди нацистских лагерей, где Дахау был «Итоном» или «Гротоном»

' системы,

советские лагеря имели тоже свою иерархию. Был, например, специальный лагерь для вдов, сирот и

других родственников убитых офицеров армии, а была и тюрьма-детский дом для детей врагов

народа», которые также подлежали суду и приговору, когда достаточно подрастут, как стало с дочерью

маршала Тухачевского, Светланой [150].

Большинство лагерей, однако, служили определенной экономической цели и именно их пример

вдохновил Гиммлера с 1941 г. наконец попробовать создать значительный «обобществленный сектор»

в германской экономике. Советский союз не занимался преднамеренной и систематической политикой

геноцида, хотя Сталин вплотную приближался к ней, когда расправлялся с советскими

«национальностями» во время Второй мировой войны. Но, вопреки этому, советские лагеря были

«лагерями смерти». Надпись желтыми буквами над лагерями на Колыме - одними из самых зловещих, -

которая гласила «Труд - это дело чести, доблести и героизма», была настолько заблуждающей, нас-

колько и ее нацистская имитация, висящая над входом в Аушвиц: Arbeit Macht Frei (Труд

освобождает). В этих лагерях НКВД часто совершало массовые экзекуции с помощью пулеметов: 40

000 мужчин, женщин и детей были убиты таким образом в Колымских лагерях только за 1938 г. Лагеря

для «специального наказания» и золотые прииски были самыми большими убийцами. Ленин и позже

Сталин создали вторую по ве'личи-не в мире золотодобывающую промышленность (после Южной

Африки) и накопили огромные золотые запасы на горбу людей, которые работали по шестнадцать

часов в день, без выходных, ходили в лохмотьях, спали часто в рваных палатках при температурах,

падавших до шестидесяти градусов ниже нуля, с жалкими количествами еды. Свидетели рассказывали

позже, что в этих лагерях за двадцать-тридцать дней здоровый человек превращался в развалину, а

некоторые утверждали, что эти условия были запланированы нарочно для достижения высокой

смертности. Жестокие побои наносились охраной, а также уголовника-

Престижные колледжи в Великобритании и США.

352

СОВРЕМЕННОСТЬ

ми, которым доверялись надзирательские функции над массой «политических» - другая черта

лагерей, перенятая фашистами.

Смертность в этих условиях превышала воображение цивилизованного человека. Медведев

определил общее число расстрелянных жертв большого террора порядка 400-500 тысяч. Он

считал, что общее число жертв в период 1936-1939 г,Г- было около 4,5 миллионов. Мужчины и

женщины умирали в лагерях со .скоростью около одного миллиона в год в этот и более поздние

периоды, а общая смертность, в результате политики Сталина, была где-то около 10 миллионов

[151]. Точно так, как чистка Рема подтолкнула Сталина к подражанию, так и скачок в масштабе

его массовой жестокости придал решительности Гитлеру в его планах военного времени изменить

всю демографию Восточной Европы. В социальной инженерии массовое убийство в

индустриальном масштабе всегда было последним оружием: гитлеровское «окончательное

решение» о евреях происходит не только из его собственного воспаленного мозга, но и из

коллективизации советского крестьянства.

Если иметь ввиду их беспрецедентный характер, жестокости, совершенные нацистским и

советским тоталитарными режимами в 30-е годы, оказали удивительно мало влияния на мир, хотя

природа (если и не размах) обоих, и особенно первого, были достаточно хорошо известны в свое

время. Больше внимания фокусировалось на преступлениях Гитлера, отчасти, потому, что они

были ближе к Западу, отчасти, потому, что ими часто открыто хвалились, но главное, оттого, что

они разглашались растущим слоем эмигрантов-интеллектуалов. В роли самозванного врага

цивилизации, в противовес Kttltur, Гитлер являлся естественной мишенью для писателей

свободного мира даже до того, как стать канцлером; придя же к власти, он продолжал утверждать

образ смертельного врага интеллигенции. Его публичные сжигания книг начались в марте 1933 г,

и достигли апогея в Берлине в мае того же года, где во главе с Геббельсом, цитирующим слова

Ульриха фон Хуттена: «О век, о науки, какая радость быть живым!» состоялись выставки «упа-

дочного искусства» в Нюрнберге (1935) и Мюнхене (1937). Музеи были вынуждены расстаться с

некоторыми из своих картин: так на одном аукционе в Люцерне в июне 1939 г. произведения

Гогена и Ван Гога продавались за смешные цены, а «Любительница абсента» Пикассо не нашла

своего покупателя. Периодически публиковались списки эмигрантов, лишенных германского

гражданства. В них входили Лион Фейхтвангер, Гельмут фон Герлах, Альфред Кер, Генрих Манн,

Курт Тухольский, Эрнст Толлер (август 1933 г.), Роберт Бехер, Эйнштейн, Теодор Пливьер (март

1934г.), Бруно Франк, Клаус Манн, Пискатор (ноябрь 1934г.), Фридрих Вольф, Бертольд Брехт,

Пауль Беккер, Арнольд Цвейг, Томас Манн (1935-1936 г.г.) и десятки других известных личностей

[152]. Они и

Бесы

353

тысячи еврейских и антинацистских университетских преподавателей и журналистов, которым было

запрещено уцражнять свою профессию и которые были вынуждены эмигрировать, увеличивали число

людей, стремящихся раскрыть условия в гитлеровском Рейхе.

Вопреки всему этому, Гитлер имел своих голосистых обожателей. Среди них были Ллойд Джордж.

Виндзорский герцог и лорд Родермер, собственник Дейли Мейл. Майор Иитс-Браун, автор известной книги

Жития бенгальского улапа'

свидетельствовал, что по его «искреннему мнению, в сегодняшней Германии

больше истинного христианства, чем когда бы го ии было при Веймарской республике». Среди тех, которые