Домников С.Д. Мать-земля и Царь-город. Россия как традиционное общество

Подождите немного. Документ загружается.

окружения, происходило вызревание нового типа общественных связей.

В итоге индустриальные городские гиганты резко выделялись среди основной массы средних русских

городов, в целом определявших облик русской провинции, а значит — и России как таковой. Многие

из них относились к категории «аграрных городов»

и полностью определяли облик восточных

регионов, например Западной Сибири

и юга России. Абсолютно преобладая во всех регионах страны,

они играли значительную роль даже в центральном промышленном районе. Так, четыре из шести

городов, существовавших в Западном Подмосковье в середине XIX в., причисляются исследователями

к «аграрно-торговым городам» с численностью населения не превышающей 3 тыс. чел.

Распространенным занятием среди жителей таких городов было не только садоводство и

огородничество, но и хлебопашество, причем огородные культуры и фрукты активно сбывались не

только в Москве и ближайших городах, но и среди крестьян своих же уездов.

Подобную направ-

ленность развития городского хозяйства определяла сохранявшаяся правовая и экономическая

обособленность деревни от города.

При описании Рузы справочник того времени сообщает об обилии «плодовитых садов и огородов, в

коих садят нужные произрастания, и от продажи оных получают содержание».

Рассказывая о Звенигороде, тот же источник упоминал «плодовитые сады, в коих растут яблоки и

груши, и огороды, в коих садят капусту, морковь, огурцы, свеклу, лук и проч.».

498

В Верее, согласно тому же источнику, «произрастает в великом количестве лук и чеснок, который

почитается во всей России лучшим и разводится для продажи в Москву и проч. города, даже в

Польшу и к Рижскому порту. Некоторые имеют плодовитые сады и занимаются продажей

огородных плодов».

Определенная часть жителей подмосковных городов Волоколамска, Рузы, Звенигорода,

Воскресенска продолжала заниматься хлебопашеством, арендуя для этих целей церковные,

монастырские и городские земли.

По мере развития городов в них в первую очередь

сокращалось зерновое производство. Но упоминание о хлебопашестве в городах в середине XIX в.

— явление весьма частое и примечательное для характеристики уровня развития русского города

в канун эпохи Великих реформ.

«Косвенным подтверждением важного значения для горожан сельскохозяйственных занятий,

могут служить земельные споры, возникавшие между городскими обывателями, помещиками и

крестьянами соседних деревень». В статье Е.Н. Даниловой о подмосковных городах приводится

несколько примеров таких споров. Тот же автор сообщает о весьма слабом развитии в

прилегающих к Москве городах кустарных промыслов. Близость такого густонаселенного

торгово-промышленного центра явно не стимулировала рост ремесел в уездных городах. Волей

или неволей Москва стягивала на себя экономические ресурсы всего региона. Так что и в XIX в.

промышленность в большинстве городов не преодолела уровня мелкотоварного производства и

была представлена незначительными купеческими, реже мещанскими заведениями,

преимущественно кожевенными, солодовенными и кирпичными.

Индустриальный город в аграрном обществе

Не только малые и средние города были связаны с деревенским укладом. Большие города,

превращающиеся в крупные индустриальные центры, хотя и развивались в особых условиях,

также испытывали на себе непосредственное влияние аграрной среды. Огромную роль в росте

населения и развитии социальной структуры большого города играл неземледельческий отход

крестьянства. Наиболее значительное развитие крестьянское отходничество в города получило в

центрально-промышленных (т. е. наиболее экономически развитых) губерниях: Московской,

Тверской, Владимирской, Ярославской, Костромской, Калужской, где число отходников в три раза

превышало средний показатель по остальным губерниям России.

499

Широко распространенные здесь с XVIII в. многочисленные крестьянские промыслы отвлекали

население от земледелия. Так, например, ткачество переросло к началу XIX столетия из частного

промысла на дому в форму рассеянной, а потом и централизованной мануфактуры. Дальнейший

рост промышленности, сопровождающийся переходом от мануфактуры к фабрике, способствовал

превращению надомника в наемного рабочего. Развитие промысло-пой деятельности

стимулировал начавшийся в 60-е годы XVIII в. массовый перевод крестьян вышеперечисленных

губерний на оброк. Освобождение от барщины способствовало неземледельческому отходу

крестьян. А с развертыванием с 1820-х годов во всем мире так называемой «аграрной депрессии»

приток крестьян в города еще более усилился.

И это несмотря на то, что в это же время

продолжалось интенсивное колонизационное освоение южных и восточных окраин страны, где

было больше возможностей укрыться от крепостного гнета, чем в городах.

Не только Москва, но и другие города и фабричные местечки становились центрами приложения

труда отходников. Значительная часть крестьян занималась строительным промыслом. Камен-

щики, плотники, кровельщики, каменотесы, штукатуры и др. специалисты из крестьян, образуя

артели, предлагали свои услуги городскому и окрестному сельскому населению. Повсеместно

среди пригородного крестьянского населения, перебиравшегося в город, был распространен

извозный промысел. Наборщики, красильщики, слесари, резчики, прядильщики, кузнецы и т. д. —

десятки специальностей представляли в городе крестьянские мастера.

Отдельные районы специализировались на тех или иных видах промысла. Владимирская губерния

поставляла мастеров строительного дела. Среди ткачей было много калужских крестьян. Плот-

ницкое дело держали «аргуны» — крестьяне из Аргунова. Ярослав-цы были монополистами в

трактирном деле. Шитьем конской упряжи славились волоколамские крестьяне.

К середине XIX в. 40% работников-мужчин перечисленных центральных губерний отправлялись

на городские заработки. Рост населения Москвы в продолжение всего XIX в. происходил главным

образом за счет крестьян-отходников. Они зачастую годами и десятилетиями проживали в городе,

становясь фактически постоянными его жителями. С 1811 по 1852г. удельный вес крестьян среди

жителей Москвы увеличился с 28,5 до 41,9%. Если прибавить к этому числу дворовых, процент

возрастет до 60.

По данным переписи 1858 г., удельный вес крестьян в Москве вырос до 55%. Но и рост числа

постоянных городских жителей — мещан происходит в основном за счет государственных и

удельных

500

крестьян, а также, в меньшей степени, крестьян помещичьих, из выкупившихся и поселившихся в

Москве на постоянное жительство.

Типичным явлением было резкое возрастание числа городских жителей в зимнее время и их

сокращение летом, когда в деревне начинались полевые работы. Сезонный характер крестьянского

отхода в города — явление, показательное для характеристики общества и уровня экономического

развития страны. Другим важным моментом был резкий перекос в половозрастном составе

городского населения. В Москве, например, в первой половине XIX в. мужское население в

полтора раза превышало женское, что объясняется преобладанием мужчин среди отходников из

крестьян, составлявших большинство населения старой столицы.

Крестьяне приносили с собой в город не только свои трудовые навыки, деловую активность и

предпринимательскую жилку, приобретенные в промысловой деятельности, но и свои традиции,

бытовой уклад, невысокий уровень потребительских запросов. Жили отходники в лучшем случае в

казармах при фабриках или заводах, в худшем — в полутемных, сырых подвалах или тесно

набитых бараках. Низкий заработок, скверное питание, болезни, иногда приобретающие в

условиях высокой скученности проживания характер эпидемий, и тому подобные тяготы

составляли условия городской жизни крестьянина.

Конечно же, крестьяне-отходники не были однородной городской группой. Кому-то из них

постепенно удавалось выбиться в люди. Кто-то становился подрядчиком и управлял артелями в

несколько десятков, а то и сотен человек. Иные становились хозяевами торгового заведения или

мастерской. Кто-то устраивался в услужение к зажиточным горожанам дворником, нянькой,

уборщицей или прачкой. Наиболее удачливые и предприимчивые со временем открывали

собственные промышленные предприятия, становились капиталистами. Большинство же

крестьянского населения в городах представляло собой основную массу работного люда, наиболее

неприхотливую и, в то же время, наиболее темную, забитую, готовую на любые условия труда и

любые заработки. С этим обстоятельством во многом связан и уровень эксплуатации фабричных

рабочих, и реакция на их естественные запросы фабричного начальства, и отношение к ним со

стороны постоянного городского населения.

Вместе с тем, через пришлые массы крестьянства городское население приобщалось к народной

крестьянской культуре, училось сопереживать крестьянским тяготам и задумываться над ними.

Все это отвечало растущим потребностям самопознания и утверж-

501

дению вызревающего в обществе сознания национальной общности. Развитие наиболее крупных

городов, происходящее за счет притока крестьянской массы, не могло не испытывать на себе ее

влияния.

Однако влияние аграрного общества сказывалось в городах и с несколько иной стороны. Рост

многих городов был следствием не только их экономического развития, но и административного

положения. Наиболее крупные русские города, представляющие собой старые административные

и культурные центры, тесно связанные с властью, были, чаще всего, губернскими или уездными и

обладали значительной дворянской прослойкой. Укрепление позиций крупной буржуазии в

промышленно развитых городах, сопровождаемое ростом люмпенизированной крестьянской

массы, вызывало все большую тревогу аристократической верхушки. Особое опасение вызывало

расширение протекционистской политики, усиливавшей тенденцию к неуправляемости процесса

буржуазного развития городов при полном или частичном игнорировании положения дел в

сельском хозяйстве.

Дилемма протекционизма: промышленность или сельское хозяйство

В начале XIX в. российское правительство продолжало политику поощрения промышленного

развития посредством предоставления разного рода льгот и привилегий.

20 мая 1806 г. вышел указ о разрешении беспошлинного ввоза машин для промышленности и

сельского хозяйства.

1 января 1807 г. вышел манифест «О дарованных купечеству новых выгодах, отличиях,

преимуществах и новых способах к распространению и усилению торговых предприятий», а 16

января того же года был издан указ о предоставлении льгот при выплавке чугуна и меди, который

уменьшал сборы с вывозимого за границу металла.

Указом 27 июня 1808 г. было создано Главное правление мануфактур, на которое возлагалось

руководство всеми фабриками и заводами и забота об увеличение их производства. Указами 1

июня и 23 июля предусматривалось выделение денежных ссуд купцам при основании ими

суконных фабрик.

Развитие промышленного законодательства шло в направлении расширения привилегий русских

промышленников и торговцев и приобщения к торгово-промышленной деятельности предста-

вителей дворянства. Манифестом 1 января 1807 г. провозглашалось

502

«укрепление связи между обоими государственными сословиями» и декларировалось монаршее

желание «дабы дворяне, не состоящие в нашей военной и гражданской службе, содействовать

могли общему благу на поприще трудолюбия торгового».

Стремясь создать внутри торгово-

промышленного класса дворянскую прослойку, самодержавие надеялось укрепить отношения

аграриев с крупным капиталом, одновременно дворянству указывался более доходный источник

вложения капиталов, нежели земледелие.

Помимо усиления социальной стороны промышленного законодательства, в нем все более

отчетливо просматривались и другие тенденции. В новых условиях промышленная политика уже

не вмещалась в рамки классического протекционизма, основным инструментом которого являлось

регулирование промышленностью за счет повышения таможенных пошлин на отдельные импор-

тируемые товары. Неизбежным следствием повышения тарифных ставок становилось усиление

контрабанды. В условиях ухудшения баланса внешней торговли при размахе контрабандного

ввоза импортной продукции правительство пошло на беспрецедентные меры.

В 1810 г. был принят запретительный тариф, полностью прекращающий ввоз многих видов

товаров. Тем самым русский рынок по существу монополизировался отечественными

предпринимателями, чем создавались самые благоприятные условия для развития национального

промышленного производства.

Активизация таможенной политики России демонстрировала приоритет промышленного развития

перед сельскохозяйственным. Для большинства общества речь по существу шла о выборе индус-

триального или аграрного пути экономического развития. И хотя правительство пыталось

разъяснить, что его экономическая линия не отменяет установлений в сословной области, тем не

менее консервативно настроенные круги дворянства единым фронтом выступили против четко

определившегося экономического курса. В сложившихся условиях он означал начало тотального

перераспределения средств из аграрной сферы, где капиталы продолжали преобладать, в сферу

промышленного производства. Думается, что в этом массовом движении дворянства вопрос о

таможенном тарифе 1810г. явился лишь поводом для обозначения своих позиций, но уж больно

велика была его роль как «раздражителя».

В правительственных сферах появились две противоборствующие группировки. Одна из них,

представлявшая интересы помещиков, занимавшихся земледелием и животноводством, и связан-

ная с традиционным экспортом сельскохозяйственных продуктов (хлеба, льна, пеньки, сала,

шерсти, кожи и т. п.), имела откровен-

503

иые фритредерские симпатии. Интересы аграриев представляли такие видные фигуры, как

министр финансов Д.Л. Гурьев, государственный канцлер Н.П. Румянцев, бывшие члены

«Негласного комитета» Н.Н. Новосильцев, В.П. Кочубей, М.А. Строганов.

Другая группа, представлявшая интересы дворян-предпринимателей и торгово-промышленных

деятелей, возглавлялась не менее значимыми лицами: министром внутренних дел О.П. Козодав-

левым, государственным контролером Б.Б. Кампенгаузеном, а также Н.С. Мордвиновым, М.М.

Сперанским и другими. Эта группировка исповедовала протекционистские взгляды и была

сторонницей запретительной таможенной системы.

В марте 1815 г. был создан Особый комитет для рассмотрения составленного министром финансов

Д.А. Гурьевым проекта нового таможенного тарифа. В русле его обсуждения Кочубеем была впер-

вые в столь категоричной форме заявлена мысль, что в России как стране аграрной следует

отдавать предпочтение развитию земледелия, а искусственное стимулирование процесса создания

промышленности не входит в интересы государства и ложится тяжелым бременем на население.

Граф Гурьев вообще высказывал сомнение, что в условиях крепостного права и господства

феодального хозяйства русская промышленность будет способна подняться до уровня передовых

западноевропейских стран. Взамен вредной для государства запретительной системы Гурьев

предлагал введение свободной торговли с регулированием импорта и экспорта товаров

исключительно при помощи таможенных пошлин. «Система запрещений, по мнению Гурьева, —

не прибавляет капиталов, не возбуждает трудолюбия, не усиливает промышленности, не умножает

изделий, а даже препятствует усовершенствованию их и производит совершенно тому противные

и вредные последствия».

Под нажимом крупных феодалов правительство было вынуждено пойти на ослабление

запретительных, крайних мер протекционистского курса.

Новые тарифы 1816 и 1819 гг. имели более либеральный характер, но никоим образом не

ограничивали протекционистского режима, не ущемляли интересы отечественных

промышленников, создавая лишь более благоприятные условия для развития сельского хозяйства.

По-прежнему запрещенными к импорту оставались 175 наименований товаров, среди которых

предметы роскоши, сырье для промышленной обработки, а также широкий перечень продуктов

отечественного сельскохозяйственного производства. На 251 предмет налагалась пошлина в

размере от 15 до 35% от стоимости товара. «Прочие товары, составлявшие более половины им-

порта, разрешалось свободно провозить в страну. Среди них были

504

все виды машин, инструменты, разнообразное оборудование, необходимые для растущей русской

промышленности». Новый тариф носил без сомнения компромиссный характер. Отходя от жестко

протекционистского курса, правительство либерализовало таможенную политику и создавало более

выгодные условия для развития сельского хозяйства.

Промышленный протекционизм сохранял свои позиции в экономическом курсе российского

правительства, поэтому положение не могло существенно измениться и в 20-е гг. А развернувшаяся в

эти годы аграрная депрессия усилила наплыв крестьянских масс в города. Основной сферой

привлечения крестьянских масс в городах были прядильные предприятия, требовавшие большого

притока неквалифицированной рабочей силы. Это приводило к усилению темпов концентрации ее в

городах.

На почве углубляющегося в 30-е гг. процесса пролетаризации городов наблюдается новый этап

консолидации дворянского движения. В правительственных кругах уже открыто высказываются

опасения по поводу того, что отечественная «промышленность России развивается так быстро, что

излишне было бы ускорять ход оной».

В 40-50-е гг. правительство пошло по пути некоторого

сокращения льгот и поощрения при учреждении новых предприятий, а также некоторого понижения

пошлин на импортируемые продукты текстильной промышленности, демонстрируя уступки дво-

рянским требованиям. Но эти меры уже не могли повлиять на темпы развития индустрии.

Чем действительно правительство могло поддержать дворянские претензии, так это усилением

дворянского влияния в области городского управления. Именно эту задачу реализовало принятое в

1846 г. новое Положение об общественном управлении городами, предназначенное для утверждения в

нескольких наиболее крупных городских центрах. Введенное 13 февраля 1846 г. в Петербурге, позже

оно было распространено на Москву, Одессу и Тифлис. Новое положение представляло собой попытку

объединения имущественного и сословного цензов и за счет этого — увеличения чиновничьего и

дворянского слоя в городах и бюрократизации городского управления.

Гласные избирались от всех сословий, отделения составлялись из представителей всех социальных

групп. Во главе отделений стояли сословные старшины. Общая дума объединяла все отделения под

председательством городского головы. При избрании должностных лиц определялся имущественный

ценз: 6 000 руб. для старшин и 15 000 руб. для городских голов. Распорядительная дума, состоящая под

управлением городского головы, включала по одному

505

члену от сословий и одного по назначению правительства. Все постановления Общей думы

направлялись для исполнения в Распорядительную думу. Для исполнения постановлений отделений

были учреждены управы с подчинением их Распорядительной думе. Подобная реорганизация означала

ослабление влияния буржуазного элемента на принятие решений в области городского управления. Но

в реальности действие нового Городского положения было весьма ограниченным, к тому же оно

распространялось на узкий круг городов и просуществовало чуть более двух десятилетий. Упоминание

о нем нам понадобилось лишь для полноты картины и выявления еще одного канала влияния

традиционных структур аграрного общества на городскую среду. Для менее крупных городов

подобные меры были не актуальны, т. к. в них влияние дворянской аристократии на общественное

городское управление оставалось по-прежнему доминирующим.

Итак, особенностью развития социально-экономических отношений между городом и деревней в

России являлось то, что в то время, когда немногие старые города уже становились крупными

индустриальными центрами, активно втягивающими деревню в новые общественные и хозяйственные

отношения и преобразующими патриархальный уклад сельской жизни, большинство русских городов

пребывало в зачаточной стадии развития. Некоторые из молодых городов находились в фазе

становления и только вырастали в промышленные центры. Другие, относящиеся к старым русским

городам, переживали период застоя и общего упадка в связи с отсутствием социальных и

экономических условий роста. Для этих городов связь с сельским хозяйством и аграрным укладом

была не только исторически обусловлена, но и предопределена необходимостью сохранения

жизненных условий основной части населения в условиях слабого развития местной промышленности

и внутреннего рынка с преобладанием натурального характера хозяйства.

Но для всех городских образований была характерна тесная, непосредственная связь с деревней.

Конечно же, крупные города на институциональном уровне уже перестали воспроизводить пат-

риархальные традиционные отношения, характерные для аграрного общества, но на уровне частном и

сословно, а отчасти и профессионально-корпоративном, эти отношения еще продолжали куль-

тивироваться. Даже в наиболее передовой, индустриальной сфере, не говоря о бытовом уровне,

общественные отношения во многом определялись господствующими в традиционной аграрной сфере

социальными стереотипами.

Следствием аграрного характера российского общества была неравномерность развития городов и

отдельных территорий. Ускорение темпов промышленного развития вследствие развернувшейся в

стране промышленной революции и начала железнодорожного строительства усугубляло эту

неравномерность. Прослеживалась и крайняя разнонаправленность происходящих в стране

социальных процессов. В то время как на одном полюсе разворачивался массовый рост городского

населения, в том числе и в первую очередь за счет крестьянства, на другом полюсе продолжалось

широкое колонизационное движение крестьянства на окраины. И если первая тенденция отражала

процессы становления буржуазного типа общественных отношений и подрыв оснований

традиционого общества, то вторая являлась показателем продолжения воспроизводства на новых

пространствах патриархальных связей общинного типа и расширения, таким образом, позиций

традиционного аграрного общества.

Другим наиболее значительным фактором консервации патриархальных отношений в аграрном

обществе являлось крепостное право. Связанные с ним проблемы общественного развития мы

рассмотрим в следующей главе.

ГЛАВА 1 1

ЗЕМНАЯ ПРИРОДА СВОБОДЫ: просветительская утопия и

крепостное право

Увижу ль, о друзья! народ неугнетенный, И Рабство, падшее по манию царя, И над отечеством Свободы просвещенной Взойдет

ли наконец прекрасная Заря?

А.С.Пушкин. 1819

Свободы сеятель пустынный, — Я вышел рано, до звезды...

А.С.Пушкин. 1923

Просвещение ведет к свободе; свобода же без просвещения породила бы только анархию и беспорядок. Когда низшие классы

моих соотечественников будут просвещены, тогда они будут достойны свободы, так как они тогда только сумеют

воспользоваться ею без ущерба для своих сограждан и не разрушая порядка...

Письмо Е.Р. Дашковой Дени Дидро

Ну, так, батюшка, оставайся все по-старому, мы ваши, а земля наша...

Ответ крестьян ИД.Якушкину, задумавшему освободить крестьян

Преобразования Петра положили конец многовековой изоляции России. Петербургский период

русской истории был ознаменован непреклонным намерением власти превратить Россию в

европейское государство. Правительство, как могло, пыталось преобразовать русский город,

придать ему подобие европейского, украсить и укрепить его в качестве форпоста своего влияния и

демонстрации европейской культуры. На это были направлены все ресурсы аграрного общества,

безжалостно вычерпываемые из обреченной на полунищенское существование русской деревни.

В лице дворянства петровские преобразования создали проза-паднически ориентированный,

культурно европеизированный аристократический слой, выделенный из общей массы населения

страны и тесно связанный с властью. Обеспечив переход от сословно-

508

представительной монархии к абсолютизму, реорганизация административного аппарата

одновременно сформировала условия для становления государства военно-полицейского типа.

Именно в сфере дворянской политики и управленческих преобразований было заложено

основание новой мобилизационной стратегии развития, призванной на основаниях

патриархального аграрного общества воздвигнуть здание новой империи.

В это время складываются активные культурные связи России со странами Европы, откуда

заимствовались не только промышленные изделия, предметы роскоши, образцы культуры и быта,

но и новейшие достижения в области науки, философии, искусства. Заставив дворянство говорить

на иностранных языках, Петр сделал доступными для формирующегося русского общества

передовую европейскую культуру и идеологию. В первой половине и середине XVIII столетия

господствующим направлением в развитии общественной мысли европейских стран было

Просвещение. Поэтому именно просветительские идеи стали знаменем политической идеологии

модернизирующегося русского государства.

Идеалы Просвещения

В основе просветительской социологии лежало рационалистическое представление о линейном

поступательном историческом развитии. Теория «прогресса» неизменно обращалась к поискам

факторов общественного развития. Среди них назывались и свобода, и нравственность, и

законность, и уровень материального благосостояния, и наука, и, наконец, развитие

производительных сил. То есть все то, что принято называть благами цивилизации. Сама история

представлялась как последовательное овладение стихийными социальными процессами и их

рационализация в процессе развития общества. Основываясь на линейной схеме времени, про-

светители выстраивали свои теории исходя из представления о движении общества от

«естественного» (стихийного) к «цивилизованному» (рациональному) состоянию. Существо

расхождений сводилось лишь к характеру оценки (позитивной или негативной) самой

цивилизации и лежащего в ее основании начала разумности.

Большинство просветителей отождествляло будущее цивилизации с библейским «золотым

веком». Для идеологов прогресса была характерна вера в то, что «золотой век», связанный с

торжеством Разума, неизбежно ожидает человечество впереди. Социальный идеализм

Просвещения связан с представлением о преображении мира и самого человека по мере усвоения

обществом в

509

процессе социальной рационализации идей Свободы и Равенства. Пробуждение в эпоху Нового

времени начал личности и сознательности вселяло уверенность в преобразовательном потенциале,

который открывается перед человечеством по мере развития образования, науки и культуры. С

обособлением человеческой индивидуальности связаны классические концепции Просвещения —

«естественного права» и «общественного договора», которые исходили из представления об

автономной и самодостаточной личности.

С точки зрения концепции «естественного права», люди рождаются свободными, они наделены от

природы равным правом на жизнь. Каждому человеку свойственно стремление к счастью и бла-

гополучию, и каждый имеет равное право на удовлетворение своих естественных потребностей.

На ранних этапах исторического развития, в условиях «естественного» состояния общества,

основные потребности людей реализовывались в рамках небольших семейных коллективов, не

знавших государственного существования. С развитием хозяйства и ростом индивидуальных

запросов, по мере усложнения социальных связей общество столкнулось с нарастанием

социальных противоречий. Борьба каждого за свои естественные права угрожала перерасти в

«войну всех против всех» (Гоббс). В этих условиях люди должны были обратиться к внешнему по-

среднику, обладающему авторитетом, который для исполнения своих посреднических функций

наделялся властными полномочиями.

Таким образом, свободные индивиды пошли на добровольный отказ от некоторых своих

естественных прав, которые передавались авторитету, принимающему на себя функцию власти в

обмен на гарантии Порядка и Законности. Так возникло государство, которое есть не что иное, как

общество, заключившее с властью общественный договор об управлении во имя интересов всех

членов социума. В просветительской интерпретации возникновение государства целиком связано

с представлением об общественном благе и реализации естественного права каждого человека на

такую власть, которая с помощью Закона осуществляла бы функцию посредника между

пересекающимися интересами разных индивидов.

Из теории «естественного права» и «общественного договора» выводились идеи Равенства и

Свободы как фундаментальных принципов будущего общественного устройства. Тезис о

предназначении власти действовать во благо народа вполне естественно приводил к выводу о

праве народа свергать ту власть, которая перестает удовлетворять своему основному назначению.

Вера в способность человеческого Разума к социальному творчеству во имя всеобщего блага

определяла оптимистические надежды значительной части просветителей.

510

Социальный оптимизм Просвещения находил наиболее яркое отражение в бурном расцвете

экономической и политико-правовой мысли. Развитие промышленного производства, ставшего

важнейшим фактором общественного прогресса, предопределило бурный рост экономической науки.

Ее основанием стал тезис о преобладании частного интереса в хозяйственной деятельности, которая

организуется в рамках самодостаточных хозяйственных комплексов, имеющих примерно одинаковые

возможности конкуренции на рынке.

На первый план экономистами выдвигался принцип автономности предпринимательского хозяйства и

его обязательной эффективности при определенном уровне развития образования и технического

оснащения. Неожиданным подтверждением и яркой иллюстрацией идеи экономической

самодостаточности автономно хозяйствующего субъекта оказался знаменитый роман Д. Дефо о

приключениях Робинзона Крузо. Это произведение сделало для популяризации идей экономизма,

пожалуй, больше, нежели все трактаты экономистов и энциклопедии просветителей того времени.

Таким образом, просветительская мысль исходила из констатации рационального характера

деятельности индивидуально хозяйствующего субъекта, способного к успешной экономической само-

деятельности в рамках автономного предпринимательского хозяйства. Из этого принципа в

экономической теории было выведено множество частных типов или моделей хозяйственной

рациональности, получивших название «экономических робинзонад» и претендующих, каждая по-

своему, на описание «чистой рациональности».

Следующим этапом развития экономической мысли стала попытка найти источник согласования

частного интереса отдельных хозяйствующих «робинзонов» с «общественным интересом». Уже школа

физиократов поставила вопрос о гармонии интересов частных и общественных, который решался на

путях постижения психологических и физиологических потребностей индивида. Но только в конце

XVIII в. в рамках английской политэкономии эта проблема получила свое классическое разрешение в

рамках описания «народного хозяйства», которое наряду с рынком было представлено в качестве

регулятора частнопредпринимательских интересов.

Проблема гармонизации «общего» и «частного» блага по-своему решалась и политико-правовой

мыслью. Если экономисты шли «снизу» — от интересов отдельных хозяйствующих индивидов к

осознанию проблем общественного хозяйства, то в области правоведения процесс осмысления

происходил в прямо противоположном направлении. Именно в этот период в праве намечается вектор

от государства к личности. На смену камералистским подходам,

511

рассматривающим общество как часовой механизм, запускаемый и регулируемый государством,

правоведы все чаще выдвигали формулировку идей частного права, защищающего индивида от то-

тальной власти государства. Идейной основой нового частноправового сознания стала популярная в те

времена идеология утилитаризма. От обоснования принципов полицейского права юридическая мысль

второй половины XVIII в. переключилась на разработку проблем гражданского кодекса, исходящих из

потребностей согласования общей и индивидуальной пользы.

Просветительский утилитаризм исходил из стремления возвести новое здание цивилизации на

фундаменте вновь открытого просветителями принципа «пользы». Утилитарность признавалась едва

ли не основным двигателем цивилизации, о пользе писалось как об источнике индивидуальной и

общественной рациональности.

Все, что не укладывалось в понятие «полезности», все прежние формы

общественной жизни, связанные с традицией, рассматривались как остаточный элемент, доставшийся

современности в обременительное наследство от эпохи средневековья. Все формы традиционной

нравственности и религиозного сознания оценивались как результат темноты и забитости масс, как

следствие многовекового господства в общественной жизни предрассудков и заблуждений, усу-

губляемых обманом священников и властей.

Деистическая установка, лежащая в основании материалистической метафизики просветителей,

связывала будущее общества с формированием нового человека — позитивистски ориентированного,

обладающего рациональным складом мышления и утилитарным пониманием общественного долга.

Отождествление частного и общественного интереса подводило к формулировке цели общественного

развития как «достижения наибольшего счастья для наибольшего числа людей» (И. Бентам).

В то же время, среди деятелей Просвещения были и те, кто скептически относился к возможностям

рационального общественного устройства. Мыслители этого лагеря указывали на все новые и новые

противоречия, которые возникают в процессе развития цивилизации. Богатство одних не ведет к

уничтожению бедности и нищеты других. Опираясь на те же представления о рационализации

общественного устройства, Ж.-Ж. Руссо утверждал, что с развитием цивилизации общество утрачивает

здоровую естественность. Противопоставив разум интуитивному следованию законам природы,

человечество предпочло искусственные формы жизни. Приняв за исходное противоречие

исторического процесса конфликт между «естественным» состоянием («варварством») и

«цивилизацией», Руссо стал защитником и поэтом природной непосредственности

512

примитивного человека. В естественном состоянии первобытной дикости он находил исходную

гармонию человека с природным и божественным началом, тогда как цивилизация развенчивалась

им как искусственное создание человеческого Разума, отказавшегося от покровительства Бога и

согласия с Природой.

Руссо скептически относился к иллюзиям относительно перспектив преобразования человеческой

природы. Более того, именно новый этап развития общества, по его мнению, продемонстрировал

как никогда, что разум и просвещенность могут не только служить целям общественного блага.

Они способны стать орудием грабежа, безумной наживы и даже источником нравственного

развращения немногих предприимчивых индивидуумов, возвысившихся над остальной массой

трудящихся.

Идеи Руссо были вызовом благодушным чаяниям Просвещения и обозначили тот

аспект проблемы, который игнорировался большинством рационалистов.

Выступая критиком современной ему искусственной цивилизации, Руссо, по существу, выступал

против культуры, обличая в ней стремление к излишней роскоши и господство формальных норм,

сковывающих естественные устремления личности. Выступая, подобно другим просветителям,

против традиции, Руссо в отличие от них искал идеал общественного устройства не впереди, в

будущем, а позади — в доисторическом состоянии человека. В первобытной архаике он видел

утраченный «золотой век» человечества, когда люди «жили свободно, здоровые и счастливые»

Руссо идеализировал первобытность и так называемого «естественного человека», предлагая

видеть в нем образец добродетели. Его педагогический роман «Эмиль, или О воспитании» (1762)

это гимн здоровому образу жизни, воспитанию на природе, натуральности отношений человека и

окружающей его среды — общественной и природной. Руссо заявил о том, что все завоевания

цивилизации не стоят того, что человечество утратило, лишившись своего естественного со-

стояния.

В руссоизме читателю, воспитанному на христианских ценностях, прежде всего импонировал

онтологизм его теоретических построений, постоянная направленность мысли на поиск

подлинной реальности. Концепция философа строится на системе противопоставлений

(оппозиций), обусловленных разделением в реальности ее подлинных (сущностных) и случайных

проявлений. Онтологический подход отличает и отношение Руссо к обществу, в котором он

выделяет две противостоящие реалии: подлинную — человеческую (антропологическую) и

вторичную, ложную — общественное начало. В силу своей «естественной природы» человек добр,

источником зол в его жизни выступает несправедливо

513

устроенное общество. Общество окружает человека сплошной стеной условностей и «мнимостей»,

формирует в нем дурные наклонности и т. д.

«В основе системы Руссо лежит противопоставление естественного и не-(противо-)естественного.

Основная оппозиция „человек (естественное) — общество (противоестественное)" распадается на

ряд частных противопоставлений. Естественное приравнивается реальному, сущему, ощутимому,

а противоестественное — мнимому, кажущемуся, выдуманному. К первым относится все, что

свойственно человеку биологически, что составляет его потребности на необитаемом острове или

что дано ему при появлении из чрева матери. Естественно присущее человеку приравнивается

присущему отдельному человеку, а умозрительная изоляция становится главным средством

отделения „естественного" от „неестественного": Эмилю нужно ремесло, которое пригодилось бы

Робинзону на его острове»

. Это обычный для руссоизма критерий нужности. Естественным

оказывается, прежде всего, от природы присущее человеку. Это и истолковывается как реальное в

противоположении различным «мнимостям» — чинам, деньгам, гербам.

Противопоставление естественного неестественному переходило у Руссо в противопоставление

человека обществу. Антитезой человеческой «самобытности» в обществе выступало

«отчуждение».

Общественное бытие, отчуждая от вещей, явлений, людей их признаки и функции, превращает их

из целостных единиц в социальные знаки. Среди первопричин таких знаков и своего рода пер-

вознаком для Руссо является собственность. Именно она превращается в источник социальных и

классовых различий-«отчужде-ний», делает одного человека рабом, другого — хозяином. Руссо —

враг знаков: они порождают обман и уводят человека из мира сущностей в мир фикций,

постепенно превращая в знак и его самого: «Знаки заставляют пренебрегать вещами, <...> из денег

родились все химеры мнения».

Частной собственности у Руссо противостоит неразделенное

фамильное владение, делающее каждого члена семьи равноправным участником семейного

богатства.

Человек, втянутый в действие «социального механизма», теряет целостность. Став звеном

знаковых отношений, он «наращивает» свою индивидуальность. Но это расширение своего «я» не

увеличивает, а уменьшает его — входя в сложную систему, человек становится дробью. Его

отношения с окружающими людьми и обществом формализуются, обрастают внешними

ритуально-знаковыми признаками. Таким образом, в социуме человек теряет свое внутреннее,

естественное начало и самостоятельность, утрачивает свободу.

514

Задача просвещенного индивидуума — возвращение утраченной им «самобытности», обретение

свободы; это и есть движение к истине.

«Поскольку движение к истине мыслилось как освобождение сущности вещей и отношений от лживых

наслоений, появляется новый критерий достоинства человека, литературного произведения,

социального института — искренность. А сама эта искренность мыслится именно как освобождение

сущности от социальных отношений. Анализ человеческой души — это последовательное очищение ее

от общественных предрассудков, национально-исторических привычек, очищение интуитивной

эмоциональной (искренней) жизни от рациональных (социально обусловленных) наслоений; вплоть до

очищения человеческой речи от слов, которые, представляя собой отчуждение, в равной мере могут

служить и правде и лжи — следовательно, в социальном мире служат лжи».

Движение за возврат

общества к «подлинному» языку станет важной вехой и в развитии российской общественной мысли.

Искренность объявлялась тем качеством, через которое осуществляется «истинная» связь между

людьми. Установление подлинных отношений, возвращение к «золотому веку» и есть задача будущего.

Но она не означает для Руссо возврата к естественному состоянию «дикости» и «отдельности».

Общество будущего — это не собрание пустынножителей, а принципиально новый тип социального

устройства, в котором свободные граждане будут творить отношения, основанные на искренности.

На смену обществу-механизму (деспотическому, раздробленному государству) придет общество-

организм, общество-семья — идеальное договорное государство, объединяющее свободных и равных.

Новое органичное общество — то, в котором человек будет ощущать себя «гражданином» в родном

«отечестве». Основу отношений людей будет составлять искренность взаимного влечения — т. е.

истинные отношения свободных людей.

Именно это единое, лишенное социальных различий и иерархического соподчинения сообщество

просветители именовали народом. Народ, то есть естественно нарождающееся человечество,

объединяющее знатного барона и простолюдина, противопоставлялось обществу-государству — плоду

«искусственных» властных отношений. Эта установка была исходной посылкой для последующей

критики крепостного права и обоснования необходимости его отмены.

У Руссо же эта исходная посылка приобретала характер основополагающего тезиса для дальнейших

социально-утопических построений. Сложности политической конструкции современного ему

515

государства Руссо предпочитает простоту общества-семьи. Отсюда — идея народности, ненависть к

аристократизму (включая нападки на неестественную салонную речь) как следствию излишней

усложненности социальной структуры (иерархии).

С критикой взглядов Руссо выступали многие деятели Просвещения — Вольтер, Дидро, Гельвеции.

Они обвиняли женевского философа в антиисторизме и человеконенавистничестве. С другой стороны,

ему пришлось выдержать критику религиозно-клерикальных и традиционалистских слоев

образованного общества, выступивших в защиту религии и культуры против идеализации первобытной

«дикости». Но авторитет ни тех, ни других не мог воспрепятствовать все нараставшей популярности

идей Руссо среди широких слоев общества. В его позиции содержалась та внутренняя правда, которую

инстинктивно чувствовал каждый средний человек, повседневно сталкивающийся с порочностью

общественных нравов и лживостью официальных церковных учреждений, испытывающий постоянный

дефицит естественных отношений и чувств в мире, которым правят власть и деньги.

Просвещение на русской почве

Русское Просвещение в полемике с западными мыслителями развивало свои идеи. Для русского

образованного общества, созданного преобразованиями Петра и воспитанного в европейской

рационалистической традиции, именно в полемике с идеями Руссо начиналось становление

национальной просветительской мысли. Слишком суровым и дорогим был для России XVIII в.

исторический опыт, слишком высока была цена, которую заплатило русское общество за то немногое,

чего достигла Российская цивилизация на путях модернизации. Находясь в непосредственном

соседстве с экономически превосходящими странами, ей приходилось не столько задумываться о

возврате к естественному состоянию, сколько уповать на просвещение своих сограждан.

«Господин Руссо думает... — писал, например, Д.И. Фонвизин, — что полезнее было б для

человеческого рода, чтоб не знать ему наук и жить бы натурально, с которым мнением и я согласен в

рассуждении того, что по истории видно, что до коих пор народы были простее, то до тех пор были они

добродетельнее и потому благополучнее, и думаю, что неблагополучие человеческого рода произошло

от вскушения запрещенного плода, т. е. от явственного познания, что есть добро, и что худо; но

следовать сему мнению тогда было хорошо, когда еще весь род человеческий был в нату-

ральной простоте, а в нынешнем состоянии ученого света, нежели б какой народ вздумал не

учиться, то другие ученые народы в краткое время и с великим аппетитом его скушают; и тогда-то

уж он от сих просвещенных волков бессумненно убежден будет о вредности своей простоты в

нынешние мудреные и развращенные времена».

А.П. Сумароков, В.И. Татищев, Н.И. Новиков и другие русские просветители также

полемизировали с Руссо. Но в их возражениях непременно просматривалась апелляция к

собственным национальным проблемам. Новиков, например, увидел за расхождениями взглядов

Руссо и его противников проблему взаимоотношений города и деревни. «Хотя руссоисты и

воспевают примитивную жизнь первобытных людей, — писал Новиков, — но сами предпочитают

жить в городах и пользоваться достижениями и благами современной цивилизации».

Проникновение просветительских идей на русскую почву исторически совпало с отстаиванием

дворянством своих прав и свобод и обретением вольностей в период царствования Екатерины II.

Поэтому едва ли не основной проблемой, привлекшей внимание русских просветителей, были

гражданские свободы и права личности, включая право собственности. Причем все эти аспекты

рассматривались в нерасторжимом комплексе: личность связывалась с просвещенностью и

нравственностью, а нравственность формировалась через обретение навыка обращения с

собственностью. Я.П. Козельский в своих «Философических предложениях...» (1778) писал: «Хотя

господин Руссо доказывает, что человеческий род в прошествии многих веков отступил вовсе от

натурального своего состояния, полезнейшего для него, навык собственности имения и через то

познал правость и неправость, добро и худо, выдумал много излишних нужд и чрез то научился

взаимной зависимости и поверг себя многим несчастиям; но теперь уже то натуральное его

благополучие невозвратно, и в нынешнем состоянии вселенныя все опыты утверждают, что к

достижению благополучия нет ближе и приличнее средств, как прямая добродетель и прямой

разум; но как обеих сих качеств точное познание зависит от учения, то для того здесь от него и

начать должно».

По мнению П. Потемкина, именно развитие науки и искусства «единственно способно доказать

человеку премудрость Божию». Являясь одним из благ цивилизации, они служат той же цели, что

и закон: просвещают общество и возвышают человеческую личность, «научают нас всякому благу,

открывают нам способы к доб-родеяниям».

517

Отвергая мировоззренческую позицию Руссо, русские просветители во многом отталкивались от

его противопоставления «естественности» и «цивилизованности». Так, Д.И. Фонвизин при ха-

рактеристике личности разделял в человеке животное и человеческое начало. Из-за

принадлежности к «животному роду» у человека всегда существует опасность так никогда и не

преодолеть животного состояния или вернуться в него при отрицании культуры, собственно, и

делающей человека человеком. «Все то создание, которое имеет душу живу, называется животное.

Следовательно, человек и скот под сие название подходят. Но если человек называется в добром