Дугин А.Г. Мартин Хайдеггер. Философия другого начала

Подождите немного. Документ загружается.

Глава

Geviert

как

карта Начала

отступления...

• 193

А все началось с поэзии... Человек настолько отрывается

от мира и его областей, от свободного

горделивого суще-

ствования (Wesung) вещи, что имеет дело только с искус-

ственными предметами, полностью находящимися в его

воле,

поскольку он сам же их и производит. В этом произ-

водстве нет места ни Небу, ни Земле, ни богам, ни Богу.

Здесь всецело царит человек,

только человек как субъект

(хозяйственный субъект, правовой субъект, политический

субъект и т. д.). Постепенно его начинают раздражать не

просто природные вещи (такие он старается искоренить как

класс),

но различные произведенные им самим вещи. Они

оказываются слишком «спонтанными», «самобытными», а

значит, «свободными» и «автономными», т. е. независимы-

ми от его воли. Поэтому человек постепенно переходит к

массовому, серийному производству, «к вечному производ-

ству одного

того же» — «ewige Herstellungder Gleichen».

Это индустриально-экономическая версия «вечного возвра-

щения» Ницше.

Gestell — это фундаментальное явление для Хайдегге-

ра. Gestell — это судьба человека. Gestell — это суть

человеческого существа на пути развертывания послед-

ствий решения, принятого в первом Начале. Gestell —

прямая противоположность Geviert'y, его альтернатива и

процесс его искажения, разрушения, низвержения

(43)

. Но

вместе

тем сквозь само это разрушение Хайдеггер слышит

голос Seyn-бытия. Этот голос — молчание, «покинутость

бытием» (Seinsverlassenheit), сокрытие (Verbergen), но и

его можно

должно услышать

расшифровать. Gestell есть

глубинная

суть

iiyyr\

и Machenschaft. И как суть (Wesen)

она связана с Seyn-бытием. Seyn-бытие существует (west)

через эту суть.

Хайдеггер говорит о «войне Seyn-бытия с сущим»

Ш)

Эта война основана на том, что соотношение Seyn-бытия

и сущего является проблематичным и неочевидным. Это

то,

что более всего остального заслуживает вопрошания.

Если же вопрошание конституируется не должным обра-

зом, если оно становится одним из вопросов наряду с

другими, если на него дается слишком поспешный или

неверный ответ, — а решение во всех случаях принимает

человек как носитель речи как формы существования Seyn-

7 Мартин Хайдеггер

194 •

Раздел

Das Geuiert

бытия, — то Seyn-бытие вступает с сущим в войну. Имя

этой войны Gestell.

Здесь мы приближаемся к самой важной теме: как

мыслить нигилизм и катастрофу Конца философии

недуально?

дуальной схеме Geviert мыслится как нечто аутентич-

ное,

a Gestell — как неаутентичное; Geviert открывает

Начало, Gestell есть работа по приближению Конца. Но

Хайдеггер всеми способами подводит нас

тому, что такое

дуальное мышление

корне неверно. Оно никогда не может

решить философскую проблему или даже ее корректно

поставить. Мыслить надо недуально и, если угодно, нело-

гично. Противоположности должны не просто преодоле-

ваться синтезом (как чем-то третьим), они должны мыс-

литься одновременно и как противоположности и как не-

противоположности.

Geviert — это мир, в котором почитается Seyn-бытие,

это мир, увиденный фундаменталь-онтологически, как он

существует (west) no сути (Wesen). Gestell — это упор-

ная,

многовековая и целенаправленная деятельность по

разрушению, искажению и уничтожению такого мира, са-

монадеянное забвение о Seyn-бытии, серия по-дурацки

сформулированных вопросов

еще более дурацких ответов.

Gestell — это полный провал человека, его катастрофа, его

неудача, его самоотрицание, невыполненное задание, это

его никогда не кончающийся конец, его неосознанное как

таковое умирание и убийство всего вокруг себя. Как это

совместить? Как увидеть

и в

том и

другом ровный

тихий

голос

Seyn-бытия?

Как

распознать

в этом

судьбу (Geschick

—

Geschichte)?

Gestell — это сущность неаутентичного состава мира.

Он появляется как скелет мира, когда Seyn-бытие неверно

мыслится как Sein-бытие. Seyn-бытие открывается как

Ereignis в Geviert'e; Sein-бытие — как рутина в Gestell'e.

Но при всей фундаментальной — самой фундаментальной

из всех — противоположности Seyn и Sein, они не суть

разное, но в предельном горизонте — одно и то же.

Это не простая мысль. Пожалуй, это самая непростая

из мыслей. Но в осмыслении этой мысли лежит ключ ко

всей философии Мартина Хайдеггера.

Глава

Geviert

как

карта Начала

отступления...

195

ИНДУСТРИАЛЬНАЯ ТРАНСФОРМАЦИЯ

ЧЕТВЕРИЦЫ

С философской точки зрения Gestell полностью обна-

руживает себя в метафизической топике Нового времени

вместе с Декартом, и здесь можно было бы теоретически

закончить разбор деформации Geviert'a в западноевропей-

ском мышлении. Но для наглядности можно проследить и

более конкретные трансформации, обнаруживающиеся

тогда, когда Новое время из философской программы пре-

творяется в политическую, социальную, идеологическую и

экономическую практику. Это рассмотрение дает некото-

рые наглядные образы и фигуры, облегчающие понимание

умозрительных философских проблем.

Новое время достигает своего пика вместе с индустриа-

лизацией, которая воплощает на практике основные тен-

денции, сложившиеся со всей откровенностью

философии

эпохи Модерна. В этот период мировые области Geviert'a

претерпевают наглядные изменения, основное содержание

которых, впрочем, можно было легко обнаружить уже у

Декарта. Но все же между началом Конца

самим Концом

есть некоторая дистанция.

Самое существенное изменение касается Бога.

Конце

философии «Бог умирает». Таким образом, рушится целая

область мира, которая, начиная с Geviert'a и до Декарта,

так или иначе присутствовала

философской топике. Фра-

за Ницше «Бог умер» означает радикальное изъятие из

онтологической картины не только конкретной фигуры

Бога, но всего измерения, ранее обязательно присутствую-

щего

философской топике, а

теологии бывшего основой

всей онтологической конструкции. «Бог умер» означает не

просто перечеркивание высшего сущего, божественной

Личности, но аннулирование целого измерения, отдельной

мировой области, которая была и в Geviert'e, и во всех ос-

тальных онтологических картах. Вот это

есть настоящий

конец

Geviert'a (Четверицы), так

одно из

четырех измерений

пропадает самым радикальным образом. Это называется

«атеизмом», отказом от признания Бога. Хайдеггер показы-

вает, что атеизм, радикально изменяя онтологическую то-

пику, все равно остается в рамках западноевропейской

196 т

Раздел

Das Geviert

метафизики, т. к. на место аннулированного измерения

ставится другое, скалькированное с прежнего — это либо

материя (у материалистов

марксистов) или «ничто» (у аг-

ностиков) или польза, ценность, проживание (у утилита-

ристов, либералов и философов жизни). Пустое место,

оставленное там, где раньше пребывало Божественное,

выполняет

метафизике индустриального мира ту же роль,

что ранее выполняло божество. Оно продолжает оставать-

ся источником высшей легитимации, высшего мягкого

кивка, означающего «божественное» одобрение, приятие,

согласие. Только отныне ничтожность этой легитимации

позволяет говорить о «легитимации со стороны ничто».

Ничто одобряет или осуждает судьбу человека. Те, кто

могут смотреть правде в глаза, так и формулируют дослов-

но:

«Ничто одобряет или осуждает». Те, от кого трагизм

данной ситуации ускользает, предпочитают говорить так:

«Ничто не одобряет и не осуждает». Первые относятся к

сознательным нигилистам (Консервативная Революция,

фашизм), вторые — к нигилистам бессознательным (ком-

мунизм, либерализм).

Начиная с Платона, Небо было вместилищем идей, а

позже в христианстве Небо стало престолом Бога, хотя и

признает его «тварным». Ньютоновская космология прин-

ципиально, по качеству общего вещества, общей субстан-

ции приравнивает Небо к Земле, но окончательно Небо

как Небо исчезает в эпоху индустриализации, триумфа

науки

техники

—

через полеты в космос

проникновение

вглубь вещества, квантовую механику, теорию относи-

тельности, теорию поля и т. д. Неба как Неба больше нет.

Повсюду человек встречает только земное вещество, ма-

терию

(45)

. Спутники замостили Небо мигающими аппара-

тами, железными корпусами и всепроникающими радио-

волнами, довершив ту десакрализацию, которую начали

платоновские идеи. Спутники — это идеи индустриальной

эпохи.

Земля также перестала быть Землей. Урожаи из нее

выбиваются насильно, ее травят химикатами, чтобы до-

биться невозможного; в ней проделывают глубокие дыры,

чтобы достичь ее черной нефтяной крови, взрезают ее

внутренности, чтобы лишить ее дыхания — газа. Земля

Глава

Geviert

как

карта Начала

отступления...

• 197

становится «ресурсом», т. е. тем, что надо вычерпать и

уничтожить, спустить на «нет», отдать энтропии. Если

ранее сам принцип Земли выступал как нежный женский

саботаж небесного порядка, то сегодня саму Землю чело-

вечество пускает на пыль, нещадно насилует, губит, опус-

тошает, травит, опрыскивает кислотами и отходами циви-

лизации, палит и мучает.

Человек индустриальной эпохи далек от человека

Geviert'a больше, чем себе это возможно представить. Он

настолько раздул свою субъектность, что сделал самого

себя микроскопическим, бесконечно малым, никаким. Об

этом писал Ницше, говоря

«последних

людях».

Последние

люди — люди Конца. Производя горы мусора, они сами

становятся мусором.

Вещь при этом превращается в индустриальный про-

дукт, товар, т. е. она уже существует не на тинге, вече, не

в окружении святого собрания, но исключительно на рын-

ке.

Одни производят вещи, другие перепродают, третьи

потребляют, и все они вместе создают единый поток позд-

нечеловеческих, позднеисторических механизмов — про-

изводства, потребления, жажды, переживаний, желаний.

Пролетарии и буржуазия окончательно крушат то, что

было разрушено перед ними титанами Античности, Сред-

невековья, Возрождения, героического начала Нового

времени. Geviert был обрушен гигантами, а «последние

люди» лишь копошатся среди развалин, растаскивая кто

что может.

Человек становится человеком производящим, че-

ловеком торгующим, человеком потребляющим. Homo

economicus. И уже не собственно человек как субъект

становится мастером мировой игры, а сам Gestell, заме-

щающий собой и бытие, и событие, и вещь, и человека, и

все остальное. Промышленное производство становится

судьбой homo economicus и предопределяет наиболее

существенные стороны индустриальной эпохи — истери-

ческое накопление капитала и попытки перераспределить

производимое в свою пользу со стороны революционного

пролетариата.

Индустриальная топика может быть отображена на

следующей схеме.

198 т

Раздел

Das Geviert

Ничто, отсутствующий Бог, ценности,

переживания, интересы

Gestell

^s^s

Вещь

как товар >Л\.

Homo economicus Природные ресурсы

производитель/потребитель (земные, космические)

С точки зрения формального подхода это выглядит со-

вершенно «новым» в сравнении с картой картезианской

метафизики. Но с философской точки зрения индустриаль-

ная эпоха

не

добавляет ничего принципиального

— в

общем,

философском виде все это ясно читалось уже у Декарта и

Ньютона, которые предопределили Новое время в его ка-

чественных границах.

СИМУЛЯКР

западноевропейской истории следует еще одна

фаза. До нее Хайдеггер, правда,

не

дожил.

Речь идет

Пост-

модерне, где вся топика — еще один раз — претерпевает

существенные изменения.

постиндустриальном пейзаже

цивилизации определенные мыслители (Ф. Фукуяма) объ-

явили о «конце истории» (Geschichte), признав при этом,

что осознание этого конца как онтологического явления не

состоится, и поэтому Конец будет «бесконечным». Насту-

пив,

он не наступит, не состоится, не сбудется, т. к. не будет

больше человека, способного принять решение о том, что

конец

—

это Конец, и взять на себя ответственность за эту

глубинную конечность Конца. Тот же Ницше говорил о

«последних людях»: «Его род неистребим, как земляная

блоха; последний человек живет дольше всех. „Счастье

найдено нами", — говорят последние люди, и моргают»

(46)

Показательно, что Ф. Фукуяма, провозгласивший «ко-

нец истории», упомянул в названии своей книги и «послед-

него человека»

(47)

Глава

Geviert

как

карта Начала

отступления...

Ф 199

Основные мировые области (Weltgegenden) Geviert'a

могут быть обнаружены и в Постмодерне, но это зрелище

не для слабонервных.

Вместо Неба зияет огромный экран рекламного бил-

борда, компьютера, прозрачной завлекающей витрины. На

нем проецируются темные желания субъекта, выдавлива-

емые ранее под порог восприятия стоической работой со-

знания. Это animalis, освобожденный от rationalis, дает о

себе знать. Но разве такие animalis есть в сущем? Разве

животные, «живые»,

«Сфоу»

способны делать

желать такие

мерзкие вещи, как последние люди? Это не animalis, но

механическая первертная греза выпотрошенного человека

создает образы на экране. Он свергает рассудок и хочет

быть животным, но не может им быть, потому что он не

животное.

кто?

Ведь

нельзя же назвать «это» «человеком»

ни в одной из известных нам топик. Он не «животное»,

потому что он никто, и его цель не становиться кем-то, но,

не становясь никем, прорваться к Seyn-бытию, чтобы дать

его свечению речь. Не выполняя этого, утверждая себя как

человек, человек уже совершает непоправимую ошибку.

Он ставит вместо вопросительности своей идентичности

поспешный и заведомо неверный ответ. Так создается че-

ловечность, которой нет. Поэтому немудрено, что долго

такая человечность

не

держится

обрушивается

какой-то

момент (в момент Постмодерна) в новую химеру — в чело-

века-зверя. Не в силах быть человеком (это бытие как

строгая формула само по себе есть заблуждение), послед-

ний человек в отчаянии бросается к фигурам христианско-

го Апокалипсиса — к тем местам, где говорится о «звере»

и его числе. Так как последний человек не умеет ничего

другого, кроме как считать, он пытается «счесть число

зверя»,

догадываясь, что таким образом он найдет

«звере»

самого себя. Звероподобие и бесовселение — последние

иллюзии последнего человека, т. к. он не зверь

не бес

Человек становится постчеловеком. С одной стороны,

это сверхчеловек-техник, ловко соображающий, занимаю-

щийся web 2.0, способный нагромоздить потоки информа-

ционных данных. С другой стороны, он — недочеловек,

тоже вариация постчеловека: это потребитель, юзер, тыка-

ющий пальцем и глазом в «дружественный интефейс», пе-

200 т

Раздел

Das Geviert

реходящий по бесконечным ссылкам. Уже не будучи спо-

собным воспринимать текст, он просто ищет

базах данных

то,

что более соответствует его представлениям

«сейчас».

Это постоянное интернавтическое блуждание по симуля-

ционным, подмигивающим предметам, когда, глядя

экран,

невозможно понять, то ли это экранные изображения, то

ли начался off-line, а может, он продолжает еще с кем-то

общаться по ICQ.

Но оставим эту страшную тему точной квалификации

наших современников, до которой Хайдеггер, слава богу,

не дожил.

Земля исчезает в легкости коммуникаций, все места

становятся одинаковыми,

реализуется утопия. Утопия

—

это то, где нет места.

точки зрения Хайдеггера, Земля

открывает себя через место. Земля — это и есть место,

естественное место. А сегодня мест нет, сегодня нет дис-

танций, ничто друг от друга не отделено, все места, города,

точки

Макдоналдсы земного шара совершенно одинаковы,

там сидят одинаковые люди с серьгами в ушах, болтают,

пьют пиво, входят в Интернет, курят легкие наркотики.

Земли тоже больше нет, она превратилась

виртуальное

пространство, где самое далекое банально, а близкого

просто не существует. Все,

что

делала Земля на всех этапах

ее участия в Geviert'e и позже, в других философских то-

пиках, более не требуется. Земля более не ресурс, а храни-

лище отходов. За нее борются как за место хранения мусо-

ра, включая мусор человеческий — самих «последних лю-

дей»,

«обретших счастье». Земля отныне — это то, куда

зарывают отходы, будь то радиоактивные отходы, отходы

производства, тела умерших или их сожженный прах.

Бог становится шуткой. Он возвращается из модернист-

ского ничто в форме дурашливой карикатуры. Его больше

даже никто не гонит, не убивает. Его смерть потеряла вся-

кое значение, и поэтому о ней забыли. Не то чтобы он

воскрес, но он снова появился, как ни в чем не бывало, как

незалежный покойник.

О Боге сегодня можно говорить, а можно молчать. Он

никого не интересует, а если кого-то и интересует, то не

более, чем интрижки популярного актера или супермодели.

Нет, интрижки популярного актера или супермодели инте-

Глава

Geviert

как

карта Начала и

отступления...

• 201

ресуют гораздо больше, чем Бог.

все же он возвращается,

но на сей раз как пародия, как насмешка над его смертью,

которая забылась, потеряла всякое значение. «Кто-кто, вы

говорите, умер?»

Появляется на телеэкранах бин Ладен, который говорит

на камеры: «Аллаху Акбар!» «Аллах велик!». Его тут же

принимаются ловить, но не могут поймать. Он нигде, он

неуловим, он вне места, в утопии телеэкрана. Погоня за

ним становится детективным сюжетом. Бин Ладен

Аллах

меняются местами, но напряжение публики не спадает.

«Когда же его поймают?»

Кого? Аллаха? Бин Ладена? Саддама Хусейна? Муллу

Омара?

В ответ на вопрос, почему он принял решение напасть

на Ирак, экс-президент США Дж. Буш-младший провоз-

гласил: «God said me, strike Iraq!» («Бог сказал мне

—

ударь-

ка по Ираку!») Мы уже ни возмущаемся, ни восторгаемся

этим. Принимаем как должное. Он — президент США,

самой мощной и успешной демократии в мире, ему вполне

может позвонить сам Бог.

Если бы на предшествующей стадии опустынивания

(в Модерне) кто-то сказал, что «Бог не умер», то его поса-

дили бы в психиатрическую клинику. А сейчас, в эпоху

Постмодерна, что ни говори про «бога» или не про «бога» —

все примут. От последнего безразличия.

Вещи превращаются в симулякры (Ж. Бодрияр). Они

становятся производным от моды, в которой как в своем

последнем воплощении нас настигает

накрывает

головой

Gestell.

Вещь заканчивает свой путь. Она отныне симулякр,

уже больше не идея, не знак, не предмет и даже не товар,

но чистый воплощенный обман. Товар, в котором вещь

умирает, сохраняет все же связь с производством, полез-

ность, некую последнюю рациональность. Но и этому при-

ходит конец. Симулякр, по определению Бодрияра, есть

«копия без оригинала», подобно ксерокопии такого плохо-

го качества, что фантазия может угадывать на ней все, что

заблагорассудится — портрет президента, женскую фигу-

ру, пейзаж или художественный текст. Вместо вещи Пост-

модерн утверждает пятна Роршаха, бессмысленную и не-

202 т

Раздел

Das Geviert

нужную кляксу, ни к чему не годную и пустую, но в силу

бесконечной воли

власти моды возводимую

абсолютный

категорический императив.

Законы моды как высшего уровня Gestell Постмодерна

провозглашают:

• вещи живут мгновение;

• вещи должны быть бессмысленны, в этом их смысл;

• вещи надо менять;

• после вещи есть только другая вещь;

• идентичные вещи различны;

• вещь — все, остальное — ничто;

• вещь не умирает, ее выбрасывают;

• вещь больше, чем жизнь.

Чем короче жизнь вещи-симулякра, тем она интенсив-

нее.

Правильные ботинки Постмодерна — это те, которые

одевают один раз. Это логика моды (Gestell), она становит-

ся все быстрее

быстрее. Раньше люди носили по несколь-

ку лет вещи, сейчас — сезон, а то и полсезона, но и это не

предел. Смена вещей с бешеной скоростью — это фабрика

смерти вещей, их планомерный и систематизированный

геноцид. За энтропией вещей, за переходом к режиму то-

тального симулякра стоит готовность культуры к оконча-

тельному уничтожению Geviert'a.

Вместо бытия мы имеем дело отныне с «виртуальной

реальностью». Само понятие «реальности» в метафизике

Нового времени в высшей степени «виртуально», в том

смысле, что фиктивно и онтологически необоснованно.

Когда субъект постулирует то, что он имеет перед собой

как объект, он уже совершает весьма сомнительную опера-

цию по онтологическому обоснованию реальности этого

объекта. Объект объективен (он есть «на самом деле»)

потому, что он — объект, т. е. этимологически потому, что

он «передо мной» (субъектом).

Декарта, Ньютона, Юма

и Канта это выглядит серьезно и торжественно, с тем осо-

бым напыщенным пафосом, с которым ограниченные умы

обычно провозглашают очередные непродуманные нелепо-

сти

бессмысленности. Но еще более ограниченные созда-

нья легко покупаются на эти ученые сказки о реальности и

бродят в лабиринте таких категорий веками. Переход от

реальности

виртуальности или к виртуальной реальности