Будагов Р.А. История слов в истории общества

Подождите немного. Документ загружается.

141

Процессы дифференциации в лексике

рождение тоже выдвигало человека)

. И хотя существительные с

характерным суффиксом -

ismus и его вариантами не во всех язы-

ках оказались одинаково употребительными, в самом процессе

распространения этих слов было много общего.

Итак, понятие человечность стало передаваться в европейских

языках не только старым словом

humanitas, но и сравнительно

новым словом

humanismus. Вместе с тем в самом humanitas в ев-

ропейских языках значения, «человечество» и «человечность» ста-

ли различаться. Лишь в особых случаях они могут вновь сбли-

жаться. Ср., например, название широко известной газеты

коммунистической партии Франции «

l’Humanité», где оба значе-

ния взаимодействуют. Но подобное сближение проходит уже на

другом, исторически более высоком семантическом уровне: здесь

уже не наблюдается смешение, а именно взаимодействие значе-

ний в сложной смысловой структуре слова. Этой же органично-

стью двух основных значений слова объясняется и приветствие

защитников французской Коммуны 1871 г., с которым они обра-

щались друг к другу:

vive l’humanité («да здравствует человече-

ство, человечность»)

XVIII столетии встретились два слова, семантическая исто-

рия которых до сих пор протекала разрозненно. Имеется в виду

humanitas во всех его национальных языковых разновидностях и

persona. Еще в период Возрождения persona, как отмечалось, оз-

начало «человека» лишь в физическом смысле. Но и

humanitas

истолковывалось тогда чаще всего в антропологическом аспекте.

Лишь постепенно в семантике обоих слов усиливается «челове-

ческое начало» не в биологическом, а в социальном смысле:

persona («человек как индивидуальность»), humanitas («человече-

ство» в собирательном смысле и «человечность»). Собирательное

значение

humanitas, которое было неизвестно ни античности, ни

средним векам, ни Возрождению, особенно важно. Оно форми-

руется в XVIII в., хотя отдельные, еще эпизодические случаи та-

кого осмысления слова были известны и в предшествующем веке.

Все это подготавливает условия для нового семантического

противопоставления:

humanitas («человечество» в собирательном

Термины Возрождение и гуманизм часто отождествляются. Между тем вто-

рой из них относится к первому как частное к общему. Несколько иначе см. в

кн.: Гуковский М.А. Итальянское Возрождение. Ч. 1. Л., 1947. С. 331, и в старой,

но полезной монографии: Корелин М. Ранний итальянский гуманизм и его исто-

риография. 2-е изд. СПб., 1914 (особенно т. 1, гл. «Историографический об-

зор»).

См.: Dubois J. Le vocabulaire politique et social en France de 1862 à 1872.

Paris, 1962. P. 71.

142

Глава четвертая

смысле) и persona («человек как индивидуальность», т.е. как «лич-

ность»). Общее (человечество) и отдельное (личность). Что же из

этого следовало? Прежде чем вернуться к этому вопросу, обра-

тим еще внимание на материал русского языка.

О словах личность и гуманность в русском языке уже писали

но все же многие вопросы их семантики и их соотносительности

остаются спорными. Достаточно сказать, что некоторые иссле-

дователи считают, что значение личности в русском языке

XVIII в.

не имеет ничего общего со значением этого же слова в 30–40-х

годах следующего столетия

. Между тем личность в своем се-

мантическом развитии сохраняет преемственность на протяже-

нии трех веков (

XVIII–XX), хотя сама эта преемственность была

сложной и противоречивой. Не вполне ясным остается и другой

вопрос: отношение русского слова личность к европейским

persona, humanitas и др. Наконец, нуждается в освещении и свя-

зи личности и гуманности в разные исторические эпохи.

Как показывают материалы, собранные Ю.С. Сорокиным и

В.В. Веселитским, слово личность имело в

XVIII в. лишь два зна-

чения: «1) колкий отзыв, оскорбление, 2) все, связанное с ли-

цом». Второе значение встречалось сравнительно редко. Что же

касается первого, то вплоть до середины

XIX в. оно фиксирова-

лось в словарях русского языка как единственно возможное, но

подавалось в разных градациях. Академический словарь 1847 г.

так определяет личность: «1) отношение одного лица к другому.

Никакая личность не должна быть терпима в службе; 2) колкий

отзыв на чей-либо счет, оскорбление. Не должно употреблять

личности».

В этих осмыслениях с отрицательной окраской личность бы-

тует у Пушкина и Гоголя, Белинского и Герцена. Позднее такая

См.: Виноградов В.В. Из истории слова личность в русском языке до сере-

дины XIX века // Доклады и сообщения филологического факультета МГУ. Вып. 1.

1946. С. 10–12; Веселитский В.В. Развитие отвлеченной лексики в русском лите-

ратурном языке первой трети

XIX века. М., 1964. С. 117–119. Подробнее см.:

Сорокин Ю.С. Развитие словарного состава русского литературного языка. М.,

1965. С. 90–92, 201–205. См. также: Шанский Н.М. К истории некоторых слов на

-ость // Ученые записки Рязанского пед. ин-та. 1949. № 8. С. 150–155; Бельчи-

ков Ю.А. Из истории слова гуманность // Сборник статей по языкознанию. М.:

Изд-во МГУ, 1958. С. 54–66;

Fogarasi M. Beiträge zur Geschichte der Internationalen

Bildungssuffixe des Russischen. Budapest, 1965. S. 41–42.

См.: Сорокин Ю.С. Цит. соч. С. 201.

143

Процессы дифференциации в лексике

семантика личности постепенно становится архаичной, но даже

во второй половине минувшего века она была еще достаточно

распространена. Напомним сначала Пушкина:

«Иная брань конечно неприличность,

Нельзя писать: такой-то де старик,

Козел в очках, плюгавый клеветник,

И зол, и подл: все это будет личность».

Гораздо позднее у Льва Толстого в «Войне и мире»: «Чем дольше

они (прения. — Р.Б.) продолжались, тем большие разгорались

споры, доходившие до криков и личностей»

Несмотря на широкое распространение подобного значения

личности на протяжении

XVIII и первой половины XIX столетия

(вплоть до 70-х годов), это же слово уже со времен Радищева и

Карамзина начинает почти одновременно получать и другое ос-

мысление — «все, связанное с лицом». «Ведаешь ли, от чего за-

висит твоя особенность, твоя личность, что ты есть ты?» (Ради-

щев А.Н. О человеке, о его смертности и бессмертии). «Чувство

бытия, личность, душа — все сие существует только потому, что

вне нас существует» (Карамзин Н.И. Письма русского путешествен-

ника)

. Именно это еще весьма неопределенное значение («все,

связанное с лицом») постепенно становится основой для нового

этапа в семантическом развитии слова: личность как индивиду-

альность, личность в ее «особых проявлениях».

Этот семантический переход, ретроспективно кажущийся та-

ким простым, по существу определялся сложнейшим процессом

дифференциации понятия о лице и понятия о личности. Личность —

это не только лицо, но лицо в своих индивидуальных особеннос-

тях. Подобная семантическая дифференциация между словами не

могла произойти до тех пор, пока философская мысль эпохи не

выработала понятия о «личности как индивидуальности».

О сложности отмеченного процесса свидетельствуют следую-

щие факты: на протяжении почти всей первой половины про-

шлого века личность встречается чаще всего не в свободном, а в

зависимом положении: личность кого, чья личность (например,

личность Шекспира, его личность предстала перед нами и пр.).

Вместе с тем «особые свойства личности» не сразу истолковыва-

ются как свойства индивидуальные. У Белинского еще встреча-

ется словосочетание личность народа, а у Герцена — Русь как

Оба примера взяты из Словаря современного русского литературного язы-

ка. Т. 6. С. 296.

Веселитский В.В. Цит. соч. С. 118.

144

Глава четвертая

политическая личность

. Следовательно, дифференциация лицо —

личность не сразу находит опору в индивидуальности. Все это

лишний раз убеждает в сложности отмеченной оппозиции. Чет-

кость чисто лексического разграничения лицо — личность не могла

реализоваться без столь же четкого понятийного разграничения:

лицо (человек вообще) и личность (человек-индивидуальность).

Взаимодействие лексического процесса с процессом понятийным

не подлежит здесь никакому сомнению.

В этом плане можно утверждать, что новое значение личности

(человек-индивидуальность), выступившее на первый план к 60-м

годам

XIX века, подготавливалось постепенно с того момента, когда

это же слово стало обозначать «все, связанное с лицом» (уже у

Радищева, Карамзина и других писателей). Хотя семантический

скачок здесь впоследствии и произошел, он не может свести на

нет преемственность разных значений, обрисованную ранее.

Что же касается существительного лицо, то его старая полисе-

мия («лицо — передняя часть головы человека»; Срезневский И.И.

Материалы,

II, с. 30–31) и более позднее значение («лицо — че-

ловек») к середине

XIX века помогли ускорить процесс диффе-

ренциации: чем больше понятие индивидуальность закреплялось

за словом личность, тем реже с этой же семантикой стало высту-

пать лицо. Его старое осмысление («передняя часть головы —

vultus») укрепилось как его же центральное значение. Все специ-

фически индивидуальное отошло прежде всего к личности и ста-

ло более слабым светом отражаться в слове лицо (например, «со-

хранить свое лицо в искусстве»).

Описанный процесс начал протекать более интенсивно в 40–

60-х годах

XIX столетия, когда рядом с личностью встало возник-

шее под пером Белинского в 1841 г. слово гуманность (в статье

«Стихотворения М. Лермонтова»). Дополнительно к материалам,

приведенным в книге Ю.С. Сорокина, вспомним еще одно разъяс-

нение Белинского. В одной из своих последних статей великий

критик писал: «Здесь оно (слово гуманность. — Р.Б.) берется в

противоположность слову животный. Когда человек поступает с

людьми, как следует поступать с своими ближними, братьями по

естеству, он поступает гуманно. Гуманность есть человеколюбие,

но развитое сознанием и образованием»

Существительное гуманность сразу же получило распростра-

нение среди передовых мыслителей и писателей уже в 40–50-е

См.: Сорокин Ю.С. Цит. соч. С. 203–204.

Белинский В.Г. Полн. собр. соч. / Под ред. С.А. Венгерова. Т. 3. С. 810. (Кур-

сив автора.)

145

Процессы дифференциации в лексике

годы. Вслед за Белинским у Герцена: «... люди полные снисходи-

тельности и гуманности», «... из видов гуманности и благости сер-

дечной» и т.д.

То истолкование гуманности, которое дал этому

слову Белинский, становится позднее господствующим сначала

у передовых писателей, а затем и в языке вообще. Даль в первом

издании своего словаря (1863) отмечает и гуманный и гуманность.

И если второе слово толкуется кратко («человечность»), то пер-

вое разъясняется более подробно («свойственный человеку ис-

тинно просвещенному»). В этом лексикологическом коммента-

рии уже нетрудно увидеть воздействие передовой мысли 40-х

годов: гуманность не только «человеколюбие», но «человеколю-

бие», как бы усиленное «сознанием и образованием». Вместе с

тем гуманность сочетается с человеком в его лучших свойствах и

противопоставляется понятию животное. В этом плане слово гу-

манность воздействовало на слово личность, как и, наоборот: новое

значение личности ускоряло движение гуманности по пути уси-

ления его «человеколюбивых свойств».

Внешне личность и гуманность были мало похожи друг на друга.

Одно слово — русское, другое — иноземное. Но семантически

они «встретились» в середине

XIX столетия.

Особенно своеобразно сложилась смысловая судьба личности.

Как и европейское

persona, личность не сразу приобрела новое

значение. В этом отношении в их семантической истории обнару-

живается много общего: «личностное» значение личности выросло

из значения «неличностного». Но далее начинаются расхождения.

Европейское

persona одновременно рано специализировалось как

грамматический термин, между тем как русское слово личность

передало эту функцию другой лексеме — лицу. Поэтому если ев-

ропейское

persona как термин грамматики является омонимом

по отношению к

persona в его общем значении, то в русском

этого не произошло: дифференциация лицо — личность помогла

решить этот вопрос иначе.

Хотя личность в значении «индивидуальность в наше время

кажется уже не связанной с личностью в значении «все, связан-

ное с лицом», исторически эта связь была столь же несомненна в

русском языке, как и в языках европейских. В русской культуре

предшествующих веков постепенно зрели условия для нового

понимания человека и человечности

. Не было еще только «точ-

ных слов» для выражения этих понятий. Но, как уже отмечалось,

Герцен А.И. Полн. собр. соч. и писем / Под ред. М.К. Лемке. Т. IX. С. 18 и 77.

См. об этом: Алексеев М.П. Явления гуманизма в литературе и публицисти-

ке древней Руси (

XVI–XVII века). М., 1958.

146

Глава четвертая

понятия до известного времени могут передаваться и описатель-

но. Дальнейший же успех в развитии самих понятий сначала при-

вел к созданию соответствующих слов, а позднее определил пе-

релом в их семантике.

Теперь вернемся к вопросу, поставленному в конце третьего

раздела настоящей главы: как развивались понятия общего и от-

дельного применительно к человеку и с помощью каких слов, в

первую очередь, эти понятия выражались в европейских языках?

В свое время К. Маркс писал, что «сущность человека не есть

абстракт, присущий отдельному индивиду. В своей действитель-

ности она есть совокупность всех общественных отношений»

Как показал недавно, в частности, И. Кон, эта формула Маркса

не означает, что каждый из нас представляет собой всю совокуп-

ность общественных отношений, вбирает в себя общество в це-

лом. Принадлежность человека к обществу всегда опосредству-

ется его же принадлежностью к той или иной социальной группе

или профессиональному коллективу, которые сами выступают

как часть общества

. К тому же отмеченная зависимость была

исторически весьма подвижной. В древние эпохи отдельный че-

ловек менее выделялся из целого общества, чем позднее, в пери-

од Возрождения, в

XVII, XVIII и XIX вв. Об этом писал и К. Маркс

в своей книге «К критике политической экономии». По-своему

все это подтверждает и история слов личность и гуманность на

протяжении столетий.

Появление крупных индивидуальностей (мыслителей, писа-

телей, художников и пр.) в определенную эпоху еще не означает,

что они оцениваются как «неповторимые личности» теоретичес-

кой мыслью этой же эпохи. Между тем философ, даже такого

масштаба как Гегель, был готов провести здесь знак равенства.

Обнаружив в Древней Греции «виртуозов искусства, поэзии, на-

уки», он считал их «неповторимыми индивидуальностями»

. Сама

же античность подобного истолкования выдающихся людей еще

не знала. История лексики лишний раз убеждает нас в этом.

Европейское слово

persona развивалось неравномерно и про-

тиворечиво. С одной стороны, оно шло по пути «облагоражива-

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 3. С. 3.

См.: Кон И.С. Социология личности. М., 1967.

Гегель. Соч. Т. IX. М., 1932. С. 139. Гораздо позднее начали различать инди-

видуальные и личностные свойства человека, характеризующие его как личность

(Рубинштейн С.Л. Бытие и сознание. М., 1957. С. 309).

147

Процессы дифференциации в лексике

ния»: маска актера > человек — человек в его достоинстве > лич-

ность (как «индивидуальность»). С другой — по пути «уничиже-

ния»: человек > какой-то человек > некто > никто > отрицание (в

грамматике). Конечно, в современных европейских языках эти

два центральных значения (общее и грамматическое) стали в конце

концов омонимами (persona в грамматике — термин). Но проти-

воречивость исторического движения некогда единого слова ин-

тересна и поучительна.

Любопытно, что семантическое прошлое слова

persona не про-

шло бесследно и для многих современных языков. Так, напри-

мер, в итальянском

persona — это и «личность», и «сложение

тела человека, его фигура». Поэтому

persona bella — всего лишь

«красивая фигура»,

a piccolo di persona — «человек маленького

роста». Так прошлое эхом отражается в современном состоянии

лексики

История таких слов, как личность и гуманность, неразрывно

связана с историей становления самих понятий о личности и гу-

манности.

Н.И. Конрад безусловно прав, когда с ростом «гуманистичес-

кого начала» в обществе (разного в разные эпохи и у различных

народов) связывает прогресс и процветание самого общества

Ср. аналогию с современным испанским humanidad: «человечность» (свой-

ства души) и «дородность» (свойства тела). Русское личность в просторечии мо-

жет означать только лицо (часть тела человека). См., например, в рассказе А. Че-

хова «В бане»: «Глаза у Катавасова красные, личность бледная, словно с перепугу,

весь дрожит». Немецкое

Person в определенных словосочетаниях — роль: er hat

seine

Person gut gespielt («он хорошо сыграл свою роль»).

См.: Конрад Н.И. Запад и Восток. М., 1966. С. 466–512.

ÃËÀÂÀ ÏßÒÀß

×ÅËÎÂÅÊ

È ÅÃÎ ÄÀÐÎÂÀÍÈß

(òàëàíò,

ãåíèé)

В наше время слова талант и гений

представляются соотносительными в са-

мых разнообразных языках. Гений — как

бы высшая ступень таланта. В Толко-

вом словаре русского языка, под редак-

цией Д.Н. Ушакова, в частности, читаем:

«Гений: 1) высшая творческая способ-

ность в научной или художественной де-

ятельности, 2) человек, обладающий

подобной способностью». «Талант:

1) дарование, одаренность, выдающие-

ся природные способности, 2) одарен-

ный человек». В европейских языках по-

добное соотношение между словами

талант и гений стало складываться лишь

XVIII и в начале XIX столетия. На про-

тяжении же многих веков интересующие

нас лексемы развивались своими путя-

ми. Только в определенную эпоху они

встретились и встали рядом друг с дру-

гом, одновременно сохранив отчетли-

вое различие. Как же это произошло?

История слов талант и гений во мно-

гом различна. Первое из них некогда

имело предметное значение («мера

веса»), тогда как второе гораздо раньше

стало относиться к сфере духовной

жизни человека. Не менее существен-

но и другое несходство: в истории су-

ществительного талант роль его ин-

дивидуальных осмыслений в тех или

иных философских направлениях была

второстепенной; в истории же слова ге-

ний эта роль была первостепенной. Она

не могла не отразиться и на значении

слова гений в разные эпохи его упот-

ребления. Наконец, еще одно расхож-

дение: начав с предметного значения,

слово талант гораздо быстрее «дошло»

до современного осмысления («дарова-

149

Глава пятая. Человек и его дарования (талант, гений)

ние», «одаренность»), чем гений, хотя, казалось бы, у этого пос-

леднего слова путь семантического движения был короче (уже в

самой ранней поре гений бытует в сфере духовной жизни челове-

ка), нежели у второго (с самого начала талант — только «мера

веса»). Но обратимся сначала к слову талант.

В своем развитии семантика talentum прошла пять основных

этапов:

1) мера веса, равная примерно 25–27 килограммам (у разных

народов неодинаковая);

2) вес золота, тяжесть золота, а затем золото, богатство;

3) воля, желание, стремление;

4) способность осуществить желание;

5) способность, дарование

Между этими основными этапами имелось немало промежу-

точных звеньев. В разных языках движение от одного звена к

другому проходило неодновременно. Одни языки сохранили за

существительным талант лишь последнее значение (способность,

дарование), тогда как в других до сих пор можно обнаружить

следы предшествующих семантических напластований.

Переход от первого («мера веса») ко второму («золото, богат-

ство») значению совершился еще в античных языках — в грече-

ском и латинском. Уже в поздней латыни, например в

VI в. у

Кассиодора,

talentum иногда обозначало «деньги», «богатство»

(

Souter. Later Latin, 412). Позднее, в латинских текстах средних

веков, зарегистрированы редкие случаи употребления этого сло-

ва в смысле «способности». В

XII столетии, например, у Абеляра:

illa litteralis scientiae talenta (Bloch et Wartburg. Dict. étymol. 592)

(«известные способности к словесным наукам»).

Переход от первого значения («мера веса») ко второму («вес

золота, золото, богатство») не вызывает особых затруднений. Для

большинства европейских языков первые два значения таланта

теперь являются уже чисто историческими. Они могут встретиться

лишь в старых текстах. Начиная же с третьего семантического

этапа («воля, желание, стремление») проблема осложняется. Та-

лант порывает с понятиями золота и богатства и вступает в

новую понятийную сферу, в которой желание через звено осуще-

ствление желания тяготеет к дарованию: лицо, способное осуще-

ствить свое желание, наделяется известной способностью, кото-

рая в определенных условиях выступает как признак дарования.

См.: Lerch E. Talent, Eine Wort-und Kulturgeschichtliche Studie // Die Neueren

Sprachen. N 41. 1933. S. 410–419.

150

Глава пятая

В семантике таланта произошел качественный сдвиг,

подготовленный предшествующей историей слова.

Переход от второго («золото, богатство») к третьему («воля,

желание») и четвертому («способность осуществить желание»)

значениям обычно связывают с евангельской притчей о трех слу-

гах, которым их господин подарил таланы (золотые монеты).

Двое из слуг удачно воспользовались подношением (сумели

потратить свои таланы и при этом обнаружили сноровку, спо-

собности, чуть ли не дарование), тогда как третий зарыл свой та-

лан в землю, не захотел показать, на что он способен. В этой

притче существительное талан начинает «играть» разными свои-

ми значениями, «накопившимися» исторически: 1) золотые мо-

неты, 2) обнаруживать или не обнаруживать способности (даро-

вания), 3) удачно воспользоваться полученными деньгами и пр.

На основе рассказанной притчи во многих языках мира возник-

ло относительно устойчивое выражение: русское зарыть свой

талант (или таланты) в землю, аналогично французское

enfouir

son

talent, английское bury one’s talent, румынское a-ºi îngropa

talentul

и т.д.

В свое время между итальянскими филологами Довидио и

Асколи разгорелся спор о том, насколько упомянутая притча могла

повлиять на смысловую историю существительного талант

Возражение против признания подобного влияния сводилось к

тому, что в отдельных языках, в частности в ирландском, talentum

получило значение способность уже в VII—VIII вв., тогда как в

большинстве западноевропейских языков аналогичное осмысле-

ние слова закрепляется лишь в эпоху Возрождения. Разрыв во

времени, исчисляемый многими столетиями, заставляет предпо-

ложить, что семантическое развитие в языках, непосредственно

не родственных, было не столько взаимообусловленным, сколь-

ко параллельным. Притча все же, по-видимому, повлияла на смыс-

ловое развитие таланта: в свое время она была достаточно попу-

лярна, и в ней действительно причудливо сплелись разные

семантические звенья слова, выступившие в функции катализа-

торов его же последующего движения.

Хотя пять этапов, которые прошла лексема талант, были во

многом общими для разных языков, в системе каждого языка

обнаруживались, однако, и свои силы, задерживавшие или, на-

оборот, ускорявшие ход ее смыслового становления.

См.: Archivio glottologico italiano. Roma—Tarino, 1879. Vo l . VI. P. 30–36.