Будагов Р.А. История слов в истории общества

Подождите немного. Документ загружается.

101

Воздействие науки, техники и искусства на лексику иностранных языков

Забегая несколько вперед, отметим, что из всех слов, так или

иначе (прямо или косвенно) относящихся к науке в русском языке,

одной из самых старых была сама лексема наука

. Она встреча-

ется на протяжении многих веков. Постепенно рядом с ней выс-

траиваются новые слова, образующие сложные семантические

отношения с наукой. Не говоря здесь о видовых разновидностях

науки (например, арифметики, астрономии или филологии), от-

метим лишь те слова, которые тоже претендовали на роль родо-

вых обозначений в сфере человеческого знания. Оппозиция на-

ука и искусство (при всей их связи) могла сформироваться лишь

в конце

XVIII столетия, так как смысловая история искусства

оказалась, как мы имели возможность убедиться, сложной и мно-

гоступенчатой.

Едва только установилась оппозиция наука — искусство, в нее

стали вклиниваться другие слова, в частности такие, как техни-

ка. Лексема техника могла относиться и к науке и к искусству.

Все это сразу же осложнило оппозицию наука — искусство, едва

только она стала формироваться. В русском языке многие слова

этой группы были интернациональными, поэтому они развива-

лись сходным с другими языками путем (сходным, но не тожде-

ственным!). В тех же случаях, когда «культурные слова» возника-

ли из национальных лексических ресурсов, они нередко выбирали

специфическую дорогу семантического становления.

Теперь следует вернуться к вопросу о том, как сложилась оп-

позиция слов наука — искусство и ее различные частные разно-

видности.

Вопрос этот тем более сложен, что история слов здесь орга-

нически переплетается с историей понятий. Проблема разгра-

ничения слов-понятий в этой области возникает лишь в опре-

деленную эпоху. Уже известно, что на протяжении длительного

времени ремесло, художества и позднее техника передавались

одним и тем же словом

art. Проблема разграничения в этой

разные исторические эпохи: от perpetuum mobile до компьютера. Из кн.: Браги-

на А.А. Неологизмы в русском языке. М., 1973. С. 153–159). Описанный ряд слу-

жил Рубену Александровичу Будагову отсылочным материалом, что и стало при-

чиной его публикации в этой книге [А.Б.].

Срезневский И.И. Материалы для Словаря древне-русского языка по пись-

менным памятникам. СПб., 1902. Т. 2. С. 344.

102

Глава вторая

сфере предстает и как проблема разграничения понятий, и как

проблема дифференциации уже существующих и вновь возни-

кающих слов. Она оказывается комплексной, а поэтому осо-

бенно сложной.

В 1955 г. в Англии проходил 6-й Международный конгресс

«Ассоциации новых языков и литератур», специально посвящен-

ный теме «Художественная литература и наука»

. Центральный

доклад на конгрессе назывался «Отношения между наукой и ху-

дожественной литературой». Его автор Г. Дингл защищал тезис,

согласно которому существует извечный конфликт между вос-

приятием писателя и миропониманием ученого.

Для доказательства Дингл ссылался на свидетельства поэта

Джона Китса и прозаика Эдгара По. Первый считал, что поэт

может и не знать, как устроено мироздание. Важно другое: ху-

дожник обязан уметь по-своему видеть окружающее, по-своему

понимать внутренний мир человека. Если подобные видение и

понимание будут расходиться с показаниями науки, то от этого

проиграет только наука. К аналогичным суждениям был близок

и Э. По. По мнению докладчика, показаний нескольких писате-

лей вполне достаточно для обоснования тезиса о взаимной неза-

висимости и даже антагонистичности науки и художественного

творчества вообще

Как это ни странно, на конгрессе выступило немало ученых с

защитой такой односторонней и весьма наивной доктрины. Один

из них даже напомнил предание: английская королева Виктория

была очарована сказкой Льюиса Кэрролла «Алиса в стране чу-

дес» (1865). Королева намекнула писателю, что следующую свою

книгу он должен посвятить ей. Но математик Чарлз Доджсон,

который выступал под псевдонимом Льюис Кэрролл, вслед за

«Алисой» опубликовал «Трактат о детерминантах» (1867). Эту

работу он не решился посвятить королеве: она бы, разумеется,

ничего в ней не поняла

По мнению Г. Темпла, рассказавшего об этом предании, су-

ществует постоянный антагонизм между наукой и искусством,

поэтому то, что интересует ученого, недоступно писателю, мир

которого, в свою очередь оказывается далеким от мира ученого.

Темпл как бы не замечает, что даже случай с Льюисом Кэррол-

Материалы конгресса опубликованы в сборнике: Literature and Science.

Oxford, 1955.

См.: там же. С. 10.

См.: там же. С. 15.

103

Воздействие науки, техники и искусства на лексику иностранных языков

лом опровергает эту незамысловатую легенду: одно и то же лицо

выступает и в роли сочинителя «Алисы», и в роли автора «Трак-

тата о детерминантах». Само существование художественной ли-

тературы из области научной фантастики говорит, в частности, о

возможном сближении между наукой и искусством.

Но дело, конечно, не в отдельных примерах и не только в

научной фантастике. На том же конгрессе прозвучали и другие

речи. Нашлись филологи, которые стали вспоминать писателей,

близких к научному творчеству: Бальзака, Флобера, Золя. Эти

авторы не проводили резких граней между наукой и искусством

и любили подчеркивать строго научные основы своего творче-

ства. Список подобных писателей можно было бы легко увели-

чить. Следовательно, и среди самих представителей искусства (в

самом широком смысле) можно обнаружить две полярные точки

зрения: одним наука и искусство представляются несовместимы-

ми, другим — тесно связанными. Бытуют, разумеется, и «проме-

жуточные» концепции, но в сущности они тяготеют к одному из

двух только что упомянутых истолкований.

Нужно, однако, заметить, что за последние двадцать лет в раз-

ных странах мира, в том числе и у нас, гораздо чаще проходили

совсем иные конгрессы и симпозиумы, в которых предлагался и

защищался только один тезис: близость науки и искусства. Боль-

ше того, отдельные ученые даже усматривали тождество целей

науки и искусства, единство всех их устремлений. Подобные кон-

грессы и конференции, симпозиумы и совещания обычно про-

водились под девизом изучения «семиотических систем», сбли-

жающих науку и искусство.

Наметилась другая опасность, не менее реальная, чем первая.

Если одностороннее противопоставление науки и искусства гро-

зит свести на нет познавательную функцию искусства, одну из

важнейших его функций, то отождествление науки и искусства

приводит к стиранию граней между различными типами и фор-

мами познания, между мыслительными и художественными «зап-

росами» людей. Обе эти доктрины обедняют внутренний мир

человека

Между тем великие мыслители и писатели XIX–XX вв. чаще

всего стремились показать, что сближает науку и искусство и что

составляет специфику каждой из этих областей.

О разной интерпретации этого важного вопроса у разных авторов см. в сб.:

Возможное и невозможное в кибернетике. М., 1964; Содружество наук и тайны

творчества. М.; Л., 1968.

104

Глава вторая

Уже Гегель прекрасно понимал эту проблему. Много сделав, в

особенности в своих «Лекциях по эстетике», для разработки тео-

рии искусства, он вместе с тем подчеркивал: «...искусство полу-

чает свое подлинное подтверждение... в науке»

. Взаимодействие

искусства и науки ярко истолковывали Белинский, Чернышев-

ский, Плеханов. Герцен, хорошо понимая близость науки и ис-

кусства, вместе с тем тонко разграничивал их сферы и их мето-

ды. В 1859 г. в письме к двадцатилетнему сыну, упрекая его в

недостаточном интересе к художественной литературе, он заме-

тил: «Гете и Шекспир равняются целому университету. Чтением

человек переживает века, не так, как в науке, где он берет после-

дний очищенный труд, а как попутчик, вместе шагая и сбиваясь

с дороги»

Подлинное искусство, взаимодействуя с наукой, всегда оста-

ется самим собой, т.е. искусством. Своеобразие искусства — в

единстве его познавательной и эстетической функций, в особых

формах восприятия и осмысления действительности, в особом

соотношении чувственного и логического познания.

Контакты искусства и науки сложились исторически. Поэто-

му без истории самого понятия об искусстве, как и самого поня-

тия о науке (

resp. и техники), невозможно разобраться в подоб-

ных контактах. История слов приходит здесь на помощь истории

понятий, подобно тому как формирование понятий дает возмож-

ность проследить историю их выражения в языке.

Искусство постепенно отделялось от науки. Соответствующая

лексическая дифференциация стала складываться и в европей-

ских языках. Поэтому, если в средние века, в эпоху Возрождения

и позднее, вплоть до

XIX столетия, ars (artis), kunst и другие сло-

ва могли обозначать и науку и искусство, то за последние два

века наметились новые отношения. Установилось не только по-

нятийное, но и словесное разграничение явлений,

ранее выступавших недостаточно расчлененно. Сама дифферен-

циация слов, в разных языках обозначавших искусство и науку,

все время осложнялась, по мере того как в бинарное противопо-

ставление двух понятий и двух слов вторгались новые понятия и

новые слова, на некоторые из которых здесь было обращено вни-

мание (техника, машина, фабрика и др.).

Отмеченное противопоставление (наука — искусство) бинар-

ным оставалось главным образом в абстрактном плане. В конк-

Гегель. Соч. Т. XII. М., 1938. С. 14.

Герцен А.И. Полн. собр. соч.: В 30-ти т. Т. 26. М., 1962. С. 276.

105

Воздействие науки, техники и искусства на лексику иностранных языков

ретном же развитии понятий и их названий в разных языках би-

нарная оппозиция превращалась в многоплановые перекрестные

противопоставления, обусловленные сложной системой понятий

и их наименований. Перекрестные же противопоставления слов,

обычно именуемых «книжными» или «культурными», — резуль-

тат перекрестных противопоставлений самих понятий.

ÃËÀÂÀ ÒÐÅÒÜß

ÏÐÈÐÎÄÀ È ÊÓËÜÒÓÐÀ

Â ÈÑÒÎÐÈÈ ÎÁÙÅÑÒÂÀ

(ïðèðîäà,

íàòóðà,

êóëüòóðà,

öèâèëèçàöèÿ)

Слово культура теперь уже не так ча-

сто связывается со словом природа (на-

тура)

. Между тем в процессе своего воз-

никновения первое отталкивалось и

одновременно взаимодействовало со вто-

рым, хотя культура в европейских язы-

ках гораздо моложе натуры. Новое зна-

чение лексема культура получает лишь

XVIII столетии. К этому же времени

заново осмысляется и натура. Возника-

ют семантические контакты между сло-

вами, датировка которых относится к

совершенно различным эпохам.

Латинский источник культуры не

вызывает сомнений (

cultura к colere —

«возделывать», «обрабатывать»). В клас-

сической латыни это слово употребля-

лось еще редко и лишь в ограниченном

количестве сочетаний:

cultura agri («об-

работка земли»),

cultura animi («воспи-

тание души») (

Ernout et Meillet, Dict.

étym., 237). Переносные значения уси-

ливаются в вульгарной латыни, где

cultura уже не только «обработка», но и

«внимание к кому-нибудь», «почтение»

и даже «нравы» («нечто обработанное»,

«устоявшееся» —

Souter, Later Latin, 84).

Как показал в специальном иссле-

довании Нидерман, в европейских язы-

ках культура перестает означать «функ-

цию чего-то» и приобретает способность

«передавать что-то» лишь в

XVIII сто-

летии

. Потребовалось много столетий,

чтобы завершился, казалось бы, очень

простой семантический переход: от

«возделывания чего-то» к «возделыва-

В дальнейшем существительное натура, бы-

тующее в европейских языках, рассматривается

как эквивалент русского природа. Об особых ос-

мыслениях натуры будет сказано дальше.

См.: Niedermann J. Kultur. Werden und Wand-

lungen

des Begriffs und seiner Ersatzbegriffe von

Cicero bis Herder. Firenze, 1941. S. 167.

107

Глава третья. Природа и культура в истории общества

нию» (вообще), от «воспитания души» к «воспитанию», от «куль-

тивирования чего-то» к «культуре» в новом смысле этого слова,

бытующего в современных европейских языках.

Нидерман и некоторые другие ученые, собравшие ценный

материал по истории самого слова культура (и его синонима ци-

вилизация), недостаточно интересовались взаимоотношением слов

и понятий, языковым окружением, в котором формировались эти

слова. До сих пор не выяснено и другое: причины, задержавшие

на многие столетия переход семантики культуры от функции

«чего-то» к функции «что-то». Между тем подобный переход внеш-

не представляется простым и очевидным. Вопрос осложняется:

когда в

XVIII столетии лексема культура наконец получила воз-

можность функционировать в значении «что-то», у нее появляет-

ся конкурент в виде существительного цивилизация. Это последнее

слово сразу осмысляется как «что-то» («степень общественного

развития»), тогда как культура приближалась к аналогичному

значению на протяжении многих веков.

Семантическая трансформация столь медленно подготовляе-

мая в одном случае, совершается почти сразу в другом случае.

Потребность в новом понятии в

XVIII в. не только ускорила смыс-

ловое движение старого слова, но одновременно создала новое

слово. Вместе с тем возникла проблема: дифференциация лексем

(культуры и цивилизации), ставших рядом во многих языках мира.

Причины, определившие столь неравномерное становление

самих этих слов, оказались сложными. И в той мере, в какой

подобные причины были обусловлены уровнем развития обще-

ства и сознания людей разных исторических эпох, они требуют

анализа не только лексико-семантического, но и понятийного.

Покажем, почему один лексико-семантический анализ здесь не-

достаточен.

Э. Бенвенист, специально интересовавшийся датой появления

существительного цивилизация во французском языке (первая

регистрация — 1757 г, в английском — 1772 г.), стремился объяс-

нить причины столь позднего рождения слова, без которого, по-

видимому, трудно было обойтись и в предшествующие столетия.

Выявляя эти причины, автор подчеркивает: 1) редкость оконча-

ния на -

isation (civilisation) французских существительных до

1789 г.; 2) новизну самого понятия цивилизация в ту эпоху

. Дело

не только в том, что следует «перевернуть» последовательность

этих причин (новизна понятия имела решающее значение). Еще

См.: Benveniste E. Problèmes de linguistique générale. Paris, 1966. P. 340.

108

Глава третья

важнее другое: исследование общих условий зарождения поня-

тия, выраженного определенным словом или рядом слов. Бенве-

нист прибегает к компромиссному решению вопроса. Он ссыла-

ется на новизну понятия, но отодвигает этот аргумент на второй

план, ставит его в зависимость от степени распространения суф-

фикса -isation.

Каковы же основания, позволяющие считать, что новизна

понятия была основной причиной позднего появления лексемы

цивилизация в ряде европейских языков? Чтобы подобные осно-

вания стали очевидными, достаточно вспомнить: слово культура

(синоним цивилизации в наше время), не имевшее никаких труд-

ностей в суффиксальном окончании (-

ure), тоже получает новое

значение лишь в

XVIII столетии. Следовательно, проблема не

сводится к «трудностям окончания». К тому же суффикс -

isation

встречался у существительных и раньше, хотя широкое распрос-

транение получил действительно после революции 1789–1793 гг.

Морфологически совершенно разные слова (культура и цивили-

зация), возникшие в совсем несхожие времена, начинают семан-

тически соприкасаться в определенную эпоху (середина века

Просвещения). При этом, как было только что отмечено, культура

движется к новому значению на протяжении веков, а цивилиза-

ция почти сразу «выстраивается» рядом с первым словом, когда

оно получает новое значение. Все это показывает, что одного мор-

фологического и лексико-семантического анализа явно недоста-

точно. История слов переплетается здесь с историей понятий.

Вернемся к противопоставлению понятий натура (природа) и

культура. Сложность подобного противопоставления была обус-

ловлена тем, что для второго понятия в древние времена еще не

существовало никакого слова с обобщенным значением. Поэто-

му и понятие выступало в «рыхлом виде». Как отмечалось уже в

первой главе, слово, фиксируя понятие, обычно не проходит мимо

самого понятия, способствует его закреплению в языке и тем са-

мым уточняет его границы, намечает постоянную связь (в преде-

лах определенной эпохи) между означаемым и означающим. До

тех же пор, пока лексема культура передавала лишь функцию «чего-

то», она была не в состоянии справиться с подобной задачей.

Между тем уже Локк отмечал трудность разграничения врож-

денного и приобретенного (усвоенного, выученного). Ребенок

боится темноты: что это врожденное чувство или чувство, выз-

109

Природа и культура в истории общества

ванное, например, действием волшебных сказок, а следователь-

но, приобретенное? Новейшие исследования показывают, что

страх такого рода возникает у детей не раньше двухлетнего воз-

раста. Не все, что обнаруживается у человека «не сразу», являет-

ся результатом влияния культуры. Ребенок не сразу начинает

ходить, однако он выучивается ходить «от натуры», а не «от культу-

ры». Современный французский социолог Леви-Строс предлага-

ет такой критерий разграничения «природных» и «культурных»

привычек и свойств человека: к натуре он относит все то, что

имеет универсальное распространение и не зависит от привы-

чек, нравов, языка и прочих атрибутов отдельных народов (на-

пример, то же умение ходить). Все остальное — по способу от

противного — оказывается результатом завоевания культуры.

Натура — универсальна, культура — национальна

При всей внешней заманчивости подобного разграничения

натуры и культуры оно оказывается в некоторой степени повер-

хностным. По существу такая доктрина сводится к антропологи-

ческому принципу. В ней нет понимания социального детерми-

нирования самого антропологического принципа. Не говорим уже

о том, что и культура может обнаруживать универсальные тен-

денции, а натура — тенденции чисто национальные.

Рассмотренная концепция страдает еще одним недостатком:

противопоставляя культуру натуре, Леви-Строс акцентирует лишь

различия между этими понятиями, отодвигая на задний план

формы и виды взаимодействия между ними. Между тем свыше

ста лет тому назад Маркс и Энгельс показали, что, «действуя на

внешнюю природу, человек изменяет свою собственную приро-

ду». Плеханов считал, что в этих немногих словах «содержится

сущность всей исторической теории Маркса»

. Культура тоже

приобретается в процессе взаимодействия с природой. Подобное

отношение выступает как разновидность общего взаимодействия

природы и человека.

Но как могло возникнуть взаимодействие природы и культуры

в эпоху, когда еще не существовало второго слова в отмеченной

оппозиции?

См.: Lévi-Strauss C. Les structures élémentaires de la parenté. La Haye, 1967.

P. 3. Иначе освещается вопрос в коллективном сборнике «Природа и общество»

(М.: Наука, 1968), где имеется, в частности, раздел «Проблема отношения чело-

века и природы в философии» (с. 11–28). О словах природа и пейзаж см.: Купри-

янова Е.Н. Эстетика Л.Н. Толстого. М.; Л., 1966. С. 119–156.

Плеханов Г.В. К вопросу о развитии монистического взгляда на историю.

М., 1949. С. 132.

110

Глава третья

Проблема осложнялась и по другой причине. Не только культу-

ра, но и природа не сразу получили отвлеченное значение. И в

обоих случаях «вина» здесь падает на понятия. «Незрелость» соот-

ветствующих понятий препятствовала формированию слов, спо-

собных сохранять с ними более или менее строгую корреляцию.

Латинское существительное

natura («природа») медленно за-

воевывало отвлеченное философское значение. Оно долго семан-

тически ассоциировалось с глаголом

nasci («рождаться», «проис-

ходить»). Так, например, в пьесе Теренция «Адельфы» (125–126)

на замечания Демея, что «отцом надо уметь быть», Микион отве-

чает: «... по природе ты сам отец» (

natura tu illi pater es). По приро-

де, т.е. по рождению. Веским доказательством в пользу первона-

чально ограниченного значения слова природа может служить и

название знаменитой поэмы Лукреция «О природе вещей» (

rerum

natura).

Как предполагают исследователи, прибавление «вещей» к слову

природа было вызвано желанием Лукреция выразить более общее

значение всякой природы (природы вообще). Для этого философу

и поэту понадобилось сочетание из трех слов (

De rerum natura),

так как сама лексема природа (

natura) еще не привыкла переда-

вать то абстрактное понятие о природе, которое само еще не

вполне установилось

. Вместе с тем природа осмыслялась Лукре-

цием не только пассивно (как она есть), но и активно (в ее твор-

ческой силе). И хотя количественно лексема природа выступает в

поэме гораздо чаще в первом аспекте, она все же нередко полу-

чает и активное значение. Например:

«Rerum natura creatrix» (I, 629).

«Природа, творящая вещи» (созидающая природа). Хотя отме-

ченные два значения природы еще нечетко разграничены в по-

эме, сама возможность истолкования природы как творческой силы

характерна для Лукреция. Подобные семантические колебания

отразились и в названии поэмы, известной и в традиции «

rerum natura», и в традиции «De natura»

Несомненно, что природа в смысле творческой силы, способ-

ной «рождать», сближала само слово с его древним этимологи-

ческим значением (

natura к nasci — «рождаться», «происходить»).

См.: Fischer I. Le sens du titre De rerum natura // Mélanges linguistiques publiés

l’occasion du 8 Congrès international des linguistes à Oslo. Bucureºti, 1957. P. 17–22.

См.: Боровский Я.М. О термине natura у Лукреция // Ученые записки ЛГУ.

Серия филологических наук. Вып. 18. 1952. С. 223–232.