Будагов Р.А. История слов в истории общества

Подождите немного. Документ загружается.

Слова и понятия

цивилизация. К этой закономерности примыкает пя-

тая: схождение и расхождение смысловых ареалов как

основа внутреннего развития слов. Слова, относящи-

еся к духовной сфере, обозначают понятия с нечет-

кими границами. Философы, писатели, социологи,

пользующиеся этими словами, нередко вкладывают в

них различное содержание. См., например тонкий

анализ понимания слова гений у Канта. Парные тер-

мины то синонимизируются, то расходятся, что спо-

собствует шлифовке семантики этих слов, в чем про-

является нередко поступательное развитие мысли. См.

прекрасно проанализированная история пар: приро-

да — натура, талант — гений и др.

В этой «борьбе» проявляется свойственная мно-

гим изучаемым словам тенденция к терминообразо-

ванию. Ограничение плана содержания слова, вклю-

чение его означаемого в систему понятий, освоение

его определенной теорией приводит к тому, что сло-

во становится термином. Это наглядно показано на

примере слов романтика и романтический.

Проблема «история слов в истории общества» ста-

вит весьма сложные задачи. В книге Р.А. Будагова речь

идет не об отдельной стране, но о Европе в целом.

Поэтому выявляется прежде всего общее, свойствен-

ное словам разных языков: фр.

art, нем. Kunst, рус.

искусство, имеющие разную этимологию, ближе друг

к другу в их современных основных значениях, неже-

ли фр.

art и лат. ars. Но при этом Р.А. Будагов систе-

матически отмечает различия между словами искус-

ство и

art, драма и drame, личность и personne и т.д.

Это постоянное внимание к соотношению между об-

щим и особенным — сильная сторона книги.

Книга представляет двоякий интерес: методологи-

ческий и познавательный. Выведение общих законо-

мерностей, свойственных историческому развитию

слов «культурного слоя» делает важным вклад в мето-

дологию историко-семасиологических исследований.

Но книга эта интересна и в познавательном отноше-

нии. Перед читателем проходит — отраженная в маги-

ческом кристалле слов — панорама духовной жизни

Европы от античности до наших дней. Сквозь эволю-

цию значений слов автор показывает различие древ-

него и современного миросозерцания, формирование

Слова и понятия

понятий, с которыми связываются слова, играющие

важную роль в семантической системе современных

европейских языков. Исследование Р.А. Будагова по-

казывает, что большинство из этих слов-понятий при-

обрело новое значение в

XVIII веке, который пред-

стает как эпоха становления многих ключевых

элементов современной системы идей. Это была эпо-

ха Просвещения и Промышленной революции.

Чем дальше эволюционирует семантика, тем ста-

новится яснее, что ее проблемы не могут быть разре-

шены вне отношений «язык — действительность»,

«язык — история», «язык — общество», «язык — куль-

тура» Книга Р.А. Будагова будет способствовать раз-

витию плодотворных историко-семасиологических ис-

следований и утверждению взгляда на язык как на

культурно-историческое явление.

В.Г. Гак

ÏÐÅÄÈÑËÎÂÈÅ

ÀÂÒÎÐÀ

Замечательный русский филолог

А.А. Шахматов считал, что при изуче-

нии любого языка перед исследовате-

лем возникает двойная система

отношений: от форм (в самом ши-

роком смысле) к значениям и от значе-

ний к способам их выражения в языке.

Сам Шахматов не только декларировал

эти общие принципы, но и блестяще де-

монстрировал их на практике, в «Син-

таксисе русского языка». По такому же

пути исследования шел у нас еще рань-

ше и А.А. Потебня — другой выдающий-

ся представитель отечественной фило-

логии.

Думается, что положение Шахмато-

ва о двойной системе соответствий в

языке сохраняет свою силу и в наши

дни, что особенно существенно для

лексики и семантики. Поэтому слово

и понятие в их сложных и нередко про-

тиворечивых взаимоотношениях долж-

ны быть в центре лексико-семантиче-

ских разысканий, особенно когда речь

идет о таких «книжных» словах, имею-

щих длительную историю, которые ана-

лизируются в предлагаемой читателю

работе.

Еще В. Гумбольдт говорил, что по-

нятие не может «освободиться от сло-

ва» в такой же степени, в какой чело-

век — «скинуть черты своего лица».

Позднее, уже в 20-х годах

XX столетия,

Ф. Брюно, публикуя свою книгу «Мысль

и язык», предвидел упреки в «идеоло-

гизме». Автору писали: «Вы изучаете

мысли людей, а не их язык». Брюно

резонно парировал, отмечая, что чело-

веческие мысли и чувства интересуют

лингвиста в той мере, в какой они име-

ют определенные формы и типы выра-

жения в самом языке. Французский уче-

ный подходил в целом к той же системе

«двойных соответствий», которая до

него разрабатывалась у нас Потебней и

Шахматовым (называю здесь лишь самые блистатель-

ные имена).

Лексический материал любого языка весьма свое-

образен. Он труднее поддается системному изучению,

чем материал морфологии, фонетики или синтакси-

са. Выбор «оппозиционной пары слов» в лексике в

известной степени условен по причине «открытости»

и постоянной подвижности ее системы.

Нужно иметь в виду и другое. Оппозиции в лекси-

ке и семантике почти всегда взаимопроницаемы, тог-

да как логические оппозиции обычно стремятся к

более «жесткому» противопоставлению. Поэтому и

формальная непротиворечивость теоретического по-

строения не может быть идеалом всякого познания, в

особенности в тех областях науки, которые имеют дело

с противоречивыми тенденциями движения самого

изучаемого объекта. Это необходимо особо подчерк-

нуть, так как в некоторых направлениях современ-

ной лингвистики принцип непротиворечивости по-

строения признается чуть ли не главным достоинством

любого исследования. При этом в угоду «непротиво-

речивой системе» нередко грубо искажается сам ма-

териал, подлежащий всестороннему научному обсле-

дованию.

Изучение «книжных» слов широкого обще-

ственного диапазона весьма сложно по при-

чине самой широты этого диапазона. Поясним ска-

занное. История таких слов, как личность, юмор или

романтический, невольно вызывает у читателя жела-

ние узнать, что думал по поводу этих слов и выража-

емых ими понятий тот или иной крупный писатель

или ученый, общественный деятель или просто «зна-

комый человек». Цель лингвистического исследова-

ния заключается, однако, не в этом. Культурно-исто-

рические факты и персональные оценки привлекаются

лишь в той мере, в какой они оказываются необходи-

мыми для понимания этапов исторического станов-

ления слова и его современного функционирования.

Все остальное неизбежно остается за пределами лин-

гвистического анализа. В противном случае языкоз-

нание превратилось бы в «науку слов», что, естествен-

но, невозможно и против чего справедливо выступали

все выдающиеся филологи.

Предисловие автора

Но трудность самой проблемы «границ слова» от

этого не уменьшается. «Книжные» или «культурные»

слова обычно никогда не останавливаются в своем

семантическом развитии. Прилагательное романти-

ческий, казалось бы «окончательно» определившееся

к середине

XIX столетия, продолжает приобретать но-

вые оттенки и в наше время, в особенности в инди-

видуальном употреблении. Лингвист, однако, не мо-

жет «угнаться» за подобными индивидуальными

колебаниями. Он, естественно, стремится определить

общие линии формирования значения или зна-

чений слова.

В свое время Гоголь, характеризуя язык Пушкина,

заметил, что «в каждом слове поэта бездна простран-

ства». Это замечание Гоголя, полное глубокого смыс-

ла, можно отнести и к самому русскому литературно-

му языку, «обработанному» его великими мастерами.

То же следует сказать и о литературных языках, на

которых писали Шекспир и Диккенс, Рабле и Баль-

зак, Гёте и Шиллер, Данте и Сервантес, как и другие

художники слова мировой литературы. Каждый об-

щенародный язык, побывав «в руках» писателей тако-

го масштаба, сам становился средством тончайшего

выражения мыслей и чувств, средством всесторонней

и многообразной коммуникации. Показать по мере

возможности и хотя бы частично подобную «бездну

пространства» в лексике ряда языков — одна из за-

дач предлагаемых читателю очерков.

Скажем несколько слов и о «Приложениях» к книге.

Если в основных ее главах речь идет об истории слов

в широкой системе лексики разных языков, то в «При-

ложениях» делается попытка проследить жизнь от-

дельных слов 1) в одном языке на межъязыковом фоне

в определенных социально-исторических условиях;

2) в еще более ограниченном языковом простран-

стве — в сочинениях больших писателей. Это суще-

ственно и интересно, в особенности в связи с той

относительной состоятельностью «опорных слов»,

которая подробно анализируется в первой главе пред-

лагаемой читателю книги. Что же касается обзора

«Словаря иноязычных выражений и слов», то сама

историческая судьба этих «выражений и слов» на-

столько переплелась с судьбой многих национальных

европейских языков, что изучение второй не может

не напоминать о первой.

Материал книги собирался на протяжении ряда лет.

Здесь прежде всего — разнообразные сочинения рус-

ских и европейских писателей, ученых и философов.

Широко использованы и различные словари, специ-

альные монографии, статьи, посвященные истории

слов и истории понятий. В дальнейшем изложении

значение, смысл, семантика употребля-

ются как абсолютные синонимы. Полностью сино-

нимизированы слово и лексема, чтобы избежать

утомительного повторения одних и тех же наимено-

ваний.

Книга освещает новые вопросы и дает новый ма-

териал по курсу общего языкознания. Имеются в виду

прежде всего те важнейшие разделы этого курса, ко-

торые в современной программе «Общего языкозна-

ния» формулируются так: «Язык и общество. Язык

как форма выражения общественной деятельности че-

ловека. Социальные функции языка»

Р.А. Будагов (1971)

Курсив во всех примерах, кроме особо оговоренных, принад-

лежит автору.

Предисловие автора

Когда в первой половине XIX в. язы-

кознание превратилось в самостоятель-

ную науку, ученые не сомневались в

том, что именно слово является ос-

новной единицей, основной категори-

ей языка. Об этом писали многие лин-

гвисты, в том числе и один из первых

историков науки о языке Теодор Бен-

фей

. Прошло примерно пятьдесят лет,

и положение резко изменилось. В на-

чале нашего столетия Соссюр взял под

сомнение реальность слова и пред-

ложил искать единицы (категории)

языка за пределами слова

. С тех пор

на все лады утверждается, что сло-

в о — это фикция. Единицами (кате-

гориями) языка стали выступать фоне-

ма, морфема, контекст, конструкция,

синтагма, синтаксическое целое и т.д.

Сомневаться в реальности слова ста-

ло модным увлечением, которое, увы,

продолжается уже в течение ряда де-

сятилетий.

Создалось странное положение.

Практически лингвисты продолжали

заниматься словами. Достаточно на-

помнить, что во всем мире составля-

лись и составляются разнообразные

толковые и другие словари различных

языков, в которых слова обычно рас-

полагаются в алфавитном порядке и

рассматриваются как вполне реальные

единицы данного языка. Теоретически

же многие ученые стремились доказать,

что слова как таковые в языке не

существуют, поэтому и в науке им не

следует уделять серьезного внимания.

Что же произошло? Трудности оп-

ределения слова привели к тому, что

См.: Benfey Th. Geschichte der Sprachwissen-

schaft und orientalischen Philologie in Deutschland.

München, 1869. S.8.

См.: Соссюр Ф. де. Курс общей лингвисти-

ки: Рус. пер. М., 1933. С. 148.

ÃËÀÂÀ ÏÅÐÂÀß

ÑËÎÂÀ,

ÂÅÙÈ,

ÏÎÍßÒÈß,

ÎÒÍÎØÅÍÈß

Глава первая

от слова вообще стали отказываться

. Между тем такой метод

в принципе надо признать несостоятельным. Границы слова не

всегда и не на всех языках очерчены ясно. Это бесспорно. Но

сам по себе подобный факт может означать лишь одно: необхо-

димость новых исследований, посвященных сложным пробле-

мам слова, причем не только границам, отделяющим слова друг

от друга, но и природе слова, его значению, его удельному весу в

системе языка и т.д. В высшей степени важным продолжает ос-

таваться и вопрос о том, как следует понимать соотношение от-

дельного слова и системы слов, иначе — вопрос о самостоятель-

ности отдельных слов при современном понимании системного

характера всех уровней языка, всех его звеньев.

Чего только не предпринимали ученые, чтобы снять проблему

слова. Особенно участились попытки «освободить» слово от его

значения. появились всевозможные опыты чисто формального

определения слова. Вновь принялись обвинять значение: оно,

дескать, мешает строго научному пониманию слова. Но сколь-

ко ни «освобождали» слово от его значения, ничего не получи-

лось. И это понятно. Как общее правило, слово неотделимо от

его значения. Поэтому старания дать дефиницию слову без учета

его значения приводило к тому, что определялось собственно не

слово, а какая-то выдуманная, искусственная единица, не суще-

ствующая в естественных языках мира. Наука же требовала уста-

новления не воображаемых единиц (категорий) языка, а тех, ко-

торые реально бытуют в языках мира. Научное же понимание

слова должно основываться —

conditio sine qua non (непременное

условие) — на единстве его смысловых и формальных призна-

ков. Исключение первых или вторых неминуемо приводит к ис-

кажению всей проблемы, к ошибочной ее постановке.

Однако отвлеченная декларация единства смысловых и фор-

мальных признаков слова сама по себе может остаться лишь

декларацией, если она не превратится в эффективный метод изу-

чения лексики языков. На пути такого превращения исследова-

теля ожидают различные трудности.

Даже те ученые, которые в общих чертах понимают важность

семантики, обычно обращают внимание на то, что не все слова

имеют значения. Называют служебные части речи. Больше того,

берут под сомнение и многие самостоятельные части речи, смысл

которых вырисовывается лишь в определенном контексте, вне

Общие вопросы лексики освещены в кн.: Будагов Р.А. Введение в науку о

языке. 3-е изд. М., 2003; Будагов Р.А. В защиту слова // Хрестоматия: в 3-х ч. Ч.

Теория и практика. М., 2001. С. 120–134.

Слова, вещи, понятия, отношения

которого подобные слова представляются неясными. Ссылаются

иногда и на поэтов, например на Лермонтова:

«Есть речи — значенье

Темно иль ничтожно!

Но им без волненья

Внимать невозможно».

Подобные строки нисколько не опровергают, однако, прин-

ципа единства смысловых и формальных признаков слова. Весь

вопрос в том, к

áк понимать подобное единство. Уже следующее

четверостишие того же стихотворения уточняет всю ситуацию:

«Как полны их звуки

Безумством желанья!

В них слезы разлуки,

В них трепет свиданья».

Речь, следовательно, идет не о том, что подобные слова вооб-

ще лишены какого бы то ни было значения, а о своеобразии их

значений: слова могут воздействовать и своим звучанием, и оп-

ределенной сочетаемостью. В известных случаях звуки слов в

состоянии вызывать те или иные ассоциации, вполне семанти-

чески весомые, хотя и лишенные четких логических контуров.

Отсюда и слезы разлуки, и трепет свиданья. Все это вполне зна-

чимые ситуации. Но самое главное другое: даже «темные слова»

у большого художника всегда связаны не только со звуками по-

добных слов, но и с общим творческим замыслом писателя. Без

такой связи не может существовать никакое подлинно художе-

ственное произведение. Как только «темные», или «бессмыслен-

ные», слова вдвигаются в систему художественного целого (произ-

ведения), они наделяются определенной функцией и

тем самым перестают быть «темными», или «бессмысленными»

Если даже не согласиться с предложенной интерпретацией

данных строк Лермонтова, бесспорным остается другое: поэт счи-

тал, что асемантичность отдельных слов вызывается определен-

ной жизненной ситуацией, определенным переживанием, состо-

янием «души человека». Следовательно, аналогичные случаи

должны рассматриваться как бы на фоне обычных, нормальных

соотношений, при которых каждое слово неразлучно со сво-

им — тем или иным — значением. Лермонтовская ситуация —

это поэтическая ситуация, которая и изображается самим

поэтом как особая, индивидуальная.

См. об этом же в статье В. Ермилова, включенной в сборник «Возможное и

невозможное в кибернетике» (М., 1964. С. 88–95).

Глава первая

Можно утверждать, что разнообразные случаи, казалось бы,

«бессмысленного» употребления слов должны анализироваться с

учетом обычного, осмысленного их функционирования. И это

понятно, если не забывать аксиому, согласно которой язык (а

следовательно, и слов

á) дан человеку для того, чтобы служить

средством общения и выражения мыслей и чувств. Все осталь-

ные функции языка — сами по себе интересные — являются про-

изводными от этой основной, бесспорно, центральной его функ-

ции. Поэтому современные попытки некоторых зарубежных

интерпретаторов «сценической бессмыслицы» (ср. пьесы Ионес-

ко, Беккета, Олби и др.) представить дело так, будто бы и в по-

вседневной жизни «бессмысленные» слова встречаются чаще, чем

слова осмысленные, должны быть признаны совершенно несос-

тоятельными.

Лингвисты середины

XX в. сравнительно мало занимались

историей так называемых культурных слов. Создавалось впе-

чатление, что все они хорошо известны. Действительно, по-на-

стоящему образованные люди знают, какова этимология таких,

например, слов, как философия или литература, революция или

реакция, характер или темперамент, поэзия или проза, матема-

тика или кибернетика. Но знание одной только этимологии по-

чти ничего еще не объясняет в их истории. Нужна подлинная

история этих слов не только в системе разных языков, но и в

культуре народов — носителей языков. В этом плане перечис-

ленные слова, как и десятки других, только начинают исследо-

ваться.

Гораздо более повезло словам семантически менее значитель-

ным и словам «экзотическим». Обычно лингвисты любят зани-

маться редкими и диалектными словами. Подобные штудии сами

по себе необходимы и полезны для понимания путей пополне-

ния лексики языка в ее взаимоотношениях с лексикой диалек-

тов. Однако для истории не только языка, но и более широко —

для истории языка в его связях с культурой — особый интерес

представляют такие слова, которые как бы сами именуют разно-

образные явления культуры.

В Европе охотно исследовали и исследуют различные назва-

ния, например сокол и самка сокола, причем разыскания такого

рода нередко превращаются в целые монографии

, между тем

как специальных книг по истории ранее перечисленных слов,

так и других аналогичных лексем, до сих пор не появлялось. Боль-

ше повезло словам типа культура и цивилизация, личность и гу-

См., напр.: Evans D. Lanier. Histoire d’un mot. Paris, 1967.