Джонсон Пол. Современность. Мир с двадцатых по девяностые годы. Том 1

Подождите немного. Документ загружается.

на Западе после Первой мировой войны. Но слабость Японии была заложена еще дальше в прошлом.

Когда в 1868 г. Япония обратилась к Европе с просьбой о прагматическом руководстве, ей была

необходима не только техника, но и нормы международного поведения. Что же она получила?

Реалполитику Бисмарка. После этого последовала борьба за Африку, гонка вооружений, свирепость

военной машины Людендорфа и культ власти чрез насилие, увенчанный победным путчем Ленина.

Японцы заметили, что поведение европейцев, сколь бы оно ни было жестоким, всегда оправдывалось

верой в какую-нибудь идеологическую систему. Начиная с эгого момента, чтобы укрепиться в этом су-

ровом мире конкуренции, они обновили свою собственную идеологию, адаптируя ее к европейским

реалистичным принципам. В сущности, это включало в себя создание государственной религии и

господствующей морали, известных как синто и бушчдо. До тех пор в религиозных вопросах японцы

были эклектичны: они использовали элементы других религиозных культов для конкретных целей -

буддизм, даосизм, конфуцианство, даже христианство - не взирая на логику или согласованность.

Синто первый раз упоминалось в японских анналах еще при царствовании Йо-мея Тэнно (585-587

г.н.э.). Оно было богом в языческом смысле и вело свое начало от племенных культов солнца, от

примитивного обожествления предков и идеи о божественных владетелях. Как таковое, синто было

намного проще буддизма и других имперских религий Востока, и являлось только одним из многих

элементов в японской религиозной культуре. Но оно было специфическим и чисто японским, и

поэтому могло сочетаться с национальными стремлениями. Поэтому, во время революции

Переломный год

211

Мэйдзи было принято сознательное решение превратить его в государственную религию. В 1875 г,

синто официально отделилось от буддизма и было систематизировано в своде законов. В 1900 г.

синтоистские храмы были переданы Министерству внутренних дел. Установился законный культ

императора - особенно в вооруженных силах, и с 1920 г. и далее национальный моральный кодекс,

кокумин дотоку, преподавался во всех школах. С каждой военной победой Японии или завоеванием

империи (поражение России в 1904-1905 г.г. являлось типичным примером) государственная религия

укреплялась и развивалась, и важно то, что этот процесс достиг свбей вершины в 1941 г., когда Япония

вступила во Вторую мировую войну и ввела личные, народные и общественные религиозные

церемонии для всего государства. Одним словом, синто было превращено из примитивного,

исчезающего незначительного культа в опору современного тоталитарного государства; таким

образом, по жестокой иронии судьбы, религия, которая должна была служить борьбе с мирскими

ужасами века, использовалась для их освящения.

И это не все. Синто, как религия экспансионистского национализма, преднамеренно опиралась на

отполированный и милитаризированный вариант старого кодекса рыцарского благородства, бушидо. В

первые годы столетия бушидо было определено профессором-самураем д-ром Иназо Нитобе как кредо

«быть довольным своим положением в жизни, принимать факт своего рождения как нечто необратимое

и формировать свою личность в рамках существующего положения, быть преданным хозяину семьи,

ценить своих предков, обучаться боевым искусствам, воспитывая и закаляя свои ум и тело» [11]. Но до

двадцатого века о бушидо упоминалось редко. Некоторые вообще сомневались в его существовании.

Профессор Холл Чемберлен в эссе Создание новой религии, опубликованном в 1912 г., писал: «Бущкдо,

как институт или кодекс законов, никогда не существовало. Сведения, полученные о нем, были

полностью сфабрикованы, главным образом в целях демонстрации... Бушидо не было известным

десятилетие назад» [12]. Может быть оно было серией религиозных упражнений, доступных

меньшинству. Во всяком случае, в 20-е годы оно популяризировалось как кодекс военной чести,

отождествлялось с крайним национализмом и милитаризмом и послужило оправданием самым

жестоким методам: сначала убийствам отдельных людей, а позднее - массовой жестокости к резни.

«Рыцарями бушидо» было воинствующее руководство тоталитарного синтоизма, в условиях Востока

эквивалентное «авангардной элите» Ленина и Муссолини, чернорубашечникам, фашистам и чекистам

в Европе, Они воплощали в себе «управляющую духовную силу страны... совокупность моральных

инстинктов японской расы», согласно Нитобе [13]. Это была концепция, по тону поверхностно

моралистическая, но полностью релятивистская по своей

212

СОВРЕМЕННОСТЬ

сущности, зловеще роднившаяся с тем, что Ленин называл ^революционной совестью», а Гитлер -

«высшей моралью партии».

Предполагалось, что новая метафизика милитаризма и насилия, которая как организованная

система, наверное, не имела прецедента в истории Японии, должна была сопровождаться

систематическим внедрением западных политических институтов. В 1876 г. самураи уже не су-

ществовали как сословие, потеряв средства к существованию и право носить меч; последний

феодальный бунт был подавлен в следующем году. Партии западного типа и газеты были введены

в 1870-е годы, в 1884 г. была учреждена новая аристократия в британском стиле: с баронами,

виконтами и маркизами, а кабинетная система была введена годом позже. На выборах в первый

парламент в 1890 г. право голоса имели только 400 000 из 40 миллионов. В 1918г. «ценз налога в

три иены» увеличил их на 3,5 из 60 миллионов. В 1925 г. Япония приняла Закон об избирательных

правах мужчин, который дал право голоса всему мужскому населению старше двадцати пяти лет,

увеличив, таким образом, количество избирателей до 13 миллионов.

Но авторитарные институты прогрессировали pari passu с демократией. Строгий закон об_

ограничениях в печати был принят в 1875 г. Полицейский надзор за политическими партиями был

установлен в 1880г. Конституция 1889г. была преднамеренно ограничительной, чтобы создать, как

писал ее автор принц Ито, «стабильную солидность организации и эффективность своей

административной деятельности» [14]. Парламент уравновешивался могучей Палатой Пэров, а

кабинет - институтом генро, группой бывших премьер-министров и государственных деятелей,

которые были непосредственными советниками Тэнно. Может быть, наиболее важным из всех

был указ, принятый в 1894 г. и подтвержденный в 1911 г., о том, что министры армии и флота

должны быть действующими офицерами, предложенными соответствующими штабами. Это

означало не только то, что армия и флот выходят из-под политического контроля (начальники

штабов имели прямой доступ к Тэнно), но и что каждая из этих сил фактически обладала правом

вето над гражданским правительством, когда отказывалась предложить своего министра. Такую

власть часто использовали, и она всегда присутствовала за кулисами. Отсюда следовало, что

правительство, в действительности, отвечало только за гражданские дела; армия и флот забо-

тились о военно-морских делах, которые часто, особенно с 20-х годов, оказывали все более

сильное влияние на внешнюю политику. После того, как армия и флот вышли из-под

гражданского контроля, а полевые офицеры все чаще переставали подчиняться своим

официальным начальникам в Токио, стали появляться моменты, в которые Япония была ближе

всего к военной анархии, нежели к какой-либо другой системе.

Переломный год

213

Беда заключалась в том, что в Японии слишком медленно развивалось то гражданское

самосознание, которое в Европе являлось продуктом городской жизни и буржуазных понятий о

гражданских правах. Город был важен сам по себе. Даже Токио того времени, и до совсем

недавних пор, был огромным скоплением деревень. Его жители обладали сельскими, а не

городскими рефлексами и привычками. Хотя феодализм и был уничтожен революцией Мэйдзи, он

продолжал существовать в незаконнорожденном варианте. Каждый человек, начиная с самых

высокопоставленных и кончая самыми низшими сословиями, чувствовал себя уверенным только

как часть клана или бацу. Ранее и сейчас для японцев было обычным распространять модели

семейного поведения на все сферы общественной жизни. Термин хабацу, «постоянная фракция»

применялся в любой новой деятельности при ее появлении: в школах рисования, борьбы или

аранжировки цветов; далее, после 1868 г. - в индустриальных фирмах; а после 1890 г. - в политике.

Японский термин оябун-кобун, означающий отношения родитель-ребенок или начальник-

подчиненный, закалил этот незаконнорожденный феодализм в политике; при этом человек

предлагал служение или верность в обмен на долю ожидаемых земных благ. Впрочем, японцы не

проводили четкой границы между семейными и несемейными группировками, так как

продолжение семейной линии путем усыновления считалось более важным, чем продолжение по

кровной линии [1.5]. Озаки Юкио, старейший японский политик, который участвовал в первых об-

щих выборах в 1890 г. и дожил до избирания в первый парламент после 1945 г., писал в 1918 г.,

что в Японии «политические партии, которые должны были бы основываться и распускаться

только на принципах и политических взглядах, в действительности являются плодом личных

связей и чувств; при этом отношения между руководителем и членами партии подобны

отношениям, которые поддерживались между феодальным владетелем и его подданными» [16].

Массовые партии левых, основанные на общих экономических интересах, могли бы изменить эту

модель. Но Закон о сохранении мира в 1925 году, в котором Япония получила право голосования

для мужского населения, предоставил полиции такую огромную власть в борьбе с марксистской

напастью, которая практически запретила их развитие. Ни одна из левых партии не собирала более

500 000 голосов до 1945 г.

В результате этого японские политические партии представляли собой легальные мафии, которые

не внушали большого уважения и не предлагали никакой альтернативы традиционным

институтам, возобновленным в тоталитарной форме. Взяточничество было вездесущим, так как

выборы стоили дорого (25 000 долларов за одно место в межвоенный период), а заработная плата

была низкой. Коррупция распростерлась от

214

СОВРЕМЕННОСТЬ

продажи благороднических титулов до спекуляции землей в новом квартале с публичными домами в

Осаке. Двумя главными партиями были Сэйюкай, которая финансировалась от процентов

Маньчжурской железнодорожной компании, и Кенсейкай от Мицубиси - в обоих случаях незаконно.

Трое из самых видных политических лидеров: Хара (первый простолюдин, который стал премьер-

министром), Ямамото и Танака были замешаны в бесстыдной коррупции [17]. В сравнении с

милитаристами-бу-шидо политики не выглядели привлекательными фигурами. Они часто затевали

драки, но только в непристойных сварах в парламенте, иногда и с помощью наемных негодяев.

Британский очевидец в 1928 г. описывал это так: «Раскрасневшиеся господа, снаружи одетые в

рединготы, а изнутри согретые слишком изобильными глотками саке, ревут и воют, и споры часто

заканчиваются тем, что они врываются на трибуну, где выступающий по текущему вопросу

вовлекается в кулачный бой» [18].

Более того, если незаконнорожденный феодализм прижился в парламенте, то вне его он процветал в

виде тайных обществ, которые составляли альтернативную форму политической деятельности: неде-

мократическую, противоконституционную, с прямолинейными действиями и использованием оружия

вместо аргументов. После того, как самураи лишились средств к существованию, они должны были

или найти себе работу, или объединиться в банды и наниматься к тем, кто платит больше. В 1881 г.

группа самураев образовала Гениоша, первую тайную организацию, которая вскоре косвенным

образом внедрилась в политику, обеспечивая головорезов .для фальсифицирования парламентарных

выборов или для убийства кандидатов соперника. В 1901 г. член Гениоша, Мицуру Тояма, основал

пресловутый Кокурюкай или Черный Дракон, прототип многих насильнических,

ультранационалистических сект. Настоящая экспансия бандитской политики, однако, наступила после

конца войны 1914-1918 г.г., которая, по-видимому, почти повсюду положила начало новой эры

политического насилия.

Действительно ли японцы следовали примеру веймарской Германии и Италии Муссолини не совсем

ясно. Без сомнения, как европейские фашисты, они использовали ленинское насилие оправданием для

контрнасилия. Тревожным являлось сращивание этих обществ с конституционными политиками и,

самое зловещее, военными. Так, Дай Нихон Кокусуйкай, Общество японской национальной сущности -

использующее идеи тоталитарных форм синто и бушидо, основанное в 1919 г., приняло в свои члены

трех будущих премьер-министров и нескольких генералов. Это общество оказалось сравнительно

приличным. Другие были просто бандами головорезов. Так, Юзонша, основанное Кита Икки в 1919 г.,

предложило национально-социалистический план о национализации промышленности и раздроблении

больших имений для подготовки Японии к «руководству в

Переломный год

215

Азии», при этом ее экспансия должна была произойти за счет Британии («миллионера») и России

(«крупного землевладельца»), а Япония бы встала во главе «пролетариата наций». Другими радикальными

обществами были аграрные националисты, которые хотели полностью уничтожить индустрию, и

Кецумедиан во главе с Инуе Нисшо, посвятившее себя убийствам промышленников и финансистов [19].

Практически все эти общества прибегали к политическим убийствам либо проявляли к ним чрезвычайную

терпимость. Можно сказать, что хотя понятие феодального бунта и отмерло в 1870-е годы, политические

убийства были его продолжением другими средствами. Самураи уже не могли навязывать свою волю как

класс, но их группы оставляли за собой право выражать свои-политические несогласия не путем голо-

сования, это было бы ниже их достоинства, а мечом, кинжалом и автоматом Томсона, который стал

популярен в 20-е годы. В сущности, самураи всегда использовали наемных убийц для террора над своими

крестьянами. Теперь их модернизированные каис, или банды, нанимались гумбацу или дзайбаиу, чтобы

навязывать свою волю министрам. Еще более тревожным являлся тот факт, что в 1894 г. каис работали в

тесной взаимосвязи с Кемпей-Тай, специальной полицией по охране государственной безопасности. Эти

люди докладывали непосредственно Имперскому Генеральному штабу, а не правительству, могли держать

арестованных 121 день без официального обвинения или санкции и имели право применять пытки для

получения признаний. Люди часто арестовывались Кемпей-Тай после тайного осуждения каисом [20].

Каис, впрочем, играли двуличную роль в японском обществе, иногда поддерживая государственную

безопасность, иногда навязывая рекет для покровительства, как например, в новой киноиндустрии, где их

кровопролитные бандитские битвы с двуручными мечами задавали восточный тон таким эпизодам, как

резня в день св.Валентина в современном Чикаго [21]. Мицуру Тояма, самый пресловутый главарь банды,

основатель Черного Дракона, играл любопытную двойную роль в японском обществе. Рожденный в 1855 г.,

он обладал манерами джентльмена и рыцаря-бушидо. По мнению корреспондента Нью-Йорк Тайме Хью

Байеса, он выглядел «как один из братьев Чирибл, излучающий умиротворение, и широко спекулировал

фактом, что его вера не позволяет ему убить и комара». Убийство политиков - особая статья. Он не только

организовывал убийства, но и укрывал других известных убийц в своем доме, куда полиция не смела

сунуться. Среди них был Раш Беха-ри Бос, осужденный Британией за попытку покушения на лорда Гардин-

га, вице-короля (Индии), в 1912 г. Когда же он умер 'почти девяностолетним, отягощенный годами и

злодействами, Токио Тайме издала специальное приложение в его честь [22]. Это было типичным для японс-

216

СОВРЕМЕННОСТЬ

кой терпимости, даже по отношению к самым кричащим и злостным нарушениям закона, которые

претендовали на .благородство. Сами жертвы помогали сохранить систему. Так, выдающийся

либеральный политик бзаки Юкио, несмотря на то, что ему постоянно угрожали убийством, написал

стихотворение, в котором были такие пораженческие строки: «Слава мужчинам, которые могут

посягнуть на мою жизнь /если их мотив умереть за родину» [23].

Поэтому в Японии политические убийства не всегда наказывались сурово; а иногда не наказывались

вообще. И, что еще важнее, в моральном смысле общество их не порицало. В результате они

участились. Из членов первого правительства Возрождения Мэйдзи один был убит, другой доведен до

харакири; Принц Ито, создатель конституции тоже был убит, несмотря на усилия его супруги-

официантки. Из премьер-министров* при Таишо Тэнно в 1912-1926 г.г. граф Окума, виконт Такахаши

и г-н Ха-ра были убиты; а при Хирохито, от 1926 до 1945 г. погибли еще трое премьер-министров: г-н

Хамагути, г-н Инукай и адмирал Сайто, плюс дюжина министров кабинета [24]. Некоторые политики

переносили риск своей профессии более стоически, чем другие. Но страх быть убитыми, несомненно,

останавливал министров перед внесением реформаторских законов. Когда писатель Дэйвид Джеймс

спросил премьер-министра Ха-ру в 1920 г. почему он не отменил полицейский указ, который

предусматривал шестимесячное заключение за подстрекательство к забастовке, Ха-ра ответил: «Я не

намерен делать себе харакири именно сейчас». Когда в следующем году Хара был зарезан на

токийском вокзале Шимбаши, «вина» его заключалась в том, что он, будучи обыкновенным штатским

лицом, возглавил Военно-морское министерство, пока его министр, адмирал Като, учатвовал в

Вашингтонской морской конференции [25]. Сам Тэнно не был застрахован от обвинений в нехватке

патриотизма. В 1923 г. была попытка покушения на Хирохито, и этот кроткий по природе человек

несомненно отказался (боясь своих собственных офицеров), оказывать гражданским премьер-

министрам поддержку, на которую, согласно конституции, они могли рассчитывать.

Положение ухудшилось в 1924-1925 г.г., когда реформы в армии создали новый тип офицера,

вышедшего из среды низших чиновников, лавочников и мелких землевладельцев. Эти люди не

испытывали большого уважения к традиционной власти, т.е. к собственным высшим командирам, а

были напичканы ленинскими и фашистскими идеями о политическом насилии и, самое главное, новым

тоталитарным вариантом бушидо. Хотя они и были способны угрожать Хирохито убийством, все же

говорили о «восстановлении его власти: их основным желанием была военная диктатура при

номинальной власти Императора. Их паролем была кокутай или «национальная политика», и каждый

политик,

Переломный год

217

обвиненный в малейшей измене кокутай, мог считать себя мертвым [26]. Большинство из них были

выходцами из деревень, где жизненный стандарт упал в Двадцатые годы, а девушки были вынуждены

работать за одну только пищу, так как не было чем им платитьу. Их братья в армии сгорали от ревности и

ненависти, и их ярость получила широкую общественную поддержку [27].

В этих условиях гражданское партийное управление постепенно разрушалось, а выборы становились

беспредметными. В 1927 г., а после и в 1928 г. премьер-министры были отстранены от власти армией. В

1930 г. премьер-министр Хамагути Юкио, получивший мандат на сокращение вооруженных сил, сразу же

был застрелен, как только попытался это сделать. Его преемник был устранен насильно по той же причине.

Следующий премьер-министр, Инукай Ки, который снова попытался воспротивиться армии, был убит в мае

1932 г. группой армейских и морских офицеров. Они, между прочим, планировали убить его вместе с Чарли

Чаплиным, который во время своего посещения в Токио был приглашен на чай к премьер-министру.

Флотский главарь заговора сказал судье: «Чаплин - популярная фигура в Соединенных Штатах и баловень

капиталистического класса. Мы считали, что его убийство доведет до войны с Америкой». Когда убийцы

стояли перед судом, то их адвокат уверял, что поскольку речь шла об их чести и будущем, убийство было

формой самообороны. Он показал судье 110 000 писем (многие из них были писаны кровью) с просьбой о

помиловании. В Ниигате девять юношей отрезали свои мизинцы в доказательство своей преданности и

послали их военному министру в банке со спиртом [28]. Легкие приговоры, присужденные на этом процессе

и на многих других, напоминали о фарсовых процессах против правых убийц в первые годы Веймарской

Германии [29].

Крах конституционного управления в Японии нельзя рассматривать как внутренний вопрос, так как он был

неразрывно связан с целями внешней политики. Большинство японцев рассматривали территориальную

экспансию как основной элемент вступления в современный мир. Разве все другие индустриальные силы не

имели империй? Она была необходима как сталелитейные заводы или железная броня, У Японии были свои

дополнительные и убедительные причины: бедность страны, почти полное отсутствие природных ресурсов

и быстрый, неудержимый рост населения. В 1894-1895 г.г. Япония напала на Китай, захватила Корею,

Формозу (Тайвань) и Порт-Артур. Но она была вынуждена сдать Порт-Артур после трехсторонней

интервенции России, Германии и Франции. Ее ответом было двойное увеличение численности своей армии

и возможность самостоятельно производить вооружения, чего она достигла к 1904 г. Япония сразу же

предъявила ультиматум России, завоевала Порт-Артур, выиграла опустошительную битву при Цусиме в

218

СОВРЕМЕННОСТЬ

мае 1905 г., обеспечивая себе экономическое господство в Маньчжурии, и получила острова Сахалин

(Карафуто) как часть урегулирования конфликта. В 1914г. Япония стала участником войны только для того,

чтобы 'завладеть германскими портами и имуществом в Китае, а в следующем году она предъявила

китайскому правительству серию требований («Двадцать одно требование Китаю»), что в конце концов

сделало се доминирующей колониальной и торговой силой в районе. Ее господство было подтверждено

Версальским договором, согласно которому она получила Шаньдун (Шантунг) и целый перечень

тихоокеанских островов в качестве мандатов

В тот момент Япония стояла перед дилеммой. Она решилась на экспансию, но под каким флагом? Ее

революция Мэйдзи по своей сущности была антиколониальным ходом с целью самосохранения. Ее пер-

воначальным намерением при захвате Кореи было не отдать ее европейским силам и самой утвердиться в

качестве торгового, политического и военного лидера «Восточноазиатской Лиги» - оборонительного союза,

который мог бы модернизировать Восточную Азию и остановить дальнейшее проникновение Запада. Таким

образом, Япония могла бы стать первой антиколониальной великой силой (роль, захваченная Россией после

1945г.) и наряду с этим приобрела бы (как Россия) семью зависимых союзников и сателлитов. Трудность

заключалась в том, что Китай, чье сотрудничество было необходимым, никшда не проявлял и малейшего

желания участвовать в этом, считая-Японию младшим государством и свирепым хищником, которого в

некоторых отношениях нужно было бояться больше, чем любой европейской силы, из-за его близкого

территориального расположения. Но Япония никогда не переставала действовать в этом направлении. Это

отразилось в ее требовании о клаузуле расового равенства в учредительных документах Лиги наций, а ее

лицемерном настаивании, что все ее действия в Китае были в интересах самих китайцев и, во время войны

1941-1945 г.г., в созданных ей марионеточных правительствах на оккупированых территориях,

объединенных вместе в Великую Восточноазиатскую сферу совместного процветания

. Эти намерения не

были чистой фикцией; но они не могли осуществиться полностью или хотя бы в главном, поскольку Япония

должна была сражаться и покорять Китай, чтобы сделать его своим «партнером» [30].

Раз этот путь оказался закрыт, должна ли была Япония стать колониальной силой как остальные? Таковым

было мнение японского ми-

Мандат - режим управления, установленный после Первой мировой войны Лигой наций

Greater East Asia Co-prosperity Sphere

Переломный год

219

нистерства иностранных дел, двора Хирохито и либеральной политической верхушки. Но, с

другой стороны, это означало необходимость иметь союзника, прежде всего Британию, самую

большую и самую респектабельную из утвержденных империй. Британии была необходима

стабильность и, несомненно, нашлись бы средства, чтобы достаточно заинтересовать Японию и

обеспечить ее владениями, чтобы она также присоединилась к установившейся стабильной

системе. И до тех пор, пока Британия была союзником Японии, последняя имела прямой интерес

сохранить свою внутреннюю порядочность, соблюдение конституции и законности - все то, чему

ее научила Британия.

Вот почему ликвидация англо-японского союза США и Канадой в 1921-1922 г.г. была столь

фатальной для мира на Дальнем Востоке. Сама идея, что он может быть замещен Вашингтонским

морским договором и следующим за ним договором Девяти сил в феврале 1922г. (подписанный

также Бельгией, Италией, Голландией и Португалией), гарантирующим целостность Китая, была

фантазией. Ведь второй договор не предусматривал никакой оговорки о принуждении, даже на

теории, а первый практически исключал его как таковое. Итоговый результат был следующим:

Япония вошла в роль потенциального хищника и вышла из волшебного круга добропорядочных

«имущих» сил. Влияние Британии над Японией исчезло, а Америка, появившаяся как защитник

Китая, превратилась в непримиримого врага Японии [31]. Внутренние последствия были

таковыми, что власть в Японии перешла от министерства иностранных дел, зарубежные приятели

которого предали его, к военным, особенно к молодым офицерам, напичканным фанатичным

стремлением взять на себя всю ответственность - положение, на которое, по меньшей мере,

намекалось в тоталитарном синто.

Но существовали более обыденные причины, толкающие к национальному отчаянию. Япония не

была в состоянии прокормить себя. В 1868 г. ее население было 32 миллиона, которое потребляло

каждый год в среднем чуть меньше 4 бушелей

риса на душу; Япония справлялась с 6 миллионами

акров обрабатываемой земли, при этом каждый из них давал по 20 бушелей. В 1940 г., благодаря

огромным усилиям и умению, она повысила урожайность с акра до 40 бушелей, а благодаря

использованию каждого дюйма пригородных земель увеличила посевы риса до 8 миллионов

акров. Но в то же время среднее потребление увеличилось до 5,75 бушелей в год - не бог весть

сколько, - а население - до 73 миллионов, так что Японии не хватало 65 миллионов бушелей риса в

год. Производительность в земледелии выровнялась еще в начале 20-х годов и не могла расти

дальше. Поэтому, начиная с довоенного периода

Мера емкости сыпучих тел в Англии, равная 36,368 л., в США, равная 35,238 л

220

СОВРЕМЕННОСТЬ

1910-1914 г.г. и до конца 20-х, импорт риса утроился [32]. За него нужно было рассчитываться

преимущественно экспортом текстиля из Японии, который еще тогда сталкивался с жестокой

конкуренцией и пошлинами. Эмиграция была практически невозможной для японцев. Их пере-

селение в Соединенные Штаты было ограничено договором еще в 1894 г. - первая национальная

группа, которая контролировалась таким образом. До 1920г. в США было 100000 японцев

(главным образом в Калифорнии) и другие 100 000 на Гаваях: спустя четыре года американский

ужас перед «желтой угрозой» привел к принятию закона, запрещающего японцам получать

американское гражданство, что при новом иммиграционном законе автоматически исключало

даже их приезд в страну. Австралийский иммиграционный закон был столь же ограничительным и

направленным против Японии. Отношение американского и австралийского правительств (что,

конечно, отражало господствующие общественные чувства) вызывало особенную горечь среди

японской торговой общности, которая имела европейский статус в Азии. К середине 20-х годов

даже некоторые из «благэпристойных» политиков начали понимать, что нет мирного разрешения

дилеммы. В своей книге Обра^ щения к молодежи

Хашимото Кингоро писал:

...есть только три пути, оставшиеся Японии для избавления от бремени лишнего населения... эмиграция,

продвижение вперед на мировых рынках и расширение территории. Первая дверь, эмиграция, закрыта для нас из-

за антияпонской иммигрантской политики других стран. Вторая дверь... закрывается из-за таможенных барьеров и

несоблюдения торговых договоров. Что должна сделать Япония, когда две из трех дверей закрыты перед нею?

[33]

Гораздо громче такой же вывод был сделан в пропагандных материалах, распространяемых каис и

выборными фондами

армии и флота. Он стал мотивом Садао Араки, который в 1926 г. был

руководителем групп молодых офицеров и миссионером движения Кодо, «имперского пути»,

новой формы экспансионистского синто. Почему, спрашивал он, Япония с более чем 60

миллионами голодных горл должна довольствоваться 142 270 кв.милями (многие из которых

неплодородны)? Австралия и Канада, каждая с 6,5 миллионами человек, имели соответственно 3 и

3,5 миллионов кв.миль; Америка имела 3 миллиона кв.миль, Франция имела колониальную

империю с 3,8 миллионами, Британия (даже без доминионов и Индии) - 2,2 миллиона, Бельгия -

900 000 кв.миль, Португалия - 800 000 кв.миль. Америка, кроме своих огромных внутренних

территорий, имела 700 000 кв.миль колоний. Чем оправдать эти огром-

Addresses to Young Men

Автор использует «slush-funds» - буквально, «фонды для поливания грязью, подкупов»

Переломный год

221

ные несоответствия? Японцы не были алчными. Они жили, питаясь рыбой и рисом, и то скудно.

Были очень находчивы и экономичны при использовании всяких материалов. К середине 20-х

годов они были близки к пределам своих ресурсов, а спустя одно десятилетие уже упирались в

них. За романтичным атавизмом военнизированных банд, их позерством и убийственным

бахвальством, скрывалось огромное и совсем естественное чувство национальной

несправедливости, разделяемое практически всеми японцами, многие миллионы из которых - в

отличие от немцев - действительно были голодными.

И опять же, весь парадокс был в том, что Япония, во всяком случае в первый момент, пыталась

восстановить справедливость не путем нападения на богатые западные силы, чья расистская

политика добавляла к неравенству еще и оскорбления, а накладывая еще одну степень угнетения

на тех, кого лорд Керзон назвал «великой беспомощной, безнадежной и инертной массой Китая».

Здесь, конечно, европейские силы опять подали хороший пример. Они выдвигали всевозможные

доводы в пользу навязывания неравноправных договоров Китаю и оккупации его речных портов;

но их единственным действительным оправданием было превосходство в силе. Иногда они

ставили вопрос ребром. В 1900 г. в послании кайзера с распоряжением германским войскам осво-

бодить пекинские посольства было написано: «Будьте беспощадны. Не берите пленных. Бейте их

так, чтобы 1000 лет после этого ни один китаец не посмел даже косо посмотреть на германца»

[35]. Другие силы вели себя подобным образом, обычно без риторики. Если закон силы -

международное право в Китае, то почему только Японии надо отказывать в праве следовать ему?

Япония не могла смириться с тем, что Большая война положила конец эпохе колониализма. Для

нее она только начиналась. Китай был явным предопределением для Японии. Ее известный банкир

Хирозо Мори писал: «Экспансия на континент - судьба японского народа, ниспосланная

Небесами, которую ни мир, ни мы, сами японцы, не можем остановить или изменить» [36].

Но существовала и другая причина для нападения на Китай, которая уходила в корни японского

динамического импульса. «Они особенно чувствительны - писал Курт Зингер - к запаху

разложения, как бы хорошо он ни был прикрыт; они набрасываются на любого, чье нутро выдает

отсутствие твердости... Их готовность (при явном неравенстве сил) атаковать там, где чуют

разложение, делает их истинными наследниками гуннов, аваров, монголов и других «напастей

Божьих» [37]. Они показали свой инстинкт акулы съедать раненого при нападении на царскую

Россию. Он был источником их исключительного азарта к господству в Азии и на Тихом океане в

1941 г. Тогда, в 20-е годы, он непреодолимо тянул их к Китаю, где явственно отдавало зловонием

социальной и национальной гангрены.

222

СОВРЕМЕННОС ТЬ

Тяжелое положение Китая было результатом оптимистического убеждения, обычного для левых

интеллигентов, что революции разрешают больше проблем, нежели выдвигают. В девятнадцатом веке

великие силы пытались захватить и модернизировать Китай; или, как думали китайцы, ограбить его. Они

навязывали «неравноправные договора», и династии Маньчжоу не оставалось ничего другого, кроме как

принять их. Имперскую систему управления, существовавшую три тысячелетия, можно было рассматривать

с двух сторон. С одной стороны, она олицетворяла принцип единства, который не мог быть легко заменен в

огромной стране без мощного естественного центра тяготения, так как ее народ говорил на многих разных

языках (хотя, благодаря имперской государственной службе, образованные люди писали идеограммы по од-

ному общему образцу). С другой стороны, се можно было рассматривать как источник слабости, который

сделал возможным иностранное вторжение. Неспособная реформировать или модернизировать себя, она

позволила случиться тому, что японский управляющий класс успешно предотвратил. Если Китаю не удалась

революция сверху, тогда может быть удастся революция снизу.

Таким было мнение радикальных интеллигентов, чьим вождем был воспитанник Запада Сунь Ятсен. Также

как и Ленин, он провел большую часть своей жизни в изгнании. В 1896 г. он был похищен илу жителями

Имперского китайского посольства в Лондоне, Они собирались вернуть его обратно как душевнобольного

на специально наняюм пароходе и, попав в Пекин, его замучили бы до смерти - наказание, применяемое

только к заговорщикам против Трона Дракона. Но из своей камеры на последнем этаже в посольстве на углу

улиц Портленд Плейс- и Уэймет Стрит, Сунь бросал наружу записки, в которые были завернуты монеты по

полкроны. Одна из них была найдена носильщиком-негром, который снес ее в полицию; вскоре после этого

премьер-министр лорд Солсбери добился освобождения Суня [38]. В конце концов, он возвратился в Китай.

Именно в то время, когда Ленин развивал свою теорию об «авангардной элите», чтобы оправдать

интеллигентов среднего класса, подталкивающих к революции почти несуществующий пролетариат, а

наставники Муссолини экспериментировали с «революционным синдикализмом», Сунь основал тайное

общество Сип Чунхуй. Оно основывалось отчасти на европейских, отчасти на японских моделях, а его

целью, как и Ленина, было свержение имперского самодержавия силой. Движение использовало голод и

низкие урожаи риса, убивало провинциальных чиновников, иногда захватывало города или организовывало

более массовые восстания в 1904 и 1906 г. Ему повезло, когда после смерти вдовы-императрицы Цу Ши п

1908 г. наследником трона стал двухлетний Пу И. Было созвано национальное собрание. Сущест-

Переломный год

223

вовала возможность учредить конституционную монархию, которая ввела бы демократическое

начало, сохраняя в то же время объединяющее начало монархии, лишенное его пороков. Но д-ру

Суню все это не нравилось. 29 декабря 1911 г. он провозгласил республику в Нанкине, объявив

себя президентом, а шесть недель спустя, последняя китайская династия Маньчжоу отказалась от

престола.

Так был разрушен принцип законности, оставив вакуум, который мог быть заполнен только силой.

Это обстоятельство было замечено молодым, семнадцатилетним деревенским жителем Мао

Цзэдуном, услышавшим новость о смерти Императрицы в своем селе в провинции Ху-нань два

года после события. Когда пришло время революции, он отрезал свою косу, записался в армию и

убедился в том, что в Китае, чтобы достичь чего-либо, необходимо иметь армию - принцип, о

котором он никогда не забывал [39]. Ученый д-р Сунь пришел к тому же заключению намного

позднее, и тогда передал президентство последнему командиру имперского войска генералу Юань

Шикай. Генерал Юань почти наверняка объявил бы себя императором и основал бы новую

династию - как это делали многие могущественные люди Китая в прошлом. Но в 1916 г. он умер,

дело монархии было проиграно, и Китай оказался в положении, которое позднее Шарль де Голль

назвал les delices de I'anarchie

Целью уничтожения монархии было восстановление владений Китая в с границах 1840 г.,

объединение страны и обуздание иностранцев. По всем пунктам произошло обратное. Во

Внешней Монголии Ху-тукту Урги

объявил себя независимым и заключил тайный договор с

Россией (1912) - связь, которая в дальнейшем никогда не прерывалась. До 1916 г. еще пять

провинций потребовали местного самоуправления. Япония вторглась в Маньчжурию и Север и во

многие прибрежные районы. Другие великие силы распределяли свои «зоны влияния» на вст-

речах, на которые Китай не приглашали. Единственным надежным источником доходов, которым

владело китайское республиканское правительство (когда оно существовало), был остаток старой

Имперской морской таможни, созданной ирландцем сэром Робертом Хартом и обслуживаемой

европейцами, главным образом из Великобритании. Она контролировала прибрежные районы и

судоходные реки, поддерживала буи, маяки и карты и собирала пошлины. Остальная система

правительственного налогообложения утонула в трясине коррупции. Без денег не могло быть и

центральной армии.

Уничтожение монархии нанесло смертельный удар старой китайской землевладельческой

аристократии. Она потеряла свои привилегии,

удовольствия анархии (фр.)

Живой Будда (буддистский вождь Монголии); Урга - сейчас Улан-Батор

224

СОВРЕМЕННОСТЬ

Переломный год

225

данные ей законом, и сразу же попыталась создать систему незаконнорожденного феодализма (как

в Японии), чтобы вернуть их себе на деле. До тех пор ее фракции и кланы действовали в рамках

дворцовых правил. Без дворца ничего не осталось. Традиционная космология ушла вместе с

троном. Так было и с религией, потому что конфуцианство вращалось около монархии. Даосизм,

один из частных культов, не годился в качестве заместителя «верую» общественной морали.

Некоторые искали спасения в буддизме, другие в христианстве. Но большинство мелких аристок-

ратов заключало союзы с местными военными властями, какие попадались, становясь вместе со

своими подданными их клиентами. Оказавшись перед состоянием распада, столь красочно

описанного Гоббсом, они выбрали Левиафана* в облике военного диктатора. Увы, чудовищ оказа-

лось больше: в 1920 г. четыре крупных военных диктатора и десятки более мелких держали власть

в своих руках. Китай вступил в период смуты, напоминающий о Тридцатилетней войне в Европе

[40].

Д-р Сунь, подмастерье волшебника

, сам себя переизбрал президентом, а после - в 1921 г. -

сделало* генералиссимусом; но у него не было армии и не было денег, чтобы ее содержать. Он

написал книги: Сан-мин чу-и (Три принципа народа) и Чиен-куо фанг-люе (Планы созидания

страны). На бумаге ьсе было гладко. Первой фазой шл?, борьба против старой системы; потом

фаза учреждения власти; и, наконец, фаза истинного демократического управления. Он превратил

свою революционную организацию в Гоминьдан или Народную партию. Она основывалась на

Трех принципах: Национальное освобождение, Демократическое правительство,

Социалистическая экономика. Будучи опытным учителем. Сунь любил чертить на черной доске

большой круг с маленькими кружочками внутри - Консерватизм, Либерализм, Социализм и

Коммунизм. Гоминьдан брал лучшее от каждого и сочетал их. В действительности все было

совсем по другому. Д-р Сунь признавал: «Высоко организованные государства подсчитывают

число голосов в избирательных урнах. Слабо организованные государства считают тела погибших

на полях сражений» Своему главному телохранителю, известному канадскому еврею по фамилии

Коен, по кличке «Два нагана», он доверил тайну, что его действительная политическая цель

скромна: «Мне нужен такой Китай, где не будет необходимости запирать свою дверь на ночь»

[41].

В данных условиях эта цель являлась слишком честолюбивой. Засов на дверях оставался

необходимостью; телохранители - тоже. Пря-

Левиафан - библейское морское чудовище Левиафан - библейское морское чудовище

Подмастерье волшебника - баллада И.В.Гете. В отсутствии своего хозяина подмастерье пытается использовать магии,

которые выходят из-под его власти

чась в Кантоне (Гуанчжоу), д-р Сунь потребовал охрану из шестиста человек. Иногда он не мог

выплачивать им жалованье. Тогда они бунтовались и подчищали казну. Сунь, как. и другие

военные и штатские лидеры, ездили на больших американских паккардах с вооруженными

молодцами на ступеньках. Иногда Сунь был вынужден прятаться, прибегая к странному

маскараду. Однажды он сбежал в Гонконг на британской канонерке. На самом деле он бы с легким

сердцем принял помощь от Британии как могущественной покровительницы - сколько бы ни

рассуждал о независимости Китая, - но лорд Керзон отказал ему в этом. Тогда он обратился к

Америке и попросил Джейкоба Гулда Шурмана, полномочного министра США в Кантоне, о

пятилетней американской интервенции с правом занять все железнодорожные узлы и провинци-

альные столицы; полномочий над армией, полицией, здравоохранением, борьбой с наводнениями

и с правом назначать своих специалистов на ключевые посты администрации. Но и в этом также

было отказано в 1923г. и вновь в 1925г. [42]

Сбитый с толку, Сунь обратился в 1923 г. к Советскому правительству. Коммунистическая партия

Китая была образована в 1920-1921 г.г., но одновременное членство в ней и Гоминьдане

разрешалось обеими партиями. Советский режим даже настаивал на этом союзе, заставив КПК

заявить на своем третьем съезде: «Гоминьдан должен стать центральной силой .в национальной

революции и взять на себя ее руководство» [43]. Так что Москва (т.е. Сталин) приветствовала

просьбу Суня и в октябре 1923 г. ему прислали некоего Михаила Бородина, известного также как

Берг и Гризенберг, чтобы он реорганизировал Гоминьдан на основе ленинских принципов

демократического централизма; а также одного военного эксперта «Галена», известного и как

«генерал Блюхер», чтобы он создал армию. Вместе с ними приехало много «советников» первый

пример новой советской формы политического империализма. Гален продавал Суню советские

винтовки, по 65 американских долларов за штуку, затем давал эти деньги Бородину, который

вкладывал их в создание КПК. Гален также основал военную академию в Вампоа, а ее

начальником назначил честолюбивого свояка Суня, бывшего мелкого чиновника по имени Чан

Кайши (они были женаты на сестрах левого банкира Т.В.Сунга).

Договоренность работала кое-как. Академия выпустила пятьсот обученных офицеров, которых

Чан превратил в элиту первой настоящей армии Гоминьдана. Затем он решил стать

самостоятельным военным диктатором. Слабым местом китайских армий была дисциплина. Гене-

ралы, даже целые армии, часто просто сбегали. В 1925 г. Чан, избранный начальником штаба

генералиссимуса Суня, издал свои первые приказы: «Если рота из моих войск вступит в сражение,

а потом отсту-

S Зак. 174

226

СОВРЕМЕННОСТЬ

пит без приказа, то ротный командир должен быть расстрелян. Этот приказ должен применяться

также для батальонов, полков, дивизий и армейских корпусов. В случае общего отступления, если

командир армейского корпуса останется лично защищать свои позиции и будет убит, расстрелять

всех командиров дивизий». И так далее вниз по списку. После этого приказа последовали

военнополевые суды и массовые расстрелы [44].

В 1924г. Сунь провел первый съезд Гоминьдана, который стал массовой партией, организованной

по коммунистическому образцу и насчитывающей более 600 000 членов. Но он умер в марте 1925

г., жалея о том, что воинствующие коммунисты взяли верх, и осуждая отказ Британии и Америки

помочь ему спасти Китай от коммунизма. В этих обстоятельствах собственному военному

диктатору Гоминьдана, Чаню, не оставалось ничего другого, кроме как взять власть в свои руки и

он это сделал. Тогда наступил один из тех исторических переломных моментов, которые хотя и

достаточно ясны в ретроспекции, все-таки были сложны и запутаны в свое время. Как можно было

продолжить революцию теперь, после кончины д-ра Суня? Гоминьдан контролировал только

область Кантона. У коммунистов произошел раскол. Некоторые считали, что революция должна

осуществляться на узкой основе малочисленного китайского пролетариата, сконцентрированного

в Шанхае и около него. Другие, возглавляемые Ли Дачжао, библиотекарем в Пекинском

университете {чьим помощником стал Мао Цзэдун), считали, что революция должна опираться на

сельских жителей, которые представляли преобладающую часть китайского населения.

Ортодоксальная коммунистическая доктрина отбрасывала эту идею. Как говорил Чен Ту-сю,

также основатель КПК: «Больше половины крестьян - мелкобуржуазные землевладельцы, которые

прочно держатся за частнособственническое сознание. Как могут они воспринимать коммунизм?»

[45] Сталин был согласен с этим. Русские крестьяне одолевали Ленина; он сам еще не разхлебал

эту кашу. Он придерживался мнения, что в данных условиях у КП Китая нет другого выбора,

кроме как поддержать Гоминьдан и работать на основе китайского национализма.

В огромном китайском хаосе каждый был оппортунистом, а Чан - больше всех. В академии в

Вампоа, целью которой была подготовка преданных офицеров, он тесно сотрудничал с молодым

коммунистом по имени Чжоу Эньлай, начальником политотдела. Между гоминьда-новским и

коммунистическим партийным промыванием мозгов практически не было разницы. На самом

деле, Гоминьдан на этом этапе легко мог бы стать формой того национального коммунизма,

который, в конце концов, был развит' Мао Цзэдуном. Именно Чан, а не коммунисты, первым

догадался, что ненависть к иностранцам и империализму мож-

Переломный год

227

но сочетать с ненавистью к тираничным военным диктаторам для мобилизации сил деревенских

масс. Мао Цзэдун, который был членом Шанхайского бюро Гоминьдана, счел эту идею

привлекательной и был назначен главой Учебного института Сельского движения, где преобла-

дала военная дисциплина (128 из 380 часов полной программы). В то время его взгляды и взгляды

Чана во многом совпадали. В некотором отношении он чувствовал себя уютнее в Гоминьдане с

его упором на национализм, чем в КПК с ее городским догматизмом. Он сотрудничал с

Гоминьданом дольше любого другого видного коммуниста, а это означало, что после того, как он

пришел к власти в конце 40-х годов, Мао должен был «исключить» один год из жизни (1925-1926)

в своей официальной биографии [46]. Статья, написанная Мао в феврале 1926 г., включенная как

пункт номер один в официальный маоистский канон, была очень похожа на декларацию Чана в

г.Чанша в том же году: «Только после свержения империализма - говорил Чан - Китай может

получить свободу... Если мы хотим, чтобы наша революция была успешной, то нам необходимо

объединиться с Россией, чтобы свергнуть империализм... Китайская революция - это часть

мировой революции» [47].

Возможности объединения Гоминьдана и КПК под руководством Чана и Мао помешала китайская

действительность. В 1925-1926 г.г. Чан контролировал только часть Южного Китая. Центр и север

были в руках военных диктаторов. Маршал Сунь Чуанфан контролировал Шанхай и управлял

пятью провинциями Нанкина. Севернее Янцзы маршал У Бейфу управлял провинцией Ханькоу.

Генерал Ян Сишань контролировал провинцию Шаньси. Маршал Чжан Цзолинь оккупировал

Мукден и господствовал в трех Маньчжурских провинциях. Маршал Чан Цуньчан был военным

диктатором в Шаньдуне, а Чу Юпу - в области Пекин-Тяньцзин.

Ранней весной 1926г. наступил перелом, так как маршал Фен Юсян, самый способный из

командиров Гоминьдана, прошел со своей 300-тысячной армией (известной как Гоминьцзюн или

Народная Армия) около 7000 миль через южную Монголию, потом на восток через Шенсу и

Хунань, и атаковал Пекин с юга. Этот изумительный физический и военный подвиг (он стал

образцом для «Великого похода» Мао в следующем десятилетии) дал возможность Чану покорить

Север в 1926-1927 г.г. [48] В результате, четверо из главных военных диктаторов признали

верховную власть Чана и появилась возможность объединения Китая в республику мирными

средствами. Северная кампания стоила ужасно много человеческих жизней, особенно среди

крестьян. Не было ли разумным уладить это посредством идеологических компромиссов, чем

рассчитывать на медленную резню в истощительной революционной войне? Но тогда, вместо

того, чтобы выгонять «чужих капиталис-

228

СОВРЕМЕННОСТЬ

тов», Чану нужно было просить у них помощи; а то, что его шурин был видным банкиром

являлось его преимуществом. Но следовать этому курсу означало порвать с коммунистическими

элементами в Гоминьдане и публично объявить, что государство рабочих и крестьян далеко за

горами. Поэтому в апреле 1927 г., когда Чан захватил Шанхай, он изменил свою позицию и

обрушился на организованных рабочих фабрик, которые восстали в его поддержку, приказав